рождественская

Кирш Ли
Перебирая бисер смут, - отказываюсь от слова томность.
От слова сладость, грусть, истома…
От неги и сцепленных рук.

Освобождаюсь и от фраз, влекомых кругом.  От кавычек и запятых.

Хватит дыр, залитых смолой и сургучом.

Закашлявшись рифмами, начинаешь мнить себя в этом мире.  А мир ведь в тебе.

Странные птицы ступают по снегу.  Не оставляют следов.

Не надо рук, возложенных на плечи,
не надо песен, спетых поутру.

Не надо. Ладно?

Не надо случайных книг с полки, на случайной странице открытых.  Ведь третий абзац, случайно загаданный, совсем не пророк.  Договоримся  -  не будем.

Можно детскую песенку  -  как небылицу, напевать и насвистывать, улыбаясь миру в себе.  Можно свирель выменять на что-то более ценное и щуриться солнцу от счастья.  Можно, звеня и подпрыгивая, распахивать ставни.  И мелком намечать контур дверей  -  к которым кто-то придёт.  Пусть не сейчас, а потом.

Вскрытые вешними водами наледи расползаются рваной мозаикой.  Спасибо, солнце, тебе.

Мне достаточно света, чтобы больно и дерзко прорастали сквозь кожу цветы.
Мне достаточно троп, ложащихся внахлест, сведённых крест накрест, - чтобы в точке сходились миры и усилия.

Оттолкнувшись от берега, начинаешь искать огни.  Река дышит туманом, я пью молоко из-за борта.
Распевая разбойничьи песни, славно грести.
Узором меандровым стремимся к истоку.  А до него –  круговороты неба от восхода до заката. А до него ещё грести.




// 24.12.2014