У Нелли Александровны не было детей. Она лечилась, ездила на курорты – ничего не помогало. Это был не тот случай, когда можно заподозрить биологическую несовместимость или мужское бесплодие: бесплодной была именно она. Это было тем более обидно, что Нелля Александровна очень любила детей. При выборе профессии вопрос стоял только один: учить или лечить. Она выбрала: лечить – и стала детским врачом. Может быть, именно потому, что не было детей и ничто не отвлекало от работы, карьера ее продвигалась успешно и к 40 годам она уже была профессором и заведовала кафедрой детских болезней. Свою бездетность она переживала тяжело, страдала за себя и за мужа, знала, как он мечтал о сыне. Муж на эту трудную тему давно уже не заговаривал, лишь однажды после очередного безуспешного курса лечения предложил:
- Может быть, возьмем из детдома? Или еще лучше – из роддома. Из тех, от кого матери отказались.
-Боря, кому, как не мне, знать, какие дети оказываются в детдоме и каких детей оставляют матери в роддомах. Вернее сказать, какие матери оставляют детей в роддомах. Взять ребенка – это наверняка получить такие огромные проблемы, с которыми едва ли можно будет справиться.
Так и жили они вдвоем. Нелля была по характеру твердой, решительной, Борис - мягким, покладистым. Он очень гордился своей женой-профессором и нисколько не комплексовал по поводу того, что он не имеет степени. Впрочем, должность главного инженера завода, которую он занимал, была достаточно почетной. Свободного времени у обоих было немного, тем не менее, дом их был хлебосольным: по праздникам Нелля накрывала стол, и у них собирались друзья, чаще всего бывшие одноклассники. Кстати сказать, они когда-то учились в одном классе, так что друзья у них были общие.
Почти каждый год Нелля Александровна в составе комиссии инспектировала какой-нибудь детский дом. Эти дома все были похожи друг на друга: казенная казарменная чистота, дорогие игрушки в шкафах под стеклом, одинаково одетые, писающие в штаны дети. Иногда бывали неожиданности: в одном доме миловидная пожилая женщина, ведущая кружок мягкой игрушки, искренне недоумевала, почему ей предложили уволиться, обнаружив, что она регулярно уносила домой конфеты, шоколад и фрукты, предназначенные детям. «Зачем этим детям шоколад? – горько жаловалась она Нелле Александровне.- Все равно из них ничего хорошего не выйдет. А из моих внуков выйдут хорошие люди; так что, они меньше заслуживают шоколада?» «Да уж, у бабушки-воровки непременно вырастут хорошие дети», - брезгливо ответила ей Нелля Александровна. Но то, что воспитанники детдомов очень часто уходят в криминал, она, конечно, знала.
Во всех домах дети окружали каждого нового человека, сознательно или подсознательно мечтая найти родную душу. Нелля уже научилась не переживать за каждого ребенка, иначе эти визиты в детдома просто на дали бы ей жить. Но однажды среди детей увидела она мальчика лет пяти, который исподлобья глядел на нее темно-карими глазами, так похожими на ее глаза. Носик, усыпанный веснушками, щечки с ямочками, пухлые губки, даже слегка вьющиеся на затылке русые волосы – все, решительно все было таким же, как у нее. «Наверно, таким был бы мой сын», - подумала Нелля Александровна. И когда мальчик подошел к ней со стандартным для этих детей вопросом: «Ты моя мама?» – она неожиданно для себя ответила: «Да».
Когда она сказала заведующей, что хочет усыновить этого мальчика, та была немало удивлена и долго пыталась ее отговорить.
- У этого ребенка очень тяжелая наследственность. Оба родителя – алкоголики, лишенные родительских прав. Знаете, как он попал к нам? У родителей кончилась водка, а денег не было. Они заперли ребенка в доме и три дня промышляли на свалке:там можно собрать и сдать бутылки, металлолом, макулатуру. О ребенке сообщили соседи. Когда вскрыли замок и вошли в дом, он уже и плакать не мог. Родителей судили. Где они и что с ними, я не знаю. Родительских прав их лишили, о сыне они не вспомнили, во всяком случае, за три года ни разу не появились. Мальчик трудный, гипермоторный, неуправляемый. У нас есть очень славные дети, мы вам подберем с более благоприятной наследственностью. А с этим беды не оберетесь.
Нелля Александровна была непреклонна в своем решении.
- Вы разве не видите, что этот мальчик похож на меня как две капли воды? Он – мой сын, и никого мне подбирать не нужно. Единственная просьба: позвольте мне его забрать прямо сейчас, до оформления всех документов. А с оформлением, я уверена, проблем не будет, вы ведь знаете мои обстоятельства.
С оформлением, действительно, проблем не было. Но поскольку Борис был в командировке, Нелля Александровна на пару дней привезла Сашеньку (так звали мальчика) на дачу к своей приятельнице.
-Томочка, всего на два дня. Потом я найду няню, да и Борис приедет. Представляешь, какой для него будет сюрприз, он ведь так мечтал о сыне!
- Ты все-таки посоветовалась бы с ним, - осторожно предложила подруга, - не котенка в дом берешь. Да и насчет котенка принято советоваться.
- Ну, что ты, он будет просто счастлив.
- Как-то я в этом не уверена.
Во время этого разговора Саша стоял молча и только исподлобья, по своему обыкновению, посматривал на Тамару. Неизвестно, понял ли он, о чем был разговор, но, когда Нелля Александровна заехала за сыном, она застала подругу почти в истерике.
- Нелля, милая, дорогая, пока не поздно, откажись от этого ребенка! У меня трое детей, но такого я еще не видела. Посмотри: он сломал все, что можно было сломать, разбил все, что можно было разбить, он не понимает никаких слов, ни строгости, ни ласки.
-Томочка, наоборот, он очень хорошо понял все, что ты сказала в прошлый раз. Извини меня, пожалуйста, я возмещу все, что он испортил. Спасибо тебе большущее.
Мальчик подошел и прижался головкой к колену Нелли Александровны. Она погладила его по светлым волосикам и почувствовала такую радость и такое умиротворение, что готова была простить ему любую шалость.
Дома проблемы начались в первый же день. Саша категорически не желал признавать Бориса. Глядел хмуро, при попытке приласкать укусил за руку. Игрушками, которыми уже был заполнен шкаф в детской комнате, не заинтересовался, но открыл крышку пианино и радостно начал колотить двумя руками по клавишам.
- Может, он музыкантом будет,- растроганно сказала Нелля Александровна. – Ты, Боря, не огорчайся, он привыкнет.
Но Саша не привыкал, хотя Борис очень старался. Он принес детские лыжи и позвал Сашу поехать в сосновый бор покататься. Саша схватил Неллю за руку:
- С мамой!
Борис купил лыжи для мамы, и они отправились втроем, но на лыжах Саша хотел ехать только рядом с мамой и отталкивал отца, который пытался показать ему, как правильно съезжать с горки. С мамой он готов был падать, барахтаться в снегу, терять лыжи. Не лучше обстояло дело и с коньками: на каток Саша соглашался пойти только втроем. Нелля Александровна встать на коньки не решалась, и Саша стоял рядом с ней на обочине и смотрел, как лихо скользит по льду Борис.
Решительно отвергал он попытки отца поиграть с ним в снежки или слепить снежную бабу.
Почти каждый месяц приходилось нанимать новую няню: женщины отказывались, несмотря на хорошую зарплату и уговоры хозяев. Саша громко рыдал, когда уходила мама, бил и кусал своих нянь, на любое предложение или просьбу отвечал громким отказом. Игрушки Саша ломал, посуду бросал на пол и радостно смеялся, глядя, как разлетаются осколки.
Незаметно перестали приходить в дом друзья и подруги. Дольше всех держалась Тамара. Она как-то пришла с дочерью Аней, ровесницей Саши. Саша не хотел играть с ней, отнимал у нее игрушки, ревел, укусил Аню за палец. В следующий раз Тамара пришла одна, все было как будто спокойно, но, придя домой, она обнаружила в сумке изрядную порцию растаявшего холодца. После этого она приходить к подруге перестала.
Неллю Александровну, казалось, не огорчало ничего.
- Да, он необычный ребенок. Но все гениальные люди в детстве были необычными. Погодите, он еще себя проявит.
В нулевом классе, куда его отдали для подготовки к школе, он переколотил всех детей, и Нелля Александровна решила сама учить его читать и считать. Это оказалось нелегко: Саша не запоминал буквы, сердился, порвал азбуку. Зато охотно рисовал домики, птичек, деревья.
-Талант!- ликовала Нелля Александровна. – Он будет великим художником!
Казалось, что только ради мамы Саша иногда соглашался заниматься чтением и счетом. Вообще, если этот ребенок делал что-нибудь хорошее или хотя бы не делал чего-нибудь плохого, то только ради мамы, как называл он Неллю Александровну. Но даже ради мамы его хватало не на многое. Учился Саша плохо. С трудом, с помощью репетиторов, переползал из класса в класс.
- Ничего, - говорила Нелля Александровна, - Эйнштейна тоже считали умственно отсталым.Ты знаешь, Боря, я надеюсь, что мы с тобой еще увидим на стене школы табличку: здесь учился...
- Ты, Нелля, может быть, что-то и увидишь, а вот я – едва ли, - ответил ей как-то Борис.- Этот ребенок просто высасывает из меня все силы. Я долго не протяну.
С возрастом Саша превратился в угрюмого и раздражительного подростка. Учился он по-прежнему плохо, но подолгу мог листать тома большой медицинской энциклопедии, особенно те, где были нарисованы мужские и женские половые органы, описаны половые извращения или венерические болезни. Нелля Александровна не препятствовала этим занятиям, видя в них залог сознательного интереса к медицине. А когда Саша со всеми подробностями срисовал из атласа обнаженных мужчину и женщину, она показала его рисунки на работе, сопроводив их уже привычным:
- Талант! Он будет знаменитым художником, вот увидите!
Отношения Саши с отцом, с самого начала не сложившиеся, с возрастом сделались совсем плохими. Саша грубил, демонстративно делал все ему назло, презрительно фыркал в ответ на его замечания. Борис часто ловил на себе его тяжелый, неприязненный, а порой просто ненавидящий взгляд. Однажды ночью Саша без стука распахнул дверь в их спальню и молча встал у порога.
- Сашенька, что-то случилось? Ты чего-то испугался? – заволновалась Нелля Александровна.
Саша молча повернулся и вышел.
По настоянию Бориса они стали запирать дверь спальни на ночь, после чего Саша стал еще более груб с Борисом. Он не давал им ни минуты побыть наедине, вмешивался в их разговоры, садился между ними, если они устраивались рядом на диване. Однажды всегда сдержанный Борис не выдержал:
- Нелля, я не могу так больше, он же меня ненавидит. Скажу честно: я его боюсь. Ночью мне хочется запереть его комнату. Понимаешь, я ведь теперь и с тобой...- он помолчал, подбирая слово.- И с тобой спать не могу, мне все чудится, что он подслушивает, подсматривает. Нелля, милая, как хорошо нам было с тобой вдвоем! Ну, давай вернем его в детский дом, таких случаев сколько угодно. Не справились с воспитанием...
- Он мой сын, и никуда я его возвращать не собираюсь. То, о чем ты говоришь, это Эдипов комплекс, он бывает у всех мальчиков. Наш Саша просто очень впечатлительный ребенок, у него этот комплекс выражен особенно ярко. С годами это пройдет.
- С какими годами? Ему четырнадцать, а у него уже сейчас все интересы ниже пояса, в школе жалуются, что он девочкам прохода не дает.
- Это нормальная юношеская гиперсексуальность. Это все проходит с возрастом.
- Нелля, мне уже 48 лет, и последние восемь я живу как на вулкане. Ну, был бы свой, я понимаю, никуда не деться, а то ведь...
- Мне он свой! И мне очень жаль, что за восемь лет ты не нашел подхода к ребенку, и он так и не стал для тебя своим.
Борис ушел. Нет, не к другой женщине, он снял однокомнатную квартиру и поселился в ней один.
- Я его не осуждаю,- говорила Нелля Александровна, - быть отцом необычного, талантливого ребенка непросто. Не каждому это под силу. Вот когда Саша прославит наше имя, тогда все поймут, как были к нему несправедливы. Тогда и его учителя смогут гордиться тем, что он у них учился.
Да, она не осуждала Бориса, но дома без него стало пусто и неуютно. Некому было рассказать о сложном характере Саши, посетовать на глупых учителей, которые его не понимают, некому пожаловаться вечером на усталость. Наконец, некому стало доказывать, что Саша требует особого к себе отношения и не на кого стало сердиться, что не все это не понимают. И Нелля Александровна затосковала.
А Саша... Первые дни после ухода Бориса он выглядел просто счастливым, ходил за матерью как маленький, заглядывал ей в глаза, перестал вечерами ходить гулять на улицу и даже стал более прилежно готовить уроки. Но и от его внимания не ускользнули частые слезы матери, ее грусть и ее бессонница.
- Ты что, любишь его? – с присущей ему прямотой спросил он Неллю Александровну?– Разве нам плохо с тобой вдвоем? Ведь он нам только мешал, правда?
И вдруг, подозрительно посмотрев матери в глаза, неожиданно строго, как на допросе, спросил:
- Ты его любишь больше, чем меня, да? скажи: да?
- Сашенька, я люблю тебя больше жизни. Но семья – это и мама, и папа. Мне плохо без папы, я его люблю, я к нему привыкла и мне без него одиноко.
Несколько дней Саша был угрюм и молчалив больше обычного. Потом спросил у Нелли Александровны адрес отца и вечером отправился к нему. Зашел в квартиру немало удивленного этим визитом Бориса и без предисловий сказал:
- Возвращайся! Матери без тебя плохо, она тоскует, плачет.
- Саша, ты уже большой мальчик, ты все понимаешь. Мы не можем жить вместе. Я люблю твою маму, и именно этого ты мне простить не можешь. А мама привыкнет. Я просто избавил ее от необходимости делать выбор: или ты, или я.
- Значит, ты такой благородный, а я, выходит, подлец! Погоди, я докажу, что я тоже могу быть благородным.
- Саша, Саша, ты что задумал?
Но Саша уже бегом спускался вниз по лестнице.
Саша повесился в ванной в этот же вечер.
Он не оставил записки, а Борис, отчетливо сознавая свою вину в самоубийстве ребенка, так никогда и не рассказал убитой горем Нелле Александровне о последнем визите сына.