ГЛАВА 11
Паром “Мекленбург” неторопливо рассекал спокойные воды Балтики. Новенькое судно, построенное в Германии лет пять назад, регулярно курсировало между Мальме и Ростоком, преодолевая расстояние в сто с небольшим морских миль за каких-нибудь девять с половиной часов.
Шведский берег “Мекленбург” покинул около десяти утра с тем, чтобы в семь вечера уже пришвартоваться к берегу немецкому. На медленном и весьма надежном транспорте настоял Франсуа Перрен.
– Мне вовсе не хочется лететь на дирижабле, чтобы снова совершать вынужденную посадку где-нибудь на необитаемом острове! – сказал он Алексею накануне отъезда из Стокгольма. – И это в лучшем случае. В худшем эти англичане могут просто сбить нас, как игрушечную мишень.
– Но, мой друг, сейчас не ведутся военные действия, – возразил Алексей, – и у англичан нет оснований сбивать пассажирские дирижабли. То, что случилось с нами несколько дней назад – случайность. Ты прекрасно знаешь, чтО им было нужно.
– А ты уверен, что в этот раз среди пассажиров не окажется еще какой-нибудь переодетый вояка? И англичане снова захотят его заполучить.
– Не уверен.
– То-то же, – торжествуя, заявил мсье Перрен. – Садимся в Мальме на паром – так безопаснее.
– Паром тоже можно потопить при необходимости, – улыбнулся Алексей.
– Все равно у нас будет больше времени, чтобы сообразить, что к чему, и, следовательно, чтобы спастись. К тому же в Балтийском море англичан нет, – уверенно заявил Франсуа. – Разве ты этого не знаешь?
– Знаю. Во всяком случае, до сих пор было так.
– Ну, вот. Твой русский друг, который задержал тебя тогда на линкоре, промышляет исключительно в Северном море – не так ли?
Алексей пожал плечами.
– Мне не известны планы командующего английской эскадрой.
– А кстати, ты так мне и не рассказал: что это за человек?
– Адмирал Эйховен? – улыбнулся Алексей.
– Да нет же! Тот – русский. Почему ты все время улыбаешься?
– Просто у меня хорошее настроение, – ответил Алексей. – Имеет человек право на улыбку?
– Имеет, – согласился Франсуа. – И все же…
– Конкин… – сказал Алексей и подумал о том, что ему совершенно нечего рассказать французскому писателю. Любая правда могла вызвать подозрения и расспросы. А ложь…Точнее, выдумка или фантазия. Точнее, легенда – или как это называется у шпионов. – Конкин – это мой бывший сосед, мы жили в одном доме, – сказал он. – Много лет назад – примерно, десять или двенадцать – Федор уехал из Москвы, чтобы стать моряком. Уехал на Балтику – в Петроград или куда-то еще, точно не знаю. С тех пор мы не виделись, вот только теперь. Он уже несколько лет служит в английском флоте.
– Сбежал из России? – спросил Франсуа.
– Выходит, что так.
– Он раньше, ты – позже, – произнес мсье Перрен. – Что-то у вас там не так… Ты не находишь, Алекс?
– В каждой стране что-то не так, – ответил Алексей. – Идеальных правительств, идеальных обществ не бывает. Ты со мной не согласен?
Мсье Перрен промолчал.
Они сели на поезд, и приехали в Мальме из Стокгольма. К предыдущему разговору не возвращались – обсуждали только прошедший визит и планы на будущее. И теперь, сидя у окна каюты и наблюдая, как далеко у горизонта проплывают очертания датского острова Фальстер, – тоже молчали. Будто обо всем уже договорились, будто каждый ушел в себя, и посвятил мысли собственным воспоминаниям.
Вечерело. Потускнели облака, посерело море. Что-то неприветливое появилось в гребнях волн. Скользящий солнечный свет делал их вычурными, по-особенному распределял тени.
– Пойду, подышу воздухом, – сказал Алексей, глядя на часы. – Скоро Росток, потом целые сутки в душном поезде. Ты не желаешь составить мне компанию, Франсуа?
Тот как-то жалобно посмотрел на Сапожникова.
– Укачало? – спросил Алексей.
– Есть немного.
– Я предлагал дирижабль.
– Иди, я скоро тоже выйду, – сказал Франсуа. – Мне кажется, что когда я смотрю на воду, мне становится хуже.
– Так и не смотри. Закроешь глаза и просто станешь глубоко дышать. На палубе есть скамейки.
– Нет, пока останусь здесь.
Алексей вышел из каюты. До немецкого берега оставалось всего несколько миль пути – каких-то полчаса времени. Он прошелся по палубе – безлюдной, не похожей на палубу парома, способного взять на борт несколько сотен пассажиров. Где они, эти пассажиры? Кто путешествует сейчас? Командировочные, торгаши, дипломаты – вот и весь контингент. Они не гуляют на свежем воздухе, они сидят в ресторане и обсуждают свои дела. Или просто пьют – от безделья или сытости.
Облокотившись о поручни, Алексей стал просто смотреть вдаль – на россыпи береговых огней, среди которых желто-белым пламенем сиял Ростокский маяк.
Франсуа Перрен полистал тем временем какой-то журнальчик, захваченный в Мальме, потом ему стало скучно, и он отправился в ресторан. У барной стойки писатель провел все оставшееся время до швартовки в немецком порту. Выпил две с половиной рюмки водки, закусив несколькими ломтями лимона. Затем отправился в каюту за саквояжем и обнаружил дорожную сумку Алексея лежащей на месте – то есть на кровати. Алексей сложил свои вещи накануне – это Франсуа хорошо помнил. Он не стал трогать чужой багаж – мало ли, вдруг он разминется со своим коллегой где-нибудь в многочисленных переходах судна, и тот, посетив каюту, подумает, что вещи украли.
Через несколько минут мсье Перрен перебрался по сходням на берег и остановился в пяти шагах от металлического мосточка, перекинутого с палубы “Мекленбурга” на деревянный помост дебаркадера. Остановился, оглянулся и стал ждать. Прошло минут десять – почти все пассажиры парома уже сошли на берег, но Алексея среди них не было.
Легкое беспокойство прошелестело в душе Франсуа. Он взглянул на часы, решил подождать еще пять минут. Затем подошел к боцману, распоряжавшемуся у сходней.
– Господин моряк, – обратился мсье Перрен к человеку в форме, – я беспокоюсь о судьбе моего товарища.
– Да? А что случилось?
– Он до сих пор не сошел на берег.
– Вот как! – воскликнул боцман. – Вы ехали в одной каюте?
– Да, номер девяносто пять. Там остались его вещи, я думал, что он за ними придет…
– А в ресторане он не мог задержаться?
– Я сам просидел там до начала выгрузки, – сказал мсье Перрен. – Мы расстались примерно за полчаса до прибытия.
– Хорошо, сейчас проверим, – сказал боцман. – Как зовут вашего товарища?
– Алексей Сапожников, он помощник Генерального секретаря Лиги Наций.
– Да, фигура серьезная! – воскликнул боцман. – Подождите здесь несколько минут, господин…
– Перрен.
– …Перрен. Сейчас все выясним.
И боцман исчез в недрах парома. Тем временем матросы стаскивали по сходням какие-то ящики, мешки с почтой, еще какой-то багаж. Тут же стоял небольшой грузовой автомобиль, в кузов которого уже портовые грузчики все это забрасывали. Прошло долгих минут пятнадцать. Наконец, появился боцман. Он торопливо спустился на берег. В руке боцман держал дорожную сумку Алексея.
– Должен вас огорчить, – со смущенным недоумением сказал он Франсуа, – вашего Сапожникова на судне нет. Мы обыскали все помещения, даже туалеты и кладовые. Я доложил капитану. Простите, но больше ничего сделать я не могу.
– Как же так! – воскликнул мсье Перрен. – Может быть, человек упал за борт. Его немедленно надо искать!
– Капитан уже дал соответствующую радиограмму руководству порта. Сейчас на поиски будет выслан буксирный катер. Вы сказали, что за полчаса до прибытия в Росток господин Сапожников еще был на пароме?
– Да.
– Тогда, если он случайно выпал за борт, это произошло совсем недалеко отсюда. Катер пойдет по нашим следам.
– А мне…что делать мне?
– Если угодно, в порту есть хороший ресторан, можете посидеть там. Вас найдут и передадут результаты поисков. Или же совсем неподалеку расположена довольно приличная гостиница – называется “Балтийская волна”. Можете подождать там. Скажите, где вас искать, господин Перрен?
– Даже не знаю… А сколько, примерно, времени могут занять поиски?
– Ну, час или два, я думаю, – ответил боцман.
– Тогда я посижу в ресторане, – решил Франсуа.
– Как вам будет угодно. К вам подойду я или кто-то из моих людей.
– Благодарю, – рассеянно ответил Франсуа и поплелся прочь.
***
– Господин Перрен?
Франсуа с трудом поднял голову. В неярком свете ресторанного зала перед ним стояла незнакомая фигура в длинном плаще и шляпе, натянутой почти на глаза.
– Кто вы? – спросил писатель, понимая, что им интересуется явно не представитель порта или пароходства.
– Вначале я хочу убедиться, что вы и есть господин Перрен, – сказала фигура.
– Да, вы не ошиблись, – подтвердил Франсуа. – Показать документы? Что вам нужно?
– Позвольте присесть? – спросил незнакомец, одной рукой отодвигая от стола соседний стул, а другой – снимая шляпу.
– Сделайте одолжение, – ответил Франсуа и мутными глазами проследил, как незнакомец в плаще садится рядом. – Выпьете?
– Благодарю, я на работе.
– Да? – переспросил мсье Перрен и зачем-то посмотрел на часы. – Уже поздний вечер, какая может быть работа?
– Я – лейтенант криминальной полиции, моя фамилия Шуберт, Ганс Шуберт.
– А-а, вот как! – воскликнул Франсуа. – Так чем обязан?
И внезапно до него дошел смысл происходящего. Он вспомнил, где находится, и что случилось накануне. И почти отрезвел под тяжелым взглядом Ганса Шуберта. У того были светлые волосы, зачесанные на левосторонний пробор, острые скулы и буравящие темные глаза.
– Кажется, я все понял, – сказал Франсуа. – Скажите мне только сразу: его нашли?
– А вам бы как хотелось? – с нажимом спросил полицейский.
– Да вы что! – воскликнул Перрен. – На что вы намекаете? И как вообще смеете говорить со мной в таком тоне? Алекс – мой друг, это я заявляю вам сразу, чтобы отмести все ваши каверзные вопросики.
– Ну, ну, успокойтесь, господин Перрен! Возможно, я поставил вопрос некорректно.
– Так его нашли? – повторил Франсуа.
– Вынужден вас огорчить, – сказал Шуберт. – Портовой буксир проутюжил всю акваторию порта и прилегающий квадрат. Тело вашего товарища не найдено.
– Значит, он утонул! – воскликнул Франсуа. – Господи, что я скажу бедной Софи?!
– Софи? Это его жена? – спросил Шуберт.
– Нет, Алекс был холост, – после паузы ответил Франсуа. – Софи – это девочка, которая с ним дружила и была ему как дочь…
– Хорошо, господин Перрен, это мы еще выясним. Надеюсь, вы понимаете, что мне нужно задать вам несколько вопросов?
– Да, понимаю.
– Вы готовы на них отвечать?
– Если только они не будут иметь тон подозрений в мой адрес, – ответил Франсуа.
– Видите ли, господин Перрен, – мягко сказал Шуберт, – у меня такая работа: я вынужден проверять все возможные варианты, чтобы потом оставить один, наиболее вероятный.
– Понимаю.
– Вам здесь удобно?
– Вы предлагаете пройти с вами в полицейский участок? – спросил Франсуа. – Нет уж, лучше здесь. Выпьете? Ах, да, вы на работе. А я, с вашего позволения, еще выпью.
– Это может помешать вам удерживать нить разговора, – осторожно заметил Ганс Шуберт.
– Что? Мне? Нисколько! – воскликнул Перрен, опрокидывая в себя очередную рюмку водки.
***
Адмирал Джон Эйховен действительно сильно хромал. Ему было всего сорок девять лет, но выглядел адмирал значительно старше. И не только хромота была тому причиной. Худощавая фигура старила этого человека, несмотря на то, что китель безукоризненно сидел на его худых плечах. И глубокие морщины, прорезАвшие его щеки, – тоже старили. И слегка крючковатый нос. И косой розовый шрам на половину лба. И высокий, нервный голос. И умные, пронзительные глаза – тоже старили, хотя и располагали к откровенности в беседе с этим человеком. Адмиралу Эйховену не хватало только черной повязки на один глаз – тогда бы он точно становился похожим на какого-нибудь героя из романов Сабатини. Но об английском адмирале книжек никто не писал, хотя путь моряка, пройденный Джоном Эйховеном, действительно заслуживал внимания.
Эти мысли промелькнули в голове Алексея в первые же мгновения встречи с командующим английским флотом. Российского миротворца доставили на крейсер “Мальборо” глубокой ночью. Несколько часов перед этим он провел в тесной каюте какого-то катера – то ли десантного, то ли сторожевого. Катер подошел к парому “Мекленбург” бесшумно и незаметно. Несколько моряков проворно взобрались на палубу парома, довольно быстро отыскали нужного им человека и переправили его на борт другого плавсредства, идущего в совершенно ином направлении – не к берегам Германии, до которых можно было дотянуться рукой, а от них.
Алексей не сопротивлялся. Он стоял на палубе и смотрел на береговые огни, когда сзади услышал вопрос, адресованный к нему.
– Мсье Сапожников?
– Да. – Алексей оглянулся. Перед ним стояли двое в черных комбинезонах, напоминавших костюмы ниндзя. Только лица у этих двоих были открыты. И мечи не торчали у них из-за спин.
– С вами хочет побеседовать адмирал Эйховен, – на хорошем французском сказал один из незнакомцев.
– Я согласен, – ответил Алексей. – Только…где и когда?
– Прямо сейчас, если не возражаете.
– Но как же…
– Мы имеем приказание: доставить вас, не смотря ни на что.
– То есть, живого или мертвого? – спросил Алексей, понимая, что сопротивляться и звать на помощь бесполезно.
– Полагаю, с мертвым адмирал Эйховен беседовать бы не стал, – ответил “ниндзя”.
– Логично, – сказал Алексей. – Тогда – куда мне идти?
– Здесь недалеко, в двух шагах. С борта парома спущен веревочный трап. Вы сможете по нему перебраться вниз?
– Вообще-то я не каскадер, – пошутил Алексей. – Но попробую.
– У вас есть ценные вещи в багаже? – спросил один из заботливых похитителей.
– В принципе, нет.
– Значит, не будем терять времени.
Через несколько минут скоростной катер уже уносил российского миротворца в неизвестном направлении. Точнее, направления не знал только он сам, капитан же английского катера и вся его немногочисленная команда прекрасно знали, куда идти – даже в полной темноте. Сначала в узкий пролив между датскими островами Лолланд и Лангеланд, затем на север – к острову Анхольт, неподалеку от которого дрейфовал английский крейсер.
Алексея поместили в кубрик под охрану одного из похитителей – того, который знал французский. Некоторое время они сидели молча.
– Вы голодны? – вдруг спросил конвоир. – Я могу предложить вам легкий ужин. В пределах возможностей, допустимых на военном флоте.
– Если бы я не был вашим пленником, то ответил, что вы очень любезны.
– Нам приказано оказывать вам самые лучшие знаки внимания, – признался “ниндзя”.
– С чего бы это?
– Возможно, потому, что адмирал Эйховен считает вас очень важным человеком.
– Настолько важным, что вместо официального приглашения он решил меня выкрасть? Что ж, благодарю за откровенность, – сказал Алексей. – Простите, как мне к вам обращаться?
– Можно просто Роджер.
– А звание у вас есть?
– Но вы же не военный человек, – ответил англичанин. – Зачем усложнять отношения?
– Хорошо, Роджер, – сказал Алексей. – Поскольку вы со мной достаточно откровенны, позвольте полюбопытствовать, как вы узнали, что я нахожусь на пароме “Мекленбург”?
– Как раз этого я вам сказать не могу, – ответил англичанин. – Не потому, что не хочу, а потому, что действительно не знаю. Мне отдают приказы, мсье Сапожников, вот и все.
– Что ж, я спрошу об этом у самого адмирала. Долго еще нам идти?
– Около часа.
– В таком случае, – сказал Алексей, – не могли бы вы, Роджер, оставить меня одного? Вы же понимаете, что теперь я никуда не сбегу. И стеречь меня вовсе незачем.
– Хорошо, как вам будет угодно.
Он рассчитывал поразмыслить над создавшейся ситуацией – в общем-то, достаточно неординарной, отдающей каким-то книжным романтизмом, но и настолько реальной, что реальнее и быть ничего не могло. Все, что с ним вообще происходило в последние несколько месяцев, – само по себе напоминало сюжет какого-нибудь голливудского приключенческого фильма. И порой Алексею казалось, что он просто спит и видит большой и насыщенный событиями сон. И в этом сне, как бы возносясь над его фабулой, он хотел доказать самому себе, что на самом деле с ним, Алексеем Сапожниковым, ничего не происходит. Он хотел убедить себя в том, что является частью какой-то отменно отрежиссированной иллюзии. И как только встряхнет себя хорошенько – сразу все исчезнет, растворится бесследно. И Алексей примитивно щипал себя за бока, при удобном случае умывался ледяной водой в надежде разогнать этот не в меру затянувшийся сон.
Однако все усилия были тщетны – вокруг него по-прежнему был параллельный мир, в котором все – от плеска вечернего моря и до нависшей угрозы мировой войны – было настоящим. Люди, города и страны – были настоящими. Корабли, поезда и дирижабли – были настоящими. Живая дрожь металлического корпуса катера, идущего сейчас мимо скалистых датских берегов, была настоящей. И запах солярки. И голоса матросов где-то на палубе. И ожидание встречи с английским адмиралом. И еще – понимание того, что сам он всего лишь пешка в чьей-то грандиозной игре…
… Адмирал Джон Эйховен действительно сильно хромал. Он встал из-за стола, сделал несколько шагов навстречу и первым протянул руку.
– Прежде всего, мсье Сапожников, мне бы хотелось принести вам свои извинения за доставленные неудобства, – сказал адмирал высоким голосом по-французски. – Полагаю, вы понимаете, что в условиях, приближенных к военным действиям, подобные методы могут иметь место.
– Да, понимаю, господин адмирал, – ответил Алексей. – Только для меня остается загадкой ваш интерес к моей скромной персоне.
– Я немедленно поясню его вам, как только вы согласитесь поужинать со мной.
– Время уже довольно позднее, – ответил Алексей, оглядываясь в поисках настенных часов, – и честно признАюсь, что мне давно хотелось отдохнуть. По вашему приказу меня похитили с парома, и теперь вместо спокойного сна в купе парижского поезда я вынужден коротать ночь на борту английского военного корабля. Откровенно говоря, меня не очень радует подобная перспектива. Но поскольку я у вас в плену, мне ничего не остается, как подчиниться и согласиться на ваше предложение.
– Во-первых, вы не в плену, – сказал адмирал. – Вас доставили сюда самым быстрым способом, какой только был возможен. И только для беседы, не более – уверяю вас. Во-вторых, и это немаловажно, не моей личной прихоти вы обязаны тем, что оказались теперь здесь. Я тоже выполняю приказ.
– Вы? – удивился Алексей. – Командующий флотом?
– Не флотом, а всего лишь эскадрой, – поправил адмирал Эйховен.
– И чей же приказ приходится выполнять вам?
– А вы еще не догадались?
– Нет.
– Верховного Главнокомандующего, сэра Джона Коумена, герцога Мальборо.
– Я так и предполагал, когда вы сказали, что выполняли приказ.
– Значит, все-таки догадались?
– Но не понимаю, зачем я понадобился. Я не политик, не военный, как генерал де Молль, которого вы тоже похитили…
– Я объясню. Так вы согласны на ужин?
– А что мне остается? Тем более что, если признаться, я действительно голоден.
– Вот и хорошо.
Через несколько минут, выпив по бокалу вина и начав закусывать, они продолжили беседу.
– Итак, мсье Сапожников, – начал адмирал Эйховен, – нам известно, что вы, являясь гражданином Франции, происходите родом из России. Не так ли?
– Об этом нетрудно догадаться, – ответил Алексей. – Мое имя говорит само за себя.
– Тогда очень бы хотелось узнать, каким загадочным образом вы оказались во Франции, да еще и стали заниматься столь активной международной деятельностью.
– Знаете, господин адмирал, – смело сказал Алексей, – я, конечно, сильно рискую навлечь на себя ваш гнев, но позвольте не отвечать на первый вопрос. Тем более что, как я полагаю, не обстоятельства моего появления во Франции являются причиной интереса ко мне со стороны Главнокомандующего.
– Первый вопрос, мсье Сапожников, я задал вам от своего имени, – сообщил адмирал Эйховен. – Можете на него и не отвечать, хотя этим вы лично меня несколько обижаете. От остальных же уклоняться не советую. Вы умный человек, и должны понимать, что ваше пребывание у нас в гостях не только может затянуться, но и приобрести иную окраску.
– Я понимаю, – ответил Алексей. – Вот вы мне и угрожаете. Впрочем, что хочет узнать от меня адмирал Коумен?
– Верховного Главнокомандующего, как человека государственного, к тому же обладающего стратегическим мышлением, очень заинтересовало ваше выступление с трибуны Лиги Наций. Особенно та его часть, где вы говорили о нефти и газе, как о топливе будущего, и называли некоторые страны.
– Да, помню, – сказал Алексей. ¬– И готов повторить свои слова.
– Вы называли Кувейт, Саудовскую Аравию и Россию, как страны с большими запасами нефти и газа. Я не ошибся?
– Нет, господин адмирал. Именно так.
– Сэра Джона Коумена интересует, откуда у вас подобные сведения.
– А разве англичане об этом не знают? – вопросом ответил Алексей.
– В Саудовской Аравии действительно есть несколько месторождений, – подтвердил адмирал Эйховен. – О них известно всему миру. Что касается Кувейта и особенно России… Британия только собирается финансировать поиски нефтяных месторождений в Кувейте, предполагая, что они там есть. Ваша же страна – это тайна за семью печатями. Сохраняя нейтралитет, Россия, вместе с тем, остается самой замкнутой страной во всем мире. Почему? Вы ведь историк. Объясните мне.
– Я историк, но не политик, – ответил Алексей. – И мне совершенно неведомы планы руководителей моей страны. Знаю лишь, что Россия, самостоятельно развиваясь по пути социализма, показывает остальному миру некий пример, некую модель построения общества.
–Да, “общества равных возможностей”, как вы это называете, – сказал адмирал Эйховен.
– Именно так. И что же в этом плохого?
– Я тоже не политик, и даже не историк, – ответил адмирал, – я военный. И мне по роду своей деятельности не положено предаваться анализу той или иной политической системы. Но как человека образованного, следящего за событиями в мире, меня многое в этом мире интересует. И Россия в том числе, мсье Сапожников.
– Как вероятный противник в предстоящей войне?..
– Гм, – кашлянул адмирал, – такой вариант, увы, исключать нельзя…
– Так что же вы хотите от меня? – спросил Алексей и в упор посмотрел на адмирала Эйховена.
– Самой малости – источника ваших знаний о стратегических запасах сырья в Кувейте и России. Может быть, вам известно о каких-то тайных экспедициях на Ближний Восток?
– Нет, ничего подобного я не знаю.
– Тогда почему вы с такой уверенностью называли в своей речи именно этот регион?
И тут Алексей понял, что на самом деле попал в довольно неприятную ситуацию. Начать отнекиваться, пытаться теперь увести разговор в иное русло? – Адмирал Эйховен не такой уж глупый человек, чтобы не понять уловок собеседника. Эх, не нужно было увлекаться этой идеей всеобщего, всепланетного примирения! Не нужно было сыпать с трибуны знаниями, которые могли бы подвергнуться сомнению. Вот и подверглись, вот и получите теперь! Думать надо было, Алексей Николаевич, прежде чем говорить, думать! И что же теперь? Рассказать правду? – Так этот же неглупый человек посчитает его самого идиотом. И, похоже, мелькнуло в голове у Алексея, это самый правильный путь.
– Знаете, господин адмирал, – сказал он после паузы, – я с охотой рассказал бы вам то, что знаю сам по интересующему вас вопросу…вас или адмирала Коумена – не имеет значения. Но…
– Что?
– Тем самым я рискую показаться вам человеком…неадекватным…
– Иными словами…
– Иными словами – сумасшедшим, – подтвердил догадку адмирала Алексей.
– Вот как! Это становится забавным! – воскликнул адмирал Эйховен. – И все же я настаиваю, чтобы вы поделились своими соображениями.
– Видите ли, господин адмирал, – растяжно сказал Алексей, – может быть, вам покажется странным, но мои знания…как бы это сказать…несколько опережают время…
Английский моряк взглянул на собеседника с каким-то особенным интересом. Алексею даже показалось, что адмирал как-то загадочно улыбнулся. И когда командующий эскадрой встал из-за стола, странный блеск в его глазах продолжался.
– С вашего позволения, – мягко сказал он, подходя вплотную и опираясь рукой о спинку стула, на котором сидел Алексей, – я всего лишь морской офицер. И привык играть исключительно в военные игры. Тайные знания, интриги, иносказания – это не мой профиль. На подобные штуки имеются свои профессионалы, не так ли? – Алексей пожал плечами. – Так вот, уважаемый господин Сапожников…
Адмирал сделал паузу, прошелся по каюте, заложив левую руку за спину, а правую приготовив для жестикуляции.
– …я вынужден передать вас в руки этих самых профессионалов, – закончил он свою фразу.
Алексей поднял голову, посмотрел на адмирала Эйховена.
– Что вы имеете в виду?
– Очень скоро вы все поймете, – ответил прославленный моряк и нажал на кнопку звонка, укрепленную у него на столе.
В ту же секунду открылась дверь, и на пороге появился адъютант командующего с вопросительным выражением на лице.
– Отведите господина Сапожникова к начальнику следственного отдела, – распорядился адмирал Эйховен. И добавил, когда адъютант кивнул: – Он по-прежнему является нашим гостем.
***
– Что сказал Франсуа? – настороженно спросила Софи, выглядывая из своей комнаты.
– Сказал, что вернулся из Швеции, и ему есть, что рассказать нам.
Жанетт стояла у окна и задумчиво смотрела на улицу. Телефонная трубка все еще находилась в ее руке.
– И Алекс тоже вернулся?
– Нет, – ответила Жанетт, и лицо ее показалось девочке мрачным.
– Что-то случилось, мама? Какие-то неприятности?
– Франсуа не сказал ничего определенного, – с прежней задумчивостью ответила женщина. – Обещал вскоре зайти в гости и все рассказать. У него ведь много дел, ты сама знаешь.
– Вскоре – это когда, мама?
– Я не знаю. – Жанетт положила трубку на рычаги и отвернулась от окна.
– Вот если бы я с ним говорила, то договорилась бы точнее! – заявила девочка.
– В любом случае даже не думай пропускать школу, – сказала Жанетт, уловив настроение дочери.
– А ты обещай мне задержать его до тех пор, пока я не вернусь.
– Попробую, – улыбнулась мать.
Она проводила дочь, а сама вышла на балкон снять вещи, сушившиеся после стирки. Начинался дождик – мелкий дождик начала октября. Париж приуныл, жизненные силы будто покидали его. Будто что-то изменилось в мире – вот так, внезапно – сразу после звонка мсье Перрена.
Жанетт установила гладильную доску, включила в сеть утюг, принялась раскладывать на столе белье для глажки. И заметила, что движения ее стали какими-то механическими, будто они не сопровождались мыслями, которые бы их направляли. А мысли были о другом – теперь женщина это совершенно четко понимала. Она выключила утюг из розетки, подошла к телефону.
Номер Алекса не отвечал. Длинные гудки вызова будто проваливались в какую-то бездну. Жанетт позвонила Франсуа. Он долго не отзывался. “Наверное, уже ушел”, – подумала женщина, и в этот момент трубка ожила.
– Франсуа, это я, – сказала Жанетт. – Извини, что отрываю от дел. Просто дома была Софи, и я не стала подробно расспрашивать. Теперь она ушла. Скажи, что случилось с Алексом? Ведь что-то случилось, правда?
Мсье Перрен пробормотал что-то невнятное, потом сказал:
– Я сам не знаю, все очень странно. Я ведь обещал прийти и рассказать.
– Извини, Франсуа. Я просто волнуюсь…
– Знаешь, я – тоже, – вдруг сказал мсье Перрен. – Извини, у меня много дел. Часа через три, я думаю, мне удастся освободиться, и тогда я к вам загляну. Идет?
– Скажи только: он жив?
– Не знаю, Жанетт, – ответил Франсуа. И если бы он в это мгновение оказался рядом с женщиной, то заметил бы, что она после его слов как-то обомлела, будто слова, услышанные в телефонной трубке, убили ее.
“Он не знает, он тоже волнуется, – думала Жанетт. – Что-то и вправду не так”.
Она снова включила утюг, стала с усердием гладить, нажимая на рукоятку с такой силой, будто хотела выдавить из себя нахлынувшие переживания. И вдруг поймала себя на мысли о том, что раньше…ну, тогда…когда был жив ее муж…она почему-то гораздо меньше волновалась за его судьбу. Может быть, просто была моложе. Или глупее. А теперь – наученная горьким жизненным опытом – просто боится снова потерять. Боится оказаться перед лицом одиночества. Черт! Как быстро все-таки привыкаешь к хорошему! И как несправедлива жизнь, допускающая подобные привыкания. Чего уж проще – быть толстокожим, непробиваемым, человеком без эмоций. Чтобы уже наверняка ничто не могло взбудоражить твой ум, всполошить твое сердце. Чтобы ни одно чувство не способно было нарушить твое равновесие. Но разве с этим можно жить?..
Потом Жанетт взяла мольберт, выставила его на балкон и стала просто рисовать улицу де Риволи – серые коробки домов, грязно-желтую вывеску шляпного магазина, лавку бакалейщика, наполовину осыпавшиеся каштаны, двух нищих, копошащихся в куче листвы. И еще – дождь, спокойный парижский дождь, который будто жил вне зависимости от этого осеннего города, вот только сам город не мог теперь обойтись без дождя…
…Темно-серые, войлочные глаза Франсуа Перрена были неподдельно грустны.
– Я все-таки не понимаю, – сказала Жанетт, – как это могло случиться? Ведь не было ни шторма, не было никакой качки. Неужели он мог просто свалиться в воду?
– Выходит, мог… – пожал плечами мсье Перрен. – Знаешь, в последнее время мне казалось, что Алекса терзают какие-то мысли.
– С чего ты взял?
– Скорее интуиция, – ответил Франсуа и мельком взглянул на Жанетт. – Согласись, он ведь был странным человеком…
– Почему “был”? – встрепенулась женщина.
– Понимаешь, – как можно спокойнее постарался пояснить мсье Перрен, – прошло уже трое суток после…исчезновения Алекса, и он до сих пор не объявился. Немцы пропахали всю прилегающую акваторию, и ничего не нашли. И я склонен полагать…увы, Жанетт, мне искренне жаль…
– Я не верю! – воскликнула женщина. – Да, я просто не верю! Понимаешь, так не бывает!
– Как?
– Вот так – чтобы бесследно исчезал человек.
– Но ведь это море, пойми. В море пропадают целые караваны кораблей, не то, что упавший за борт человек…
– И все же так не бывает!
– Я понимаю твое отчаяние, – мягко сказал Франсуа. – Я вижу, что этот случай просто выбил тебя из колеи. Но скажи, как другу семьи скажи: у тебя к нему были чувства? Прости за назойливость, но…я готов все понять.
Она вскинула голову, посмотрела на Франсуа сквозь пелену навернувшихся слез.
– Теперь это уже не имеет значения.
– Все пройдет, поверь, – добавил мсье Перрен. Он встал со стула и пересел на диван – рядом с Жанетт. Потом осторожно положил руку ей на плечо. – Что тебя с ним связывало? Мимолетное знакомство, не больше. Я ведь твой многолетний друг, ты это знаешь. И я всегда готов помочь тебе в трудную минуту, как уже бывало не раз. Ты веришь мне?
– Да.
– У тебя замечательная дочь, – продолжал Франсуа, и голос его становился все более вкрадчивым. – Посвяти свою жизнь ей. И не думай больше ни о чем. И я, с твоего позволения, всегда буду рядом. Ты не против?
Его рука скользнула по плечу женщины, слегка тронула шею.
– Не надо, прошу тебя, – тихо сказала Жанетт, отстраняясь.
– Да-да, прости, – торопливо согласился мсье Перрен. Он резко поднялся, посмотрел на часы. – Мне пора. Не провожай меня. Если что узнаю, непременно позвоню.
Он повернулся к двери, чтобы, не задерживаясь, удалиться, но замер посреди комнаты, так и не сделав ни одного шага. В темном проеме стояла Софи. Прислонившись лицом к дверному косяку, она смотрела на мсье Перрена.
– Здравствуй, девочка моя! – воскликнул Франсуа. – Ты уже вернулась из школы?
– Я не верю! – сказала Софи каким-то несвойственным ей низким голосом.
– Чему ты не веришь? – переспросил мсье Перрен.
– Ни одному твоему слову.
– Да? Почему? – Франсуа оглянулся на Жанетт. – Поясни, пожалуйста.
– Я слышала весь разговор, – сказала девочка. – И не верю.
– Я тебя хорошо понимаю, – попытался внести разрядку мсье Перрен. – Ты успела подружить с Алексом…
– Но я точно знаю, что он не утонул! – заявила Софи.
– Правда?! – воскликнула Жанетт и потянулась к дочери. – Где же он?
– Я думаю, мама, – медленно, будто представляя мысленно то, о чем собирается сказать, произнесла девочка, – я думаю, что Алекс теперь находится на каком-то корабле… Его просто задержали неотложные дела…
Мсье Перрен вздрогнул и почувствовал, как у него по спине пробежал холодок. В его серых глазах мелькнул испуг. Лицо Жанетт, напротив, озарилось надеждой.
– Позвольте, я оставлю вас, – сказал Франсуа. – К сожалению, не могу разделить с вами того состояния эйфории, в котором вы сейчас пребываете. Спокойной ночи.
И он ушел. Софи подошла к матери, встретилась руками с ее руками. Пальцы их переплелись.
– Он жив, мама. Я знаю. И я тоже люблю его…
***
– Я не собираюсь вас допрашивать, как допрашивал бы какого-нибудь шпиона. Вы – гость адмирала Эйховена, следовательно, гость Английской империи. И в мои полномочия входит лишь побеседовать с вами, – сказал капитан Роджерс, глядя в мутную синеву ночи.
Это был мужчина лет тридцати семи-восьми, одного с Алексеем роста и телосложения. Разница заключалась в том, что он был хозяином на корабле, а статус Алексея оставался неопределенным. К тому же у капитана Роджерса в каждом движении чувствовалась военная выправка, не испорченная кабинетной работой. И еще, что было не маловажно, он хорошо говорил по-французски.
– Согласитесь, это звучит несколько странно, особенно если учесть, что меня, дипломата и помощника Генерального секретаря Лиги Наций, попросту выкрали ваши люди, – ответил Алексей.
Они стояли на темной палубе крейсера “Мальборо”, облокотившись о леера, и беседовали тихо и спокойно, будто давно знали друг друга.
– Да, соглашусь, – ответил капитан Роджерс. –¬ Но, во-первых, это был самый быстрый способ заполучить вас в качестве собеседника, а во-вторых, и это немаловажно, нам не нужна лишняя огласка вашего пребывания у нас.
– Выходит, я нужен вам для какой-то игры – политической или военной – пока не знаю, – предположил Алексей и повернулся к капитану.
– Вы догадливы, господин Сапожников. Люблю иметь дело с человеком, который понимает все на лету.
– А я люблю иметь дело с человеком, который не держит меня за болвана в старом польском преферансе. Поскольку я, как вы говорите, гость Английской империи, не соизволит ли империя хотя бы пояснить мне причину своего интереса к моей скромной персоне.
– Весьма значительной персоне, – вставил капитан Роджерс.
– Ну, уж и значительной?
– Знаете, со стороны виднее.
– Хорошо. Слушаю вас, – ответил Алексей. Он уже преодолел первое чувство страха, которое, чего скрывать, охватывало его на протяжении нескольких последних часов. И теперь, понимая, что его выкрали вовсе не для того, чтобы убить или унизить, даже с некоторым любопытством ожидал дальнейшего развития событий.
Подул ветерок. Соленый, довольно свежий. Алексей поежился. Одет он был совсем не для морских прогулок. Капитан Роджерс заметил движение собеседника.
– Я готов распорядиться, и вам принесут теплый бушлат, – сказал он. – Или же мы можем пройти в мою каюту.
– Лучше бушлат, – ответил Алексей. – Хочу подышать воздухом. Только скажите, куда мы направляемся, если, конечно, это не секрет.
– В Лондон.
– Никогда не был.
– А хочется?
– Как вам сказать?
– Как есть – так и скажите.
– Хотелось бы не по принуждению.
– Увы, пока так.
Капитан позвал вахтенного матроса, и уже через полминуты Алексей натягивал на плечи толстый шерстяной китель. Стало заметно теплее, даже как-то уютнее на душе. Где-то далеко в море виднелись несколько слабых огоньков – то ли берег, то ли проходящие мимо суда.
– Так я слушаю вас, – повторил Алексей.
– Дело вот в чем, господин Сапожников, – начал капитан мягко. – Мы стали следить за вашей деятельностью буквально с самого начала, как только вы заявили о себе. Да, не сомневайтесь, во Франции работает немало наших людей. Собственно говоря, это наверняка не является для вас секретом. Агентурная сеть есть у каждой уважающей себя державы.
– Я понимаю.
– Так вот, когда вы появились в Лиге Наций, и особенно когда выступили с трибуны очередной сессии, вами заинтересовался не кто иной, как сам адмирал Коумен. Да-да, не удивляйтесь. Верховный Главнокомандующий внимательно следит за мировыми новостями.
– И у него хватает на это времени?
– А вы думали, что герцог Мальборо только тем и занят, что проводит строевые смотры и передвигает флажки по карте мира? – вопросом ответил капитан Роджерс, и Алексей понял, насколько предан своему Главнокомандующему этот мягкий и деликатный офицер.
– Нет, но… – хотел что-то возразить он.
– Адмирал Коумен, к вашему сведению, очень образованный и мудрый человек, – сказал капитан. – И вовсе не выглядит параноиком, как его пытаются представить мировому сообществу некоторые деятели, вроде вашего друга мсье Перрена, или журналисты. Ну, ничего, с господином Перреном мы еще побеседуем на эту тему…
– Гм, – спохватился Алексей. – Если мне не изменяет память, мсье Перрен не называл адмирала Коумена параноиком.
– Разве? На встрече у короля Швеции…
– Он предположил у адмирала манию величия, – сказал Алексей. И тут же поймал себя на мысли о том, как быстро все же распространяется информация в этом мире – без компьютеров, Интернета, телетайпов и факсов.
– Какая разница? – спросил капитан Роджерс.
– Ну, с медицинской точки зрения, разница есть, – ответил Алексей, – но я не специалист в этой области, поэтому не берусь вам ее показывать.
– И не нужно.
– А что касается мсье Перрена… – продолжил Алексей.
– Да, слушаю вас.
– Могу ли я попросить вас не причинять ему неприятностей?
– Да? – оживился капитан. – А что такое?
– Во-первых, Франсуа Перрен – мой друг, – ответил Алексей. – А во-вторых, он – вполне порядочный человек, увлеченный теорией всеобщего примирения, и если позволяет себе иногда резкость в высказываниях, то исключительно от того, что движим большой и светлой идеей.
– Гм, вы так горячо защищаете мсье Перрена, – сказал капитан Роджерс и заглянул в глаза Алексею.
– Поверьте, он весьма безобиден. – Алексей не отвел взгляд. – Прошу, не причиняйте ему вреда. Я понимаю теперь, что вы можете…
– Хорошо, мы подумаем над этим, – ответил капитан таким тоном, будто за местоимением “мы” скрывался огромный коллектив, принимающий исключительно совместные решения.
– Заранее благодарю.
– Ну, а что касается вас…Вернемся к началу нашего разговора.
– Охотно.
– Итак, ваши выступления в Лиге Наций и на приеме у шведского короля…
– Я допустил некорректные высказывания?
– Нет, дело не в этом. Адмирала Коумена заинтересовала та часть вашей речи, которая касалась нефтяных и газовых месторождений в Кувейте и России.
– Адмирал Эйховен уже говорил мне об этом.
– Но вы ему ничего не ответили.
– А вы считаете, что отвечу вам?
– Почему бы нет? – в свою очередь, спросил капитан.
– Видите ли, господин капитан, – сказал Алексей, – мне вовсе не составляет труда рассказать вам о своих знаниях. Но дело в том, что они – я уже говорил адмиралу Эйховену – опережают время.
– Как это понимать?
– Ну, считайте меня предсказателем, что ли, – улыбнулся Алексей. – Или ясновидящим.
– Хотите честно? Мне нравится, как вы держитесь! – воскликнул капитан Роджерс.
– Весьма польщен.
– Надеюсь, вы понимаете, что у меня, как офицера Особого отдела, есть немало способов заставить вас говорить правду?
– Догадываюсь.
– Особенно после того, как в Стокгольме вы имели получасовую беседу с резидентом русской разведки в Швеции, господином Епифанцевым.
Алексей поднял брови, повернулся к капитану Роджерсу.
– Степан Тимофеевич Лыков? – спросил он. – Мостостроитель из Самары?
– Епифанцев, он же Лыков.
– Ну, дела! – воскликнул Алексей. – Как все интересно!
– Знаете, мне тоже интересно, – сказал капитан Роджерс. – Хотите, я удивлю вас еще больше?
– Куда уж больше?
– А вот, послушайте: мы наводили справки о вас. Вы ведь историк из Москвы, не так ли? Да-да, господин Сапожников, это наша работа. И знаете, самое забавное то, что вас в Москве…никто не знает…
– Я…понимаю. – Алексей вздрогнул и почувствовал, что его бастионы рушатся. И еще он понял, что, как дикий зверь – обложен со всех сторон, и нет пути к отступлению, нет выхода.
– Ну, и?.. – спросил капитан.
– Что?
– Вы умный человек, господин Сапожников. Вы прекрасно понимаете, что уж если вами заинтересовались не только мы, но и органы вашей страны, то…
– Понимаю…
– И какой вывод сделаете из этого?
– Так, сразу? Дайте подумать.
– Пожалуйста, до Лондона еще сутки пути.
– Мне бы поспать, – сказал Алексей.
– Моя каюта вас устроит?
– Хотелось бы побыть в одиночестве.
– Закроетесь изнутри, и вас никто не потревожит. Хотя это противоречит морским правилам.
– А вы? Уже ночь.
– Я у себя дома. Не беспокойтесь.
– Тогда, проводите меня. Что-то знобит.
Алексей передернул плечами. В голове его роились мысли, и он очень надеялся их как-то упорядочить.
ГЛАВА 12
Скамья была влажной от дождя. Собственно говоря, дождя уже давно не было, просто капли воды еще густо лежали на крашеных досках. Но Алексей, расстелив на скамье газету, не чувствовал дискомфорта. Его штаны не становились мокрыми, напротив, сидеть было удобно и даже как-то уютно, что ли. Несмотря на прохладный октябрьский вечер. Несмотря на близость реки, от которой тянуло осенней сыростью.
Он был здесь давно – даже сам не мог определить точного времени. Просто сидел на набережной и любовался живописным видом противоположного берега. Кажется, это был Старый Биллингсгейтский рынок. Откуда Алексей знал? Он не мог ответить. Быть в Лондоне впервые, и четко знать все названия – в этом таилась какая-то мистика. Алексей понимал это, ощущал себя частью какого-то таинства, но не только не удивлялся происходящему, а, напротив, хотел активно во всем этом участвовать.
И когда на скамье рядом с ним появилась Жанетт – он тоже не удивился. Он понимал, что так должно быть, и даже не повернул голову.
– Мы давно ничего не слышали о вас, – тихо и без упрека в голосе сказала она.
– Простите, я был очень занят, и не смог даже позвонить.
– Мы волновались. Франсуа сказал, что с вами произошло несчастье.
– Как видите, я жив и даже здоров, – ответил Алексей, и вдруг ощутил чертовски приятное чувство удовлетворения от того, что кто-то беспокоился о нем, кому-то он был не безразличен.
– Софи с самого начала не верила в то, что вы погибли.
– Девочка была права. Я не могу погибнуть. Это исключено. – Он сказал это и почувствовал, что Жанетт удивили его слова. Удивили и растрогали. – Не для того я столько перенес, чтобы вот так, запросто покинуть этот мир.
– За последнее время она заметно изменилась, – продолжила Жанетт озабоченно.
– А в чем это выражается?
– Стала какой-то другой. Замкнутой. Мало говорит, часто задумывается, будто уходит в себя. Что это? Как вы думаете, Алекс?
– Может быть, она просто взрослеет? – предположил он.
– Я помню себя в ее годы. Я была не такой.
– Мы все были не такими, как наши дети, – сказал он. И поймал себя на том, что сказал “наши дети” совершенно осознанно.
– Наши дети должны быть лучше нас. – Голос Жанетт приобрел какой-то грустный оттенок. – И, во всяком случае, жить в мире.
– Для этого мне и приходится колесить по Европе.
– Я понимаю. Мы – понимаем…
– Я рад, что вы у меня есть, – сказал Алексей. – Скоро я постараюсь вернуться домой. Мне предстоит еще несколько дел, а потом…
– Да, конечно. А что вы делаете в Лондоне?
– Как вам сказать? Наверное, правильнее будет – веду переговоры.
– С кем?
– С англичанами, конечно.
– О чем?
– Хотелось бы о ненападении. А там – как получится.
– У вас получится, Алекс. Я знаю.
– Благодарю.
Только теперь он повернул голову в сторону Жанетт. И увидел совершенно другую женщину. И вздрогнул от неожиданности. Рядом с ним сидела Незнакомка.
На этот раз на ней был зеленый твидовый костюм – длинная юбка и жакет, застегнутый до самой шеи на несколько овальных позолоченных пуговиц. И снова была шляпа – тоже зеленая, из плотного фетра, с брошью и небольшим пером. Шляпа дарила лицу Незнакомки тень, однако на этот раз Алексею все же удалось разглядеть его.
Она сидела совсем рядом и смотрела на противоположный берег Темзы. Ее щеки были бледными до меловой белизны, губы тонкими, с опущенными книзу краями. Слегка вздернутый носик свидетельствовал о легкомысленной натуре. Так показалось Алексею в первый момент. А глаза? Какими были глаза? Он никак не мог уловить их выражение, и даже цвет зрачков ускользал от него, прячась в тени шляпы. Пряди темных волос Незнакомки аккуратно были убраны за уши. Она была серьезна и непроницаема. Она была больше похожа на изваяние, чем на живого человека.
– Кто вы? – спросил Алексей по-французски.
Она не отвечала, не меняя положения головы и по-прежнему вглядываясь в даль.
– На платформе в Лувье, потом возле гостиницы – я видел вас дважды. Похоже, вы преследуете меня. Кто вы и что вам от меня нужно?
Он вглядывался в бледное лицо женщины, но ни один мускул не дрогнул на нем после его слов. Прошло несколько секунд прежде, чем губы Незнакомки ожили и слегка растворились.
– Ты еще не догадался? – вдруг спросила она красивым, оперным голосом. Спросила по-русски, заставив Алексея еще раз вздрогнуть – на этот раз не от неожиданности, а от страха
– Нет, – признался он. – Хотя, кажется, догадываюсь. Вы – сообщница Лыкова, да? Или как там его, Епифанцева?
Что-то наподобие слабой улыбки проявилось на тонких губах женщины.
– Не догадался, – сказала она с некоторым разочарованием в голосе. – Стало быть, я поспешила.
– Простите, вы о чем? Я не совсем понимаю.
– Это ничего. Всему свое время.
– Я все равно не понимаю…
– И не нужно. Тебе сейчас необходимо думать о другом. Тебе вскоре предстоит принимать решение. Довольно важное решение. Сконцентрируйся на этом. А я подожду.
С этими словами Незнакомка поднялась и, не прощаясь, шагнула в сторону. Алексей хотел вскочить вслед за ней, попытаться задержать женщину, попытаться хоть что-нибудь для себя прояснить. Но почувствовал, что ноги не слушаются его, что все тело отказывается подчиняться командам головного мозга. Он остался сидеть на мокрой скамье посреди огромного осеннего города. И только беспомощно смотрел, как неторопливо и грациозно удаляется от него стройная фигура в зеленом костюме.
Вскоре она вовсе исчезла за деревьями, и Алексей внезапно ощутил какое-то облегчение на душе. И вспомнил о Жанетт и Софи. И вспомнил о Париже. И о Москве – тоже вспомнил. Странность беседы с Незнакомкой отошла на второй план, выветрилась из его головы. И такой покой вдруг разлился в нем, такое умиротворение, что захотелось даже напевать какую-нибудь песенку из любимых когда-то. “На ковре из желтых листьев в платьице простом…” – забубнил он себе под нос.
Но какой-то металлический звук помешал ему петь дальше. Совсем не музыкальным оказался этот звук, хотя и довольно ритмическим. Алексей прислушался: источник звука находился где-то рядом, очень близко. Он стал оглядываться, искать, что бы это могло быть. И услышал голос. И вслушался в смысл произносимых слов. И понял, что направлены они были в его адрес.
– Господин Сапожников! Просыпайтесь!
– Что такое? – спросил он.
– Господин Сапожников, это капитан Роджерс. Откройте каюту.
Алексей разлепил веки, осмотрелся. И вспомнил все в один миг. И уже через несколько секунд отодвинул задвижку на двери.
– Где мы?
– Мы на траверзе острова Канвей, – ответил капитан. – Это устье Темзы.
***
Окна выходили прямо на роскошный ансамбль Британского музея. На скромной Монтегю-стрит, зажатой между грандиозной постройкой середины восемнадцатого столетия и живописным парком, было тихо и малолюдно. Все располагало к спокойной и вдумчивой работе сотрудников загадочного офиса, в который рано утром прямо из морского порта привезли Алексея двое офицеров. Его провели на второй этаж старинного особняка, скорее всего принадлежавшего когда-то какому-нибудь дворянину. Так подумалось Алексею, когда его глазам открылась классическая архитектура здания снаружи и, в особенности, его внутреннее убранство.
“Да, – мелькнуло у него в голове, – современные дизайнерские разработки, все эти “евроокна”, “евромебель” и еще бог весть что, эти эргономические изыскания двадцатого века – они, прежде всего, направлены на ускорение производственных процессов, на достижение результата любой ценой. Старинный же интерьер, с его утонченными линиями, с его замысловатым назначением предметов, с его глубокой тишиной – заставляет, прежде всего, созерцать и думать. И в этом спокойном созерцании и размышлении, как нигде лучше, рождались самые передовые идеи, рождались истины, оставившие свои следы в веках. И неизвестно еще, что лучше”.
Никто Алексею ничего не объяснял, да и сам он не спрашивал. Капитан Роджерс, провожая его с корабля, сказал только, что господину Сапожникову нечего опасаться, что никто в Англии не станет его обижать. И Алексей почему-то поверил капитану – или действительно понимал, что офицер Особого отдела не станет врать, или просто смирился со своей участью.
И теперь, поднимаясь по широкой мраморной лестнице, он думал только о том, в какие еще органы дознания занесла его теперь судьба. Кто является хозяином этого офиса? Что за организация занимает эти старинные комнаты? И к каким умозаключениям в подобной тишине кабинетов приходят ее сотрудники? Он ожидал увидеть перед собой убеленного сединой дипломата или какого-нибудь динозавра современного сыска, этакого Шерлока Холмса пенсионного возраста, которого пригласили для ведения дела особой государственной важности. А может быть, здесь находится резиденция самого адмирала Коумена, и это именно он захотел вдруг побеседовать со странным русским историком? Так или иначе – через несколько минут все должно было решиться.
Каково же было удивление Алексея, когда в сравнительно небольшом кабинете, куда его провели сопровождающие, он обнаружил человека своих лет – моложавого, подтянутого, с пытливым взглядом темно-серых глаз и располагающей улыбкой на слегка припухлых, чувственных губах.
Кивнув офицерам, тот отправил их за дверь, затем повернул лицо к Алексею.
– Господин Сапожников, мое имя Джеймс Карсон, – сказал он по-русски, почти без акцента. – Я – руководитель государственной Программы по изучению необъяснимых явлений природы. Полагаю, вам будет удобно, если наша беседа пройдет на родном для вас языке. Располагайтесь.
Алексей присел на стул, указанный хозяином кабинета. Он действительно был удивлен – даже не тем, что высокопоставленный чиновник вдруг заговорил с ним по-русски, а больше тем, какой пост этот человек занимал. Каким боком здесь аномальные явления (судя по всему, именно это имелось в виду) относились к нему, борцу за мир во всем мире? Впрочем, решил он, совсем скоро все должно будет проясниться.
– Итак, – мягко сказал мистер Карсон, – прежде всего, прошу принять мои извинения за те неудобства, которые вам на протяжении нескольких часов пришлось испытывать. – Алексей кивнул. – Благодарю. Вас, конечно, интересует, почему для беседы вас пригласил именно я. – Алексей снова кивнул. – Постараюсь пояснить. Но сначала позвольте проявить признаки гостеприимства. Вы, вероятно, голодны? – Алексей пожал плечами. – Я распоряжусь.
Он оставил своего гостя, и вышел из кабинета.
“Какие они все предупредительно-вежливые! – подумал Алексей. – Адмирал Эйховен извинялся за доставленные неудобства, теперь – этот. Причем, оба примерно в одинаковых выражениях. И при этом запросто похищают человека, считая подобное действие нормальным. Джентльмены долбанные!”
Он бегло осмотрел помещение. Действительно – небольшой кабинет с письменным столом старинной работы, со стеллажами книг, с кожаным диваном и двумя креслами. Место, вполне располагающее к размышлениям. Еще, конечно, радиоприемник на тумбочке и телефон на столе – признаки современности.
Вернулся Джеймс Карсон. Он устроился за столом, переложил перед собой несколько бумаг, даже не глядя на гостя. Видимо, просто сделал паузу, ожидая исполнения своих распоряжений. И уже через несколько минут секретарша – или горничная? – внесла поднос, на котором дымились две чашки кофе и возвышалась красивая вазочка с сухим печеньем. Хозяин кабинета указал ей прямо на стол, и девушка плавными движениями, в которых угадывались хорошие манеры, поставила приборы перед мужчинами. Затем мистер Карсон жестом предложил Алексею придвинуться к столу.
– Итак, – произнес он, когда прислуга удалилась, – повторюсь: вас, вероятно, удивляет, почему именно я пригласил вас для беседы.
– Признаться, да, – ответил Алексей, отпив из чашки.
– Знаете, – вдруг усмехнулся мистер Карсон, – вы – первый мой гость, который пьет кофе прямо за моим рабочим столом.
– За что же мне такая честь?
– О, вы страшный человек! – воскликнул англичанин.
– Правда? – удивился Алексей, смутно догадываясь, что собеседник так шутит.
– Примерно двадцать дней назад я услышал о вас впервые, а позавчера уже безумно захотел с вами встретиться, – сказал мистер Карсон.
– Вот как!
– Да, представьте. После вашего визита к шведскому королю я подумал, что вы – именно тот человек, который нам нужен.
– Кому это вам?
– Британской империи, да и всему миру в целом! – воскликнул мистер Карсон и пытливо посмотрел на Алексея.
– Простите, я пока не понимаю вашего интереса.
– Я поясню. И вам придется внимательно выслушать, поскольку информации довольно много, и вся она – чрезвычайной важности.
– Я готов.
– Что ж, тогда слушайте. Прежде всего, мне бы хотелось выразить мнение не только свое собственное, но и моих многочисленных коллег, а также лиц, приближенных к правительственным кругам Британской империи. Мнение касательно вас, господин Сапожников. За последние десятилетия мировой истории впервые на трибуне Лиги Наций появился оратор, говорящий открыто и доступно, человек, способный своими словами увлечь миллионы слушателей. Ваше выступление, а особенно та его часть, в которой вы коснулись направления развития мирового сообщества, действительно произвели сильное впечатление.
– Тут нет ничего особенного, – пожал плечами Алексей.
– Не скажите, – парировал мистер Карсон. – Знаете, со стороны виднее. Ошибка состоит лишь в том – и эту ошибку сейчас допускают практически все, – что герцог Мальборо, Верховный Главнокомандующий английской армией сэр Джон Коумен, преподносится всему миру, как негодяй, параноик, сумасшедший завоеватель, стремящийся покорить себе всю планету.
– Вы готовы опровергнуть всеобщее мнение? – осмелился спросить Алексей.
– Готов. И сделаю это немедленно. Все дело в том, что адмирал Коумен действительно собирался покорять Европу, как это не раз делали до него завоеватели прошлого. Велась целенаправленная подготовка к одновременному наступлению на всех фронтах. Этого никто и не отрицает. Да, порой амбиции захлестывали его. Я знаю нескольких генералов из ближайшего окружения сэра Джона, которые даже пытались некоторым образом сдерживать агрессию нашего Главнокомандующего. И я смею говорить с вами на эту тему лишь потому, что теперь все изменилось.
– Что же произошло? – с иронией спросил Алексей. – С неба спустился Господь и указал мистеру Коумену истинный путь?
– Гм, насчет неба вы довольно близки к истине, господин Сапожников, – сказал мистер Карсон и как-то по-особенному посмотрел на Алексея. – Все изменилось буквально три недели назад…
Мистер Карсон поднялся, вышел из-за стола и жестом пригласил Алексея пересесть на диван. Тот переместился, как просил хозяин кабинета, а сам сэр Джеймс присел рядом. Положение участников диалога предполагало теперь полную доверительность в беседе.
– Я спрашивал у сэра Джона разрешения поделиться с вами секретной информацией, – сказал мистер Карсон. – Скажу вам честно, что он сомневался недолго.
– Слушаю вас более чем внимательно.
– Дело в том, что три недели назад бесследно исчез сын герцога Мальборо, Оливер. Это младший ребенок в семье сэра Джона. Ему было двенадцать лет. Впрочем, почему “было”? Мы не теряем надежду вновь увидеть прекрасного мальчугана. Мы – это его родители, да и вся Английская империя. Он исчез при довольно странных обстоятельствах. По словам очевидцев, а это несколько слуг и горничных, мальчик играл с мячом на лужайке перед своим домом. С ним находились четверо сверстников из богатых английских семей, приближенных к императору. Был яркий солнечный день. Внезапно небо как-то потемнело – будто налетело грозовое облако. Все подняли головы вверх. Знаете, такое непроизвольное движение? А когда опустили глаза – Оливера нигде не было. Он исчез, будто испарился. Его ищут, и не могут отыскать по сей день.
– Действительно, странная история, – согласился Алексей.
– Моя государственная программа существует уже семь лет, – после паузы продолжил мистер Карсон. – Все началось с того, что в небе над различными районами Америки и в других частях света люди стали замечать странные явления: то какое-то свечение, то, напротив, потемнение, вроде той самой тучи. Мы стали собирать и по возможности изучать подобные случаи, систематизировать их. На исследования направлялись немалые средства из государственного бюджета, но никто не считал эту программу, а вместе с ней и проблему достаточно серьезной – так, больше для забавы, для щекотания нервов простых обывателей. Однако все не так просто, и, тем более, не так весело. Об исчезновении людей знали довольно давно, просто для проверки каждого факта необходимо было высылать куда-то специальную экспедицию, тратить время и деньги. Но теперь, после случая с сыном Главнокомандующего… Сэр Джон вызвал меня к себе уже через два дня. Сначала, как видно, он надеялся на Федеральное Бюро Расследований, но там только разводили руками. Мы долго беседовали, и я видел, насколько сильным оказался этот удар для холодного и властного адмирала. В считанные часы он стал другим человеком. Теперь вы понимаете, почему до сих пор не начато наступление?
– Выходит, это действительно был сигнал свыше? – спросил Алексей.
– Выходит, что так, – согласился мистер Карсон.
– Но…что в этой ситуации требуется от меня?
– Сейчас поясню. Дело в том, что на сегодня вы – очень популярный человек на планете, к вашим словам прислушиваются сотни миллионов, вам доверяют и вашим идеям хотят следовать. Иными словами вы теперь – совесть всей цивилизации.
– Мне что, расплакаться от умиления?
– Напрасно иронизируете, господин Сапожников. Я говорю то, что наблюдаю со стороны. Информация об исчезновении сына адмирала, конечно же, держится в строжайшем секрете. Не стоит вносить панику в ряды простых людей. Но и ни о какой войне теперь не может быть и речи. Вы понимаете?
– Понимаю.
– В таком случае, от вас требуется всего несколько простых вещей. Во-первых, выступить в ближайшее время с любой мировой трибуны – куда там еще намечены ваши поездки? – и постараться перестроить сознание мировой общественности. Скажете, например, о том, что переговоры вашей миссии “Мирные инициативы” с английской стороной дали положительные результаты, что войны в ближайшие несколько лет не будет, что верховный Главнокомандующий адмирал Джон Коумен – вовсе не какой-то монстр, а вполне нормальный человек, способный адекватно реагировать на разумные предложения. К вам прислушаются, вот увидите.
– Гм, забавный поворот, – сказал Алексей. – Насколько я могу доверять вам, мистер Карсон? Не является ли подобный ход грандиозной ловушкой, хорошо спланированной интригой, в результате которой с мировой арены в одно мгновение могут сойти сразу несколько ключевых фигур? Я имею в виду тот момент, когда вскроется фальшь этой позиции.
– Поверьте, господин Сапожников, я с вами абсолютно искренен. Здесь нет никакой фальши, тем более, интриги. Проблема действительно слишком серьезная. По сути, человечество неожиданно столкнулось с чем-то необъяснимым, и это необъяснимое – сильнее самого человечества.
– Возможно, вы действительно правы, – задумчиво сказал Алексей.
– Кстати, недавно вы стали свидетелем перехвата английскими самолетами французского дирижабля.
– Да, это приключение еще свежо в моей памяти.
– Тогда вы должны помнить и его причину.
– Вы, то есть англичане, арестовали командующего французской армией, генерала де Молля.
– Не совсем так, господин Сапожников. Генерал де Молль давно уже находится дома, в Париже. Его никто не арестовывал, поверьте. С ним тайно встречался сэр Джон Коумен. И знаете, для чего? Для выработки совместных планов по борьбе с пришельцами.
– Вы все-таки полагаете…
– Да, я, как специалист в этой области, полагаю, что на Землю готовится вторжение инопланетной цивилизации. И теперь общей задачей землян должна стать мобилизация усилий для отражения нападения извне.
– Все становится еще забавнее, – сказал Алексей. – Но о каких нескольких простых вещах вы хотели меня попросить? Одна – это выступить. А еще?
– Вторая – это просьба лично от меня. Было бы желательно, чтобы вы, господин Сапожников, немедленно отправились на родину – в Россию. Дело в том, что ваша страна, обладая огромным научным потенциалом, остается замкнутой системой, не имеющей связей с остальным миром. И все же нам известно, что среди российских ученых есть люди, уделявшие время для изучения нашей проблемы. Например, Циолковский. Он, конечно, уже находится в достаточно преклонном возрасте, но ведь у него наверняка есть ученики. Как вы думаете?
– Честно говоря, не знаю.
– Тем не менее, было бы неплохо вам с ним встретиться и обсудить некоторые положения. Возможно, в России тоже ведутся исследования природных явлений, подобных тем, которыми интересуется моя программа. Английское правительство готово уполномочить вас для контактов с учеными России. Как вы на это смотрите?
– Я в России…давно не был, – задумчиво сказал Алексей. – И потом, из беседы с капитаном Особого отдела Роджерсом узнал, что со стороны моей бывшей родины за мной ведется тайное наблюдение. По-простому – слежка. И если я вдруг появлюсь там…даже с поручениями от английского правительства, даже с паспортом гражданина Франции… У меня лично нет гарантий, что никто не станет преследовать меня. Вполне вероятным исходом может оказаться арест и заключение под стражу. А из застенков российских органов дознания еще никто не убегал…
– Согласен, риск есть, – после паузы ответил мистер Карсон. – Поэтому я не смею настаивать, а предлагаю вам просто подумать. День, два – сколько вам понадобится? Хочу лишь подчеркнуть, что время летит очень быстро, и однажды его может катастрофически не хватить…
***
Осенний Лондон – это далеко не осенний Париж. Октябрь на Сене – это романтическая мелодия, способная навеять самые нежные чувства даже в разоренные сердца. Октябрь на Темзе – это одна сплошная нота, невыносимо долгая и скорбная, нота, которая преследует тебя повсюду, проникает в тебя и не покидает до тех пор, пока ты сам не покинешь этот величественный город. Впрочем, и тогда еще немало времени в твоей душе будут то и дело возникать ее отголоски.
Осенний Лондон – это целый мир, в который входишь с трепетным восторгом, опасаясь в нем жить, а затем – опасаешься в нем умереть.
Осенний Лондон – это нечто особенное, это дух превосходства опыта над чувствами, это реквием по канувшим векам, нанизавшим на стержень этого города пласты правды и лжи, морали и беззакония, искусства и варварства, ненависти и любви.
…Алексей шел на встречу с мистером Карсоном по живописной Блумсбери-стрит. Но уже не засматривался на вековые деревья, не читал броские вывески над многочисленными кафе и магазинами. Накануне он несколько часов гулял в центре города – глупо было случайно оказаться в Лондоне и не воспользоваться возможностью осмотреть исторические места, о которых столько читал, когда-то видел по телевизору…
Он все для себя решил. Для него стало вполне очевидным, что уж если судьбе было угодно не дать ему погибнуть от голода и мороза в Сибири, – стало быть, в этот мир он пришел как миссионер, и путь свой обязан пройти до конца – каким бы в итоге он ни оказался. Он все для себя решил, но чувство вины вдруг возникло в нем, поднялось из глубин сознания и принялось теребить душу, как весенний ветерок порой теребит на окне занавеску. Чувство вины – перед кем? Перед людьми, которых он почти уже предал? Это были Жанетт и Софи, приютившие его, позволившие ему вторгнуться в их жизнь и почувствовать себя свободным и нужным. Две женщины, которым его так не хватало. Или это он сам для себя придумал? Возомнил себя героем…
Чувство вины перед Родиной – какой именно? Той или этой? Той не существовало здесь, этой – он не был ничем обязан. Но чувство вины все же оставалось.
И тогда он понял, что виноват перед самим собой. И признавшись себе в этом, Алексей будто почувствовал облегчение. “Ты, – говорил он сам себе, – чья жизнь была посвящена истории, кто в канувших веках искал ответы на проблемы современности, кто посвятил себя выведению формулы всеобщего блага – теперь, перед лицом предполагаемой опасности готов струсить, готов предать собственные принципы? Кто ты тогда для этой жизни, для этого мира – вошь, слизняк, готовый жить за чужой счет и не способный на поступок. Иди же и сделай то, что подсказывает тебе совесть, что предначертала для тебя судьба. И радуйся, что два этих положения – совпадают”.
И вдруг он вспомнил: “Если существует на свете что-либо ужасное, если есть действительность, превосходящая самый страшный сон, то это: жить, видеть солнце, быть в расцвете сил, быть здоровым и радостным, смеяться над опасностью, лететь навстречу ослепительной славе, которую видишь впереди, ощущать, как дышат легкие, как бьется сердце, как послушна разуму воля, говорить, думать, надеяться, любить, иметь мать, иметь жену, иметь детей, обладать знаниями, – и вдруг, даже не вскрикнув, в мгновение ока рухнуть в бездну, свалиться, скатиться, раздавить кого-то, быть раздавленным, видеть хлебные колосья над собой, цветы, листву, ветви и быть не в силах удержаться, сознавать, что сабля твоя бесполезна, ощущать под собой людей, над собой лошадей, тщетно бороться, чувствовать, как, брыкаясь, лошадь в темноте ломает тебе кости, как в глаз тебе вонзается чей-то каблук, яростно хватать зубами лошадиные подковы, задыхаться, реветь, корчиться, лежать внизу и думать: “Ведь только что я еще жил!””
Но – нет, это совсем не то! Бороться с явным врагом гораздо легче, чем с тайным, скрытым от глаз. А порой и вымышленным. Да, и так бывает, причем, довольно часто. Но умирать вовсе не хотелось – ни на поле боя, ни в кромешной тьме какого-нибудь подвала. Умирать не хотелось еще и потому, что все еще сохранялась возможность бороться, а значит, сохранялась надежда.
И, подходя к особняку на Монтегю-стрит, Алексей уже знал, что будет говорить мистеру Карсону.
– Я очень рад, что вы пришли в хорошем настроении, – сказал тот после приветствия. – Как провели ночь? В гостинице вас никто не беспокоил?
– Благодарю, все хорошо.
Мистер Карсон указал на диван, и оба присели вполоборота друг к другу.
– Прежде всего, – начал англичанин, – я хотел бы сказать вам о следующем. Вчера после нашей встречи, когда вы отправились отдыхать, я провел пару консультаций с нужными людьми. О вашей предполагаемой миссии, господин Сапожников. И вот что мне подсказали друзья. Для того чтобы обеспечить вашу безопасность в непредсказуемой России (уж простите за столь нелестную характеристику вашей страны), вам необходимо будет несколько преобразиться.
– То есть?
– Самый простой вариант – наклеить бороду и усы, – с улыбкой пояснил мистер Карсон.
– Играем в шпионов?
– Вы предпочитаете, чтобы вас прямо на московском вокзале узнали агенты спецслужб?
– Нет.
– Что же вас тогда смущает?
– Гм, пока не знаю, – задумчиво ответил Алексей.
– Не волнуйтесь, я договорюсь, чтобы вам помогли профессионалы. С измененной внешностью вам легче будет перемещаться по России, – продолжил мистер Карсон. – Мы подготовим для вас какие-нибудь документы: например, инженера-механика летательных аппаратов, или журналиста одного из научных журналов. Полагаю, что ваше настоящее лицо уже достаточно хорошо известно в России – вас все-таки неоднократно фотографировали для газет всего мира. А с новой внешностью вы затеряетесь в толпе, и – мы очень надеемся – сумеете выполнить то задание, о сути которого мы говорили вчера.
– Забавное предложение! – воскликнул Алексей.
– Так вы согласны?
– Знаете, мистер Карсон, я долго думал вчера о нашем разговоре. Скажу честно, меня не очень тронула история с сыном адмирала Коумена. Да, представьте, не очень. Все это больше похоже на какой-то хорошо спланированный трюк. И, тем не менее… Если речь действительно идет о судьбах сотен миллионов людей, об отказе от военных действий, то я согласен выполнить ваше задание, причем, даже без грима. По сути, я не сделал для своей страны ничего такого, за что бы меня можно было осудить или преследовать. И скрываться под чужим именем и с чужой внешностью – это, знаете ли, в определенных случаях может вызвать негативную реакцию.
– Возможно, вы и правы, – поразмыслив, ответил мистер Карсон. – Но хочу заметить, что как бы вы ни относились к происшествию с сыном адмирала, это есть свершившийся факт, и под угрозой находится все человечество. Вот почему нам бы не хотелось, чтобы из-за какой-то нелепости случилась непоправимая ошибка.
– Мне кажется, вы просто сгущаете краски, – сказал Алексей.
– Ничуть, – ответил мистер Карсон. – Все действительно очень серьезно.
– Ну, хорошо, – согласился Алексей. – Только позвольте мне выступить с речью о так называемом мирном соглашении с британской стороной после возвращения из России? Это для меня принципиально. Это – моя страховка от совершения необдуманного поступка.
– Ну, что ж, думаю, мне удастся убедить сэра Джона Коумена в справедливости принятого вами решения.
– И сколько же дней вы дадите мне на подготовку?
– Простите, но не больше двух. Приходите завтра после обеда, обсудим детали.