За год до встречи с Веденеевым мой друг Мухтар познакомил меня с Геной и сказал: «Гена видит в тонком плане – он тебе поможет вылечить опухоль». Я не поверила, но на встречу согласилась. Мне было интересно пообщаться с человеком, который видит то, что недоступно нам, обычным людям.
Гена приходил к мне домой. Я его угощала, как потенциального учителя, хотя денег у меня не было. Он же показывал свое пренебрежение к еде. Глаза у него были бегающие, и он сам какой-то бегающий, суетный человек с хитроватым взглядом. Что-то почуяв в тонком плане, он что-то периодически вскрикивал кому-то невидимому, а мне давал пожевать печененку крекер, чтобы хрустело. «Они там боятся хруста», – объяснял Гена. Затем он срывался, подбегал к холодильнику и трижды плевал на него. Затем успокаивался и возвращался на свою табуретку.
Он пребывал в каком-то своем экстазе. У него не хватало зубов, а он все время дико улыбался с каким внутренним оголтелым удовольствием, понятным лишь ему одному. После индийских книг мне был близок слог Ом, этим Ом Гена меня и подкупил. Он вставал в разные углы квартиры и, задрав вверх свою черноволосую голову, пел горловым пением Ом-Ом.
С таким семинаром он приходил несколько раз. В конце концов он мне своими выходками опротивел, и я захотела, чтобы он ушел навсегда. Я сказала, что мне плохо и я хочу остаться одна. А была ночь. Он вышел из квартиры. Я обрадовалась: «Ну и пусть обижается», и закрыла за ним дверь. А он остался в коридоре, начал звонить, стучать, потом ушел.
Я легла, было неспокойно. Ни свет, ни заря он вернулся – я успела лишь немного поспать. И он начал петь Ом-м под дверью, но не звонил. Я испугалась. Страх и отвращение. Светало, я решила покинуть квартиру, но ни за что с ним не встречаться, ни за какие коврижки. И тут он снова запел в коридоре прямо под дверью. В этот момент я стояла в ванной, уже одетая, в кроссовках. От ванной до двери чуть больше метра. Я так испугалась, что простояла на каменном полу – ни жива, ни мертва – три часа. Ни одной молитвы я тогда не знала, не могла себя успокоить, лишь переминалась с ноги на ногу. Сердце бешено колотилось. Ловила каждый звук его голоса и движение шагов – в надежде, что он уйдет, и я выйду из квартиры, не столкнувшись с ним нос к носу. Вот, вроде как на лифте спустился… Наконец решилась – и юрк на лестничную площадку. В общем, поиграла с ним в кошки-мышки в панельной многоэтажке.
Навсегда запомнила я это ощущение маленькой свободы, когда выбежала из квартиры и чесанула через три квартала напролет. Через несколько минут я оказалась на окраине нашего района, на самой дальней остановке, и мне все мерещилась погоня. Казалось, Гена был повсюду: во всех мужчинах я высматривала его темно-синий поношенный спортивный костюм и длинные патлатые волосы. Меня колотило от собственных страхов. Будешь тут искать Просветление.
Да, на роль Учителя Гена не подходил. Правда, от Гены была польза. В один из «семинаров» он спросил: «Почему ты не выберешь большую религию – мировую?» Я удивилась – себя он причислял к даосам, я тоже уже подумывала, как и он, податься в даосизм – развить в себе способности видеть в тонком плане. А тут он предлагает религию. – «Какую мировую?» – Мне, неуверенной, сомневающейся, было необходимо, чтобы кто-то извне указал выбор.
Гена ответил: «Мировые религии – это христианство, буддизм, ислам, иудаизм». Мне от этих слов как-то легче стало. Наконец-то мужчина-Учитель назвал мне религии, которые могут взять меня на поруки.
Буддизм. На момент «семинаров» с Геной олицетворением буддизма для меня были мои знакомые – «буддисты», как они себя называли. Позже Веденеев говорил мне: «Буддизм подходит для всех, но не все подходят для буддизма».
Символом и продуктом этого самого «буддизма» был и мой лучший друг Мухтар. Много лет, с 1989 года, он восторженно рассказывал мне о буддизме, о просветлении, водил на гору Качканар к ламе Мише, на лекцию ламы Оле Нидала в ДК Горького.
К 2006 году буддисткой я так и не стала. «Хотела бы я достичь того, что достиг Мухтар? Достиг ли он Просветления? Не похоже», – рассуждала я.