Мои чистые отношения с Автором и неосторожные – с Веденеевым
На морском на берегу Веденеева я встретила,
Оказалось – это был песочный человечек.
С некоторых пор я питаю самые высокие и чистые чувства к одному очень хорошему человеку, который дал ограниченному миру возможность познакомиться с двусмысленной и коварной фигурой Виктора Васильевича Веденеева. Теперь это мой любимый Автор. Он согласен абсолютно на все, чтобы образ Веденеева, так украшающий жизнь любого человека, продолжал заполнять бытие животворящей и тончайшей мелодией, размножаться по белу свету и облагораживать его. Научно это не доказано, психологи в этом не разобрались, психиатры не подобрали лекарства, аналитики не нашли нужных слов. Темнота осталась темнотой. Я блуждала там и до Веденеева, и при нем, и буду после. На ощупь – холод, на вкус – горечь, на слух – скрип, на запах – нашатырь. О, как бы мне обрести его органы чувств и насытиться красками жизни!
Славное имя Веденеева было рождено и освящено в некий памятный вечер мамой Автора. Тогда она сказала ему: «А тебе этот – Веденеев звонил». И для завершенности откровения подала газету, на полях которой она красной шариковой ручкой записала вечное имя, посланное ей свыше. Что-то же она услышала в этом имени, напомнившее счастливые грезы юности.
Когда-нибудь в небесном городе будет организован музей личных вещей Веденеева. Там, среди прочих артефактов – свидетельства о рождении, трудовой книжки, диплома мединститута… – достойное место займет та заветная газета. К несчастью для нынешних почитателей, материальные копии большинства этих предметов были уничтожены самим Веденеевым в огненной печи. Пусть этот пепел грудой лежит в земных хранилищах – никакие века его не испортят, ветер не разнесет по просторам галактик! Да и газету Виктор со временем забрал в рюкзак и унес к себе в Храм, стремясь восстановить гармонию деревянного зодчества конца ХХ века. Чего там только не было! Но об этом он не скажет никому.
Так Веденеев явился на свет. Его внутренний мир непредсказуем и свободен. Правду о Веденееве сказать невозможно, а врать о нем преступно.
Непредсказуемость Веденеева выглядит ложной, а последствия всегда были четкими. Хотя логики – никакой.
Если Веденеев попадет в точное определение – станет обычным человеком, ничем не отличающимся от других, бесполезным. Веденеев – квантовая волна вероятности, неназойливо вошедшая в нашу жизнь и сделавшая ее бессмысленной, а существование ложным. Поэтому наша книга фантастическая, а материал – виртуальный.
Кроме того, он фигура апокалиптическая, потому что все вокруг него погибают. Веденеев говорит: «Я бы не сказал, что медленно, поскольку никто ни хрена не делает. Я демонстрирую это как объект миротворчества. Раз правды не скажешь, приходится обращаться к миру».
Вот такую неоднозначную личность, я, с позволения ее самой и Автора, взялась описывать. Возможно, вы заметите, что я излагаю события с разных позиций и точек зрения. Но ведь любое важное событие содержит много уровней для понимания, каждый из которых находится противоречии с остальными (принцип дополнительности по Веденееву). Поэтому я могу возвращаться к одному и тому же эпизоду, привлекая и комментарии других лиц – свидетелей Веденеева. Веденеев сказал: «Я сам о себе писать не буду, потому что Веденеева нет. НЕТ».
Веденеев – он недвойственный, а моя и ваша речь, бестолковая логика понимания – двойственны. Отсюда этот шум, гам, неразбериха и противоречия. Однажды мне сказал об этом сам Веденеев, совершая три недвойственных деяния: недвойственно мысля, недвойственно излагая словами и бодро, всем телом шествуя по улице недвойственной походкой.
Веденеев – самый неплодотворный и неудачный работник. И почему? Потому что те, с кем он работает, – бесплодные, ленивые и жалкие зазнайки, и все труды и усилия Веденеева уходят в песок.
Когда я познакомилась с Веденеевым, это был какой-то назойливый всезнайка, от которого можно было ожидать что угодно, в любой момент. Как он работает? Делает свои дела – десять дел сразу, а на всех остальных внимание не рассеивает. Но не вздумайте контролировать Веденеева или подражать ему – не портите «материал». Вы ему нужны такие, какие есть, потому что другими (лучше) по факту никогда не станете.
Иногда, отвлекаясь от своих глубоких дум, Веденеев обсуждал (не со мной, нет, я никогда ничего не понимала из сказанного, он просто обсуждал вслух): «Как быть? Что делать? Кто виноват?» – так это мне запомнилось, так мне казалось, так я это представляла еще со школьной скамьи. Именно так научили меня педагоги видеть проблемы людей. А в это время ВЕДЕНЕЕВ размышлял, находил, применял найденное и давал, давал, давал (как я думала, мне давал) наставления, больше походившие на столь знакомый мне бред шизофреника, в которых я своим умом не могла разобраться. Да это, как выяснилось со временем, и не предполагалось. Но все равно было приятно осознавать, что не одна бродишь по улицам, книжным магазинам и торговым центрам, которые построили для нас власти, а затем и маршрут пустили.
Его наставления и поучения я бережно несла домой для последующего высиживания, а затем, приготовив, таки, из них яичницу, остальное, непонятое, несла людям, чтобы подогреть их интерес к Веденееву, и ко мне, указать им путь спасения и расширенное сознание. О Викторе и о себе я пыталась говорить с каждым встречным-поперечным, говорить о нас и о том как хорошо, как прекрасно, как удивительно и т.д.
Вначале я говорила о святом по-хорошему, не обращая внимания на гримасу гнева и пренебрежения на их бесцветных лицах, напоминающих маски театра Кабуки, который некогда любил Веденеев. Но этот вертеп фарса и грязных намеков на мое прошлое, – городской театр Кабуки со своими масками, ужимками и неестественными позами, – так никогда не оценил ни меня, ни мои чувства, ни мое отношение к Виктору. А когда не оценил, тогда и пошли плясать по миру все эти маски не то людей, не то чертей. Пошли густой толпой, происходя от кровосмесительной, запретной связи непонимания, равнодушия и черствости церемоний и традиций, не оставивших для меня с Веденеевым места, но заполнивших сцены и подмостки кошачье-собачьими предками смутных подавленных переживаний о первичной орде и незавершенном сексогенезе.
Повторюсь: Веденеев никому ничего не дал по одной единственной причине – никто не брал, как я ни всучивала светлую мысль, что мне хорошо в присутствии. Никто не взял, ни одна…! Все только молчали и угрюмо отвергали нектар моих еще незрелых на тот момент чувств. О служителях Церкви Храма как-нибудь попозже, теперь о себе и Веденееве. Это надо же, ни одного доброго слова, ни одного ласкового взгляда, ни одного рубля, подаренного просто так! И тот, кто мычал и отрекался, не знал (да и откуда!), что отвергает в этот несчастливый момент не меня, нет, но свою извечную мечту о нетоксичном наркотике, кокаине Елисейских полей, усаженных опиумным маком беспохмельных грез и вечной капельницы с неиссякающим потоком. Они не брали из рук, они не размножаются в неволе, они не признают никого. Даже Наркобарона, который сколотил свое состояние, неустанно перерабатывая яд «нектара» прошлого ради будущего. Не верили, что всем, как и мне, от этого будет хорошо. Всем тем, кому от себя не плохо.