Кречетов
...- Ты все-таки пришла..., зачем, - в городе все еще неспокойно!
Аня
...- Как же я могла не повидаться с тобой..., ведь ты едешь на фронт?
Кречетов
- Да..., на фронт..., так нужно, Аня..., моя любимая Аня...
Режиссер
- Стоп, стоп! Ни куда не годится! Кречетов – ты играешь комсомольца, а не уезжающего к родителям студента! Что это за взгляд: ты смотришь на нее, как кот на сметану! Да, она провела с тобой ночь любви, но это было логичным продолжением вашей совместной борьбы, а не желанием испытать нового партнера!
Кречетов
- Да я нормально на нее смотрю!
Режиссер
- Нет! Ты смотришь на нее с вожделением, хотя мы еще даже не снимали любовную сцену. А что будет потом: ты ведь съешь ее взглядом, как старшеклассник новенькую ученицу!
Пойми: ты – комсомолец, и то, что произошло между вами вчера – есть лишь... озарение..., краткий миг счастья, которому вряд ли суждено повториться, поскольку завтра ты уже будешь биться с ордами Деникина!
Кречетов
...- Так, как мне на нее смотреть, - как на стенку, что ли?
Режиссер
- Как на друга и соратника, который оказался женщиной! Все, по местам, - начали!
Кречетов
...- Ты все-таки пришла..., зачем, - в городе все еще неспокойно!
Аня
...- Как же я могла не повидаться с тобой...
Режиссер
- Стоп! Эй, товарищ, да, да, вы, - с котелком! Вы понимаете кто вы? Вы – солдат революционной Красной армии, а не покупатель, узнавший о скидках! Кто вас так учил бегать с котелком?
Поворачиваясь к съемочной группе
- Кто его учил так бегать?
Помощник режиссера
- Я учил. Котелка, правда, не было, и он бегал с сумочкой Елизаветы Ивановны...
Режиссер
- С сумочкой Елизаветы Ивановны, наверное, так можно бегать, но только не с армейским котелком! И вообще, - где вы его нашли? У него вид какой-то..., пришибленный.
Помощник режиссера
- Это друг Елизаветы Ивановны...
Режиссер
- Да? Ну, может, оно и лучше..., - теперь она хоть прекратит ночные хождения по гостинице...
- Идите, товарищ, и помните, что у вас в руке котелок, а вы – боец; понимаете – суровый, непреклонный боец! И завтра вам сражаться с Деникиным, а не тариться куртками в Лужниках!
- Кошмар какой-то..., понабрали..., как в «дом два»!
- Все по местам, - начали!
Кречетов
...- Ты все-таки пришла..., зачем, - в городе все еще неспокойно!
Аня
...- Как же я могла не повидаться с тобой..., ведь ты едешь на фронт?
Режиссер
- Пошел товарищ с котелком! Пошел сур-рово и непреклонно..., - так!
Кречетов
- Да..., на фронт..., так нужно, Аня..., моя любимая Аня...
Режиссер
- Так, это уже лучше...
Аня
- Знаешь, ты такой сильный..., ты такой...
В это время мимо них пробегает шустрая, утоптанная мешочница. Она неаккуратно задевает Кречетова своим мешком и тот, не удержавшись на ногах, падает с криком боли.
Режиссер
- Стоп! Женщина, остановитесь!
Женщина продолжает бежать, и ее с трудом останавливают у самого конца поезда.
Режиссер
- Женщина, что у вас в мешке?
Женщина
- Картошка.
Режиссер
- Что, - картошка? Кто это придумал? Она же чуть не убила Кречетова!
Помощник режиссера
- Я придумал. Она же мешочница, Сергей Аполинарьевич..., вот я и подумал, что так будет более правдоподобно.
Режиссер
- Слушай, а взгляд у нее..., суровый такой..., словно ее вытащили из советской очереди за колбасой. А ну-ка, Василь Степаныч, дай-ка ей котелок вместо этого задохлика!
Помощник режиссера
- Помилуй, Сергей Аполинарьевич, она же женщина!
Режиссер
- Да какая она женщина! Это ж ледокол «Ленин»...
- Так, мешочницу быстро одеть красноармейцем с котелком, а красноармейца сделать мешочником! Кречетова – к врачу, мне – коньяку!
Помощник режиссера
- А мне?
Режиссер
- А вам – высыпать картошку и послать ассистента в хозяйственный вагон за каким-нибудь тряпьем, а то этот дистрофик упадет, не сделав и двух шагов... О, боже, как же трудно сегодня работать!
Время перевалило за полдень. Изрядно утомленные актеры бродят по перрону в ожидании. Кречетов курит «кэмэл», заигрывая с доступной девушкой из массовки. Она громко смеется на его шутки, и смешно опускает ресницы, если в них проступают «легкие намеки». Помощник режиссера зорко следит за набиванием злополучного мешка, пробуя его на вес. Угрюмая женщина-мешочница неспешно закусывает яичком, попивая чай из старого, времен развитого социализма, термоса. Аня о чем-то яростно спорит по мобильнику, временами переходя на нецензурную брань, так несоответствующую ее актерскому образованию.
После вчерашнего дождя в воздухе стоит духота; мыслями актеров и «массовки» все сильнее овладевает желание послать эту съемку куда подальше, и забуриться в какой-нибудь из ближайших пивбаров с худенькими разносчицами и кондиционерами.
Режиссер
- Все, начали!
Кречетов (говорит устало, с какой-то фатальной неизбежностью)
...- Ты все-таки пришла..., зачем, - в городе все еще неспокойно!
Аня(возбужденно, после недавнего разговора по мобильнику)
...- Как же я могла не повидаться с тобой..., ведь ты едешь на фронт?
Режиссер
- Хорошо! Пошел суровый боец с котелком!
Проходит женщина-мешочница в форме красноармейца с обмотками на тугих икрах и свинцово-тяжелым взглядом.
Кречетов (обреченно)
- Да..., на фронт..., так нужно, Аня..., моя любимая Аня...
Аня
- Знаешь, ты такой сильный..., ты такой...
Проходит новый мешочник. Его сухонькая фигура погребена под ворохом тряпок, напичканных исполнительными ассистентами. Его слегка шатает, но этого не видно, поскольку камера наезжает на одухотворенное лицо Кречетова.
Кречетов
- Ты будешь мне писать?
Аня (постепенно теряя запал и от этого несколько переигрывая)
- Конечно буду, мой дорогой товарищ!
Затем, согласно сценарию, следует долгий поцелуй, в котором герои, привнося эротические нотки, одновременно стараются показать всю возвышенность их отношений.
Камера наезжает на вагоновожатого.
Вагоновожатый
- Состав отправляется, всем отойти от вагонов!
Режиссер (в гневе машет руками)
- Стоп!
- Василий Степанович, ну это уж совсем ни в какие ворота! Кто подбирал вагоновожатого? Где вы его отыскали: в гей клубе? Что это за голос? Что за манера держаться? Он что – на показе мод?
Помощник режиссера
- Это друг Елизаветы Ивановны...
Режиссер
- Как, и он тоже?
Помощник режиссера многозначительно кивает в ответ.
Режиссер
- Вагоновожатого заменить, сейчас же!
Помощник режиссера
- Помилуйте, да на кого же?
Режиссер
- На женщину-мешочника! Она уж как рявкнет, так не то, что Аню – всю белогвардейскую сволочь на сто верст, как ветром сдует!
Помощник режиссера
- А кто же будет красноармейцем с котелком?
Режиссер
- А она же и будет! Пусть ее переоденут, и измажут какой-нибудь дрянью, - гримеры на это большие мастера! А в это время Кречетов и Аня скажут еще несколько реплик..., думаю, три минуты на это хватит.
Так, все: приготовились...
В это время подбегает встревоженный ассистент.
Ассистент
- Там бывшему красноармейцу с котелком плохо! Мешком придавило...
Режиссер
- Этого еще не хватало! Что за мужики пошли? И как такой дистрофик был другом Елизаветы Ивановны! Он что с ней... о поэзии говорил?
- Вызвать скорую! Бывшего мешочника убрать со съемочной площадки!
Режиссер вздохнул. Его творческий ум быстро смирился с необходимостью единственно верного решения.
Режиссер
- На место мешочника опять поставить ту мрачную женщину!
Помощник режиссера
- Но как? Она же теперь и вагоновожатый, и красноармеец с котелком!
Режиссер
- Не знаю! Загримируйте ее! Мне что вас учить? И вытащите половину барахла из мешка, а то эта страшная женщина опять покалечит Кречетова, а ему еще скакать на лошади и стрелять из маузера.
На площадке кипит работа. Завскладом Опупко судорожно ищет комплект одежды для нового вагоновожатого; невдалеке, под навесом яростно спорят гримеры, пытаясь решить трудную задачу трех перевоплощений женщины-мешочника-солдата-вагоновожатого. Режиссер пьет кофе, в нетерпении поглядывая на часы.
Режиссер
- А что эта Елизавета Ивановна, - правда, так хороша?
Помощник режиссера
- Очень хороша..., я сам с ней не был, но мне рассказывали такое... (многозначительно поднимает брови).
Режиссер
- Вам никогда не говорили, Василь Степаныч, что когда вы поднимаете брови, то делаетесь похожи на Иннокентия Смоктуновского?
Помощник режиссера
- Говорили, а что толку...
«И то верно!» - подумал Сергей Аполинарьевич, допивая кофе.
Режиссер
- Ну что, - начали?
Кречетов (говорит со страстью, почувствовав второе дыхание)
...- Ты все-таки пришла..., зачем, - в городе все еще неспокойно!
Аня (устало, но задушевно)
...- Как же я могла не повидаться с тобой..., ведь ты едешь на фронт?
По знаку режиссера проходит женщина-мешочница, загримированная под бойца с котелком; взгляд ее суров и полон ненависти к белогвардейским недобиткам. Выйдя из кадра, она так стремительно бросается к гримерам, что едва не заваливает их палатку.
Кречетов (задушевно)
- Да..., на фронт..., так нужно, Аня..., моя любимая Аня...
Аня (проникаясь его чувствами)
- Знаешь, ты такой сильный..., ты такой... (думает, что сказать, поскольку солдат с котелком еще не превратился в мешочницу), ...я даже не могу сказать, какой ты, товарищ Кречетов!
Кречетов (не растерявшись от такого неожиданного поворота)
- Я обычный комсомолец, Аня..., и я иду на фронт, хотя мне очень хочется остаться с тобой... навсегда. (Тревожно косится в сторону гримерной, где все еще происходит таинство перевоплощения солдата в мешочницу)
Аня
- Так останься! Останься, еще хотя бы... на день (благоразумно удержалась она, не сказав, «на ночь»)
Кречетов
- Не могу..., не имею права!
В этот момент мимо них, наконец, проходит долгожданная женщина-мешочница; Кречетов косит на нее взгляд, и, на всякий случай, отодвигается, опасаясь еще одной травмы.
Кречетов
- Ты будешь мне писать?
Аня
- Конечно буду, мой дорогой товарищ!
Следует долгий поцелуй, причем Кречетов явно входит во вкус, хотя подсознание и говорит ему, что этим он сводит на нет все свои заигрывания с доступной девушкой из массовки. Но вагоновожатый-мешочница все не появляется, и ему ничего не остается, как продолжать свое занятие, все больше напоминающее прощание старшеклассников после дискотеки.
Режиссер
- Хватит!
Кречетов (отрываясь от умелых губ Ани)
- Хватит! Еще немного и я никуда не поеду...
Аня
- Нет, ты должен, ты же комсомолец... Деникин рвется к Екатеринодару, и его нужно остановить!
Кречетов (чувствуя, что его уже интересует Аня, а не девушка из массовки)
- Да, ты права..., и я остановлю его...
Реплики исчерпаны и потому появление вагоновожатого подобно счастью. Измазанное сажей лицо угрюмой женщины страшно, и не ожидавшая такого Аня негромко вскрикивает, но этого никто не слышит, потому что голос нового вагоновожатого похож на гудок заводской сирены.
Вагоновожатый
- Состав отправляется, всем отойти от вагонов!
Кречетов (оглушенный неистовым криком меняется в лице от злости, поскольку ушибленное мешком с картошкой место, по-прежнему болит и взывает о мести)
- Прощай, Аня! Прощай, родная!
Вопреки сценарию он еще раз целует ее, и, сцепив от боли зубы, прыгает на подножку тронувшегося поезда, с удовольствием наступив на ногу ненавистной мешочнице-вагоновожатому.
Режиссер
- Отлично! Всем спасибо! На сегодня все!
Устало вздыхает, и тут у него звонит телефон.
Режиссер
- Да..., Елизавета Ивановна? Да..., я их выгнал обоих к чертовой матери... Один дистрофик, другой..., а, вы и сами знаете? Что? К вам? Конечно, приду..., с шампанским..., с коньяко-о-ом?
Помощник режиссера смотрит на него с нескрываемой завистью, при этом брови его опускаются, отчего он становится похож на Анатолия Папанова, правда, от этого по-прежнему нет никакого толку.
Спрыгнувший с поезда Кречетов идет рядом с Аней, в ожидании продолжения. Обманутая девушка из массовки гордо проходит мимо, красиво выписывая бедрами. Вытащенный из запасников поезд, еще давивший Анну Каренину, устало скрипит шарнирами, не надеясь пережить творение гениального Сергея Аполинариевича – тезки великого советского режиссера, - что, вряд ли могло хоть как-нибудь исправить положение.