Высыпала пачку истерзанных карандашей на пол и рухнула на колени перед ними в молчаливой молитве.
Простите, мои карандашики. Я хотела понравиться им. Я хотела научить и научиться. Они радовались и смеялись. И я с ними.
Сначала было непривычно. Я обдумывала каждое слово, каждое действие. Потом понеслось. Я, кажется, поняла, как нужно вести себя с ними, и мне стало легко поддерживать непринужденное веселье. Мне нравилось их внимание. Нравилось, что они подхватывают и развивают мои идеи.
И тут я увидела, что вас убивают, мои карандашики. Вам делают больно. Тщательно заточенные, привыкшие к бережному отношению, вы робко, со скорбным звоном, падали на пол, роняя осколки графита. На вас наступали, вас пинали, смеясь при этом.
Я собрала и спешно прятала вас в коробку, но меня со смехом просили отдать нужный карандаш. Отказать я не могла. Мне так хотелось быть своей в этой шумной и весёлой компании. Я вынужденно смеялась, излишне громко, до слёз.
Вас затачивали, нервно срезая в спешке лишнее, ломали и пытались точить ровнее. Вы катастрофически уменьшались в длине, сокращался тем самым и срок вашей жизни.
Они ушли. Я собирала вас со стола, с пола, пересчитала и спрятала в родную коробку.
Прибежала домой. Слёзы высохли. И вот я здесь, с вами, в тишине.
Я подолгу осматриваю каждый карандаш. Там, где вижу трещину, откладываю в кучку тех, кому нужно оказать экстренную помощь. Эти карандаши я буду затачивать с предельной осторожностью. Зажму карандаш поближе к точилке и ровным, осторожным движением заострю, будучи готовая остановиться в любую секунду, почувствовав сопротивление или жалобный звук.
Я не спешу. Заточены тяжелораненые, затем легкораненые, а теперь и чудом оставшиеся в сохранности счастливчики.
Есть потери. Два неродных карандаша. Мы решили принять вас в дружную компанию. Пусть на вашем боку почти стёртая незнакомая надпись, вы будете определены в коробку на равных правах.
Вот и всё. Если вас жестоко обидели там, то я забуду туда дорогу. Лишний шум нам не нужен.
Вы лежите в коробке. Смело из неё выглядывают редкие счастливчики. Ломаные и обиженные жестоким обращением затравленно спрятались в глубине.
Больше вы не попадёте в руки чужим. Теперь вы будете знать только мои прикосновения. И только мне вы ляжете в ладонь доверчиво и всепрощающе.