Окончание. Начало в главах 1-3
"Библиотека" - прочитал он вывеску, вспомнил учителя и вошел в прохладное помещение. За столом сидела светловолосая курносая девушка и читала книгу. Малеев поздоровался.
- Что-то не густо у вас читателей.
- Жарко, Обычно приходят вечером.
На столе лежали кипы книг, и Малеев стал их рассматривать, перекладывая.
- У вас есть Уолт Уитмен?
- Уитмен? - Черные ресницы библиотекарши взметнулись вверх. - Должен быть. Давно не спрашивали.
"Волосы белые, а ресницы черные - ну бабы!"
- У вас какой номер карточки?
- Нет у меня карточки, - сказал Малеев.
- Так вы хотите записаться? Хорошо, давайте паспорт. - Девушка достала карточку.
- И паспорта нет.
- А как же я вас запишу? Приходите с документом.
Малеев продолжал перебирать книги, ему не хотелось уходить.
- Я понимаю, - сказал он. - Но мне книгу на один день, завтра верну. Я вам деньги в залог оставлю. - Он полез в карман, но вспомнил, что десятку в столовой разменял, и в кармане рубли, трояки.
- Вы что! Зачем мне деньги? Это же не магазин.
- Ну свитер вот возьмите. За свитером-то я приду. Чего вы боитесь?
Девушка засмеялась.
- Смешой вы. Свитер... Куда я его дену? - Ей было жаль, что так всё получилось. И парень-то, наверное, неплохой, шпана Уитмена не читает. - Приходите и я вас запишу. Если некогда сегодня, можете прийти завтра, в любой другой день.
- Никак?
Девушка развела руками: никак.
Ладно, подумал Малеев, аллах с ней, с этой книгой. В таком случае можно сходить в парк и постучать в пинг-понг. Он уже взялся за ручку двери, когда услышал:
- А вы меня не подведете?
- В каком смысле?
- Если я дам книгу.
Малеев потер пальцами подбородок. Он уже настроился идти в парк. А если там сопрут книгу? Или забудет?
Поиграть в настольный теннис ему не удалось. На площадке было всего три стола, а желающих (в основном пацаны) столько, что пришлось бы ждать до вечера. Малеев обозлился: говорим, говорим о спорте, а погонять даже этот несчастный шарик негде. О большом теннисе и говорить нечего, на весь город ни одного корта. Пошел как-то в баскетбольный зал - не пустила грудастая тетка: секция, видите ли, занимается. Недавно на комсомольском пленуме он увидел красивый стенд о развитии спорта в городе и удивился, что две трети населения, оказывается, спортсмены. Подозвал своего комсорга Петьку Круглова и показал на стенд:
- Не иначе, и мы тут числимся?
Петька пережевал цифру и засмеялся:
- И не один раз!
Он приказал себе успокоиться. Подумаешь, теннис, баскетбол! Если уж тебе некуда девать энергию, то для неорганизованных спортсменов всегда есть такой вид спорта, как бег. Хочешь - на месте, хочешь - вокруг общежития. Так что беги отсюда, Малеев, и не злись.
Народу в парке было мало: пожилые люди, редкие парочки.
Почему бы, Малеев, и тебе не влюбиться? Не скучал бы по вечерам и выходным. Стоял бы и терпеливо ожидал свою радость под часами. Или вот здесь, у входа в парк. Вон стоит один страдающий, головой вертит, как аист, и ты бы так стоял. А то водишься со всякими шалавами, самому противно.
И не смотри ты в лица прохожим. Люди не любят, когда их разглядывают. Все мы Евины дети, а значит братья и сестры. И оставь свою глупую затею найти более близкое родство. Слушай, Малеев, а почему бы тебе вообще не уехать отсюда? По комсомольской путевке куда-нибудь к черту на кулички. Можно и без путевки, но обязательно на кулички. Как говорится, туда, где трудно. Там тебе будет легче.
Эта мысль приходила Малееву и раньше. Действительно, что его здесь держит? Койка в общежитии? Она везде найдется. И надо куда-то на Север, потому что на юге какие могут быть трудности? Трудности только на Севере, так по телевизору показывают. А на юге ты и сам не выдержишь: сильно жарко.
Малеев сел в автобус и поехал на железнодорожный вокзал.Вокзальная суета, узлы, чемоданы еще больше убедили его в необходимости уехать.Даже настроение поднялось. Черт с ним, с пинг-понгом, да здравствуют лыжи! Он изучил схему железных дорог, понажимал кнопки вертушки. Конечно, неплохо бы забраться куда-то на Таймыр или в Якутию, но это далеко и дорого. А, скажем, Мурманск? Во! Дешево и сердито. Куда-нибудь в эту сторону и махнуть. Вот Генка удивится!
***
Он снова вспоинил о Свете. Теперь, когда он решил уехать, ему захотелось её увидеть. Просто увидеть, поговорить. Она хороший человек, и ему хотелось, чтобы её судьба сложилась счастливо. Пусть бы его "сестренка" вышла замуж за хорошего человека, нарожала ему детей и пусть бы муж это ценил. У таких, как Света, дети никогда не останутся сиротами...
Где находится дом, он помнил. Последний этаж. А вот какой подъезд - выветрилось из памяти. Но он надеялся, что оказавшись во дворе, вспомнит. Спросит, в конце концов, это мелочи, была бы Света дома. Может, и она уехала куда-то, сейчас модно болтаться по свету, искать то ли счастья, то ли ветра в поле.
Вспоминать подъезд не пришлось. Он узнал Свету издали. Она сидела на скамейке и читала книгу, возле неё была детская коляска. Малеев подошёл и тихо, чтобы никого не разбудить, сказал:
- Здравствуй, сестренка.
Света подняла глаза.
- Валентин! - И бросилась ему на шею. Потом на шаг отступила и молча смотрела на него с той улыбкой, с которой плачут. - Валентин... Откуда ты взялся?
Света была в легком ситцевом платье, немного тесноватом. Она заметно пополнела: вместо прежней угловатой девчонки перед ним стояла симпатичная женщина.
- Валентин... - опять сказала она и покачала головой. - Брат, называется. Почему из армии не писал?
- Адрес потерял.
- Ладно, замнем для ясности.
- Твое произведение? - кивнул Малеев на коляску.
- Мое-о, - с любовью протянула Света и заглянула в коляску. - Мое спит золото.
- Поздравляю.
- Спасибо.
Валентин тоже заглянул. Под одеяльцем посапывало существо неизвестного пола.
- Богатырь или красавица?
- Богатырь!
- Молодец, Света. Соавтор доволен?
- Конечно! Так доволен, что убежал на край света.
Валентин посмотрел вопросительно.
- Да нет, всё нормально, Пишет, чтоб готовились к переезду, к осени обещают какое-то жильё. Так что ждем с Валей, - она качнула коляску, - вызова. Поедем к нашему папочке...
- С Валей?
- С Валей. А что? Товарищ, который лежит в коляске - Валя. Или Валентин. Никогда не слышал такого имени?
- Слышал, но я думал, что сейчас так детей не называют.
Света дотянулась до ветки, свисавшей над скамейкой, сорвала листочек и вертела его вруках.
- А ты как? Не женился?
- Какой из меня муж? Самому себе ладу не дам.
- Работаешь?
- Работаю. - Он рассказал, где, кем.
Света долго смотрела на него, ему даже неловко стало.
- Не нашел?
Он понял,о чем она, но спросил:
- Кого?
Света ничего не сказала и он хмыкнул: как будто брошенный воздушный шарик может найти своего владельца...
- Я Света, зашел попрощаться. Решил уехать на Север.
- И ты на Север... Медом там кормят, что ли.
- Но ты же сама ждешь вызов.
- Так мой чего уехал? Жить нам негде, а квартира здесь не светит.
Валентин пожал плечами.
- Съзжу посмотрю, чем там кормят.
- Романтика?
Какая там романтика? Скука, любопытство. Другая природа, другие люди.
Так они сидели и разговаривали, пока не захныкал малыш: подошло время кормить.
- Так ты когда уезжаешь? Зайдешь ещё?
- Зайду.
- "Зайду"... Тебе-то и верить особо нельзя.
- Зайду, Света. Я ещё не скоро уеду, может через месяц. Так что я не прощаюсь, сестренка.
- Валентин... снова сказала Света, покачала головой и направилась с малышом в подъезд.
- Привет старикам передавай!
- Спасибо, обязательно передам.
***
Валентин вышел со двора и решил идти домой. Зря отказался от книги. И в теннис не поиграл, и почитать теперь нечего. Сходить за паспортом, что ли? Уже закрыто, наверно, солнце садится. Да и Генку пожалеть надо: увидит в его руках Уитмена - чокнется. Или подумает, что Малеев чокнулся.
На площади было много гуляющих. Парочки ходили обнявшись, а некоторые уже дообнимались: с задумчивым видом катили впереди коляску.
Женись и ты, Малеев, на хрена тебе сдался тот Север! Тут вот с утра до вечера несколько часов- и то не знаешь, куда себя деть, а там же день полгода! А где еды набрать на такой длинный день? При обычном и то три раза есть хочестся. Неумело всё-таки сконструирован человек. Японцы вон выпускают электронные часы, у которых питания хватает на двадцать лет. Надо было поручить создение человека не богу, а японцам.
Шутки шутками, а поесть где-то надо. Столовые уже закрыты, а ресторан отпадает. В ресторан ты, Малеев, не хочешь... А была бы у тебя жена, она бы покормила. Не бесплатно, конечно, по вечерам катал бы по площади коляску.
Ну, ладно. Этот вопрос вообще-то можно обдумать. На том же Севере, там ночи дли-инные, думай, пока головы хватит.
А пока надо зайти в дежурный магазин, а то и он закроется. Вот сумки только у тебя, Малеев, нет, очень ты непрактичный человек. А ещё на Север собрался. Ты хоть шапку не забудь купить, там, говорят, бывает прохладно.
Валентин взял буханку хлеба, две банки рыбных консервов, пряников к чаю.
- Люблю сладкое, - сказал он молоденькой продавщице, взвешивавшей пряники. - А вы?
Девушка смущенно улыбнулась, а Малеев продолжал:
- Вам работники прилавка не нужны?
- Магазину нужен подсобный рабочий.
- Не-е. Я ж у вас в подсобке все пряники поем, Мне надо работать только у всех на виду.
Магазин был почти пустой, и он несколько минут поговорил с девушкой. Сказал, что через неделю у него в Москве важный симпозиум, а сейчас он трудится над одной научной работой. И чтоб лучше функционировала голова, нужны пряники. Много пряников. Без них он работу не закончит. Поэтому он и завтра придет за пряниками. Девушка работает до десяти вечера? Что, завтра в первую смену? Это даже лучше, он придет утром, потому что этих пряников ему только на вечер. Почему не возьмет сразу мешок? Опасно: он ест и ест их, пока все не съест. Поэтому берет только на один раз. Если пряников мало, никому, пожалуйста, не давайте, он придет завтра.
- Хорошо, я обязательно вам оставлю, - смеялась девушка.- Раз наука требует.
- Приятно иметь дело с понимающим человеком. Я с удовольствием взял бы вас своим ассистентом.
- Боюсь, что вам пришлось бы работать на одни пряники: я тоже люблю сладкое.
- Да? Вы тоже, значит, едете на симпозиум?
- Конечно! Если пряников хватит.
Когда Малеев поднялся в комнату, Генка делал физзарядку.
- Голова уже трещит от этой науки, сказал он. - А к тебе Эльвира приходила.
- Что ей было надо? - спросил Малеев, складывая продукты на стол.
- Не знаю. Ты, наверное.
- Если придет ещё раз, скажи, что меня нет и не будут. И не было.
- Вот сам и скажи.
- Думаешь, я не говорил? Кончай руками махать, давай порубаем.
- Потерпи минут десять, у меня там суп доваривается.
Малеев засмеялся.
- Если бы ты, Гена, написал поваренную книгу, она состояла бы у тебя из трех букв: суп.
- Краткость - сестра таланта. Кстати, твоя книга получилась бы не намного длиннее: консервы.
- Консервы- железная вешь!
За ужином Валентин сказал Генке, что всю оставщуюся жизнь будет с благодарностью вспоминать его супы, но, к сожалению, скоро ему придется кормить этим редкостным блюдом другого соседа по койке. Генка погрустнел. Если бы не эта учеба, сказал он, тоже махнул бы куда-нибудь...
- Ты, Валя, обязательно напиши...
- Конечно напишу. А если там есть хорошие супы в пачках- непременно пришлю.
Генка шутки не принял, ему действительно не хотелось расставаться с Валентином.
- А не понравится - сразу возвращайся,-сказал он.
***
На часах было одиннадцать, и Малеев решил ложиться. На сегодня всё, день закончился.
Генка погасил верхний свет и включил настольную лампу.
- Я ещё немного позанимаюсь. Тебе свет не помешает?
- Нисколько.
Расстроился Генка, подумал Малеев, никогда раньше не спрашивал про свет...
Он лег и закрыл глаза. В памяти всплывали эпизоды прожитого дня: сержант милиции, учитель, цитирующий Уитмена, Света с грустной улыбкой, молоденькая продавщица...
А когда он наконец заснул, ему приснился удивительный сон. Будто он - совсем маленький, лет пяти, и они играют с отцом. Отец подбрасывает его высоко вверх и ловит. Мать стоит рядом, очень боится, а Валентину смешно её волнение, и он просит отца: "Ещё!, Ещё!" Его сердце заходится от восторга, он безудержно смеется и повторяет: "Ещё! Ещё!" А отец говорит матери: "Видищь, он нисколько не боится. Наш сын должен быть сильным и смелым!" - "Ну хватит же!" - просит мать. "Ещё! Ещё! - кричит Валентин, взлетая вверх. - Папка, ещё!"
Его растолкал оэабоченный Генка.
- Ты так смеялся...
Малеев некотое время молчал, всё ещё видя себя на сильных отцовских руках, потом сказал:
-Если я буду во сне смеяться, не буди меня, Гена...
Он не узнал своего голоса и отвернулся к стене, чтобы Генка не заметил его слез.