Откуда на улице Гарибальди появился этот пес, не знал никто. Каждый из жителей этого небольшого уголка в поселке, словно в своей деревне, знал о своих соседях все: кто, когда родился, крестился, женился, не говоря уже о том, какая у кого имелась живность, в том числе и собаки, и, тем более удивительно было появление здесь не заблудившегося или выброшенного щенка, а взрослого бездомного большого пса, с отвислыми, как у гончака ушами. Несмотря на свои внушительные размеры, пес был пуглив, и поначалу испугано отбегал в сторону, когда сердобольные люди бросали ему кусок хлеба или что-нибудь из остатков еды, и подходил к ней потом осторожно, опасливо озираясь, чтобы моментально схватив кусок, отбежать назад.
Никто из людей не знал, что годом ранее пес жил в дальней стороне на хуторе у сторожа Ермакова, умершего прошлой зимой, потом вместе со стаей таких же бездомных собак бродил по улицам и дворам поселка, а осенью укрылся от облавы за бездомными животными в сарае старого заброшенного дома.
Как бы там ни было, но пес на улице прижился. Спал он на сене в том же самом дырявом сарае, послужившим ему убежищем, рядом с домом старика Петровича. Крыша на сарае, правда, местами уже прохудилась, но пес залезал в старое сено, лежащее в углу, и даже сильный дождь не попадал туда, и было тепло, особенно, если перед этим удавалось поесть.
С утра пес выходил на улицу и слушал, где скрипнет дверь. Услышав долгожданный звук, он стремглав бросался в этом направлении, подбегал к нужному дому и, радостно виляя хвостом, слегка наклонял голову то влево, то вправо, выпрашивая себе на жизнь. Иногда ему доставалась кость, иногда корка хлеба, а иногда и совсем ничего. Тогда пес бежал к другому дому, продолжая так фланировать по улице. Жители скоро привыкли к нему - безвредному большому созданию, и только местные собаки, так и не приняв его, безжалостно облаивали его при близком появлении.
Старик Петрович принял первоначальный визит пса дружелюбно и понимающе.
- Тебя как же это зовут-то? – спросил он с собаку и протянул руку, желая погладить пса, но тот резко отскочил назад, опасливо поглядывая на старика. – Э, брат, да ты, трус, однако! Такой большой, а боишься…Ты прям, на вид-то, как Шурка мой… Был у меня когда-то пес в молодости, почти как ты... Давай я и тебя буду Шуркой звать. А? Да ведь, голодный ты, поди? А ну, погодь, я сейчас чего-нибудь тебе вынесу.
Петрович зашел домой, оставив открытой дверь в сени. Новоиспеченный Шурка, с интересом втягивая носом новые для себя запахи, поднялся на крыльцо, подвинулся ближе к двери, и в ожидании встал у двери, периодически опасливо оглядываясь, но через порог переступить не решился.
Через несколько минут Петрович вышел, держа в руке прозрачный пакет, в котором лежали остатки еды – старые засохшие корки хлеба, изломанная вареная картофелина и несколько небольших куриных костей. Увидев это, Шурка попятился назад, но при этом весело замахал хвостом.
- А ну, лови! – Петрович достал из пакета кусок хлеба и бросил его собаке. Шурка на лету поймал корку и, лишь раз перехватив ее зубами, не пережевывая, жадно проглотил.
- Да, не зря говорят, «голодный, как собака», - сказал Петрович, покачав головой. – На вот, держи, ешь.
Он высыпал содержимое пакета на заиндевелую осеннюю землю и отошел в сторону.
Пес торопливо, но все также опасливо подошел к еде, оглянулся и принялся за еду. Через минуту на земле ничего не осталось. Шурка не спеша обошел место, где только что лежала еда, обнюхал землю и отошел в сторону.
После этого знакомства Шурка стал подходить к дому Петровича каждый день. Тот выносил ему понемногу, но каждый день, то остатки хлеба, то кости, то рыбьи головы, то еще чего-нибудь. Появилась у Шурки и своя чашка. Петрович наливал туда, как правило, остатки старого супа, или прокисшее молоко. Шурка торопливо съедал свой обед и почти тут же убегал куда-то дальше.
- Пошел, значит? – спрашивал Петрович. Он знал, что Шурка бегает по всей улице и почти никто не отказывает ему в пище, подавая понемногу несчастному псу. – Ну, давай, беги. Ласковый теленок у семи мамок сосет.
Зимой Шурке было особенно голодно. Спасали помойки, которые часто были на задворках частных домов. Там можно было найти что-нибудь съестное, поэтому Шурка, оббежав улицу, принимался за поход по огородам, распугивая своим видом завсегдатаев помоек – стаи ворон и голубей. Но основной прокорм все же давал Шурке старый Петрович. Жил он один, и, привыкнув к Шурке, иногда специально варил для него кашу, и каждый день оставлял ему порцию еды, словно у него появился новый член семьи. Он даже хотел оставить его жить у себя, звал его в сени, но пес только крутил головой, помахивая хвостом, но через порог не ступал.
В дни, когда Петрович выходил на улицу, разгрести заметенные снегом тропинки, Шурка крутился рядом, весело прыгая перед лопатой, прогребающей снег, или лежал, внимательно наблюдая за Петровичем.
Но время шло, и суровая зима отступала под натиском теплых солнечных лучей, напоминая о себе лишь ночными морозами.
Однажды, в теплый, по настоящему весенний день Шурка подошел по крепкому насту к забору Петровича, который в это время вышел из дома на задворки подышать воздухом. Ночью Петровичу не спалось, снились омерзительные крысы, и теперь вот вдруг что-то сдавило в грудине, не давая свободно вздохнуть. Он встал у дома, держась за сердце и увидев собаку, тихо, еле слышно позвал, теряя сознание:
- Шу-у-у-рка…
Услышав голос Петровича, пес бросился вперед и попытался пролезть в узкую щель между досок забора. Из-за узкой дыры и скользкой наледи Шурка слегка застрял между заборин, и неясный шум не сразу привлек его внимание, а когда он услышал и, почуяв неладное, поднял свою морду, чтобы посмотреть, откуда он донесся, вдруг что-то большое и тяжелое рухнуло на него сверху. Шурка даже не успел увидеть, что это был огромный пласт снега на ледяной подошве, подтаявший на солнце и моментально соскользнувший ребром вниз с железной крыши дома прямо на несчастного пса.
Страшная боль пронзила собачье тело. Ледяная пластина, безжалостно ломая ребра, хребет и шею, перерубая пса надвое, намертво вдавила собаку в закаменевший наст. Шурка попытался взвизгнуть и отскочить, но лапы его уже не слушались и пасть, мгновенно заполнившаяся кровью, уже не издала звука, а только брызнула кровавой пеной.
- Шу-у-у-рка…- в последний раз прошептал старик и затих.
Декабрь 2014г.