Ох, как нынче завывает в Москве-матушке! Так остервенело кроет белыми хлопьями окна домов – того и гляди, до самых куполов занесёт! Думали люди: снега не дождутся, а тут под Новый год такая непогода, что только держись род человеческий!
В подвале старого трёхэтажного дома, что стоял, как бельмо на глазу в самом центре Москвы, коротал свои деньки старичок-божий одуванчик по кличке Шаручий. Выглядел этот человечек весьма живописно: его худое туловище напоминало высохший гороховый стручок, сутулые плечи прикрывал потёртый макинтош, на голове – шапчонка с медвежьими ушками, а на ногах – женские суконные сапожки приличного размера.
В неотапливаемой каморке у горячей трубы темнела его раскладушка с рваным матрацем. Рядом – табуретка с пластмассовой бутылкой, в которую он набирал себе для питья воду из пожарного крана. А к облупленной стене был прибит плюшевый коврик с лебедями. Хоть какой-то, да уют!
Старик невольно делил этот подвал с местными крысами и частенько ночью просыпался оттого, что те начинали беспардонно скакать по его спине.
– О-о-ох, египетские казни! – хлопал он себя по бокам, разгоняя наглых тварей. – Опять-таки поспать не дадут!
Кряхтя и чиркая спичками, он зажигал оплывшую свечу, делал глоток из своей бутылки и вытягивал из-под себя тощего крысёнка, который вот уже которую ночь упорно лез к нему под одеяло.
– Ага! Попался, голубчик! – держал он его за облезлую гачу, а тот с писком выворачивался, словно просил пощады:
– Пусти, дедушка! Ну, пусти же!
И такая катавасия каждую ночь!
Хмурым морозным утром старик ещё затемно отправлялся по окрестным мусоркам собирать бутылки, а потом из пункта приёма скорбно тащился сквозь едкий городской туман в многолюдный подземный переход. Обычно, часам к трём, у него уже собиралась кое-какая мелочь на обед.
Всё бы ничего, но нынче ему нездоровилось...
Просидев на своём "рабочем месте" до вечера, он заковылял в ближайший киоск, где купил пакет кефира, три яблока и несколько тёплых булочек.
Кое-как дотащился он до своего подвала, насильно заставил себя поужинать и задремал, придвинувшись боком к огромной горячей трубе.
Ах, как хорошо было ощущать это живое тепло далёкого детства – вот что каждый раз приходило в голову, когда он засыпал. Матушкина печь!
Где она теперь, его далёкая далёкая матушка? На какой звезде...
И вновь слышалось сквозь сон угрожающее завывание метели, которая как двужильная баба без конца пересыпала снег, подняв над головой тяжёлую деревянную кадку.
– У-у-у-у…. Убо-о-огий... Заморо-о-ожу… – угрожала фурия, высматривая его глазом через кривую щель в двери. А он проваливался в бездну и летел, летел…
Всю ночь крысы пировали остатками пищи, а потом благодарно скакали по нему, пытаясь из добрых чувств укусить за кончики пальцев. Именно поэтому хитрый Шаручий предусмотрительно натягивал на ночь перчатки…
А наутро ему стало так плохо, что пришлось устроить себе «выходной», тем более, был канун Нового года. Хотел было старый побаловать себя, вздремнуть среди бела дня, да снова не дали.
– Ах ты, разбойник! – вытянул он из-под себя того самого приставучего крысёныша и затряс им перед носом, как тряпкой. – Что это у тебя, изверг?!... Ну-ка, ну-ка… – сон старика вдруг как ветром сдуло…
У извивающегося грызуна выпала из зубов подозрительно знакомая бумажка. Видимо, он хотел съесть её, но никак не мог разжевать. Смятая и замусоленная, она опустилась на дедову лежанку этаким приятным сюрпризом.
Выпустив зверька на пол, Шаручий расправил находку и протянул к свету.
– Вот ворюга! – весело продолжал он разглаживать пятитысячную купюру. – Признавайся, прохиндей, где спёр?... А, впрочем, молодец! – он пошарил в кармане и вытащил оттуда облипшую мелким сором конфетку:
– Получай!
Крысёныш с радостью ухватил угощение и тут же, на постели принялся грызть.
– Ну удача… Вот спасибо-то… – бормотал старик, засовывая денежку в карман. Он торопливо натягивал рваные носки. Пальцы застревали в дырах... Но это ничего... Это ерунда. Самочувствие старичка явно улучшилось. Ещё чуть ломило затылок и мухами мелькало в глазах, но такая мелочь его мало беспокоила. Смерти он не боялся.
В ближайшем супермаркете старик купил продуктов, пару носков, простой чайник, кастрюльку и электрическую плитку с удлинителем.
Потайная розетка у него в подвале имелась, только электроприборов не было. А нынче полное счастье: живи – не хочу!
К праздничному ужину он сварил картофельный суп с колбасой, вскипятил чай и открыл маленькую банку малинового варенья. Температура в подвале немного поднялась, и затхлые запахи уже не так досаждали.
Его соседи-крысы сидели тут же, на бетонном полу и нетерпеливо приподнимались на задних лапках, жадно втягивая ароматы мокрыми носами. Он кидал им кусочки сыра, а крысёнку, что по-родственному взобрался к нему на колени, презентовал кусок рыбного паштета.
После трапезы, остатки продуктов были предусмотрительно сложены в пакет и подвешены к потолку на верёвке, чтобы ворюги не смогли достать. А перед тем, как заснуть, дед для обогрева положил на включённую плитку кирпич.
Вскоре крепкий сон сморил его…
И вновь запела за дверью бесноватая баба-метель. Баба, с которой он уже почти сроднился. Но в этот раз бестия не размахивала над головой кадушкой, а благосклонно навевала смутную надежду… Её толстогубый рот растягивался в обнадёживающей улыбке:
– Бу-у-удет добро-о-о… Бу-у-удет...
А потом наверху загремели салюты, заиграла музыка… Но это уже не тревожило старика: он проваливался в сладкий морок всё глубже и глубже…