Победитель номинации "Чудо-чудное"
Победитель номинации "Что в коробочке?"
Рассказ написан в рамках конкурса БуДеМ (Будни Деда Мороза)
Работа № 7
Автор – Леди Глэм
Название – Дядюшкин подарок
Объём – 11 711
***
Колючие снежинки упруго ударяли в лицо. Предновогодняя метель окутывала город призрачным маревом. Средь вязкой белой пелены невесомо парили тяжёлые громады старинных зданий, выхваченные из темноты жёлтыми пятнами подсветки. Серебристые капли иллюминации стекали со стен, с фонарных столбов, с затейливых переплетений нависших над улицами проводов, создавая странное ощущение нереальности бытия. Но люди не замечали этого. Они спешили к метро - сосредоточенные, погружённые в обыденность, и лишь зелёный глаз светофора глядел хитрым прищуром, будто приглашая их заглянуть в волшебство.
Лариса шла по площади. Распахнутые полы короткой шубки раздувал ветер. Бодро цокали по асфальту новые туфли на десятисантиметровых шпильках. «Лора Вайнбах. Лора Вайнбах»… Забытое имя пульсировало в мозгу в такт напряжённому, пружинистому шагу и отдавалось где-то в глубине столь же забытым предчувствием новогоднего счастья.
Сколько лет она мечтала именно так встретить своё очередное Рождество! Снова почувствовать вкус жизни, окунуться в сумасшедшую круговерть предновогодья и просто пройтись на невозможной высоты каблуках, ловя восхищённые мужские взгляды. Прошлое тонуло в забвении, а сегодня казалось беспечным и блистательно-ярким, словно золотые шары на ёлках в витринах супермаркетов. Что за чудесный день! Она молода, уверена в себе и красива до невозможности. Её ждёт успех. Несомненно. Надо всего лишь получить права и поступить в универ, благо старые знания не стёрлись из памяти. Хотя нет. В этот раз она пойдёт только на юридический…
Завернув за угол, Лариса направилась к метро. В соседней витрине уютно теплилось пламя электрокамина. Чёрные пластиковые поленья мягко светились, создавая иллюзию горения в обрамлённом искусственным камнем домашнем очаге. Не хватало самой малости – живого огня. Настоящего, из её бесконечно далёкого детства. Как в тот день, когда ей было пять. Грусть воспоминаний облаком мелькнула на радужном горизонте…
За окном мела вьюга, но дома было тепло. В камине горел огонь. В его оранжево- красных отблесках чернели и рассыпались берёзовые поленья, превращаясь в серый, безжизненный прах. Ей тогда казалось, что им очень больно. Так же больно, как было папе, когда пожар застал его в тёмном ночном лесу…
Вечерняя толпа, подхватив Ларису в объятия, хлынула в двери метро. Меж засыпанных снегом шапок и капюшонов заманчиво вспыхивали рекламные постеры, маня тысячей удовольствий. Лариса сжала кулаки – сильно, до боли в ладонях. Прочь воспоминания! Прочь печаль! Она непременно попробует всё это – и ужин в ресторане «Апрель», и путешествие на Майорку, и пляжи Бали. А ещё купит себе ожерелье в магазине «Самоцветы» и выиграет конкурс на самую красивую девушку универа. Не сейчас, конечно. В следующем году, когда поступит. Душу вновь переполнила радостная предпраздничная суета. Вскочив на эскалатор, Лариса бегом устремилась вниз, придерживая норовящую сползти с плеча сумочку и стараясь не увязнуть шпильками в ребристой поверхности ступеней. Обогнав нескольких изрядно спешивших парней, лёгким прыжком спрыгнула на платформу и устремилась к открывшему двери вагону. Из дверей хлынул людской поток. Навстречу ему ринулся другой – столь же плотный и напористый. Лавируя между ними, Лариса рванулась внутрь, к освободившемуся месту у выхода. Ну вот и всё. Села. Теперь можно расслабиться. Небрежно закинув ногу на ногу, Лариса раскрыла чёрную сумочку от Гуччи, вытащила из неё маленькое зеркало и удовлетворённо улыбнулась, увидев собственное отражение. Нет слов. Она – само совершенство. Точёный овал лица, чуть пухленькие щёчки с ямочками, светлый локон, кокетливо выбившийся из-под покрывающего голову алого шарфа. Вот только глаза отчего-то грустные, усталые. Будто вся тяжесть прожитых лет внезапно рухнула ей на плечи. Но это ничего. В первое время она всегда чувствует себя именно так. Обычная адаптация. Сунув зеркало обратно, Лариса взглянула на руки. Холёные, с тёмно-рубиновым маникюром. Нет, она просто супер. Как здорово, что есть ещё один шанс. Она обязательно им воспользуется. Ведь самое трудное уже пройдено. У неё есть паспорт, а все деньги Венгеровой Ларисы Семёновны переведены на новый счёт – без завещаний и прочей судебной маяты.
«Осторожно, двери закрываются!» - равнодушно пропел чей-то голос из репродуктора. Вытащив из кармана наушники, Лариса включила плейер. Под звон колокольчиков звучала тихая песенка…
Добрый волшебник бродит по крышам
Тихо в ночи поёт
Где-то за небом, облака выше
Сказочный город ждёт…
Сказочный город, город-виденье
Мне расскажи свой сон.
Леты забвенье и возрожденье -
Вечный судьбы закон.
Вечность не вечна, не бесконечны
Наши следы на песке.
Станем золою, жухлой травою,
Пылью на сундуке…
Где же ты бродишь, мудрый волшебник
Кто-то давно уж ждёт
Мудрый волшебник, добрый волшебник
Радостен твой полёт
Снова предрождественские дни. Горит камин, но всё равно холодно. Мама наряжает ёлку, а она вертится рядом, рассматривая игрушки.
- Мам, а дядя будет на празднике?
Лицо матери посерело. Испуганный взгляд метнулся в сторону входной двери.
- Вряд ли. Отец не позволит.
- Ну почему? - заныла Лора
Мама смахнула слезу. Похоже, ей тоже было жаль своего непутёвого брата. Небритый, худой, похожий на нищего с церковной паперти, он вечно ходил в драных башмаках и поношенном летнем кафтане. А ещё рассказывал сказки. Добрые сказки, в которых высокомерные принцессы всегда получали по заслугам, а хорошие девочки обретали своё счастье. Сказки, в которых любовь и щедрость побеждали жадность и злобу. Мама говорила, что отец Лоры тоже частенько одаривал окрестную ребятню и не скупился на подарки соседям. Но отец погиб, когда Лоре было всего два года, и мать вновь вышла замуж, чтобы обеспечить будущее семьи.
- Мам, а почему папа умер?
- Все умирают когда-то. Такова жизнь.
- А я не хочу умирать. Никогда. И стареть не хочу.
Дверь распахнулась, впустив ледяной вихрь перепуганных снежинок. А ещё отчима. Усталого и отчего-то сильно постаревшего. Скинув шапку и кафтан с меховой подбивкой, он тяжело плюхнулся в деревянное кресло, рядом с затушенным ветром камином. Мама засуетилась, пытаясь разжечь огонь, а Лора пристроилась у ёлки и принялась наблюдать за родителями. Привычно орудуя кочергой, мама тревожно поглядывала на отца. Похоже, она нервничала. Наверняка опять из-за дядюшки. В последнее время он похудел ещё больше, а кашель стал настолько сильным, что на платке появлялась кровь. Вскоре в очаге вновь затрещали поленья, прогоняя проникшую в дом стужу. Отчим протянул к огню красные мозолистые пальцы и тяжело вздохнул.
- Штейнберг кого угодно в могилу сведёт. То балки кривы, то стены. Зато заплатил хорошо. Месяца на два хватит. Может, ещё крышу починить сможем.
Мама сочувственно взглянула ему в лицо. В последнее время отчим сильно уставал. Наверное, поэтому он начал раздражаться по пустякам. Вообще-то он был неплохим человеком. Заботился о семье, да и Лору любил как собственную дочь. Вот только дядюшку терпеть не мог. Прогонял из дома, едва тот появлялся на пороге, а маме говорил, что настоящий мужчина должен кормить семью, а не витать в облаках.
Отложив спички и кочергу, мама вытерла об подол испачканные золой руки и виновато протянула:
- Послушай, может, пригласим…
Отчим внезапно побагровел. Кустистые брови с проседью гневно сдвинулись, нависнув над серыми щёлками глаз.
- Опять? – пробасил он.
Шумно выдохнув, он встал с кресла и нервно прошёлся по комнате. Остановившись у двери, он решительным жестом указал на порог:
- Никогда! Ты слышишь – никогда этот бездельник не переступит порога моего дома.
Пусть книжками своими кормится.
- Но папа… жалобно пискнула Лора
Отчим вернулся к камину и опустился кресло, сердито погрозив ей пальцем.
- А тебе, дочка, урок. Выйдешь за такого же шута, как твой дядя, наследства не жди.
Лора испуганно сжалась. Мама никогда не возражала отчиму. Лишь тайком, когда тот был на работе, выносила дядюшке похлёбку и пироги. А иногда и сама Лора выпрашивала у матери что-нибудь вкусное, чтобы одарить незадачливого сказочника.
За изукрашенным зимними узорами окном мелькнула долговязая тень. Наверняка он, и как всегда голоден. А отчим вряд ли пойдёт на кухню – мама накрывала ему в гостиной, поближе к камину.
- Я пойду к себе, папа?
- Конечно, дочка. Нам с мамой есть о чём поговорить.
Быстрой тенью выскользнув из комнаты, Лора заглянула на кухню. Мама, как всегда, выставила похлёбку на стол. Приоткрыв заднюю дверь, Лора выглянула наружу. Ветер швырнул ей в лицо горсть колючих снежинок и распахнул кофту, заледенив тело до самых рёбер. На улице уже стемнело, но Лора легко различила скорчившуюся у поленницы фигуру.
- Здравствуй, воробушек! С Рождеством тебя! – морщинистое посиневшее лицо озарила радостная улыбка. Кутаясь в подобранный где-то на улице грязный солдатский плащ и пряча в рукава озябшие руки, он направился к задней двери, где стояла Лора, но неожиданно остановился, будто вспомнив о чём-то.
– Моя фея приготовила тебе подарок, - тихо произнёс он. – Знаешь, какой?
- Погоди. Сейчас.
Вернувшись в дом, Лора прислонила ухо к стене и прислушалась. В гостиной было тихо. Лишь тяжёлые шаги отчима то приближались к кухне, то отдалялись в сторону родительской спальни. Похоже, отчим ходил взад и вперёд по комнате. Вновь открыв дверь, Лора махнула дяде рукой.
- Заходи!
Пока тот смущённо переминался у порога, Лора быстро сняла со стены половник, плеснула в миску похлёбку и протянула ему:
– Ешь! Быстрей, а то отчим дома.
Удивляясь собственной смелости, тотчас схватила приготовленную к обеду лепёшку.
- Держи!
Дядя торопливо хлебал, испуганно-виновато озираясь по сторонам, а Лора, затаив дыхание, прислушиваясь к шагам отчима. Вскоре из гостиной вновь раздался его сердитый голос:
- С дочери глаз не спускай! Помни, я запрещаю…
- Но ведь она совсем ещё девочка…
Лора взглянула на дядюшку. Он уже съел больше половины миски и теперь лихорадочно запихивал в рот лепёшку. Отчим же по-прежнему раздражённо выговаривал матери.
Похоже, решил всерьёз заняться её, Лоры, судьбой.
- В её возрасте моя сестра уже ходила в прислугах. Твоя же дочь никак из пелёнок не может вырасти. Сказки про фей слушает. Не дай Бог, вырастет как этот твой…
Щуплое тело дяди содрогнулось в кашлевом пароксизме.
Кресло в гостиной жалобно скрипнуло, отозвавшись гневным голосом отчима:
- Он что, опять здесь? Я же сказал…
- Нет… - растерянно пробормотала мама.
Лора тревожно взглянула на дядюшку. Тот уже опрокинул миску и залпом допил суп, сунув за пазуху остатки лепёшки.
- Быстрей!
- Бог вознаградит тебя, дочка.
Шагнув за порог, дядюшка внезапно остановился. Сунув руку в карман, он вытащил оттуда два стеклянных сосуда. В одном переливалась жидкость тёмно-красного цвета а в другой – жёлтая, прозрачная.
- Это тебе. Подарок феи.
Несмотря на странность происходящего, Лора ничуть не удивилась. Для неё дядюшка был не просто сказочником, а самым настоящим волшебником.
- Познакомишь меня со своей феей?
- Потом, - шепнул он. – А пока спрячь. Только не пей и не давай родителям. Завтра всё объясню.
Заперев дверь и сунув миску в шкаф, Лора метнулась в коридор – к лестнице, ведущей в её каморку. С замиранием сердца прикрыла дверь, запрыгнула на кровать. В тот же миг внизу раздался голос отчима:
- Никого. Но увижу…
Лора облегчённо вздохнула. Забившись под старое стёганое одеяло, она сжалась комочком и попыталась заснуть. В груди что-то странно замирало. То ли от страха перед отчимом, то ли из-за приближающегося Рождества, то ли из-за странного подарка дядюшки...
Перезвон колокольчиков в наушниках затих. Лариса открыла глаза. Плотная людская стена закрыла от неё назойливые клочки расклеенных по стенам объявлений. Прямо напротив чуть покачивалась мужская фигура в сером пальто – поношенном, но довольно опрятном. Из-под него виднелись выглаженные брюки. Лариса подняла голову, чтобы разглядеть незнакомца. На вид ему можно было дать лет семьдесят. Морщинистое лицо с синеватыми губами, выдавало человека крайне болезненного. Бесцветно-голубые глаза были мутны и безжизненны, обмякшие мешки щёк безвольно свисали вниз. Изморозь седины заметно припорошила аккуратно уложенные, по-юношески густые волосы. Вроде бы обычный старик, но что-то странное почудилось Ларисе в его облике. Словно лицо его было лишь маской, скрывающей знакомые черты. На кого же он всё-таки похож…
Ей шестнадцать. Снова предновогодняя суета. Запах хвои, мандаринов и глубоко замершее в груди предчувствие счастья. В кино крутили «Карнавальную ночь», а в институтах гремели балы, и каждая девушка мечтала стать такой же, как Леночка Крылова. Весёлой, красивой и бесстрашной. И, конечно, любимой. Спешила на маскарад и Лариса. В белом платье, модных туфлях и с маленькой чёрной маской, спрятанной в сумочке. Спешила и втайне мечтала о Кольке Васильцове. Об его синих глазах. О запахе дома, окружавшем его повсюду, где бы он ни находился. У неё же давно ничего не было. Ни дома, ни семьи. Лишь пустая квартира в центре Питера да ощущение бесконечности сменяющих друг друга кадров. Как в киноплёнке, концы которой случайно склеились друг с другом. Как в фильме «День сурка». Правда, это уже из другой…
Старик закашлялся. Отёкшее лицо налилось болезненной синью. Обвисшие щёки затряслись в такт судорожному кашлю, и даже мешки под глазами, казалось, ещё больше набухли. Что за чудовищный маскарад устраивает нам время! Может, и её Колька теперь такой же. Прошлое не стиралось, и Лариса помнила всё. И прогулки по набережной под полной луной, и пристальный взгляд Колиной мамы. Нет, не могла Лариса, невесть откуда появившаяся сирота, быть ровней её балованному отличнику и комсомольскому активисту. Вот Оленька Шаврова из параллельной группы – другое дело. Колина мама откровенно симпатизировала ухоженной дочери директора магазина, дом которой всегда ломился от заграничного дефицита. И Лариса чувствовала это – и в звуках её голоса, и в жёстком, осуждающем взоре. Но не только это волновало Ларису. Главным препятствием была её тайна. Её сомнения, изгрызшие душу, словно стая голодных волков из далёкого детства. Судьба расставила всё по местам. Неожиданно странно и больно. Это случилось на новогоднем балу. Том самом – последнем, на котором они были вместе. Васильцов встретил её у институтских ворот. Без маски, в распахнутом пальто, сверкающей белизной рубашке и чёрном галстуке.
- Здравствуй!
Стянув кожаную перчатку, протянул руку. Спокойно, по-товарищески. Лариса вздрогнула.
- Ты ждал меня?
- Да…
В груди что-то болезненно сжалось. Нет, ничего. Ей просто почудилось. Сейчас она расскажет ему всё. И о своей любви, и о тайне управления временем. И эта новогодняя ночь поможет ей, ведь в Новый год возможно всё, даже самое-самое необыкновенное чудо. Чудо, когда-то подаренное ей её старым дядюшкой и его подругой-феей.
- Нам надо поговорить, - еле слышно промямлила она, растеряв былую бойкость. – Только не смейся надо мной, пожалуйста. Ладно, а?
Николай нахмурился, будто преодолевая препятствие.
- Мне тоже надо что-то сказать тебе.
Глаза сверкнули холодной непреклонностью. Внезапно отстранившись, он равнодушно взглянул на Ларису.
- Да…
Язык присох к нёбу. Чутьё подсказывало, что вместо объяснения в любви её ждёт весьма неприятная беседа.
- Прости, Лора, - процедил он, с трудом подбирая слова. – Позавчера у меня был серьёзный разговор. С мамой. Мы не должны больше встречаться.…
Швырнув в снег перчатки и сумку, Лариса бросилась прочь. Её больше не интересовал ни бал, ни институт, ни сам Колька. Оставалась лишь боль. Боль от его колючего ледяного взгляда, которая терзала её всю жизнь. До той самой минуты, когда в рождённым эликсиром пламени нашла свой конец Лариса Семёновна Венгерова. В тот день ей исполнилось семьдесят три…
А может… Странная мысль, мелькнув, отозвалась тихим шёпотом.
- Колька!
Сидевшая рядом тётка лет пятидесяти колюче взглянула на её точёную ногу, затянутую в золотистый чулок от ОMSA. Господи, как же она могла забыть?
- Садитесь, пожалуйста, - виновато произнесла Лариса, поднимаясь со скамьи.
- Спасибо.
Старик тяжело плюхнулся на освободившееся место и громко выдохнул. Ларисе вдруг стало стыдно. Заплутав в переплетениях эпох, она совсем забыла о том, что ей снова семнадцать. А ему по-прежнему за семьдесят, и очень тяжело стоять.
Вцепившись в поручень, она уставилась в стену, избегая сосредоточенного взгляда рассматривавшего её старика. В глазах полыхало пламя. Яркое, раскалённое до нестерпимости, оно обжигало каждую клеточку её тела, каждый её нерв. Тело плавилось, подобно металлу в мартене, а кровь останавливалась в жилах, вызывая боль. Эта боль пронзала насквозь, до самых костей, до сердца, и даже ещё глубже. Перед глазами плыла плена, а к горлу подступало мучительное удушье. Воздуха! Хотя бы один глоток, ещё немножко… Она чувствовала это каждый раз, когда заканчивалась очередная эпоха в её жизни. И каждый раз, вцепившись в колбу с жёлтым эликсиром, думала лишь об одном. Успеть выпить. Очередной раз успеть, чтобы завтра встретить рассвет.
Сидевшая рядом тётка встала и направилась к выходу. Лариса осторожно села и искоса взглянула на старика. Тот приветливо улыбнулся.
- Скажите, ваша фамилия не Васильцов?
Незнакомец кивнул.
- Как вы узнали?
- Вы учились в Политехе в шестьдесят четвёртом? На радиофизическом? Помните Ларису Венгерову?
По лицу старика пробежала тень.
- Это твоя бабушка?
Лариса кивнула. На глаза навернулись слёзы. Ей хотелось вскочить и выбежать из вагона прочь. А потом примчаться домой и разбить проклятые дядюшкины колбы. Ведь дядя исчез тогда. Просто исчез, не появившись ни завтра, ни через неделю, ни даже через год. Отчим сказал, что проклятый бродяга наверняка замёрз на улице. Мама же всё ждала и плакала украдкой. Стала часто болеть, а потом и отчим не вернулся из леса. Говорили, медведь заломал. Помаявшись несколько месяцев в одиночестве, мама отправилась следом. В тот год Лоре исполнилось пятнадцать. Есть было нечего, и она решила сдать трактирщику гостиную, кухню и спальню, оставив себе лишь каморку на чердаке. Тогда и отыскались спрятанные на чердаке дядюшкины эликсиры. И его записку, набросанную на обрывке бумаги.
- Что с вами? – дрожащая рука старика коснулась её руки. – Я спросил вас, Лариса Венгерова – ваша бабушка?
- Да… - ложь сухим комком застряла в горле. – Вы знали её?
- Знал… Любил… - еле слышно произнёс старик.
Время оборвало поводья и понеслось, скручиваясь в упругую спираль. Две её жизни –Венгеровой и Вайнбах - сомкнулись, превратившись в подобие ленты Мёбиуса.
- Может, ко мне зайдёте? – осторожно поинтересовалась Лариса. – Поговорим, посмотрим фотографии. У вас есть время?
Сомнения тенью мелькнули на лице старика. Лариса улыбнулась. Странно. После встречи с ним она забыла обо всём. И о своих планах, и о том, какие неприятности могут ждать в мегаполисе излишне доверчивых пожилых людей.
- Не бойтесь, - она дотронулась до его руки, оказавшейся мягкой и очень тёплой. Отчего-то захотелось погладить его узловатые пальцы, его тонкую, чуть суховатую кожу.
- Я не преступница, и у меня достаточно денег. Просто хочется поговорить с вами.
Если хотите, обратно подвезу на такси.
- Мне терять нечего, - безразлично проскрипел Васильцов.
- Тогда выходим…
Лариса бережно взяла его под руку и помогла встать. Она не чувствовала ни боли, ни обиды – они сгорели в том старом доме, где началась её новая жизнь. Сгорели вместе с канувшим в лету прошлым. Теперь же ей просто было жаль несчастного старика, полвека назад казавшегося ей недосягаемой мечтой, а теперь представшего перед ней в своём исковерканном временем обличье. А ещё… Ещё всё же хотелось узнать, почему он отказался от неё в тот день.
Они шли по перрону. Рядом, как когда-то в молодости. Лариса задумалась. Как странно – разве она не молода? Ведь ей и в самом деле семнадцать. Или триста двадцать пять?
Наверное, так правильнее, ведь именно триста двадцать пять лет назад она появилась на свет. А это значит, что пятьдесят три года назад она была древней старухой – не чета двадцатилетнему Кольке.
- Вы будете смеяться, - прервал Васильцов её окончательно запутавшуюся мысль. – Мне кажется, что я сейчас рядом с ней. В смысле, вы – это не вы, а она.
На мгновение Лариса остановилась. Васильцов виновато взглянул на неё и добавил:
- Простите, если что. Такие уж мы, старики. Все в прошлом, вот и мерещится.
- Вы не так уж неправы, - глухо отозвалась Лариса.
- Не стоит меня утешать. Как говорится, всё прошло, всё в Лету кануло. Одной ногой здесь, другой – там.
В голове Ларисы всё назойливее свербила мысль. А что, если подарить ему часть своей жизни, поделившись волшебными эликсирами? Может, тогда им удастся начать всё с начала? Может, именно для этого они и встретились в вагоне метро?
Лента эскалатора медленно скользила вверх. Вокруг мельтешили лица. Усталые и весёлые, старые и молодые. Словно в кадрах кинохроники. У каждого из них, наверное, есть свой дом. Своя любовь, своё счастье. Но счастлива ли она, Лариса? Что дал ей шанс начинать всё с начала, когда-то подаренный дядюшкой?
- Она жива?
Лариса опустила глаза. Она не решалась сказать правду, но и врать не хотелось. Но он понял сразу – именно так, как понял бы её молчание любой другой. Голос его вдруг стал глухим и тихим – будто за несколько секунд он постарел ещё больше.
- Давно?
- В сентябре. В этом году.
Это была не ложь. Точнее, почти не ложь. Лариса заранее подготовилась к уходу, купив старый деревянный дом на окраине леса, под Новгородом. Оформив поддельный паспорт и подкупив нотариуса, она подарила всё своё имущество Ларисе Вайнбах, своей внучатой племяннице. А вскоре в криминальной хронике сообщили о том, что в сгоревшем доме найдены документы на имя Ларисы Семёновны Венгеровой. Правда, они так и не нашли в доме её останков, но дело закрыли, и Венгерову объявили погибшей. Ей повезло, что в ту ночь никто не видел, как молодая девушка вышла из леса, направляясь к трассе.
Рука Васильцова напряглась. Она опять забыла – надо помочь ему сойти с эскалатора.
- Выходим…
Опираясь на Ларисину руку, старик шагнул вперёд, стараясь сохранить равновесие. И вновь то же странное чувство. Да, она уже не та девушка, что гуляла с ним по набережным, надеясь услышать объяснение в любви. Но может, всё же, стоит ещё раз попробовать?
- Большая Пушкарская 11? – медленно произнёс Васильцов.
- Да. Вы до сих пор помните? - Лариса умолкла, не решаясь сказать, что вот уже несколько дней выставила квартиру на продажу, надеясь вложить деньги в возводящуюся рядом элитку.
- Будто вчера было…
Заезженная фраза отчего-то не показалась Ларисе глупой и неуместной. Именно так. Вчера. Только для него это вчера безвозвратно, а она может повторить всё. И пусть с другим, а не с ним, не с тем самым Колькой Васильцовым, от взгляда которого в её душе звенел рождественский колокольчик. Но те, другие – так ли уж нужны они ей? На мгновение ей показалось, что всё отдала бы за то, чтобы променять свою длинную череду одиноких жизней на одну-единственную. Жизнь, в которой они с Колькой были бы неразлучны. Как в той клятве – в богатстве и в бедности, в болезни и в радости. И умереть в один день, навсегда вернувшись в небесный дом, что ждёт каждого перешагнувшего последний порог земного бытия.
- Спасибо тебе, дочка. Спасибо, что я смогу ещё раз увидеть…
Васильцов на мгновение остановился и прижал руку к груди. Стенокардия. Лариса хорошо знала эти симптомы. Если она хочет подарить ему ещё один шанс, надо спешить. Иначе можно опоздать, и тогда…
- Сердце заныло. Я так жалею, что тогда послушался мать. Но мне не хотелось её разочаровывать. Ведь я – сирота. Она вытащила меня с улицы. Меня, пятилетнего пацанёнка-карманника, который однажды залез к ней в сумочку.
- Так значит она…
- Да, не родная, - глухо отозвался Васильцов. - Но я любил её и не хотел причинять ей боль…
Часы пробили одиннадцать. За окном по-прежнему мела метель. Васильцов сидел за столом. Они пили чай, смотрели старые фото и говорили о любви, а в душе Ларисы, как раньше, тихо позвякивал рождественский колокольчик. Вот только по-прежнему страшно было сказать о главном. О том, что ей уже триста двадцать пять и что у них есть шанс снова быть вместе.
Решение пришло неожиданно. Сам Васильцов подсказал его, увидев в шкафу старую немецкую книгу. Это был сборник сказок – последнее, что осталось от дядюшки Николаса. Его книга с посвящением любимой племяннице, написанной размашисто-корявым почерком. Книга стояла на верхней полке, и именно за ней Лариса прятала своё главное сокровище – дядюшкин эликсир.
- Интересная книга, - промолвил он, рассматривая игравшего в снежки мальчика на обложке. - Можно взглянуть?
Лариса замялась. Вновь оказавшись в двух шагах от необходимости сделать выбор, она замерла в нерешительности. Взглянула на устроившегося в кресле Васильцова. На старую мебель, оставшуюся ещё со времён немецкой слободы. Странно, но его присутствие оживило всё – и закостенелые в своей древности вещи, и саму квартиру, дотоле казавшуюся ей пустой и холодной. А значит, у неё есть ещё один шанс обрести счастье, и она даст этот шанс - и ему, и самой себе. Решительно встав с места, Лариса шагнула вперёд и протянула руку к старинной книге. Выцветший мальчик с обложки улыбнулся грустной улыбкой. Достав книгу, она протянула её Васильцову.
- Что за колбы у вас там, на полке? – неожиданно спросил он. - У меня точно такие же. Мама рассказывала, что нашла их в подвале, где я ночевал до нашей с ней встречи. Она взяла их с собой. Сказала – на память, чтобы я не забыл, как когда-то воровал у прохожих мелочь. Чтобы никогда больше не стал на эту дорожку. С тех пор я храню их как память о маме и о моей прошлой жизни.
Лариса оцепенела. Если бы в тот миг перед ней вдруг оказался сам Шварцнеггер, она наверняка была бы удивлена намного меньше. Вглядываясь в черты сидевшего перед ней старика, она судорожно искала сходство… Но только с кем? С Нейлом Швелле из Немецкой слободы, с художником Питером Менгером из середины девятнадцатого или… Нет, этого просто не может быть! Дядюшка Николас! Это его взгляд. Наивно-детский, но только потускневший, затуманенный временем. Такой же был и у Васильцова, и лишь однажды в жизни она видела его иным. Вот только как он смог забыть обо всём, если сам когда-то научил её управлять временем?
- Подождите! – она положила книгу на стол и метнулась в спальню, где над кроватью висели её миниатюры. Она писала их сто пятьдесят лет назад, когда была влюблена в Менгера. На одной был дом её детства, на другой – дядюшка Николас в старом кафтане, длинном красном шарфе и с неизменной книгой в руках. Он должен вспомнить! Непременно должен, иначе просто не может быть. Сняв картины со стены, Лариса вернулась гостиную. Васильцов сосредоточенно перелистывал. Похоже, он понимал старонемецкий и холод забвения лишь слегка припорошил его память. Как в сказке про мальчика Кая и его подругу. А раз так, то он вспомнит. Обязательно вспомнит. Протянув ему картины, она всё ещё продолжала стоять рядом, слегка наклонившись над креслом.
- Взгляните!
Лицо Васильцова отразило недоумение и тревогу. Отодвинувшись от Ларисы, он повернулся к окну, сделав вид, что собирается добавить в чай ещё немного сахара. Узорчатая серебряная ложка чуть подрагивала в его руке.
- Что вы об этом думаете?
В мутных глазах Васильцова мелькнуло сомнение. Окинув рассеянным взглядом домик из красного кирпича с маленькими резными окнами, он неохотно процедил:
- По стилю середина девятнадцатого. Кто художник?
Мозг Ларисы упорно тормозил, никак не желая помогать ей в осуществлении задуманного, но решение было принято, да и дядюшку Николаса выручать надо было по любому. Поэтому, помолчав немного, она быстро выдохнула:
- Я художник.
Васильцов протянул руку к холсту. Внимательно осмотрел, наклоняя то вправо, то влево. Пощупал пальцами шероховатую поверхность холста, затем, вытянув руку как можно дальше от глаз, снова оценивающе взглянул на картину.
- Не может быть, - недоверчиво процедил он. – Не стоит меня разыгрывать, ведь я не так уж плохо разбираюсь в живописи. Если вы так талантливы, то можете перенять стиль, но вам не изменить ни качества холста, ни свойств красок. К тому же время оставляет свои следы. Всё стареет, и возраст легко определить на глаз.
Вместо обиды в душе Ларисы вдруг ярким огоньком вспыхнула радость. Идея! Внезапно рассмеявшись, девушка отскочила в середину комнаты и весело крутанулась на каблуках. Теперь она точно заставит Кольку-Николаса поверить в чудо. Точней, не в чудо, а в самую настоящую истину.
- Сколько мне лет, по-вашему?
Васильцов вздохнул. Лариса ощутила неприятный укол совести. Наверное, не стоило говорить о своей молодости тому, кто давно оставил её за порогом своего бытия. Но с другой стороны, это единственный путь заставить его вспомнить. Иначе он умрёт, а она никогда больше не услышит в душе звон рождественского колокольчика.
- Лет двадцать, не больше. Вы так молоды, - с горечью произнёс Васильцов. – Вашей бабушке было столько же, когда мы с ней расста…
Голос старика затих, оборвавшись на полуслове. Похоже, он вновь погрузился в воспоминания. Но теперь Ларису трудно было остановить, тем более что судьба подбросила ей ещё один подарок. Если Васильцов – это дядя Николас, и он владеет тайной эликсиров, то ей надо лишь вернуть ему память о прошлом. Довольно улыбнувшись, она уверенно заявила:
- В сентябре этого года мне исполнилось триста двадцать пять лет.
- Не шутите со мной, - Васильцов вдруг сгорбился. – Не стоит смеяться над стариком. Мне давно надо было уйти отсюда, но я не могу. Вот гляжу на вас и вижу её, свою Ларису. Вы так похожи, и вас даже зовут одинаково.
- Поверьте мне, - Лариса сняла с полки колбы с эликсирами и поднесла к лицу Васильцова. Красная жидкость вспыхнула рубиновым светом, будто откликнувшись на её мысли.
- Поверьте, - повторила она. - Лариса Венгерова – это я. Она не умерла, а просто исчезла. У меня та же душа, и я прекрасно помню своё прошлое. Наверное, эликсиры способны запускать какие-то биологические процессы.
- Погодите, - Васильцов нахмурился и принялся потирать лоб, будто пытаясь вспомнить что-то важное. – Вы утверждаете, что вам триста двадцать пять лет, и вы – та самая Лариса Венгерова. Но где доказательства? Какие либо ещё, кроме колб, в которых могут находиться обычные краски?
Будто в доказательство слов Ларисы раствор забурлил, словно вода в закипающем чайнике. Мелкие светлые пузыри жемчужинами поднимались со дна и, достигнув поверхности, лопались, издавая пряно-коричный запах. Девушка встряхнула колбу и поставила её на полку. Пузыри исчезли, сменившись вспыхнувшим на несколько секунд рубиновым сиянием.
- Я тоже любила вас, - медленно произнесла Лариса. В глазах её щипало, а взор застилала густая белая пелена. Отвернувшись, Лариса тщетно пытаясь остановить слёзы. Васильцов молчал, и лишь тяжёлое дыхание за её спиной выдавало его волнение. Сморгнув, Лариса постаралась незаметно вытереть рукавом мокрую дорожку на щеке.
- Знаете, я помню всё. Все наши встречи. И то, как мы гуляли по Невскому, и то, как сбежали в Летний сад с лекции по астрофизике, и… ещё, - Лариса запнулась, с трудом сдерживая перекрывший горло всхлип. – Ещё наш последний бал…
Обернувшись, она увидела Васильцова. Съёжившись в кресле, он обхватил руками голову, будто желая закрыться от обрушившихся на него непонятных событий. Он казался растерянным. Хрупким, словно истёршееся от времени стекло. Страх ледяным комком шевельнулся где-то глубоко внутри. А что, если этот человек умрёт, так и не дожив до возвращения в молодость? Это может произойти сегодня, завтра или послезавтра. В любой день, если только она не поможет ему вспомнить. Сейчас, немедленно. Лариса ласково погладила его по спине:
- А ещё раньше вас звали Николас Вейнбах, и вы писали детские сказки. Это ваша книга стоит у меня на полке. Вы были моим дядей – братом моего отца Роберта.
- Вы больны? – тихо проскрипел старик.
Лариса опустилась на колени у кресла, где сидел Васильцов и умоляюще взглянула старику в глаза.
- Помнишь эти стихи? Das ist die Zeit vor von den Lezten Rosen... Мне было пять, и ты называл меня воробушком. А ещё соседские дети дразнили тебя Klaus, Klaus, Nikolaus. Ты ходил в рваном кафтане, и тебе всё время было холодно. А ещё у тебя была фея… Её звали…
Васильцов сидел, уставившись в пустоту и сжав побелевшие пальцы. Синие губы мелко тряслись. Наконец, он опомнился.
- Что с вами, девушка? Вам плохо?
- Хочешь жить? Именно ты дал мне когда-то эти два эликсира. Красный сжигает прошлое, а жёлтый возрождает тело и делает его молодым. Двадцать лет я занималась биотехнологией и пыталась изучить их действие на мышах, но так и не узнала его. Наверное потому, что он – тайна. Тайна твоей феи…Её звали…
В глазах Васильцова мелькнуло странное выражение.
- Люсия, - хрипло произнёс он.
- Ты вспомнил? Точно, её звали Люсия. Ты говорил, она поёт тебе по ночам, сидя на облаке. А ещё купается в озере в лучах заката.
- Не понимаю, - пробормотал Васильцов. – Я ничего не помню. Не понимаю, о чём вы говорите. У меня просто вырвалось это слово. Люсия… Люсия… Что это значит? Погодите… Что-то странное вертится в моей голове. Мне надо в Петеркирхе… Мы можем туда поехать?
- Конечно, - Лариса схватила телефон и принялась набирать номер экспресс-такси. - Завтра Рождество, и ты вспомнишь всё. А потом мы проживём с тобой долгую и счастливую жизнь. Как в твоих сказках…
В полупустом храме тихо пели детские голоса. Лариса часто заходила сюда. Здесь жили её воспоминания – о детстве, прошедшем в маленьком городке близ Кёльна, о Немецкой слободе и ещё очень многом… И вот теперь эта встреча, и они оба здесь. Стоят рядом, не решаясь сесть на скамью. Молча слушают пение, и лишь рождественский колокольчик в её сердце вновь хрустально звенит в её сердце, возвещая о предстоящем чуде…
Покинув храм, они вышли на расцвеченный огнями Невский. Метель утихла, и на проспекте лежал снег. Белый, чистый, сверкающий переливчатыми искорками.
Васильцов остановился. Запрокинув голову, он взглянул на ночное небо, будто пытаясь прочесть своё прошлое в тусклом мерцании звёзд.
- Значит, ты Лора Вайнбах, дочь Марты Менде и Роберта Вайнбаха, а я – твой дядюшка Николас?
- Ты вспомнил? – радостно взвизгнула Лариса, с трудом сдерживаясь, чтобы не броситься к нему на шею. – Вспомнил!
Оторвав взор от чтения небесных криптограмм, Васильцов счастливо улыбнулся:
- Я никогда больше не отпущу тебя. Вот только стану чуть помоложе, а то не ровен час к юноше сбежишь от старика.
- Не сбегу. Но почему же ты всё –таки забыл?
- В моей памяти даже сейчас всё очень смутно, словно в тумане. Я помню ссору с женой. Кажется, она изменила мне. Помню, как сидел в баре, а потом решил навсегда уйти. Пришёл к себе и…
- Ты выпил слишком много красного эликсира?
- Да, а до этого эля и ещё чего-то покрепче.
- Не шути так больше, - рассмеялась Лариса. - Иначе в следующий раз родишься младенцем, и мы вновь потеряем друг друга.
Вместо ответа Васильцов обнял её, и они пошли по ночному городу, нашептавшему им новую сказку. Она чудилась им повсюду. В молчании старых домов, праздничном многоцветье иллюминации, в белизне свежевыпавшего снега. А звёзды в небе тихо пели о Рождестве…
© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2014
Свидетельство о публикации №214121200044
Обсуждение здесь http://proza.ru/comments.html?2014/12/12/44