Случилось так, что этим летом я снова не поехал никуда, а отдыхал в своей род
ной Хмелёвке, где всё было с детства знакомо, и чувствовал себя просто превосходно.
Утрами купался в обском заливе, завтракал, потом заводил мотоцикл и на весь день уезжал в бор.
Там знал я все тропинки и дорожки, все болотца и ляги, все поляны и елани.
Так что моя хозяйка баба Аня, женщина строгая и боязливая, была за меня спокойна.
А вечером, вернувщись из леса, я сваливал всю свою добычу в приготовленные хозяйкой тазы и ванны с водой, ужинал и шел в деревню, посидеть с мужиками на лавочке возле чьёго-нибудь дома, поговорить за жизнь или политику.
Жаль, нет уж многих моих одноклассников.
Кто по болезни, кто по собственной дурости убрался в мир иной.
Кого поминали добрым словом, кого старались и вовсе не вспоминать.
Возвращался, как правило, поздно, влезал на сеновал и засыпал сном праведника.
И так день за днём уже вторую неделю.
И всё складывалось как нельзя лучше.
До конца отпуска оставалось не так уж много дней, и я постепенно уже готовился к отъезду.
Но в один из вечеров, вернувшись из очередной поездки в бор непривычно рано, Хозяйка подала мне бланк с приглашением на телефонный разговор с городом.
Придя на почту, я отметился, купил газету, сел в уголок и углубился в чтение.
Одна-ко, ожидание вызова что-то затянулось, и я поинтересовался у дежурной, нельзя ли поторопиться с выполнением заказа.
Дежурная подняла на меня взгляд, и я в нём буквально утонул.
Клиентов рядом не оказалось, и была приятная возможность познако-миться и разглядеть её внимательней.
Необычайно пушистые ресницы и волосы, серые широкие глаза, чуть курносый нос, ровные белые зубы, лицо и открытые руки цвета крепкого загара.
Голубое штапельное платье с довольно открытым для деревни выре-зом и голос.
Такой тихий и мелодичный, разговор быстрый и четкий, как у дикторши нашего радио Инны Чижевской.
Делает своё дело быстро, ловко, без суеты. Успевает отвечать на звонки, что-то писать, перебирать бумаги, листать справочник и слушать радио. По всему видно, что дело свое она хорошо знает и любит.
Наконец, мой разговор состоялся и был для меня не очень приятным. Вызывали на работу, Что-то там без меня не решается. И просили поторопиться.
Между прочим, из её разговоров я узнал, что зовут её Сашей, по отчеству Николаев-на.
Положив трубку, я счел наше знакомство состоявшимся и пригласил вечером на пирог с грибами.
Вообще-то я особо не надеялся на положительный ответ, пригласил так, вежливости ради, но она совсем неожиданно приняла моё приглашение.
Времени до вечера оставалось не так уж много, и я поспешил предупредить хозяйку.
Баба Аня, к моему удивлению, даже обрадовалась, и мы принялись за дело.
Я выбрал грибочки покрепче, а баба Аня занялась тестом. Дело у нас спорилось. И пока мы гото-вились к приёму гостьи, я кое-что успел узнать о ней.
Пригнали из стада коров.
Хозяйка подоила свою кормилицу, процедила молоко, доста-ла пирог из духовки, и стала накрывать стол.
Я усердно помогал ей.
Время летело быстро.
Стало темнеть, а гостьи нашей всё не было. Я уж стал сомневаться в искренности её обещания, но баба Аня заверила меня, сказав, что Саша уж если сказала, непременно придёт.
И правда. Взглянув в очередной раз в окно, я увидел идущую через луг к нашему дому женскую фигуру. В одной руке у неё была косынка, а в другой букетик полевых ромашек.
Я как-то не представлял себе своего поведения рядом с ней, но всё получилось очень даже просто.
Она поздоровалась с моей хозяйкой, подала ей цветы и запросто прошла в комнату. Стало совершенно ясно, что она здесь не первый раз.
Стол мы накрыли в саду под черёмухой.
Баба Аня поставила на стол красивую бутылку со своего завода. Напиток был сдобрен чем-то очень знакомым и приятным, по её рецепту.
Налили в гранёные стаканы.
- Ну, за что выпьем-то? - спросила баба Аня, поднимая свой стакан.
- За Вас, конечно, Анна Васильевна,- предложила Саша, и я её поддержал.
- Нет уж. Давайте-ка, раз уж так, выпьем лучше за вас,- ответила она и выразительно посмотрела сначала на Сашу, потом на меня. Я смутился, а Саша как-будто и не слышала.
Возражений не было, и мы дружно выпили.
Принялись за пирог.
Хвалили стряпуху и того, кто собирал грибы. И было за что.
Выпили по второй. Заговорили. Саша стала рассказывать, какой сегодня был сума-сшедший день. Мы слушали её внимательно. Особенно я. Мне нравился её голос. Да мне вообще всё в ней нравилось. И я старался не пропустить ни слова. 2
Потом пили чай с малиной.
За всё время нашего застолья баба Аня не проронила ни словечка, и Саша спросила её:
- Анна Васильевна, а чё это вы всё время молчите. Рассказали бы что-нибудь.
- А чё говорить-то? Я вот лучше на вас посмотрю. Счастливые вы. А нам-то бедным никакого счастья не было.
- Ну, а нам какое счастье. Как и всем, - ответила Саша.
- Как это какое? - не согласилась баба Аня.
- Вот вы захотели познакомиться и пожалуйста. Позвали друг друга в гости, попили, поели и дело в шляпе, как говорят. А нам-то разве так было. Я вот своего Яшеньку до самой свадьбы и не видела. Приехали сваты, сосватали, свадьбу на Покров назначили. Вот и всё. А на вечерки нас отец не пускал. Держал строго.
Свадьбу сыграли, месяц медовый провели, собрался мой Яшенька в город на заработки. Приехал через полгода. Не успела я на него наглядеться, а тут война проклятая. Наревелась до одури, думала умом тронусь, ведь уже тяжелая была. Да, видать, бог миловал. А к Ильину дню Генашу родила. Так и не видел мой Яшенька своего первенца.
Анна Васильевна замолчала, вытерла передником глаза, встала.
- Ладно, детки, пейте, кушайте, а я пойду лягу.Не буду вам мешать. Чёй- то мои гла-зоньки не смотрят.
- Да посидите еще снами, - попросил я её, но она отрицательно покачала головой. И я не стал настаивать.
-Сашенька, - вдруг вот так запросто обратился я к Саше, - а давайте выпьем еще, что-то мне очень понравился этот напиток.
- А что, давайте выпьем, - даже не ожидал, что согласится, думал, обидится за вольное обращение. А она вроде и незаметила ничего.
Я налил, и мы дружно выпили, приня-лись за вяленых чебаков.
- Сам наловил? - с какой-то хитрецой спросила Сашенька и посмотрела на меня.
- Сам ловил, сам вялил и вот теперь сам ем. Я вообще люблю всё делать сам.
- Ну-ну,- не поверила она и попросила рассказать что-нибудь из моей биографии. - Хотя, что вы можете рассказать. Да и не трудитесь особо. Я и так про вас всё знаю.
- Как? Откуда? - не понял я.
- Мне про вас Анна Васильевна часто рассказывала. Вы же к ней почти каждое лето приезжаете. А мы, как пенсию принесу, бывало, сядем с ней чай пить, так и засидимся допоздна. Так. что у нас было время и про вас поговорить. А про меня она вам разве ничего не рассказывала?
- Да нет,- слукавил я, - да у нас как-то и время особо не было. Я же всё время то на реке, то в бору. Приеду, поужинаем и на боковую. За день-то оба намаемся. Только до сеновала и сил хватает.
- Надо же, какой слабенький, а по виду не скажешь, - и как-то хитро так посмотрела на меня, мне даже неловко стало. Я переменил положение ног под столом и нечаянно задел её ногу. Оба замерли на момент.
Я наблюдал за её реакцией, но она даже виду не подала. Так и сидели молча и не шевелясь. Потом она вдруг порывисто встала, накинула на плечи косынку, обула туфли.
Что было делать, я пошел её проводить.
На лугу в этот час стало немножко свежо, и Сашенька зябко поёжилась. Я тут же накинул ей на плечи свою штормовку.
Некоторое время шли молча. Я не знал о чем начать разговор, а ей, наверное, не хотелось нарушать это молчание.
- А ты давно здесь живёшь? Что-то я раньше нигде не встречал.
- А где бы ты меня встретил, - мы как-то незаметно перешли на ты. - Я никуда не хожу после работы. А ты на почту тоже не заходишь, - вроде бы начинаем разговор. - А приехала я сюда, дай бог памяти, вот скоро будет уж пять лет.
А почему никуда не выходишь? Некуда, что ли?
-Да почему некуда. Просто я замужем была, а муж был не из тех, кто по клубам ходит.
- А сейчас он где? - спросил потому, что про мужа её я вообще ничего не знал.
- Муж-то? А разошлись.
- Что так?
- А так. Пить стал. От него от трезвого, бывало, слова не дождёшься, а выпьет так и вовсе. Да и не было у нас с ним ничего общего кроме кровати. И вышла за него тоже не от радости. Про любовь я уж вообще молчу. А времечко-то прижимало. Вон у ровни внуки уж скоро в школу пойдут. 3
- А может это и хорошо, что дитя не…
- Да это тоже как сказать. С одной стороны хорошо, а с другой не очень. Как без детей-то? Для кого жить? О ком заботиться? Не-е-т, дитёнок бы не помешал. Но вот как подумаю, что он бы вырос в отца, так и рада, что не случилось. Да и случиться-то было не с чего. Не просыхал. А ребёнку бы все пальцем показывали: вон твой отчишка шарашится.
- А он что, здесь сейчас?
- Здесь. А где ж ему быть. Да ты его наверняка знаешь. Юрка Серебров. Господи, да кто его не знает?
Да, Юрку я знал. Еще со старой деревни. Да и учились в одно время. Правда, он по-старше меня года на три. Так, значит, Юрка. Ну, всё понятно.
- И как же теперь? Всё одна? И давно?
- Да уж года три.
- И что же, больше никого не встретила?
- Да как тебе сказать. Попадались. Да всё какие-то не такие.
Конечно, принца ждать уже не имеет смысла, но и кого попало тоже не надо. Как и что ни говори, а каждая хочет человека, хоть и не красавца, но всё же по душе. А у нас тут выбор-то, сам видишь. Да и не наша инициатива в этом деле. Мы же не амазонки какие. А в других краях бывать не приходится. Да и к нам не часто кто заезжает, - посмотрела на меня. - Если не считать здесь присутствующих.- и засмеялась.
Я сделал вид, что не заметил камушек в свой огород.
- А если и заезжают. Так больше по борам да по речкам, - опять смотрит на меня.
Я понял намёк и ответил ей в тон:
- И всё же иногда умудряются пригласить на пирог с грибами.
- Да и даже решаются проводить до дома. Вот, к стати, уже и пришли.
Остановились у калитки. Я осмотрелся. Калитка показалась мне очень знакомой. И домик тоже. Да, раньше в нём жила бабушка Зина. Но она умерла, я точно знаю, лет десять назад. Мне и бывать здесь приходилось. Особенно в никольские да в крещенские морозы, когда в школу не ходили.
Ох, как давно это было… Домик заметно осел, кровля прогнулась по ко
ньку, окна стали ниже. Сашенька заметила это и спросила:
- Знакомые пенаты?
- Да, бывал я тут. Не один вечер мы с ребятами здесь провели.
Сашенька опять поёжилась и даже вздрогнула, когда я попытался неловко обнять её, чтобы согреть. Но и не возразила. Так и стояли, замерев, некоторое время. А оно шло.
Вдруг ни с того, ни с сего дунул порывисто ветер и начал капать дождь. И стало со-всем холодно. Надо было срочно прощаться.
- Чё мы стоим-то как бездомные,- спохватилась она - Идем в избу. Он, поди, скоро кончится. Чай, не осень.- и она решительно потянула меня за собой на крыльцо.
Вошли. Сашенька включила свет.
Я огляделся и не узнал комнату. Всё здесь говорило о хорошем вкусе хозяйки. Прямо напротив стены - полированный шкаф, в простенке - такой же стол, в переднем углу - телевизор. Вдоль глухой стены - диван-кровать, по обе стороны его - два кресла, слева от двери- трюмо. На кухне - две плиты, электрическая и газовая, холодильник, столик, две табуретки, умывальник и посудный шкаф, у двери - вешалка.
Ничего лишнего.
Я обошел всё это внимательным взглядом и остался доволен.
Сашенька усадила меня на диван, подала огромный старинный альбом с фотографиями. Я снял кеды, она унесла их к порогу. Села рядом, очень близко.
Стали рассматривать содержимое альбома. Я чувствовал её тёплое плечо и это волновало меня так. что плохо улавливал, что она мне говорит. А она, по - моему, поняла моё состояние и замолчала. Закрыла альбом и положила его на шкаф. Вернулась на диван и села опять так же близко. И мы надолго замолчали.
Дождь, между тем, не переставал. И я не знал, что мне делать. Попробовал её
обнять, но она тут же встала. Я понял свою промашку и тоже встал. Направился к двери.
- Как сойдешь с крыльца, там налево. На дождь не выходи, - сказала, а я долго размышлял, что она имела ввиду. А когда понял - меня разобрал смех.
- Ты чего? - не поняла она. И что было делать. Пришлось пояснить. 4
- Я просто покурить, - и достал из кармана пачку сигарет.
- Вот еще! Кури здесь. Чего не хватало - курить на холоде. Пусть хоть немного в избе мужиком попахнет.
Я с удовольствием закурил. Она что-то достала из шкафа.
- Знаешь, перед тем как к вам идти, я загадала: приглашать, конечно, не буду, ну, а если, - замолчала, прислушалась к шуму ветра за окном.- Надо же, не перестаёт,- кивнула в сторону окна. - Не выгонять же тебя под дождь.- Посмотрела на меня вопросительно. В руке она держала бутылку какого-то вина.
- А вот это совсем не обязательно,- я сделал протестующий жест.
- Ну. как знаешь,- она убрала бутылку обратно в шкаф. - Я думала, может, останешься…
Что я мог ответить.
Если встать сейчас и уйти - она всю ночь проплачет. И остался. Лёг в приготовленную постель и долго не мог успокоиться.
События этого дня были для меня настолько богатыми, что в голове не укладывались.
Считай, за один день, да даже только вечер, мы прошли такую дистанцию, на которую при удачном раскладе и месяца маловато.
Я лежал, смотрел в потолок и слушал, как хлюпает дождь за окном и чувствовал себя очень неловко.
.
Наконец, покончив со своими делами, она переоделась в потёмках и юркнула ко мне под одеяло.
Какая же она была горячая и неистовая! Какая искренняя в своих желаниях и намерениях! После этого мы бы должны были заснуть богатырским сном, но нам не спалось.
- Что же ты так вот всё время и жила одна. И никто к тебе не приходил?
Сашенька прижалась ко мне еще теснее и прошептало прямо в ухо:
- Приходил.
Я ожидал другого ответа и даже привстал. А она так рассмеялась, что мне стало не по себе.
- Слушай. Расскажу. Всё, как было, - она сбросила с себя одеяло, села, стала закручи-вать волосы в узел.
- Пришел один раз. Наш клубный баянист. Баба Зина еще жива была. Она всё время мне говорила, мол, чё затворницей-то сидишь. Просидишь молодость, а потом рада будешь любому, да никто не посмотрит.
Ну, вот пришел, значит. Баба Зина нас угостила чем могла, сама спать ушла в сени. Там и сейчас её кушетка стоит.
Ну. вот. А он еще с вечера под градусом был, ну, а тут еще добавил. Пока я туда-сюда, смотрю, а он уже спит.
Ну, я полежала, повздыхала, поворочалась - нет, спит! Ну, ладно, думаю, оставим это дело до утра. И тоже уснула.
Утром слышу, баба Зина подойником гремнула, значит, пошла коровушку доить.
А он проснулся, приподнялся так вот на постели и говорит так это тихонечко: успею или не успею.
Да успеешь, говорю. А он - прыг через меня и к холодильнику. Ага. Достал, вчера недопитую. Навалил её и прямо из горлышка - буль-буль. И обратно её, бутылку-то, в холодильник, и - ко мне. Да, не поверишь, и опять уснул.
А тут и баба Зина с молочком. Что ж, вставать надо!
- Сашенька рассмеялась от души. А мне стало как-то неловко.. Я крепко обнял её, она положила голову мне на плечо. И замолчала, о чем-то задумавшись.
А за окном, не переставая, лил дождь, шумели под ветром ветки черёмухи, а нам было тепло и уютно. Не хотелось думать, что завтра надо уезжать, что дорога раскисла, и до Каменки придётся шлёпать пешком с тяжелым рюкзаком.
- Ты спишь? - шепотом спросила и потёрлась носом об моё ухо.
- Нет. Думаю. - так же тихо ответил я.
- О чем?
- О том, что это наша первая и последняя ночь.
- Как? - она даже приподнялась на локте.
- Мне же завтра уезжать. Ты же слышала разговор с городом.
- Нет! Нет! Нет! - она обвила мою шею руками. - И еще раз нет! Я так долго
ждала тебя, и знала, что ты когда-нибудь придёшь. И ты пришёл. Я так быстро не
хочу с тобой расставаться.
Она замолчала, и я понял, что она плачет.
- Ладно. Завтра я еще не уеду. Пусть дорога просохнет. 5
- Правда!? - обрадовалась она. - Завтра у меня выходной. И мы весь день проведём его вместе! Хорошо?
- Хорошо, - согласился я, - а теперь давай спать. Скоро светать начнет.
- Нет уж! Сегодня я спать не хочу. Не каждый день у меня такой праздник. А я его просплю!
Мы еще долго говорили, в основном-то говорила она. А я отделывался отдельными междометиями.
И уже перед рассветом всё же заснули.
А день разгулялся как на заказ. От вчерашнего дождя остались только лужи, и солнце играло в них всеми цветами радуги. На небе ни облачка, но голубизна его как-то заметно побледнела. И это первая примета приближения осени. Да еще паутинки. И скворцы стаями летают. И кусты рябины заметно покраснели.
Что - то раньше ничего этого не замечал. Ишь ты! В лирику ударился. К чему бы это?
- Пойдём Анну Васильевну поправедаем,- предложила Сашенька.- Небось, потеряла тебя.
- Давай пойдём задней дорогой, а то сейчас все бабки рты пооткрывают.
- И пусть. Я не из боязливых. А на них смотреть, так и умрёшь в девках.
- Она уверенно взяла меня под руку, и мы пошли через всю деревню.
Встречные женщины останавливались, здоровались и подолгу смотрели нам вслед, загораживаясь ладонями от солнца.
А Сашенька шла гордо подняв голову, весело отвечала на приветствия и всё время чему-то улыбалась.
Прошли всю улицу, свернули через дол, где в зарослях черёмухи стоял домик моей хозяйки.
Анна Васильевна обрадовалась нашему приходу, заторопилась собирать на стол. Мы с удовольствием поели судачинной ухи, напились душистого чая и попрощались.
- Ночевать-то придёшь? - спросила на всякий случай баба Аня, но я только рукой помахал. Понимай как хочешь. Она, конечно, поняла и тоже помахала...
А в полях такая благодать!
Кое-где уже видны кровинки осин, листочки берез в колках начали желтеть, трава жёстко шуршит под ногами, во всём сквозит непередаваемая прелесть приближающегося бабьего лета.
И не хочется уходить от ярких ягод костяники, спелого шиповника, черной приторно- сладкой крушины.
Рубинами горят гроздья калины, по обочинам леса желтеют кусты колючей боярки. А в бор зайди, там попадают еще островки темно-вишнёвых бусинок брусники.
И стоит такая тишина… до звона в голове.
Сашенька резво летает от одного куста к другому. Там веточку сорвёт, там листок, там былинку - глядь, а у неё в руке уже формируется великолепный букет.
Выйдя на край поля, я сажусь на кучу пшеничной соломы, оставшейся после уборки и закуриваю. Сашенька устраивается около, привалившись к моим коленям, грызёт травинку и смотрит в палевую глубину бездонного неба. Молчим.
Над полями проносится черной сетью стая скворцов. Я внимательно слежу за ними и мне становится грустно. Вот завтра и я, как скворец, тоже улечу, а вот это существо останется здесь на всю долгую зиму.
- Скушно зимой в деревне? - спрашиваю, хотя знаю наверняка её ответ.
- А здесь и летом весёлого мало. Разве что дачников понаедет столько, что ни молока, ни хлеба в магазине не хватает. Вообще, после них как после мамая, особенно по берегу - сплошные бутылки да банки, да жуткие кострища. Столько этих дачников да дикарей развелось, что девчонкам, бедненьким, искупаться негде. Весь берег до самой Абрашиной - сплошные палатки да машины.
Зато зимой совсем другая картина: никого! По деревне идёшь - она как вымерла. Дорожки не прокопаны, многие избы вообще заколочены, ни дымка над крышей, только собаки лают.
Я когда пенсию разношу мне страшно ходить по улицам. А так тихо, конечно. Старики дома сидят, а молодёжь у кого-нибудь собирается.
-Так ведь клуб же есть. Я еще помогал его строить.
- Клуб-то есть. Но ты видел, в каком он состоянии. В нём же волков морозить. На крыше уже лебеда растёт. Пока бабка Бороздиха жива была молодёжь у неё собирлась. У неё хорошо. Тепло, музыка, телевизор. И для сугрева и поднятия тонуса всегда что-нибудь найдётся. Полный сервис.
Нанче ведь как: только соберутся - так сразу выпить надо, потом покурить. А музыка какая? Высоцкого на всю катушку врубят, он, бедный, надрывается до хрипоты, а они млеют. Кайф ловят. Вспомни, как в наше время было. Мы же как-то находили, чем заняться. Телевизоров не было. Кино только на выборы привозили. Радио, и то только у кладовщика было. Всей деревней собирались к нему под окно новости послушать. А сейчас у каждого парнишки транзистор, магнитофон. А танцы! Это разве танцы? Топчутся на одном месте, без пары даже, каждый сам себе. Головами мотают, руками машут и орут.
Сашенька смотрит на меня:
- Разошлась, да? Небось, разойдёшься. У нас разве так было? Я вот свою юность вспоминаю. Эх, как даст наш гармонист Витя Титов «Цыганочку» или «Подгорную», или «Елецкого» - ноги сами в пляс просятся. Что, скажешь, не так?
- У каждого временя, Сашуль, своя музыка и свои танцы. А критика молодёжи - это один из видов самокритики. Так, что мы с тобой тут бессильны. Согласись.
- Да я не против. Но уж как-то сильно всё извратили. Вот был бы клуб и хозяин в нём, я думаю, можно было бы кое-что всё-таки исправить. Но ведь некому. Хотя, был один. Играл на баяне и пел хорошо. Я тебе про него уже рассказывала. И народ в клуб ходил, так ведь спился. И замерз в Дусином огороде. Заблудился, видимо, ночью. Весной только обнаружился. Городской был, ходил и летом, и зимой в ботиночках и без шапки.
- Ну, а у тебя как вечера проходят? - я погладил её волосы. Она запрокинула ко мне голову, закрыла глаза. Я дунул на её ресницы, они зашевелились.
- Ой, не надо! Так щёкотно. Говорю же - никак. Читаю, вяжу, шью, вышиваю. Да дел хватает.
Летом огород, зимой снег.
Сам знаешь, как заносит. Утром дверь не открыть. А теперь вот в техникум поступила, на заочный. Девчонки почтальонки смеются: скоро сорок, куда лезешь-то.
А я им говорю: вон Суворов в шестьдесят на мичмана сдал. Так это ж когда было. А в наше время как без учебы? Вот скоро новую АТС ставить хотят. Чтоб связь с районом была, а там, глядишь, и с городом.
Я тоже сначала-то сомневалась. Ведь одной езды на сессии сколько. А теперь не жалею. Даже наоборот, рада.
- Это почему же?
- С тобой познакомилась. Два раза в год будем встречаться. Сессия теперь для меня как праздник будет. Да и поможешь, может быть в чем. Ты же инженер.
- Конечно. Это даже здорово.
Я действительно обрадовался и принялся целовать её щеки, лоб, шею. Она не противилась.
И это поле. эта куча соломы, это бездонное небо, эта тишина были свидетелями нашего счастья…