Новелла седьмая. Покровитель

Начало: http://www.proza.ru/2014/06/28/1702


     Мир магии. Второй месяц лета
     в двадцать шестой год правления Ванора те-Малье Турессу,
     отца Гонта те-Малье Турессу


Хижина, срубленная на невысоком холме еще столетия назад, не привлекала внимания деревенских уже столько же времени. Там, в низине, всего в нескольких часах ходу, раскинулся поселок в три десятка домов. Несколько раз в день церковные колокола, словно метроном, отбивали такт жизни крестьян, а площадь на окраине с недавних пор стала принимать в себя купцов, держащих путь на городские ярмарки.

Как-то, лет дцать тому назад, в поселок зашел заблудившийся караван. Сквозь мат купца местные пытались понять, куда тот идет. Нерадивого проводника уберег от плети словоохотливый священник, готовый отпустить своего старшего сына показать дорогу. На следующий же день караван тронулся в путь.

Когда купец несколько поостыл, его юный проводник рискнул пискнуть, что, собственно, дорога через их деревню – кратчайшая в город. Просто окрестности неспокойные, вот караваны и дают крюка. Чудом избежавший смерти проводник закивал, словно китайский болванчик. Он уже раздумывал, в какой момент удрать от купца в местные леса, дабы избежать расправы – священник-то, как ни крути, остался в деревне, и вскоре наниматель вспомнит-таки его оплошность...

Купец насупился; сын священника умолк; проводник шумно вздохнул и снова начал осторожно осматриваться, прикидывая, в какой местности они окажутся к темноте. Тогда-то и заметил хижину – в стороне, на холмике. Насколько его глаза смогли различить, домик был обжитой. Дыма из трубы не видно, но ведь тепло... А на склоне мирно паслись пяток овец – вполне можно предположить, что не деревенские туда их загнали, далеко слишком от поселка.

– Там ведьма живет, – сын священника проследил взгляд проводника. – Уже несколько веков.

– Что, все несколько веков живет? – усмехнулся мужчина, поглаживая бородку.

– Все несколько, – кивнул юнец.

Проводник перестал улыбаться и хмуро посмотрел на него:

– Так если бы несколько веков, ее сожгли бы уже.

– Так пытались, – в тон ему ответил юноша. – А как к дому подходили, глядь, там и нет никого. Как и не было.

Опешившие мужики перевернули все, что нашли. Осмотрели каждый угол, спустились в подпол, поднялись на чердак, заглянули в сараи... И никого не нашли. Все постройки были пусты, будто хозяева оставили домик те же столетия назад. Недолго думая, решили поджечь – так вернее.

Закидав хлипкие постройки огнем, отошли на пару десятков шагов, а убедившись, что костер занялся добротно, потопали обратно в деревню. Обернувшись уже на полпути, все разом перекрестились.

Пожара не было. А была хижина и пара сарайчиков. С низким забором. И пяток овец на склоне холма.

– Так, может, не подожгли, – крякнул проводник.

Сын священника посмотрел на него и усмехнулся.

Ночь застала караван еще в пути. Вооруженное сопровождение споро выстроили повозки вокруг костра, разбились на группы, готовые стоять в дозоре... Проводник, вроде бы, уже устроился около одной из повозок, как и прежде; купец скрылся в шатре; сын священника завернулся в плащ около огня; немногочисленные помощники давно сопели...

А во время смены дозора проводник весьма проворно для его плотной комплекции перекатился под повозку и бросился в лес, не разбирая дороги. Его не пугала даже оговорка сына священника, что окрестности кишат разбойниками. По чести, он и сам уже был готов стать одним из них. Все лучше, чем умереть от руки нервного купца.

Но ноги сами вынесли проводника обратно к деревне. Выйдя из леса, он стал в задумчивости. Левее – поселок. И вряд ли там встретят его с распростертыми объятиями. Правее – треклятая хижина ведьмы на холмике. И если верить рассказу сына священника, то он обнаружит...

– Заброшенный дом, – выдохнул проводник, осторожно толкнув дверь.

Пока он бродил по лесу, пока взбирался на возвышенность, ночь уже отступала; на востоке забрезжил рассвет. И единственное, что сейчас хотелось мужчине, это спать. Хоть в заброшенном доме, хоть в чистом поле, хоть у ног самой ведьмы.

Сделав несколько робких шагов внутрь домика, проводник осмотрелся. Никаких следов погрома или сборов в спешке. Два маленьких окошка, до сих пор затянутых слюдой; тонны пыли и паутины; печка с осыпавшейся известкой; скамья вдоль нее; пара табуретов. Пахло – пустотой. Именно так, решил проводник: ничем. Но и ничего зловещего в домике не было. Может, из-за лучей солнца, скупо пробивающихся сквозь слюду на окнах, может, он слишком устал, чтобы бояться...

Было только одно неудобство: в хижине было холодно. Не то чтобы замерзнуть, уснув. Но как-то зябко. А с другой стороны, сюда никто не сунется, если вдруг купец бросится искать его.

На чердаке нашлись пара тюков с тряпьем. Брезгливо осмотрев их, проводник спустился, решив обойтись лишь собственным плащом. Бросив дорожную сумку под голову, улегся на скамье перед печкой и тут же уснул.

– Ой, еще один...

Девочка лет семи стала на пороге, распахнув дверь. Отстегнув плащ, бросила его на кресло и подошла к спящему мужчине. Большие черные глаза с любопытством ощупывали плотную фигуру незнакомца. Поведя рукой, заставила его поморщиться, отмахнуться от несуществующей паутины...

– Кто еще один, Гуря?

Светловолосый мужчина ступил в дом и вздохнул, также рассматривая пришельца.

– Медом им тут намазано, что ли...

Воздух дрогнул, черная вуаль начала сползать с комнаты, и мужчина прикрыл глаза, заставив магию остановиться. Девочка повернула голову к мужчине, оправляя комбинезончик. Вздохнув, ведьмак подцепил ее плащ и сам застегнул на плечах:

– С печкой справишься?

Гуря хмуро кивнула, ее губы начали шептать заклинание, а глаза обернулись в истинную черную пустоту. Мужчина поспешно вышел из дома, задержав жену на крыльце:

– Не снимай вуаль пока.

Светловолосый и голубоглазый ведьмак казался белой вороной рядом со своими женщинами: и мать и дочь были черноволосы, смуглы кожей и с большими черными глазами. Впрочем, объяснение было совершенно простым и даже не магическим: Гуринэ был уже год, когда ее мать встретила ведьмака.

Встретила не случайно.

Райгон искал ее вот уже полгода. Слухи, коими поделился с ним Витольд Нарье, были весьма пространными и туманными, и где конкретно искать чернокнижников, казалось, не знал никто. Даже оборотня брать с собой не было смысла: ведьмак сам фонил бы, мешая почувствовать присутствие себе подобного.

Райгон не вызывался на поиски, это была просьба Вита. Сильнейший среди них, он уже был слишком прочно завязан на королевском замке, чтобы сниматься с места надолго. И молодой ведьмак не нашел повода отказать. Его ничего не удерживало от путешествия по землям королевства.

Райгону понадобилось всего полгода, чтобы отыскать ее. На границе королевства, в маленькой лесной хижине... Когда-то это был домик егеря, а теперь стал прибежищем для молодой чернокнижницы с дочкой. Поняв, что раскрыла себя – совершенно бездарно, разве что не на глазах странствующего ведьмака – Варьяна той же ночью покинула деревню, отыскав сию хижину. Но озадаченный странник уже вывешивал в небе тревожный знак...

И Райгон отыскал ее.

Вит не требовал от молодого боевого ведьмака сцепляться с чернокнижницей. Он просил лишь разыскать ее и собирался сам выдвинуться на место. Но Райгон не торопился. Он уже нашел ее. Он ее не упустит.

Наблюдая за женщиной, ведьмак лишь недоумевал, как она умудрилась выдать себя. Более осторожной чернокнижницы сыскать было бы сложно. Или она затаилась после прокола?

Через месяц Райгону откровенно надоела охота, а сотворенное им убежище в густых кронах деревьев начало наводить скуку. Варьяна даже и не думала… злодействовать. Все ее магические потуги сводились исключительно к быту. Да и если вспомнить тот первый «донос», то странствующий ведьмак сообщал просто об использовании черной магии.

Развеяв свое «гнездо», Райгон, наконец, решился на знакомство. Вдохнув поглубже, деликатно постучался в домик егеря. Он ожидал, что Варьяна попробует убежать, спрятаться, ударить... А она просто открыла дверь и выжидающе посмотрела на гостя. И сбитый с толку боевой ведьмак, пришедший убить ее, тупо выпалил:

– Здрасьте...

– Заблудились? – улыбнулась Варьяна, пропуская мужчину в дом.

Спросила – как будто всегда жила только здесь, словно знает всю округу лучше любого топтаря, а заблудившиеся мужчины стучатся в ее дверь каждую неделю.

– Что-то вроде того, – пробормотал Райгон, переступая порог.

Он не торопился уходить, а она его не гнала.

Сначала было, наверное, уже поздно для разговоров о дорогах: путник как бы устал, его надо накормить да спать уложить... Наутро оказалось, что путник, в общем-то, не торопится, и пара дней отдыха не будут лишними... А через неделю Райгон, наконец, спросил, какого же черта она его не проверила, прежде чем использовать магию. Он уже понял, как она выдала себя. Только вот что теперь делать он понятия не имел.

И ужин грозился превратиться в бойню.

Райгон, готовый к любому виду атаки, молил звезды, чтобы чернокнижница не ударила. Бесполезно ведь. Он отобьет сейчас, что угодно. А ответный выпад, скорее всего, убьет ее. То, что Варьяна никогда не была на поле брани, а если и знает боевые заклинания, то только в теории, Райгон прекрасно понимал. И Вита вызывать сюда – только время терять.

– И Гурю тоже убьешь? – опустила голову Варьяна.

Райгон молча покачал головой. И даже скот перебил бы, успей она обзавестись хозяйством.

– Я же никому не навредила, – шептала Варьяна. – Никого не убила. Даже порчи не навела... Никогда... Хочешь проверить? – она вскинула на мужчину влажные глаза, в черноте которых затеплилась надежда.

Если он проверит ее, он увидит – должен увидеть! – что она чиста, что ее не за что убивать! А уж Гуринэ и подавно!

– Я не оборотень, чтобы листать твое прошлое, – ровно ответил Райгон.

И надежда, только зародившись, умерла.

– Я же не сделала ничего... – бесцветно бормотала Варьяна, сгорбившись на табурете. – Никому... Ничего плохого...

Райгон шумно выдохнул, перебирая в уме прецеденты. И не мог вспомнить ни одного, когда чернокнижников не убивали. Впрочем, и о мирных среди них он не слыхивал. Иначе звезды записали бы такое, правда ведь?

– Забери Гуринэ, – вдруг предложила Варьяна. – Забери, выдай за свою. Я слышала, если воспитать ребенка варлока... ведьмой... Если не учить ее... И я сниму всю защиту, я не буду защищаться... Только забери Гурю, не убивай ее...

– Это сказки, Варьяна, – ведьмак поднялся. – Это ее природа. И воспитание тут ни при чем.

Махнув рукой, отбросил стол в стену; женщина вздрогнула, сгорбившись еще больше. Ей нечего противопоставить боевому ведьмаку.

Осмотревшись, Райгон перевернул в домике всю мебель; подумав, осыпал часть известки с низкой печки, метнув пару молний. Гуринэ, с полчаса назад как уснувшая, начала тревожно плакать, неумело выставляя хлипкую защиту вокруг себя. От челов убереглась бы...

Одну из стен домика пару раз лизнул огонь ведьмака, обуглив бревна...

– Пару кобыл нарисуй, – распорядился Райгон.

Он не знал прецедентов, чтобы варлоков оставляли жить. Но он не знал и мирных среди них. Пока не увидел Варьяну. И пока она трясущимися руками собиралась, пока шептала заклинания, через слово сбиваясь, Райгон выстроил звезды в знаке уничтоженных варлоков – молодая женщина и ее ребенок мертвы; отец ребенка – чел, не представляет интереса.

Вит, прочитав координаты убежища варлоков, нахмурился. Путь не близкий. Да и стоит ли не доверять Райгону. Раз не вызвал сильнейшего, значит понадеялся на свои силы. И вот, убил-таки. Молодец, то есть.

Ответ Нарье Райгон прочитал уже на следующую ночь и развеял свой знак, отпустив светила в их созвездия. Выедет ли Вит в ту избушку, пошлет ли кого проверить – не имеет значения. Любая проверка обнаружит следы боя, а ведьмак почувствует сильнейший фон присутствия обеих школ магии.

Куда они идут, Райгон и сам не знал. Огибая пристанища оборотней и известные ему убежища ведьм, мужчина вел варлоков «куда подальше». И хмурился. Если они попытаются укрыться в соседнем королевстве, там вскоре откроется такая же охота: то, что Варьяна опять выдаст себя, он не сомневался. А он уйти из королевства вот так сразу не может. Прознав об этом, Витольд точно оставит королевский замок и с головой окунется в последние события.

И уже на следующий день Райгон неожиданно резко свернул на север. Если Варьяна и встревожилась, то виду не подала. Путешествие с годовалым ребенком на руках было не из легких. Девочка постоянно требовала внимания, не давала отдыхать ночами, и по истечение недели молодая женщина была измотана, аки кобыла на борозде.

Очередная ночь застала путников у редкого пролеска. Разведя костер и соорудив нехитрый шалаш, Райгон заговорил:

– У тебя есть два выхода. Покинуть королевство или остаться в этих землях. Если решишься на первое, я пойти с тобой не смогу. А у тебя просто талант раскрывать себя. Если остаешься здесь, есть только одно место, где сможешь укрыться – в моем доме.

Такое решение пришло в голову Райгона совершенно неожиданно и было единственно верным. Дома ведьм никогда не были проходным двором. Если кто из них нужен – звезды послужат гонцами, незачем тревожить покой и уединение личными визитами.

– Через два дня, – продолжал Райгон, – мы можем быть либо на границе, либо у меня. Выбирай.

– И зачем тебе пара варлоков в своем доме, – вслух размышляла Варьяна. – Ты и так не убил нас. Прознают, свои же разорвут тебя.

– Вот именно, – кивнул Райгон, устраиваясь перед костром на ночь. – И если ты в соседнем королевстве выдашь себя, есть шанс, что все откроется. Не большой шанс, конечно. Но есть.

– Так твои же домашние и выдадут меня, – грустно улыбнулась Варьяна, наблюдая за пляской огня.

Райгон внимательно посмотрел на женщину и только сейчас понял, что они оба ни черта не знают об обычаях и образе жизни друг друга. Ведьмы и варлоки, такие похожие и такие, оказывается, чужие.

– Мы отшельниками живем, – нахмурился Райгон. – У нас нет «домашних», если нет своей семьи.

– Откуда же семья, если отшельниками, – пробурчала Варьяна, устраивая Гуринэ в шалаше.

Девочка, неожиданно начавшая клевать носом, не могла сделать матери лучшего подарка.

– Ну, знаешь ли... – неожиданно разозлился Райгон. – Можно подумать, варлоки живут табунами.

– А иначе мы не были бы такой легкой мишенью, – Варьяна зацепила мужчину взглядом. – Мой... табун накрыли в Ропетрии, полгода назад. И теперь я единственная из семьи Бертонов. Точнее, мы с Гуринэ теперь единственные. А было нас пятнадцать варлоков.

– Пятнадцать, – эхом повторил Райгон, – варлоков.

Беглая чернокнижница. Интересно, Витольд знал, на кого посылает его? Если знал, то – поверит ли, что Райгон убил их?

– И ты умудрилась раскрыть себя в Тастонии. Замечательно.

Похоже, он тянет за собой самый настоящий комок неприятностей. Прикрыв глаза, Райгон проклял тот день, когда не нашел причины отказать Витольду. Нарье нашел бы кого еще!

– Утром укажи мне дорогу на границу, – попросила Варьяна. – Чтобы я не узнала, где твое убежище.

Открыв глаза, Райгон уставился на звезды и поджал губы. Когда варлок скрылась в шалаше, выкинул руку, поддерживая жизнь в огне. Если она вернется в Ропетрию, уже максимум через год будет историей. И Гуринэ тоже. А Витольд, прочитав в небе об уничтожении «варлока с ребенком», сумеет сложить два и два. И вряд ли поленится нанести уже личный визит соседям...

И против Вита Райгону не выстоять в кругу огня.

Тем более – против разозленного Вита.

Когда утром Варьяна выползла из шалаша, боясь разбудить дочь, Райгон уже седлал кобыл. Поленья весело потрескивали в костре, напрочь отвергая холод рассвета. А в примятой траве около шалаша ожидал сотворенный ведьмаком завтрак. Улыбнувшись, Варьяна уселась перед костром, кутаясь в плащ и уплетая теплый хлеб с сыром.

– Тебя зовут Каролина, – тихо завел Райгон, присев около женщины. – Ты дочь пекаря из деревни в Ропетрии, графство Паро. Гуринэ – наша дочь. Твой отец отказал мне в сватовстве, местный священник поддержал его, и теперь мы в моих родных землях. Все это время мы надеялись умолить твоих родителей, а ты все никак не решалась оставлять родной дом без их благословения... Ну и прочая такая ерунда.

Варьяна перестала жевать, большими глазами уставившись на ведьмака.

– Короче, теперь вот ты решилась, потому что ребенку нужна нормальная семья и мама с папой, а не дрязги и бесконечные скандалы. Ну и чтобы бастардом не осталась. Поняла?

Варьяна сглотнула.

– Ну так мы поженились или как? – неожиданно спросила она.

– Нет. Сказал же, тот гад священник поддержал твоего отца!

– Ну да, – Варьяна дотянулась до кувшина с молоком, опустошив тот на половину единым залпом. – Долго придумывал?

– Мой дом стоит слишком близко от деревни. Точнее, они умудрились разрастись за последние года... Меня там знают. Более-менее. И ты можешь вызвать ненужное любопытство.

– Резонный вопрос: а почему мы не обвенчались, когда покинули Ропетрию?

– Потому что если мы обвенчаемся где-то еще, а не в той деревне, это будет подозрительно.

– Очень романтично, – согласилась Варьяна, плавным движением руки уничтожая остатки завтрака.

– Тебе жить хочется или романтики? – Райгон повернул голову к женщине. – И колдовать заканчивай, кстати. Ты обычный чел.

– А через тридцать лет ты мне запретишь из дома выходить? – поинтересовалась Варьяна. – Я стареть не собираюсь.

– Через тридцать лет, если ты нас не выдашь, конечно, мы будем далеко. С новой историей.

– Дай догадаюсь, Гуря будет моей сестрой.

– Хорошая мысль.

Графство Паро было единственным, которое Райгон знал в Ропетрии. Нынче там жила его сестра, и просьба Вита разыскать варлока застала ведьмака как раз в день, когда он вернулся от сестры в родную Тастонию. Живет ли там какая Каролина – наверняка, и не одна. И сколько пекарен во всем графстве, Райгону пересчитывать было не досуг. И вообще подобное занятие не пришло бы ему в голову. Как, впрочем, и кому другому. А посему подобная история казалась ведьмаку идеальной.

Сам же он, успев примелькаться в деревне, оставался для крестьян темной лошадкой. Отказываться от своего дома только потому, что деревня за последние пару десятков лет успела разрастись, Райгон не торопился. Этот дом выстроил его отец, очень давно, при жизни еще первой жены. И тогда не было даже намека на какое-то поселение у подножия холма.

Райгон был сыном последней жены его отца, а нынче оба родителя уже в земле. Мать унесла болезнь, отец сгинул на войне, в которой вообще не обязан был принимать участия. Подобное случалось очень редко, как правило, ведьмаки умели защищаться. Только вот отец уходил, чтобы не вернуться уже.

Нарье, вернувшись с поля брани, рассказал Райгону, что его отец стал на пути перевертыша, бросившегося на короля... И не выставил щита. Вит отбросил оборотня молниеносно, но снять своего щита с короля не смел, а отец Райгона даже и не подумал защититься.

В пылу схватки, в образе животного, видя только челов, распознав ведьмака лишь в Витольде, держащем щит перед королем, перевертыш снова атаковал... И Нарье рискнул. Оставив Ванора беззащитным, Вит выстроил стену на пути оборотня, пытаясь утянуть старого ведьмака подальше от месива. Какого черта он вообще спустился следом за королем, было загадкой.

Ведьмаки, как и арбалетчики, оружия дальнего действия. И чтобы успеть выставить щит перед королем, ринувшимся в атаку, и чтобы метать свои молнии, и чтобы плеваться огнем... – им не нужно спускаться к самому полю брани. А старик, вот, последовал за Ванором, когда тот лично повел королевский эскадрон.

Витольд прекрасно знал: этот эскадрон вступает в бой только чтобы добить уже противника. Своих лучших людей Ванор бережет пуще собственных детей. Он готов пожертвовать кем угодно из вассалов, но только не королевской кавалерией.

И если эти бойцы выступили на поле брани – можно начинать праздновать победу.

Полностью сконцентрировавшись на фигуре короля, Витольд не уследил, когда отец Райгона покинул безопасный холм... А утягивая старика от озверевших перевертышей, краем глаза наблюдая за Ванором, отплевываясь молнией от стальной туши, снова и снова атакующей ведьмаков, Витольд уже понимал и не хотел верить: оборотень сумел дотянуться лапой до шеи старика.

Лишь третий раз наткнувшись на струю воздуха и получив разряд молнии в пасть, пантера отступил... Они встретятся очень позже. И боец пантер, узнав Вита, спросит, какого черта тот вообще делал в поле...

Когда Нарье дотащил старого ведьмака до спасительных шатров на холме, тот был уже мертв. Отцу Райгона было за двести лет. И молодой Витольд Нарье, уже похоронивший собственного отца, был обречен закопать и этого ведьмака, закончившего его обучение несколько лет назад.

Райгон не рассказал Виту, что после смерти жены его отец только и делал, что искал смерти. Словно юный ведьмак, только сейчас понявший, что действительно обречен пережить чела, он не хотел мириться с ее смертью.

И сейчас Райгон упрямо отказывался оставлять дом отца.

Когда он был мальчишкой, деревня у подножия холма насчитывала всего несколько домов. Сегодня было уже три десятка. Выросла церковь; появилось нездоровое любопытство к хижине на холме, хозяева коей не слыли сколь много гостеприимными или ищущими встречи с соседями. Однако, чтобы не вызывать совершенно ненужных вопросов, мать Райгона часто спускалась с сыном в деревню, покорно посещая церковь.

Так парень и вырос – вроде бы и на глазах поселка, а вроде как ничего о нем и не знает никто. И день, когда Райгон привел в деревенскую церковь Варьяну, стал для него точкой обратного отсчета.

Священник, конечно же, развернулся с вопросами. Однако ни один из ответов не мог удовлетворить его любопытства. Банальнейшая история, скороговоркой рассказанная Райгоном, напрочь лишила святого отца возможности задать новые вопросы: что тут непонятного-то? Молодые родили дочь, а не венчаны. То есть теперь каются, да впрочем не виноваты, делов-то. «Обвенчай, батюшка, окрести дочурку и давай разойдемся миром», – как изрек Райгон, давая понять, что тема исчерпана.

– И... Каролина согласна? – священник указал на молчаливую женщину около Райгона.

«А куда она денется», – чуть не выпалил ведьмак.

– Конечно! – Варьяна опередила ответ «избранника».

Черные глаза впились в священника, и тот невольно перекрестился, сглотнув.

В тот же день обвенчал, а на следующий уже окрестил Гуринэ. И молодые заточились в своей хижине. Оно и понятно, дело молодое...

– Ты бы глаза пореже поднимала, – посоветовал Райгон, когда они добрались до домика на холме. – Напугала бедолагу.

Спустившись в деревню через месяц, ведьмак поймет, что напугана уже вся деревня. А его жена за глаза названа ведьмой. И только головой покачает: их бы устами... Проявлять агрессию открыто, впрочем, крестьяне не торопились. Райгон был им, как-никак, свой... каким-то боком. А «ведьма» не мозолила глаза, предпочитая не появляться в деревне.

О том же, что дети – цветы исключительно на могиле своих родителей, ведьмак испытал на себе. В шесть лет Гуринэ улизнула из родной хижины, в гордом одиночестве дотопав до деревни. Когда границы мира ребенка столь резко раздвинулись, девчушка даже забыла испугаться, что оказалась среди незнакомых людей в совершенно чужом для нее месте.

Дела до нее никому из крестьян не нашлось несколько часов. Не все отроки в столь юном возрасте были приспособлены к помощи взрослым целыми днями. И несколько часов в день единственной задачей детей неизменно оставалось искусство не мешать. Шестилетняя варлок, интуитивно выставив всю мыслимую и немыслимую защиту, уже нашла общий язык с крестьянскими детьми, когда сбившийся с ног Райгон ворвался в деревню, разыскивая дочь.

Только приметив Гуринэ, ведьмак облегченно вздохнул, спешиваясь с кобылы. А взрослые, набежавшие на шум, недоуменно смотрели на дочь и отца, так поразительно друг на друга не похожих. Папа, похоже, вообще не принимал участия в процессе.

Впрочем, это не было бы сколь большим поводом для подозрений, разве что шептаться начали бы. И в свете реальных проблем семьи, Райгону было ох как не до злословий деревенских. Но никакие увещевания родителей не спускаться в деревню не могли уже подействовать на девочку. Даже занудные наставления Райгона по пути домой не подействовали на Гуринэ.

И в течение следующего года ведьмак находил дочь в поселке не один раз. Можно было и наказать. И даже запереть. И – начать истинную войну. Но вместо этого Райгон настоял, чтобы Варьяна несколько ускорила обучение дочери. Кое-как подобрали слова, чтобы объяснить ребенку, что не все вокруг нее – варлоки и ведьмы.

Завершая разговор, Райгон решился на совершенно грязный шантаж. Понимая, что запрещать использовать свою силу ребенку просто невозможно, он изрек, что одно-единственное, даже самое безобидное заклинание в деревне приведет к тому, что Гуря будет неминуемо разлучена со своим любимым барашком.

– Это почему? – опешила Варьяна, уставившись на мужа.

– Потому, – тот пробуравил ее взглядом, благодаря за «поддержку», – что нам придется очень спешно уходить, и все барашки... будут убиты!

Гуринэ тут же залилась слезами, а Варьяна икнула, представив расправу над ни в чем не повинными овцами.

– Когда же она вырастет! – одними губами произнес Райгон, подняв глаза к потолку.

За все эти годы ведьмак так и не сумел рассмотреть в варлоке женщину. И если Гуринэ заняла в сердце мужчины вполне законное место, то ее мать оставалась для Райгона чужой – варлоком.

Они сумели разве что привязаться друг к другу – по-человечески. Но отношений не строили. Райгон приучал себя к мысли, что очень скоро ему придется-таки оставить дом отца. И даже не варлоки были тому причиной. Деревня уже наступала на пятки. Рано или поздно холмик будет неминуемо частью поселка. А это уже не убежище для ведьмака.

Варьяне же ничего не оставалось, как быть благодарной Райгону и ждать. Ждать – когда подрастет дочь, когда можно будет освободить ведьмака от своего присутствия. Подобное вряд ли можно было бы назвать хоть какой жертвой со стороны обоих, с учетом их весьма долгого века. Да и Райгон с Варьяной сами разве что снова и снова проговаривали планы будущего, то отметая сомнительные, то детально обдумывая наиболее реальные...

Смыслом их жизни стало только будущее.

А вот такие залетные гости, как толстяк, сейчас мирно сопящий на лавке у печи, – досадной помехой.

Покидая хижину на несколько дней, хозяева пришли к мысли, что было бы разумным поставить на домик вуаль: единственное заклинание, способное держаться без постоянного контроля, было в распоряжении только варлока. Райгон не рисковал пользоваться черной магией, вполне разумно опасаясь за собственный рассудок.

Недавнее массовое помешательство всех крестьян разом, решивших принести «ведьму» в жертву какому из своих богов, чтобы единым махом прекратить засуху, заставил Райгона несколько поторопиться с планом смены места обитания. И в этот раз не охота и не городская ярмарка выгнали троих магов из их хижины на несколько дней, а осмотр окрестностей на границе королевств. Побоявшись оставлять варлоков одних в доме, Райгон настоял на «семейной прогулке».

Вот, нагулялись. А вернувшись, застали толстяка на лавке.

– И сколько он там проваляется? – Варьяна большими глазами уставилась на мужа.

– Хочешь спросить его? – огрызнулся Райгон.

– Прогнать и всего делов, – предложила варлок.

– Сам уйдет. У нас и так проблем хватает.

А пока не ушел, семья магов будет поддерживать вуаль, стараясь не обращать внимания на холод. Декорации заброшенного дома выстроены исключительно для челов. И единственное неудобство для хозяев дома – стараться не наткнуться на толстяка. С пожаром было сложнее...

– Ты в Ропетрию собрался? – перевела тему Варьяна, махнув рукой на упрямство мужа.

– Уже подумываю о Даринии, – Райгон постучал костяшками пальцев о перила крыльца. – Там порт есть. За морем нас уж точно не знают.

За последние шесть лет ведьмак оставлял свою хижину надолго лишь несколько раз. Дважды его «просил» к себе Витольд, один раз чистили леса от полукровок... А год назад Райгон снова навещал свою сестру в Ропетрии. Она и рассказала ведьмаку о морском порте в Даринии, посетовав, что кто-то там из ее соседей собирается за море, а она никак не может – дети еще малы для таких путешествий.

– За каким морем? – опешила Варьяна.

– Соленым, – в упор посмотрел на нее Райгон. – И главное – широким.

– Я не поеду ни за какое море, – прошептала варлок.

– Не сомневаюсь, – ровно отозвался ведьмак. – По воде ходят, а не ездят.

– Какое море, Райгон, – Варьяна пропустила его слова мимо ушей. – Это... далеко.

– Вот и хорошо, – ведьмак уселся на перила, сложив руки. – Там нас не знают, тут уже забудут, если решим вернуться. Какая разница, где жить-то.

Историю «уничтоженных варлоков», похоже, в Тастонии все забыли. Райгон уже шесть лет просидел в королевстве с того дня. Теперь его желание сменить земли обитания ни у кого не вызовет подозрений. Главное, чтобы Витольд не напрягся.

– Хорошо, хорошо, – прошептала Варьяна. – Ты езжай... иди... ходи, куда угодно. Я с Гурей осяду на границе с Ропетрией. Там есть вполне уютные горы.

– Пум, – подсказал Райгон. – Поверь мне, они не самые лучшие соседи. Хоть и апатичные. На чистке несколько лет назад я был как раз с отрядом пум. Эти уравновешенные перевертыши разве что деревья не пошинковали на своем пути. А с чего вдруг такое желание разделиться раньше времени? Гуре всего семь.

– Я не хочу ни за какое море! – повысила голос Варьяна, цепанув ведьмака взглядом. – Моя родина здесь!

– В Ропетрии, если быть точными, – Райгон выдержал ее взгляд, – где о тебе тут же вспомнят, как только почувствуют следы черной магии. Я сомневаюсь, что на земле осталось сколь много табунов варлоков.

Звук пощечины врезался в мозг Варьяны, для нее самой став неожиданностью.

– Табор, – процедила она сквозь зубы. – А не табун.

Отворившаяся дверь домика заставила магов резко замолчать.

– Там холодно, – пожаловалась Гуринэ.

Райгон подхватил девчушку, усадив ее к себе на колени. Растирая ее плечи, пустил тепло от ладоней.

– Пап, а когда он уйдет? – Гуря повернула голову, демонстрируя самые наипечальнейшие глаза, на которые только была способна.

– А мы вот маму сейчас туда запустим... пар выпустить, – Райгон усмехнулся, посмотрев на жену. – И он тут же уйдет. Правда, милая?

Гуринэ восторженно посмотрела на мать, и Варьяна молча скрылась в доме, на ходу шепча заклинание.

Девочка снова поежилась, плотнее прижимаясь к отцу. Вопрос чужака она уже считала закрытым. А вот совершенно не понятное и с точки зрения семилетнего ребенка бессмысленное путешествие в несколько дней до каких-то скучных гор и степей занимало ее и не давал покоя. И усевшись на коленях отца поудобнее, Гуринэ набрала в легкие побольше воздуха и начала засыпать Райгона вопросами. Дипломатично закончив допрос самым, на ее взгляд, важным:

– Мы ведь все вместе едем, да?

И замолчала. Если на все другие вопросы она отводила отцу всего несколько секунд для ответа, то сейчас просто замолчала, подобно матери зацепив его взглядом черных глаз.

– Я тебе уже говорил, что подслушивать не хорошо? – поджал губы Райгон.

– Да, – опустила голову Гуринэ.

– Хорошо. Думал, забыл.

Резко распахнувшаяся дверь домика выплюнула на свежий воздух толстяка, с дикими воплями сбежавшего с крыльца. Спотыкаясь, цепляясь плащом за ветки деревьев, тот налетел на низкий заборчик, стараясь перелезть его. Понаблюдав за ним с полминуты, Райгон осторожно распахнул калитку с расстояния, которая, впрочем, была навешана всего в трех метрах от карабкающегося на изгородь проводника.

Отчаянно скрипя петлями, та отворилась. Толстяк замер, округлив глаза. Задрожав пуще прежнего, не отрывая взгляда от зловещей калитки, проводник победил, наконец, заборчик и мешком упал с другой стороны. Гуринэ махнула рукой, с треском закрывая калитку.

Толстяк вскочил на ноги и припустил с холма, ежесекундно оглядываясь. Когда он скрылся, Варьяна прикрыла глаза, быстро сминая вуаль.

Обернувшись уже с подножия холма, проводник стал как вкопанный: «заброшенный» дом красовался уютным дымом из печной трубы... немногочисленные деревья, предательски цепляющие его плащ сухими ветками, роскошно цвели... а на склоне паслись овечки. Хижина дышала летом и гостеприимством.

Перекрестившись, проводник попятился. А потом, развернувшись, побежал прочь и от этого холма, и от всей проклятой деревни, так и не сумевшей спалить дом ведьмы.

Райгон не ответил Гуринэ, ссадив ее с колен и скрывшись в доме. Поднявшись на второй этаж, заглядывал в комнаты, прикидывая, какими вещами можно пожертвовать... Один он снялся бы с места налегке. Но Варьяна вряд ли согласится на такое. Возможности творить в дороге может и не случится: странствующих любопытных ведьм слишком уж много, а Райгону хотелось бы покинуть эту часть суши челом.

Разве что Витольда все равно придется предупредить, что он снимается с места и покидает королевство. Чем ведьмак и занялся, как только стемнело. Сняв слюду с окошка на чердаке, Райгон выстраивал звезды, рассказывая о своем скором путешествии.

Когда приподнялся люк, огоньки ведьмака колыхнулись от сквозняка. Рука мужчины дрогнула от неожиданности. Не дочерченный знак поплыл в небе, светила словно в возмущении поблекли, грозясь вырваться из-под власти ведьмака.

– Извини, – Варьяна поспешила закрыть люк, поднявшись в маленькую комнатку.

Он не раз просил ее не беспокоить начертание знаков. Процедура требовала от него слишком много концентрации, непослушные звезды норовили ускользнуть от руки ведьмака, недовольные вмешательством в их размеренное... свечение.

В такие моменты Райгон завидовал Витольду. Тот подчинял себе искорки без труда, и они послушно и быстро выстраивались в тот же знак, что был начерчен на полу огнями сильнейшего ведьмака.

Придерживая длинную юбку платья, Варьяна обошла зависшие над полом огни и затихла в кресле в уголке. Наблюдая магию ведьмака, она не уставала поражаться, как он может быть сильнее варлока. Как могло получиться, что пятнадцать чернокнижников не сумели если не убить тех боевых ведьм, так хотя бы отбиться от них, чтобы успеть уйти.

Правда, тут же напоминала себе, что в домике егеря и сама была совершенно беззащитна перед Райгоном. И ударь он, ее защиты хватило бы разве что развеселить его.

– Твой морок продержится только шесть минут, – протянула Варьяна, когда ведьмак закончил и единым махом затушил огоньки на полу. – Твой сильнейший аркан – огненный. А щит способен выдержать максимум пять прямых ударов.

Райгон поднял бровь, подперев стену и сложив руки на груди.

– Если все боевые ведьмаки настолько... слабы... Как вы смогли уничтожить варлоков?

– За шесть минут остановленного времени я могу преодолеть не одну сотню метров, – в тон ей ответил Райгон. – Мой огонь превращает в пепел даже камень, столкнувшись с ним. А к пятому удару по щиту мой противник будет мертв уже два раза от простейшей молнии. Варлоки уступают нам хотя бы даже в первом: твоя вуаль не способна остановить время. И даже обнаруживая меня в мороке, ты ничего не можешь сделать в течение целых шести минут: идолы недвижимы по умолчанию. Шесть минут, как ты понимаешь, в случае боя – это целая вечность.

– Я не могу двигаться, – согласилась Варьяна. – Но змея может.

Райгон поморщился, вспомнив способность варлоков призывать на помощь змей из черного огня. И это первое, что делает любой боевой варлок, встретив ведьму.

– Милые создания, – кивнул Райгон. – Заставляют нас терять несколько минут в мороке. Но чаще нам даже не приходится останавливать время, Варя.

– А если змея доберется до ведьмака, – варлок проигнорировала его слова, – то он уже совершенно обезврежен. А значит – мертв.

– Гипотетически. Это что, поединок?

– Пытаюсь понять, – улыбнулась женщина.

– Удалось?

– Нет.

Она не была боевым варлоком. Легко сидеть и размышлять, представляя поединок. Но любое заклинание отнимает силы, требует концентрации и внимания. И то, что кажется простым в теории, неожиданно оказывается невозможным в бою.

Когда всего трое ведьмаков напали на их табор, она пыталась защищаться. Пыталась построить аркан, даже сумела разжечь черный огонь в руке и призвать змею... И в ту же секунду пропустила «простейшую молнию», оглушившую ее. Концентрация спала, змея растворилась... Вот и все ее возможности.

Ведьмак, ударивший ее, даже добивать не стал, снова увлекшись двумя варлоками, насевшими на него. Двумя! А между делом еще заметил и ее магию, попутно сбив, устранив, словно помеху.

– Варь, мы мечем молнии с огнем, даже не задумываясь, как, – Райгон присел на корточки перед женой. – Наше внимание в основном на защите. Это и есть боевой ведьмак. С твоей стороны то же самое. Ни один из нас, хоть ведьмак, хоть варлок, не задумывается, атакуя. Защита важнее. Что ты здесь делаешь, кстати?

– Ты твердо решил за море? – она подалась вперед, понизив голос.

– Я твердо решил выжить и спасти тебя с Гурей. Иначе все последние шесть лет можно слить к черту.

Женщина шумно вздохнула, откинувшись на спинку кресла. Луна скупо осветила ее лицо, радуясь окошку без слюды.

– Мы же решили, только когда Гуре будет пятнадцать, – опустил голову Райгон. – Не раньше.

– Мы также решили не покидать этот дом до ее пятнадцатилетия.

– Одного пожара тебе мало? – он поднял глаза, встретившись с хмурым взглядом варлока.

Не спускайся Гуринэ в деревню, проблем было бы значительно меньше. И не факт, что на новом месте история не повторится. Если только они не сумеют осесть где подальше от людей. Варьяна, привыкшая жить в шумном таборе, воспринимала идею отшельничества, конечно же, без радости. Но уже понимала, как ведьмам удалось выжить: по одиночке.

Даже о том, что Райгон вот уже шесть лет живет не один, а с семьей, не знал никто, кроме крестьян в деревне. Да и те – посвящены вынужденно.

– Ты понимаешь, что она сама не захочет отпускать ни одного из нас? – не дождался ответа Райгон. – Ты вообще видишь, что она меня папой называет?

– А в пятнадцать она тебя как будет называть? – прошипела Варьяна. – Неожиданно по имени?

– Она будет способна понять больше. Иди и попробуй объяснить ребенку, что ее папа не папа, а злой боевой ведьмак, шесть лет назад разыскавший ее же, чтобы убить...

Резко поднявшись с кресла, Варьяна рывком распахнула люк в полу и сбежала по крутой лестнице. Райгон устало поднялся, не спеша последовав за женой. Он слышал, как она торопливо идет в комнату дочери, как хлопнула дверь... Всех слов разобрать было невозможно, лишь обрывки фраз на повышенных тонах.

Проснувшись, Гуринэ не могла понять, что мать говорит. А когда уловила смысл, испугалась. Черные глаза ребенка широко распахнулись, тут же увлажнившись. Отец, молча ставший на пороге, опустил голову.

Не сводя с него глаз, девочка заплакала, безмолвно требуя от него подтверждения слов матери.

– Да скажи же ты ей! – закричала Варьяна.

Подняв глаза на жену, Райгон впервые пожалел, что не убил ее шесть лет назад. «Мирные» варлоки, значит...

– Мама пошутила, Гуря, – он посмотрел на дочь. – Шутки у нее такие... дурацкие.

– Мы же все вместе едем... да? – прорыдала девочка, осторожно отодвигаясь от матери и вжимаясь в подголовник кровати.

– Конечно, вместе, – выдавил улыбку Райгон и пересек комнату.

Оттеснив Варьяну, занял ее место, снова укладывая дочь под одеяло.

Варлок плюхнулась в кресло, не веря своим ушам. Какие, к чертям, шутки! Что он делает! Одно его слово сейчас могло... изменить все! В корне! Он покинул бы эти земли, а они с Гурей осели бы где в горах на границе королевств...

– Если ты сейчас уснешь, – вещал Райгон, – я завтра расскажу тебе конец этой... сказки, что мама начала рассказывать сейчас. Договорились?

– Сказки? – недоверчиво переспросила Гуринэ.

– Конечно, сказки, – подтвердил Райгон. – Мама просто ее сейчас вспомнила и очень захотела рассказать!

Варьяна закрыла глаза. Как сквозь вату в ее сознание пробивались голоса дочери и Райгона. Шутка... Сказка... Выдумка... И вся их жизнь, вот уже который год похожая на ночной кошмар. Ее – с тех пор как ведьмаки накрыли табор. Его – когда он приютил у себя двух варлоков. Потому что пожалел. Или рука не поднялась на не боевых. Да еще и годовалого ребенка...

Голоса затихли, и Варьяну окутала спасительная темнота.

Обернувшись, Райгон беззвучно выматерился.

– Всё, спать, – скомандовал он, щелкая пальцами.

Гуринэ тут же погрузилась в сон. Ведьмак редко прибегал к столь радикальному способу убеждения. Всегда оставался шанс, что девочка так и не уснет, пока действует заклинание. А щелкать пальцами всю ночь напролет было не самой интересной перспективой.

А вот Варьяну он в сознание не стал приводить. Уложив женщину в кровать, устроился в кресле, твердо вознамерившись хоть немного отдохнуть. Хотя бы сидя. Уже сквозь дремоту ведьмак расслышал участившееся дыхание Варьяны, приходящей в сознание, и тут же щелкнул пальцами. Теперь пара часов у него точно есть.

Проснувшись под утро, Райгон обнаружил себя укрытым пледом и с подушкой под головой. Варьяна мирно посапывала на кровати. Размяв затекшие мышцы, ведьмак закинул ноги на кровать, пытаясь устроиться хоть сколь удобнее. Плестись в свою комнату было уже откровенно лениво.

– Почему ты хочешь за море? – Варьяна открыла глаза, посмотрев на ведьмака.

– Я хочу хоть к черту на рога, только подальше от Нарье, – Райгон растер лицо, понимая, что теперь уже не отдохнуть.

– Какого Нарье?

– Витольд Нарье, сильнейший боевой ведьмак. И против него в поединке я не выстою. Собственно, никто из нас не выстоит. Помнишь тех, кто напал на твой та...бор? Так вот, это были просто боевые ведьмаки. А сильнейший – это все они вместе взятые. А разозленный Вит – это армия из тех, кто напал на вас.

– Если он такой... сильный... почему он до сих пор не знает, что я жива?

– Я сказал сильнейший, а не всемогущий.

– Он может узнать от меня, что угодно, если обнаружит... – догадалась, наконец, Варьяна.

– И судя по тому, что ты пришла к этому выводу лишь спустя шесть лет жизни с ведьмаком, он узнает все быстрее, чем ты поймешь, кто стоит перед тобой, – огрызнулся Райгон.

– Но ты же сам сказал тогда, что не можешь узнать мое прошлое!

– А причем тут твое прошлое? – растерялся Райгон, посмотрев на жену. – Ему будет нужно только твое подсознание. Это оборотни увлекаются картинками. Мы берем информацию из... других источников. Из закрытых, так скажем. А чем ты занималась неделю назад, поверь, его заинтересует в последнюю очередь.

– Просто демон какой-то... – пробормотала Варьяна.

– Да мы все не ангелы, – согласился Райгон, прикрывая глаза. – Сделай мне одолжение, а. Займи Гурю чем-нибудь. Дайте мне отдохнуть хотя бы до обеда...

– То есть, – Варьяна пропустила его просьбу мимо ушей, – мы все повязаны друг с другом... навсегда. И у тебя уже наверняка заготовлена какая-нибудь речь на пятнадцатый день рождения Гуринэ... Потому что... не важно, когда меня обнаружат... я выдам и Гурю... и тебя...

– Мы все выдадим друг друга, – тихо отозвался Райгон. – А пока держимся вместе, мы сильнее, и обнаружить варлоков около ведьмака сложнее.

Ночной кошмар, который не закончится... никогда.

– Неужели мы с Гурей виноваты только своим происхождением, – прошептала Варьяна, глотая слезы.

Райгон скрестил руки на груди, шумно вздохнул. Не говорить же ей, что «мирные» варлоки – это издержки ее расы. Так же, как «мирные» ведьмы. Так же, как мирные оборотни. Они все рождены, чтобы сражаться. Друг с другом. С челами по необходимости. Даже с природой-матушкой. И выживут лишь сильнейшие. Естественный, мать его, отбор.

– До недавнего времени я думал, что среди чернокнижников нет «мирных». Что вы все бойцы. И потому настолько агрессивны. Ты знаешь свою историю, Варьяна? Ты знаешь, что варлоки пытались истребить всех – вообще всех, кто не-чернокнижник? Это было очень давно, с тысячу человских лет назад. Потерпев поражение, твои предки рассредоточились среди людей. Ты уже догадываешься, что сжигая «ведьм», челы отправляют на костер себе подобных, а не варлоков? До сих пор, Варьяна. Им даже не интересно, что ведьмы и варлоки – это две совершенно разные расы. Мы все для них «ведьмы». Впрочем, этот факт ни вас, ни нас не особо беспокоит. Страшнее именно желание твоих предков уничтожить все живое.

– Насколько я знаю, – тихо, но твердо перебила его Варьяна, – расы людей уничтожались уже три раза...

– По воле природы, Варя, а не по воле... варлоков. И заметь, людей, а не ведьм и оборотней.

– И теперь, вот уже тысячу лет, вы истребляете нас. Одного за другим.

«Вы оборотная сторона ведьмовой монеты», – чуть не сорвалось с языка Райгона.

– Скольких ты убил за эти шесть лет?

– Вас не так много осталось, – нахмурился Райгон. – Иначе та... охота шесть лет назад была бы заурядной. И нам не пришлось бы отсиживаться здесь, чтобы не вызвать подозрения, покинув королевство.

– Не много? – переспросила Варьяна, подняв глаза на мужа.

Он кивнул. За шесть лет он не слышал ни об одном обнаруженном таборе.

– Я не верю, что варлоки вот так, ни с того ни с сего, все разом помешались.

– По идее, твои предки должны были оставить хоть какую информацию среди звезд... Но если я начну сейчас копаться, то это вряд ли ускользнет от Вита. Уж проще спросить его самого при таком раскладе...

– Мы пользуемся водой...

– Это сейчас, – согласился Райгон. – А когда-то давно мы были единым целым. И вы ударили в спину. Среди ведьм погибли очень многие таким образом.

– А ты вдруг пощадил двух варлоков.

– Надо было убить? – усмехнулся Райгон.

– Пожалуй что, – протянула Варьяна, снова уставившись в потолок.

– Мы были единым целым, – повторил ведьмак. – И я верю, что снова станем. Со временем. Просто надо с чего-то начать.

– А твой Нарье думает так же?

Райгон вздохнул. Думай Вит так же, он сам выехал бы к табору Варьяны. И попробовал бы начать переговоры. А не прочитал бы сухой отчет звезд об их истреблении.

Об их истреблении...

– Как тебе удалось уйти от ведьмаков? – неожиданно спросил Райгон.

Промелькнувшая догадка ускользала. Поманив его, пощекотав неожиданно обострившиеся чувства, вильнула хвостом и лисой мелькнула вдалеке, заманивая в прошлое. Они сосредоточились на будущем, строя планы, проговаривая, что будет. Вместо того чтобы найти все свои ответы в прошлом.

– Быстро перебирая ногами, – Варьяна поднялась с кровати, двигаясь к двери, но Райгон окликнул ее:

– Мне нужно твое подсознание.


;***

  Плоть от плоти,
  Кровь от крови,
  Дух от духа,
  Мысли прочь.
  В этот час,
  Этой порою
  Сын родной
  Уходит прочь.

  А над морем
  Пляшут тени,
  Чайка белая
  Парит.
  Не туда,
  Забытый всеми,
  Сын в изгнание
  Спешит


     Новелла седьмая. Покровитель

Эхо шагов еще долго жило среди камней коридоров. Вытягиваясь по струнке, стражи затаивали дыхание. Тяжелые, подбитые мехом, плащи идущих, лоснящиеся в свете факелов, вторили сквозняку с балконов. У покоев короля коридор расширялся. Завидев пришельцев, стражи все разом лязгнули доспехами, распахивая массивные двери.

Сермуш стянул перчатки и ступил в кабинет брата, вздохнув. Дурб остался в коридоре, кивнув, что двери можно закрывать. Франциск присел на подоконник и опустил голову. Пепельные волосы ведьмака отливали серебром.

– Я против, чтобы ты ехал, Франки, – вместо приветствия сказал Сермуш, кивком головы выпроваживая камердинера из комнаты.

– Все готово?

– Когда я сажал тебя на трон, я не подразумевал нос короля на каждом пожаре его королевства, – улыбнулся Сермуш. – И уж тем более – королевы, – склонил голову на бок на показавшуюся в дверях гардеробной Амалию в дорожном костюме.

– Это она нас проводить вышла, – ведьмак сцепился взглядом с женой.

– Не сомневаюсь, – протянул Сермуш, дойдя до столика с вином.

– Я тоже еду, – откашлялась Амалия.

Коранету-старший улыбнулся и отхлебнул вина. Скажи ему такое его жена, он вряд ли даже попробовал бы перечить. Но королева была челом – юным двадцатидвухлетним созданием с весьма сомнительным представлением о мире, пожарах и беспорядках.

– Так... дети мои, – королевич сделал театральную паузу. – Королевство не может остаться без своего короля только потому, что вам обоим пригрезилось...

– Ваше высочество забывает, что он говорит с королевской четой, – Амалия сделала несколько шагов.

Сермуш не помнил Русту. Запоминай он всех, кто склоняется в реверансе перед его высочеством, ему и пятидесяти голов не хватило бы. И когда караван герцогини Ларунье добрался-таки до замка Коранету, кошка с Дурбом уже решили, что Сермушу и не нужны лишние думы. Планам их не суждено было сбыться. От королевича сложно было скрыть неожиданно ставшую счастливой физиономию младшего брата, а повозка циркачей, прогромыхавшая по подъемному мосту несколькими днями позже, и вовсе развеяла все сомнения. Артисты остались в замке придворными.

Сермуш так и не простил Амалии, что она покинула замок все еще Рустой, окунув Франциска в пропасть отчаяния.

Поравнявшись с ятровкой , королевич возвысился над ней на целую голову:

– Уверен, ваше величество, вы не позволите мне забыть об этом, когда жену ведьмака будут бросать в священный огонь. К сожалению, вас не четвертуют перед этим, и у вас не будет достаточно времени, чтобы выкрикнуть все свои титулы.

– Хватит, Серм, – попросил Франциск.

Сермуш быстрым шагом пересек кабинет, ухватил брата за отворот камзола и прижал к стене:

– Ты какого черта вообще куда-то собрался, – зашипел он. – Мне только тебя и не хватало в селениях!

– Два года, Серм, – спокойно ответил ведьмак. – Это безумие длится два года, я вернее остановлю его.

– И как, интересно? Заберешься на лобное место и будешь рассказывать анекдоты про ведьм?

– Сориентируюсь на месте.

– Амазонку свою будешь сам от сажи отмывать, – пообещал королевич. – Шевелитесь, скоро рассвет... дети мои.

Кошка, разлегшаяся на спине единорога, выплюнула соломинку, когда шаги мужа и Дурба прогремели по камням до конюшен.

– Дай догадаюсь, – она повернула голову, – мы спасаем не только положение, но еще и дитё. Переговорщик из тебя, высочество, как из меня – монашка.

Фигура короля-ведьмы вместо восстаний и бунтов неожиданно породила войну между подданными. Курим, действиями Сермуша освобожденный от заботы об ученых мужьях Сомонии, сосредоточился на крестьянских волнениях, стараясь свести их на нет. Получилось сие лишь точечно. Чем дальше отстояли владения вассалов, тем сложнее оказалось влиять на подданных.

Со временем нервничать начали не только крестьяне, но и их господа. И в оппозиции к преданным королю двадцати семьям, чьи представители сидели в совете, стояли очень многие из остальных вассалов. Не обошлось, конечно же, без церкви. Там, куда Курим сумел дотянуться, святым людям пришлось несколько пересмотреть свое отношение к ведьмам.

Сермуш пообещал Тео, что распнет его на крепостных стенах, если хоть один священник встретится с создателем – Курим пообещал новые вспышки волнений, если зачинщиков хотя бы оставлять на свободе.

– Убей священника за его проповеди – и мы получим еще одного мученика! – бушевал Сермуш перед Тео.

– Не убей – и подконтрольный регион снова взбунтуется, – парировал Тео.

– Значит, поставь своих священников, – требовал королевич.

– Мне шпикам сан раздать?

– Да хоть дьяволу! – закончил разговор Сермуш.

Идея внедренных священников и правда возымела успех. Однако несколько регионов королевства так и остались непреклонными. Прикинув навскидку, какой величины армия выстроится под стенами замка Коранету, если эти графы с баронами и маркизами сумеют объединиться, Сермуш решил действовать более жестко, нежели переворот в мозгах подданных.

Естественно, речь шла о землях бывшего Лазатона.

– Ваше высочество, – Сермуш поднялся в седло, – ее величество желают играть на моих нервах...

– Серм, ты становишься похожим на своего не-отца, – прыснула Кара, усаживаясь в седле. – Ваши пикировки с Амалией просто очаровательны... – кошка осеклась, заметив королевскую чету. – Она ведь не едет с нами?

Сермуш усмехнулся, облокотившись о седло.

***

Мориса разбудил шорох снаружи пещер: мелкие камушки сорвались, стремительно проскрежетали по более устойчивым камнями и затихли в свободном полете в ущелье. Снова прикрыв глаза, пума обратился в слух. Так ничего больше и не услышав, нахмурился и встал с кровати, быстро одеваясь. Жена даже не проснулась, лишь тут же заняла его место, свернувшись клубочком и радостно натянув на себя все одеяло.

Факел мужчина разжег уже в коридоре и потопал наружу. Подумал было разбудить парочку бойцов, но так и не постучал в их двери – мало ли камней осыпается...

Морис распахнул дверь наружу, поежился от февральского ветра и закрепил факел на стене. Уже кошачьими глазами осмотрел темное пространство. И перекинулся, выходя на воздух пумой. Небо на горизонте обещало скорый рассвет. Сделав пару шагов, Морис сел на камни в задумчивости. И что же заставило его вылезти из теплой постели в февральское утро?

Он поднял голову слишком поздно: с характерным шипением полукровки на пуму обрушилась закованная в сталь фигура, сбивая на землю. Повиснув на мощной шее кошки, полукровка занес кинжал, и Морис прижал подбородок к груди, принимая лезвие макушкой. А когда клинок сломался, пума перекатился на спину, тут же поменявшись с полукровкой местами. Уперевшись позвоночником в камни, Морис выкинул задние лапы, выталкивая напавшего к ущелью.

Полукровка заскользил по насту, его ноги ухнули в пропасть. И со стороны степи запрыгали вниз тени, наступая на Мориса: два десятка полукровок щерились кинжалами и лязгали зубами. Пума издал боевой рёв, сотрясая горы.

***

Когда в дверь Курта замолотили, тут же ее и распахнув, волк хотел уже послать по матери, но передумал: боец только хмуро кивнул, тут же выйдя вон. К землянке волков полукровки пришли так же бесшумно и непрошено. Не имея возможности пройти внутрь, начали рушить окошки в земле, бросая вызов. А когда ближние к выходу пять бойцов выскочили наружу, полукровки тут же напали – по трое-четверо на каждого волка.

Курт выскочил из землянки уже в стали и сбил с ног первого попавшегося полукровку, покатившись с ним по земле. Позади себя они оставили труп волка, который не увернулся от клинка в глаз.

Через минуту столкновение превратилось в хаос. Оборотни пытались дотянуться до незащищенных голов; полукровки – до глаз соперников. Шипение, вой и рык смешались воедино. Кто-то из непрошеных гостей юркнул в землянку. Услышав визг мирных, Курт отбросил навалившегося на него полукровку и скрылся под землей, идя на зов.

Он нашел полукровку за одной из дверей. Когда вожак толкнул створку мордой, стальная фигура выкинула руку в сторону, рассекая горло женщины. Детский визг из угла подал сигнал к атаке. Потом Курту казалось, что он сумел порвать полукровку даже через стальную чешую...

***

Леопарды Тастонии облюбовали лес на севере еще тысячи лет назад. И в первую очередь – высокие ветвистые деревья с широкими сучьями. Наиболее легкие из кошачьих, гибкие и верткие, им нечего было делать на земле. Вся жизнь их прототипов проходит наверху, за исключением часов охоты. Последняя, впрочем, также могла загнать леопардов на деревья ради желания полакомиться обезьяной.

Мраморные красавцы выстраивали свои жилища на густых раскидистых ветвях, не имея четких границ своих владений. В отличие от многих других оборотней, леопарды не утруждали себя посевами, сосредоточившись лишь на охоте. Шкуры ценились всегда и в любом поселке, обеспечивая перевертышей всем необходимым.

И до них полукровкам было добраться проще всего. Также ловкие на деревьях, стальные нечисти с яростным шипением накинулись на хлипкие жилища, разнося их в клочья. Мирных жителей леопардов погибло в ту ночь больше всего среди всех оборотней.

Максимум восьмидесятикилограммовые, закованные в сталь, мраморные жители леса метались от дерева к дереву, сбивали полукровок на землю; огромные сильные клыки дробили черепа, дотянувшись. Удар лапы этой кошки может разве что оглушить, но никак не убить. Когда леопарды подводили итоги, не досчитались десяти бойцов, а в качестве трофеев оставили себе трупы пятнадцати полукровок; остальным удалось уйти.

***

Лучше всех к подобным налетам оказались подготовлены гиены. Огромные собаки, способные похвастать отменным обонянием и всегда выставляющие посты дозорных на ночь, они уже устали ждать приближающихся полукровок, когда те подошли к землянке.

И схватка оказалась неравной. Наиболее многочисленный клан среди оборотней королевства, гиены подпустили нечисть вплотную к своему дому и тут же окружили, победив полукровок количеством. Из последних не выжил никто.

Осматривая трупы, гиены отмечали плохонько сработанные кинжалы и потрепанный человский вид напавших. Полукровки вряд ли были избалованы великой организованностью или приличным жильем. Более того, обнаружив себя в плотном кольце и потеряв какой-либо контроль над ситуацией, некоторые из них попробовали бежать в разгаре схватки. Но гиенам не привыкать загонять свою добычу, пока та не утомится...

И степь на западе Тастонии в ту ночь умылась кровью.

***

Волк обернулся человеком только перед самым рвом Кружев. С капитаном гарнизона на подступах к замку Курт говорил хмуро и тихо. Хотя бы этот чел соизволил запомнить частого гостя среди оборотней к графу Нарье. Проблемы нелюдей не были большой заботой капитана, и Курт разве что бросил, что его сиятельство нужен ему желательно еще вчера. Шумно вздохнув, капитан сам озаботился опущенным мостком к калитке и лично проводил волка в апартаменты графа. И лишь убедившись, что Торель не имеет ничего против гостя, удалился в свою вотчину.

Натянуто улыбаясь Нолле, Курт поймал глаза ведьмака, рекомендуя тому избавить свою жену от нежелательных дум. И пока лакей разыскивал барона Шанода, а тот, в свою очередь, немного задержавшись в апартаментах Нарье для приличия, искал поводы увести Ноллу, в комнате заряжался воздух и росло напряжение. Со стороны, впрочем,  беседа выглядела непринужденно.

– Завтра – конец света? – поднял брови Тор, когда они с Куртом остались, наконец, наедине.

– Было бы неплохо, – буркнул волк в ответ. – Несколько ночей назад все кланы оборотней королевства подверглись нападению полукровок.

Торель посмотрел на Курта, как на умалишенного.

– Им опять надоело жить?

Отряды полукровок никогда не блистали хорошими знаниями ведения военных действий. Бойцы среди них были, тем не менее, все: жизнь обязывала. Больше разбойники, они жили где придется, как придется и чем придется. Некоторым иногда удавалось вести и человский образ жизни в деревнях и даже городах. Но не долго: нелюбовь к нечисти переходила все разумные пределы, и рано или поздно даже самый мирный полукровка оказывался в лучшем случае изгнан и присоединялся к себе подобным. Обиженным, оскорбленным и лишенным всякой надежды на жизнь. У них было право только на существование.

В какой-то момент прошла волна самоубийств среди полукровок. Не имея возможности рассчитаться с собственной жизнью традиционными человскими способами и за недостатком знаний приготовить себе яд, нечисти уходили в горы, подыскивая наиболее высокую скалу...

Однако такой радикальный метод не вычистил даже сотой доли полукровок. Плакать о них было некому, а ведьмы, всегда и обо всем узнающие тем или иным способом, только вздыхали, передавая звездам свои новые знания.

Организовать полукровок пытались лишь несколько раз за всю историю. И все попытки провалились. Они оказались слишком упрямыми в своем безумии жить вольно, и жесткая дисциплина кланов, которую ведьмы ставили им в пример, не впечатлила.

За отсутствием этой самой дисциплины отряды полукровок и сотрясались стычками бойцов между собой. То они делили добычу, то женщину, то место вожака... Последний, впрочем, никогда не был способен удержать свое место дольше нескольких месяцев и стремился к нему неизменно из-за привилегий. Когда вожак надоедал, свои же его и убивали, тут же начиная спорить о новом претенденте. Кто поумнее – сам не желал скорой смерти, кто пожаднее – проживал те же несколько месяцев на своем новом посту и... все начиналось сначала.

И посему, слушая сейчас от Курта подробности кровавой ночи, Тор только нервно икал, вливая в себя вино.

– Выловить их всех по лесам просто нереально, но будем, конечно же, опять пытаться, – вещал волк. – Нас четыре клана. Если уведем большую часть бойцов на чистки, дома останутся без должной защиты, так что нужны ведьмы в помощь. Те, кто послабее и не присоединятся к бойне.

– А с других земель есть какие вести? Там полукровки тоже с ума все разом посходили?

– Нет пока новостей. Но я не удивлюсь, если из Ропетрии к нам придут медведи или пантеры... Ты вот что, Тор... Рамор в Балье ведь...

По логике вещей максимум через неделю в лесу волков соберутся все ведьмы, случившиеся сейчас в королевстве. И Торель будет тем ведьмаком, который сегодня же заговорит со звездами, оповещая о случившемся и вешая путеводный маячок в небе. При желании присоединятся и ведьмы с соседних земель, если успеют. Кто не застанет общий сбор, добравшись до куртовой землянки, рассредоточатся по домам оборотней, помогая защищать на случай новых набегов, пока остальные чистят леса.

Полукровки могут быть приняты высшими. А могут быть и вычищены. И звезды не возмутятся: преступление на лицо.

– В Балье, – эхом отозвался Тор.

Оборотни с ведьмами будут прочесывать леса Тастонии несколько недель. Не оставят в живых ни одного полукровку, кого найдут, не пощадив и детей, если обнаружат. Пока они чистят, об инциденте узнают соседние королевства, и ведьмы на местах подтянутся к границам, чтобы перехватить спасающихся бегством нечистей.

Сколь надолго хватит такой меры, никто заранее не скажет. Но прецедент подобному случился еще тысячи лет назад, и высшие уже давно отработали такие чистки.

– Уведи его на Аубердинию, – буркнул Курт.

– Он не может оставить Неополя одного так надолго...

– Тор, его пошинкуют, – повысил голос волк.

***

Спустя два с лишним года бывший королевский замок Лазатона, практически полностью разрушенный в ходе военных действий, был отстроен лишь частично. Облегчалась задача тем, что грунт готовить уже было не нужно, донжон хоть и наполовину, но уцелел, а крепостные стены и вовсе устояли практически полностью: воздушным эскадронам они были просто не интересны. И тем не менее о заселении замка говорить пока не приходилось.

Архитектор обозначал еще лет шесть, если не нанять больше людей. Франциск, впрочем, и не торопил его. Пуще королевской резиденции в Лазатоне ему хотелось закончить со строительством школ. Некоторые уже были отстроены, а двадцать первый чиновник в совете короля не снимал хмурую маску с лица, пытаясь придумать, как заставить крестьян неожиданно возлюбить идею просвещения.

Однако проблема, поднявшая этим утром Сермуша с отрядом в небо, только обещала новые неприятности на недавно завоеванных землях. Отстоящие от сердца Сомонии достаточно далеко, просторы вопили о представителе на месте. Довопившись, получили аж целого герцога, которому отписали земли и замок Деровье.

Его светлость герцог Ренольд Лепорье перебрался в область Лазатон, как было решено обозначать присоединенное королевство, первым делом заставив внести в Книги Бытия Лазатона и Сомонии запись о переименовании замка на «Замок Лепорье». Дальше последовали замены гобелен, гербов, флагов, символики на подъемном мосту... Полгода герцог не был в состоянии заставить себя именно представлять молодого короля на месте, утрясая бытовые вопросы.

Удовлетворившись видом своего нового дома, герцог призвал к себе вассалов – из семи родовых замков Лазатона. Те уже давно устали ожидать своего нового сюзерена, гадая, кто им будет: сам король или кто на месте.

Герцог Лепорье был отличным военным тактиком и любителем дворцовых интриг. И к своим сорока годам он успел возвести свои таланты практически до идеала. А скакнув с графа до герцога, был искренне счастлив и готов служить своему королю до конца дней своих правнуков.

Тут же переженив и выдав замуж свое многочисленное потомство за выводки вассалов, Лепорье установил крепкий мир и заручился поддержкой всех без исключения. А говоря от имени короля, суды вершил, опираясь исключительно на интересы знати, молясь, чтобы его возлюбленные вассалы не нашли, что делить между собой. Впрочем, боги были пока что милостивы к герцогу.

Весть о ведьме на престоле пошатнула сонное течение жизни в Лазатоне. Волнения крестьян Лепорье встретил хмуро. А когда селения неожиданно разбились на лагеря «за короля» и «против оного», тут же выдвинул свои войска, лично вырезав и тех, и других. Вассалам было разрешено присоединиться к бойне, но не обязательно: герцог не желал лишних бойцов, мешающихся под копытами боевых коней.

Быстро поняв, что высшая власть Лазатона не одобряет стычки крестьян, а их собственные господа не смеют ослушаться, простолюдины тут же перешли от активных действий к подпольным. И вот это уже стало головной болью вассалов Лепорье. И к своему ужасу уже через год герцог обнаружил, что господа и сами разделились на лагеря «за» и «против».

Получив такую весть, Курим озверел, назвал Ренольда «тупым ублюдком» и пришел к Сермушу, не оставляя королевичу много выбора новостью.

Однако снова воевать с Лазатоном Сермуш не собирался, тем более силами остальных вассалов короля. Оставив подобный шаг на крайний случай, королевич с женой подняли в небо лишь свой отряд... с королевской четой, вот... Шестнадцать всадников, без каких-либо знаков отличий в одеждах, плавно уходили в сторону Лазатона. Желание Амалии облачиться в свой королевский походный костюм не встретило понимания Сермуша, и девушке пришлось нацепить такие же темные одежды, как и у всех всадников.

Семью Коранету не ожидали в Лазатоне, и королевич не горел желанием предупреждать о своем визите.

***

Сермуш повел отряд на снижение лишь на закате – к ближайшему постоялому двору, который заметил с высоты. Телохранителям было не привыкать к таким марш-броскам, Кара также не жаловалась, а вот два юных создания устали, как черти. Амалия выпала из седла в руки мужа, одарила королевича хмурым взглядом и, ступив в здание гостиницы, с порога накинулась на двух девушек, на свою беду обслуживающих постояльцев за столами.

– Научи ее манерам, или это сделаю я, – Сермуш удержал брата в дверях. – Нам не нужны свидетели с хорошей памятью.

Вздохнув, Франки уже в сотый раз за день пожалел, что не сумел уговорить Амалию остаться в замке.

Все два года замок Коранету следил за пикировками Сермуша и Амалии. Истинная дочь королевской семьи, девушка не собиралась находить общий язык с окружающими, считая титулы превыше здравого рассудка. Боялась она разве что Кару, которой было и вовсе на нее наплевать. Попытавшись пару раз «ввести девочку в семью Коранету» и потерпев полный крах, кошка махнула рукой.

Сермуш только фыркал на заносчивость ятровки, а Франциск уже потерял всякую надежду перевести худой мир в более крепкий и искренний. Впрочем, он прекрасно понимал, что Амалию его семья принимает исключительно из-за него самого. Иначе Кара уже давно оттеснила бы и эту Ларунье куда подальше, чтобы не слышать ее и не видеть.

Сказать, что такое положение вещей Франциску было безразлично, нельзя. Он не раз пытался поговорить с женой, но встречал лишь ее полное непонимание, а корректировать ее сознание не решался. Он желал видеть около себя Амалию, а не создание, выделанное ведьмаком под семью Коранету. Его наставник полностью согласился с учеником, предложив Каре и Сермушу обтесывать королеву по-человечески. Ради Франки, опять же.

Обтесывания результата не приносили; кошка веселилась, наблюдая отношения Сермуша с Амалией; Франки хмурился; а королева, с полгода назад родившая милую девчушку, стала пропадать большей частью в детской. И никто не ожидал, что она сорвется с мужем от дочери.

– Я тоже был против, чтобы она ехала, – напомнил Франциск.

– Проблемы это не решает, – заметил Сермуш. – Если она сейчас поднимет переполох в гостинице, я оставлю на тебя вырезание всех постояльцев, чтобы сохранить наше передвижение в тайне.

Ступив следом за Амалией, Кара взяла девушку под локоть и мягко развернула лицом к себе. Королева ткнулась в зеленые глаза оборотня.

– Еще раз крикнешь, я тебе шею сверну, – тихо пообещала кошка, отпустила руку Амалии и подошла к Дурбу, уже распоряжающемуся о комнатах и ужине.

– Забавное путешествие нам предстоит, – летун повернул голову к Каре.

Та сморщила нос, махнув рукой.

Гостиница оказалась полупустой, и летуны даже смогли расположиться по одному в комнате. А Франки настоял на ужине наедине с супругой. Сермуш только вздохнул, совершенно не веря, что брату удастся осадить свою жену.

– Смирению ее явно забыли обучить, – протянул королевич.

Он с женой и отрядом заняли длинный стол в таверне гостиницы. Летуны промолчали на замечание своего принца – им не по статусу критиковать королеву. Лишь Дурб заметил, что ее высочество также не может похвастаться сказочным характером, за что тут же и получил пинок под столом от Кары.

***

Рамор медленно передвигался от дерева к дереву, срезая кору. Увязавшаяся за ним Веста постоянно болтала, к чему полукровка давно уже привык. Поддерживая разговор с девушкой, Рамор то по новой объяснял ей свойства различных трав, то рассказывал какие истории из своих скитаний и днях, проведенных в королевском замке...

Больше чем быть помощницей лекарю, Веста не сможет, как еще полтора года назад понял полукровка. Искусство врачевания не задерживалось в мозгах девушки. Но Рамор был рад и такому помощнику. С недавних пор Балья начала принимать разве что не каждую неделю ходоков из родной деревни Весты: за лекарем. Скучающий полукровка не отказывал в помощи, часто сам приезжая в деревню, если больной был уже не в состоянии передвигаться.

Со временем стали приходить и с других деревень. Парень только вздыхал и покорно ехал – лечить. И порой мог отсутствовать в Балье целую неделю. Здоровье Неополя было на удивление стабильным, слушать титулы для табуретов Рамор устал уже давно и был искренне рад провести дни вдали от старика.

И Торель, подошедший к кованым воротам поместья, застал в маленьком замке только Неополя... Дворецкий отчитался, что барон в «дальней деревне», и ведьмак выматерился: до того поселения день ходу. А к вечеру он обязан вывесить маячок в небе. И для этого ему нужна либо его круглая комната в замке, либо свой домик в горах.

Потребовав бумагу с пером, ведьмак быстро нацарапал послание Рамору и распорядился выслать вслед барону хоть кого, способного разыскать лекаря в деревне. Дворецкий попытался сопротивляться, Тор повысил голос, и на шум спустился Неополь. Хмуро окинув взглядом ведьмака, цыкнул на дворецкого, и тому ничего не оставалось, как подчиниться.

– Что же за дело заставляет ваше сиятельство разыскивать его милость в такой спешке? – полюбопытствовал Неополь.

– Дело жизни и смерти, – выдавил улыбку ведьмак, тут же откланявшись.

Экс-король покивал головой, задумавшись, когда Тор выскочил за двери. Та встреча с Ноллой была единственной. Ведьмак, понимая, что таиться уже бессмысленно, представил тогда Неополю свою жену: «Ее сиятельство графиня поль-Лазан Нарье». Экс-король согласился, Нолла и вовсе как язык проглотила. Они провели в поместье четыре дня, дожидаясь Франциска, но с девушкой Неополь больше не пересекался: Тор сделал для этого все возможное, по ее же просьбе.

И тем не менее, Неополь не желал усмирять своего любопытства. Он терзал Рамора каждый раз, когда предоставлялась такая возможность. Равно как и Сермуша с Франки, когда те приезжали в Балью. Больших результатов его расспросы не принесли. Разве что Сермуш спросил отца, чего он, собственно, добивается.

– Девочка предпочла умереть, считайте этот мир – чистилищем, – улыбнулся он бывшему королю.

– Это очень похоже на измену, ваше высочество, – искренне ответил Неополь сыну, прогуливаясь с ним в саду.

– Да что вы, ваша светлость, – хохотнул Сермуш, – а было бы лучше, не вылови ее Кара тогда?

– Это был выбор герцогини, – насупился Неополь.

Сермуш подавил острое желание напомнить отцу, что он в свое время также предпочел умереть очень условно, и улыбнулся:

– Ваша светлость, так я и послужил нашей герцогине, согласно ее выбору. И она умерла.

***

Кара выскользнула из-под одеяла бесшумно и мягко; на пути к двери уже оделась. Ее три часа минули, а валяться в постели до рассвета, уставившись в потолок, весьма сомнительное удовольствие. К тому же, кошка с удивлением отметила, что голодна.

Шмыгнув на кухню и не обнаружив ничего съестного, быстро нашла ход в подпол и спустилась вниз по узкой лестнице. У последней ступени обнаружилась горелка, которой кошка пренебрегла: глаза оборотня и то лучше, чем это изобретение воспаленного мозга человека. На утро хозяин двора будет, скорее всего, немного в ярости, но делать нечего – ее высочество проголодалась!

Трапезу прервали мягкие шаги и шепот наверху. Кара поморщилась: какие же челы шумные... Скользнув по лестнице наружу, кошка быстро осмотрелась и даже не потрудившись заковаться в бронь, ушла в тень, коих в условиях глухой ночи было видимо-невидимо.

– На коня сядешь уже за воротами, да шагом веди с милю! – наставлял чем-то знакомый голос, искренне пытаясь шептать. – Депешу передашь лично в руки графу Пакто. Понял? Лич-но!

Тот, кого наставляли, видимо, кивал, голоса его кошка так и не услышала. Впрочем, и первый голос тоже удалялся: собеседники шли на выход. Уже в дверях наставник обернулся на тихий шорох; так ничего и не увидев, поспешно выпихал гонца на крыльцо, прикрыл дверь гостиницы и повел к конюшням.

Оседланный рысак уже ожидал. Пихнув поводья в руки невысокому человеку, мужчина пожелал ему удачи и глазами проводил до ворот постоялого двора. Лишь потом скрылся в гостинице.

За воротами гонец утягивал коня за собой от силы шагов десять. Наплевав на все наставления, поднялся в седло и тут же ощутил давление на шее. Он так и не заметил, как плащ взвился вверх, перекрыв доступ воздуха. В следующую секунду материя накрыла его голову, приглушая хрип и лишая обзора. Напавший резко дернул в сторону, и гонец вывалился из седла в стальной захват. Щадящее беспамятство украсило его последние секунды жизни.

Потянув депешу из-за отворота сюртука парня, Кара опустила ее в карман, сняв бронь, и спихнула тело несостоявшегося гонца в канаву. Прежде чем его там обнаружат, пройдет не один день. Расседлав рысака, хлопнула того по крупу. Какое-то время конь будет мирно пастись, перед тем как вернуться: его бесшумно убить не получится. Выбросив седло также в грязь и уже талый снег канавы, кошка перемахнула частокол и глазами выхватила окна их с Сермушем комнаты. Третий этаж... Потолки не в пример паласовских низкие, но так высоко и ей не подпрыгнуть, а если сразу не ухватится за подоконник, только нашумит.

Зато на втором этаже – летуны. Найдя наиболее небрежно прикрытые ставни, Кара взвинтилась вверх, ухватившись за дерево и рывком снимая запор. К чести Дурба, он проснулся. Либо года в телохранителях сказывались, либо близость полукровки.

– Ты первая женщина, решившая забраться в комнату к мужчине ночью, – смеялись его глаза.

Вкатившись в помещение, Кара приложила палец к губам и подошла к камину, распечатывая конверт.

– Ты бы оделся, – бросила она Фаррину. – Застать нас в одной комнате ночью – это полбеды. Но застать одного из нас полуголым при этом... А кто такой граф Пакто?

– Лазатонец, – зашуршал одеждой летун.

– Какое ценное замечание на границе с Лазатоном, – согласилась Кара; она уже прочитала депешу, предупреждающую об отряде королевича у бывшей границы королевств. – Он с нами или он покойник? – она посмотрела в упор на Дурба.

– Между этими двумя крайностями, – признался Дурб. – Ты меня посвятишь?

– Либо нас ведут, либо здесь шпики не только от Тео, – улыбнулась Кара, скармливая огню поленья.

Фаррину закрыл ставни, повертел в руках безнадежно испорченный запор, задумавшись. Они преодолели очень большое расстояние на единорогах. На рысаках тащились бы далеко позади. С другой стороны, по небу путешествуют не только из королевского замка. И расчет Сермуша был тот, что здесь никого из них в лицо знать не должны.

– Из замка весть о нашем передвижении могла прийти только также по небу, – тихо говорила Кара. – Иначе не успели бы предупредить. Наш «демон» успел засветиться здесь раньше?

– Все может быть, – протянул Дурб. – Гонец, я так понимаю, уже на пути в рай?

– Но не тот, кто послал его, – вздохнула кошка. – Я его не видела.

– Вырезать всю гостиницу – безумие.

– Согласна.

– А наша миледи не успела возопить свои титулы?

– Я проверю с утра, – нахмурилась Кара и тут же резко повернулась к Дурбу с неожиданной идеей. – А ну-ка присядь...

Прежде чем Фаррину успел понять, что кошка затеяла, та уже утонула в его глазах, очень подробно изучая события минувшего вечера. Кто бы ни послал гонца к графу Пакто, он должен был по крайней мере уделить летунам больше внимания, чем праздные любопытствующие. Кара заметила бы, пересекись она взглядом с особо настырным наблюдателем. Но сего не случилось. Тем не менее, остается надежда на остальных летунов.

– Если я поклянусь, что не посылал гонца, ты мне поверишь? – мотал головой Дурб.

Кара снова уставилась в огонь: глаза Фаррину также не дали ей ответа.

***

Рамор не хотел будить Весту ни свет ни заря, но они провели в деревне с неделю, и парень начинал нервничать. Старик, к которому позвали лекаря, был уже стабилен, местная знахарка вполне сможет поставить его на ноги, если будет следовать указам полукровки.

Когда в Балью пришли первые ходоки с два года назад, Рамор уехал с ними, конечно же. Но, вернувшись, тут же ворвался в комнату Весты, спрашивая, зачем она рассказала деревенским о лекаре-при-герцоге в Балье. Девушка не нашла сколь вразумительного ответа, и полукровка только вздохнул. Отказывать ходокам он так и не научился.

В доме больного старика сколь много свободного места не было, и лекаря с его ассистенткой разместили на чердаке; даже ширму подняли, чтобы разделить их спальные мешки. Просыпаясь среди ночи, полукровка всю неделю спускался к старику, а потом морозился на крыше дома, встречая рассвет. В этот раз, как только горизонт озарился поднимающимся солнцем, Рамор мягко спрыгнул с крыши и вошел в дом.

Хозяйка была уже на ногах. Кивнув ей, парень поднялся наверх, обернув глаза и привыкая к темноте. Наткнувшись на ширму, повалил конструкцию и чертыхнулся.

– Веста!

Девушка приподнялась на локтях:

– И этот человек учил меня быть тихой... – фыркнула она.

– Мы уезжаем, поднимайся давай.

Когда Веста спустилась, Рамор давал последние указания хозяйке, та кивала... Еще раз проведав старика, полукровка попрощался с ним. Скорее всего, он больше не увидит его: от старости пока еще никто отваров не нашел. И следующий перепад температуры опять уложит бедолагу в кровать. Из-за простуды к полукровке не придут. А когда старика охватит лихорадка, Рамор уже не успеет приехать, разве что на похороны.

Подсадив Весту на рысака, полукровка поднялся в свое седло, и всадники покинули деревню, пустив рысью. Рамор не говорил деревенским и половины того, что видел и понимал. Старику сейчас никак нельзя даже носа совать наружу. И никто этого указа не послушает. Только поднявшись с подстилки, он тут же выползет во двор, и дочь, которой велено хоть даже силой держать отца в тепле, не посмеет перечить.

Когда поселок остался позади, Рамор свернул к лесу; Веста повела коня следом. Спешившись у первых деревьев, полукровка стянул с седла дорожную сумку, достал кинжал... Девушка уже привыкла, что парня не оттащить от сборов такой глупостью, как холод.

– Ты, вроде, спешишь к герцогу, – напомнила она, спешиваясь.

Рамор утвердительно промычал.

– Через лес ближе.

Веста с сомнением посмотрела на темноту среди частых деревьев:

– А по дороге безопаснее.

– Хочешь, расскажу о лесных духах? – хихикнул Рамор. – О тех, что питаются человскими душами…

Веста подцепила немного снега и бросила в полукровку, тот закрылся рукой, засмеявшись.

– Нашла чего бояться – леса!

Утягивая за собой рысака, Рамор потопал вглубь чащи, выискивая новое дерево, кора которого ему может сгодиться. Веста плелась рядом. За два года она ни разу не видела около полукровки какой девушки. Набравшись смелости, как-то спросила его, кто сумел украсть сердце юноши. Рамор только хмыкнул, коротко ответил, что никто и закрыл тему.

Ни Телла, ни Рамор не относились к своему увлечению хоть сколь серьезно. И когда Коранету покидали Балью, молодые люди расстались без сожалений. Девушка последовала за своей госпожой в дом ведьмака, как и две другие служанки; сейчас она была в Кружевах, и Рамор знал это. Тор как-то заговорил о Телле, но полукровка только поморщился, и ведьмак больше не касался этой темы. Тем более что молодая служанка также ни разу не просила госпожу отправить ее обратно в Балью.

Среди двух десятков слуг поместья были и миловидные девушки, но Рамор сторонился их. Посещая деревни, игнорировал все взгляды юных созданий, и любопытство Весты росло с каждым днем.

Молодой человек подошел к дереву, снова срезая кору. Девушка подперла ствол спиной, поправила капюшон подбитой мехом накидки.

– А если герцог умрет... – начала она.

– Когда умрет, – спокойно поправил ее Рамор; смерть для него была естественным биологическим процессом, а не страшным переходом души в загробный мир.

– Когда герцог умрет, – повторила Веста, – ты покинешь Балью?

– Наверное, – дернул плечом юноша, бережно опуская куски коры в сумку.

– Тебе разве все равно?

– Совершенно, – честно признался он. – Травы везде одинаковые.

– Ты только о травах и думаешь?

Рамор отвлекся от ствола дерева и в упор посмотрел на девушку:

– Предложи мне лучшую тему для раздумий?

Когда Веста опустила глаза, смутившись, полукровка усмехнулся и срезал кусок коры.

– Ну, может... – тихо заговорила она, но Рамор неожиданно зажал ей рот рукой, прислушиваясь.

Глаза полукровки обернулись, уши заострились; Веста невольно вздрогнула, боясь дышать. Рамор осматривался. Шорох, что он засек секундой раньше, не мог издать человек. Челы вообще слишком шумные, только оборотень способен двигаться настолько тихо.

Фыркнул конь, начал топтаться на месте. Резко повернув голову в его сторону, Рамор встретился глазами со стальной гиеной. Чешуя смяла одежды юноши. Уворачиваясь от прыжка гигантской собаки, полукровка закрыл собой Весту. Вот тебе и безопасный лес...

***

Лакей, пришедший в деревню, истерзал с десяток крестьян, прежде чем нашел дом старика. Но и ввалившись в избу, услышал ответ, что лекарь из Бальи уехал еще на рассвете. Гнать рысака обратно сей же час разумным не было, а в деревне не нашлось коней для столь быстрого передвижения, и мужчина напросился на отдых.

***

Нолла никак не могла понять, почему ей нельзя с мужем.

Торель вывесил маяк минувшей ночью, ведьмы королевства подтянутся к лесу в сердце Тастонии уже через несколько дней. А кто близко – и того раньше. И Тор должен быть сейчас в землянке волков, ожидая. Но Нолла проявляла редкостное упрямство, а Настьен только вздыхал, исчерпав все предлоги, чтобы увести ее от ведьмака. Он уже жалел, что в свое время был против их с Изабель брака: его сестра, по крайней мере, была жителем этого мира, она бы поняла, почему граф противится брать ее с собой в клан волков.

– Не удержать мне ее здесь, – тихо говорил барон Тору, пока Нолла не проснулась. – Она ускачет в Балью, что вполне резонно, а не найдя тебя там, одним звездам известно, куда поведет рысака.

– Сам знаю, – огрызнулся ведьмак. – Ты как представляешь ее на чистке лесов??

Чтобы барон Шанод понял всю глубину проблемы, Тору пришлось поведать ему гораздо больше, чем человские сказки о битвах оборотней. У Настьена волосы дыбом вставали от рассказов, как перевертыши будут «чистить» стоянки полукровок, но выслушал всё и с тех пор только хмурился. Конечно, Ноллу отпускать с Тором никак нельзя. Как один из сильнейших, ведьмак будет в рядах зачистки, а не в землянке какой прохлаждаться. И себя он защитит, если что, а вот Нолла станет первой мишенью для полукровок.

– Усыпи ее!

Тор посмотрел на Шанода и вздохнул. Единственное, что он может сделать, это превратить жену в растение, и она никогда вообще никуда не захочет. А вот «спать» она будет только пока под контролем сознания ведьмака, и как только он минет крепостные стены замка, тут же очнется. Описания человеку возможностей ведьм не входили в планы Тора.

– Я тебя лучше усыплю. Все равно бесполезен.

Хуже всего было то, что даже увезти Ноллу в замок Нарье уже не представлялось возможным: она просто не поедет. Девушка совершенно отчетливо поняла, что муж собирается на опасное мероприятие, и отпускать его не собиралась.

– Может, я тоже поеду? – предложил Настьен. – Буду около Ноллы... Если что...

– Если что, – передразнил его ведьмак, – вы оба станете трупами. Ты не услышал ни одного моего слова, Настьен? – взвился Тор. – Это не паршивая бойня челов, а у меня не будет возможности следить за ходом резни и прикрывать ваши с Ноллой спины! К тому же, ты остаешься вместо меня выпускать эти чертовы караваны, – сбавил он тон.

Нолла не нашла в королевском замке сколь много развлечений. Впрочем, их и правда не было, считай. А дамские сплетни девушку не привлекали. Порой ей было интересно послушать какие глупости, но, быстро начиная скучать, маленькая графиня отправлялась на поиски мужа или Настьена.

– Уезжай сейчас тогда, – опустил голову Шанод. – Когда она проснется, я сделаю все возможное, чтобы она не бросилась следом. Если все же сорвется, я поеду с ней, к чертям твои караваны. Сам приведу ее к твоим волкам, дальше – посмотрим.

– Ты еще более безумен, чем Нолла, – фыркнул ведьмак.

– Предупреди волков, что останутся в землянке, – прошипел Настьен, – что мы можем прийти. Это все – время, Тор. Пока я держу ее здесь, пока мы добираемся, пока тебя «ищут» по лесам, что мы в землянке...

– Сумасшествие какое-то.

– А уж как потом будешь уворачиваться от летающих пуфиков, что улизнул, пока она спит, дело твое, – широко улыбнулся барон.

***

Сермуш поманил брата пальцем из комнаты, удостоив Амалию кивком головы. Королева двинулась было следом, но кошка, юркнувшая в дверь, преградила ей путь. Когда створка закрылась, Кара пресекла новую попытку девушки уйти, отпихнув ее от выхода.

– Амалия, мне искренне наплевать, зачем ты увязалась с нами, – начала кошка тихо. – Но раз уж ты здесь, давай попробуем договориться: ты забываешь свой статус, свое имя и становишься не больше чем единицей отряда.

Кара не особо переживала за Франциска, пожелавшего присоединиться к брату в этом походе: все-таки, парень – ведьмак. Как бы они ни опасались за его спину, он способен защититься от многих выпадов. А вот Амалия – обуза. Да еще и весьма неразумная обуза.

– Своими королевскими выходками ты можешь погубить всех нас, – продолжала кошка. – Когда вернемся в замок, продолжишь играть в свои титулы. Но сейчас, среди нас, тебе стоит быть очень тихой и незаметной, чтобы даже я забыла, кто ты.

– Дерзите, ваше высочество, – прищурилась Амалия, собрав все мужество, какое только отыскала.

Кошка усмехнулась: черта с два она поймет хоть что-нибудь. Хорошим решением было бы доставить прелестницу обратно, предварительно отправив в страну снов резким выпадом. Но воевать с Франциском Каре не хотелось.

– Амалия, нас всего пятнадцать боевых единиц и ты. Мы приближаемся к Лазатону, половина жителей которого очень не любят своего молодого короля. Если хоть кто узнает, кто мы, твоя заносчивость и твой титул смогут спасти нас? Или, может, как раз наоборот?

Девушка сглотнула, попятившись от кошки.

– Тебе рассказать, что крестьяне пожелают сделать с женой ведьмака? Страшнее всего, что солдаты многих лордов также захотят поучаствовать в расправе. Эти земли были присоединены чуть больше двух лет назад, посредством войны, о которой ты, конечно же, знаешь. И люди плевать хотели, почему эта война вообще была. И кто был прав, а кто – нет. Они увидят молодого короля-ведьму и его жену, очень громко всем рассказывающую, кто она такая. Хочешь попробовать раздать королевские приказы неуправляемой толпе? Или вооруженным солдатам, мечи которых будут обращены против тебя же?

– Я им не позволю.

– «Я» – это армия, которая осталась в замке? Или ты рассчитываешь, что тебя, орущую свои титулы, защитят пятнадцать человек?

Кошка прошлась по комнате, раздумывая.

– Забывай свои звания, Амалия. Иначе мы с Сермом найдем, как поговорить с Франциском, чтобы отправить тебя обратно. Мы не будем рисковать людьми из-за твоих игр в королей. Мы все обращаемся друг к другу сейчас только по первым именам. Даже не по кличкам. Так что «демонов» тоже забудь. И старайся держаться между кем-нибудь из летунов, кстати. Дальше мы путешествуем по земле.

***

Веста визжала, боясь отлепиться от узкого ствола дерева, Рамор, уже несколько раз крикнувшей ей скакать обратно в деревню, мог разве что уворачиваться от гиены, уводя собаку все дальше и дальше от девушки. Которая забыла даже свое имя от страха.

А когда земля сотряслась под тушами еще трех сотен гиен, Рамор и сам побледнел. Напавший на него оборотень перестал атаковать, сев в талый снег вперемешку с грязью. Полукровка осмотрелся: их окружили стальные гиены, все как один щерясь.

Веста тут же перестала кричать. Обходя дерево, она испуганными глазами смотрела на перевертышей, сжимающих кольцо. Когда несколько гиен оказались около нее, втянули воздух носом, переглянулись. Веста зажмурилась, оседая в снег.

От круга отделился вожак, с интересом рассматривая Рамора. Присутствие человека около полукровки смутил гиен. Бойцы клана подтягивались к куртовой землянке, чтобы оттуда уже разойтись по отведенным им зонам, в сопровождении одной-двух ведьм. Конечно же, встреть перевертыши по пути отряд полукровок, тут же расправятся – меньше работы потом.

Но перед ними стоял один полукровка. И человская девушка.

Вожак перекинулся, поднявшись на ноги:

– Бронь скидывай, – процедил он; видя, что Рамор медлит с выполнением столь самоубийственной команды, мужчина шагнул к нему. – Ты и в стали своей дольше минуты не проживешь против всех бойцов гиен.

– Что происходит, – сглотнул юноша; бронь сходила медленно, словно нехотя.

Вожак с интересом осмотрел добротный дорожный костюм, бросил взгляд на отброшенный в схватке плащ: подбит мехом, плотная ткань.

– Повезло тебе, парень, что не леопардов встретил. У нас мирных не кромсали. А мраморные полсотни из них потеряли.

– Как – потеряли?

Проигнорировав вопрос, вожак зацепил полукровку взглядом, отпустив уже через десять секунд.

– Громко потеряли, – удостоил ответом. – Кошка где?

– Она по ту сторону двери, – Рамор не сразу понял, о какой кошке спросил вожак; равно как и со скрипом сообразил, откуда гиены вообще ее знают.

Молодой человек только потом поймет, что ответь он неправильно, на него тут же накинулись бы. Вожак, конечно, увидел, что полукровка делал в ночь нападения на оборотней, но лишняя проверка никогда никому не вредила.

Весть о кошке Гонта в свое время разнеслась по кланам очень быстро. Еще века назад уставшие чистить леса, перевертыши, тем не менее, хотели знать разумных среди полукровок. Чтобы не зацепить случайно.

Когда Кара уберегла Рамора от отряда отморозков, Курт был первым, кто разнес эту новость по кланам Тастонии. И тем не менее, сейчас волк не посоветовал бы молодому лекарю соваться с Бальи: мирных в нынешнем безумии погибло слишком много, а нервы оборотней – не железные, не в пример их позвоночникам.

И вполне могли бы наброситься и на кошку, и на ее подопечного – единственных известных «разумных» полукровок королевства.

– На рысаков поднимайтесь оба, – скомандовал вожак. – Мы вас проводим. И к кошке пошли кого-нибудь. А лучше сам... в гости отправься...

– Не могу я, – буркнул юноша, пытаясь привести Весту в чувства.

– Ты все также в Балье? – вожак кивнул бойцам перевернуться, а то они никогда не тронутся в путь, если чел не оправится от испуга.

Впрочем, это тоже не помогло.

– В Балье, – кивнул Рамор.

 Вожак со вздохом подхватил Весту на руки; кто-то из бойцов хмуро зацепил поводья одного из рысаков за седло другого, и полукровка поднялся на коня, принимая девушку. Гиены снова окружили путников, рысью уводя в лес.

В пути Веста пришла в себя. И первое, что увидела – стальные спины их сопровождения. Рамор успел только зажать ей рот рукой. Ткнувшись в его хмурый взгляд, Веста тихонько всхлипнула.

– Куда они нас ведут? – она отняла руку молодого человека от своего лица.

Несколько гиен скосили глаза на звук ее голоса; кто-то из оборотней мотнул головой, фыркнув от летящей в глаза грязи.

– Домой, – тихо ответил Рамор.

Ни о каких долгих остановках и уж тем более, чтобы срезать кору, речи не было; седло разрешили покинуть только пару раз. А вот спать ночью оказалось недоступной роскошью: оборотни даже слышать не хотели о столь долгой остановке.

– Без вас мы уже пришли бы к землянке, – отрезал вожак.

Рамор попробовал напомнить, что не просил о «конвое», получил хмурый взгляд мужчины и замолчал. Веста, наотрез отказавшаяся пересаживаться на своего рысака, вздрогнула от прикосновения крепких рук вожака, подсаживающего ее в седло.

Тронув бока коня, полукровка в который уже раз обругал себя: держись они дороги, переночевали бы в деревне по ходу к поместью. И вообще перевертышей не встретили бы. Несколько гиен, идущие по правую руку Рамора, неожиданно издали звуки, похожие на смесь лая собаки с волчьим воем. Рысаки заволновались, замедлив ход. Вздрогнув, Веста прижалась к Рамору; крик застрял где-то в горле.

Остановившись, гиены медленно развернулись вправо, принюхиваясь. Через несколько секунд между деревьев замелькали факелы; оборотни ощерились. Рамор попытался привлечь внимание вожака, но гиены быстро рассредоточивались за ближайшими деревьями, окружая приближающихся.

Спешившись, юноша стянул с седла Весту и шагнул за деревья, утягивая ее за собой: глаза оборотня выхватили в свете факелов стальные фигуры полукровок.

***

Тор медленно мерил шагами пространство перед землянкой волков. Леопарды с пумами уже подтянулись, ждали только гиен. Успели прийти даже три ведьмы: две женщины и совсем молодой юноша, чем-то напомнивший Тору Франциска. Окинув его взглядом, Нарье тут же определил его оставаться в землянке во время зачисток.

Поляну окружали невысокие огни ведьмаков, послушно висящие над землей – чтобы неожиданностей не было. А несколько в стороне от жилища волков развели живой огонь – греться. Впрочем, мраморные тут же поднялись на деревья, не желая студить задницы на земле, а пумы набились в землянку волков, перевернувшись людьми. И у костра, сотворив несколько бревен, сидели только ведьмы, тихо переговариваясь.

С мирными жителями леопардов, пум и гиен остались по пять десятков бойцов, на случай новых налетов. Но и многие из них скоро уйдут также в леса – как только вожаки договорятся о зонах для патрулирования, а ведьмы подтянутся, помогая уже немногочисленным бойцам охранять родной дом.

– Где этих собак носит, – прогремел Курт, выходя на свежий воздух.

Его комната уже больше походила на загон щенков: отроки волков проявляли очень живой интерес к пумам, упросив кого-то перевернуться кошкой.

– Нолла с Настьеном могут здесь появиться, – задумчиво протянул Тор.

– Ты рехнулся?

– Настьен не удержит ее долго в Кружевах. Мы договорились, что он сам приведет ее сюда. Даран проводит.

– И что с ними здесь делать?

– Делать вид, что ищут меня, – прищурился ведьмак.

– Вот своего батьку и оставляй здесь, – кивнул волк. – Невестку стеречь.

То, что Витольд придет, ни у кого сомнений не вызывало. Если уж ведьмак два года назад подвинул Сомна и вопреки всем доводам рассудка пришел в Тастонию разбираться в предстоящей войне ради сына, то чистку лесов точно не пропустит. Тор старался не думать, пришел бы отец поддержать своего человского сына, или нет.

– Курт, ты своих полукровок хоть когда видел? – неожиданно спросил ведьмак.

Волк вздрогнул от вопроса и хмуро посмотрел на Тора. Тот сложил руки, прислонившись к дереву. Курт был повесой всю свою сознательную жизнь. Недавно отметил тридцать восьмой день рождения, и предположение, что у него есть бастарды-полукровки среди отрядов отморозков, было вполне резонным. Тор усмехнулся, опустив голову.

– Ты их прогнал так же, как и Кару?

– Никто не приходил, – буркнул волк.

– А Плант и правда никогда не выходит на зов среди бела дня?

Бывший вожак клана оставался днем в землянке с тех пор, как сложил с себя управление. Если он и был уже бесполезен как боевая единица, то разум старика оставался вполне ясным, а Курт не гнушался прислушиваться к его советам. Да и в отсутствие Курта в землянке Плант выполнял роль вожака; как когда-то и его предшественник.

– Он сказал бы мне, – настаивал волк.

Торель прикрыл глаза и откинул голову на ствол дерева, проглотив слова. Черта с два Плант сказал бы, понимая, что перед ним стоит отпрыск Курта.

Волк ушел в землянку, и Тор открыл глаза, вздохнув. Поздновато уже для расспросов.

***

Франциск только хмурился, слушая брата. Сам виноват – не сумел донести до жены простых, казалось бы, истин. Сермуш увел его аж к конюшне, чтобы не было даже случайных ушей. Ему самому не нравилась идея вставать между молодыми людьми, вбивая в мозги Амалии резко изменившиеся правила игры. Но безрассудный риск Сермушу нравился и того меньше.

То, что никого из них в лицо здесь, все же, не знали, было совершенно ясно. Даже внешность молодого короля пока еще не засвечена столь далеко от замка Коранету. И единственной причиной отосланного гонца к лазатонцу о приближении отряда «демона» могла быть только Амалия, выдавшая их с головой. Несколько подорванный авторитет Франциска в глазах жены казалось уже грошовой ценой.

– Я поставлю свою жизнь за тебя, Франки, но я не отправлю весь свой отряд на верную смерть только потому, что эта дура не умеет молчать! А если она не заткнется, все встречные-поперечные будут знать, кто путешествует.

Сермуш понимал, что совершать истинный переворот в своих мозгах молодой королеве будет сложно. А уж подчиняться ему или, тем паче, Дурбу, Амалии откровенно противно. От Франциска Сермуш не ожидал даже толики непонимания ситуации, за плечами братьев был не только королевский замок.

Прекрасно зная Кару, Франки мог представить, как она разговаривает с Амалией. И убитый ночью гонец не сделал кошку пушистой. К тому же, все еще оставался открытым вопрос, кто отправил юношу с депешей. Еще на рассвете летуны очень ненавязчиво рассредоточились вокруг постоялого двора, мягко пресекая попытки людей покинуть территорию. И кошка нервничала, безуспешно отыскивая крысу. В таком состоянии и ушла говорить с королевой, когда та проснулась.

Выскочив наружу, Кара разыскала Дурба у частокола.

– Есть что-нибудь?

Фаррину отрицательно покачал головой. Расспрашивать постояльцев было бы очень неосторожно. Все ждали, когда разыскиваемый ими человек начнет нервничать, но тот, похоже, только затаился. Нервы у него, казалось, были железными. И кошка теряла терпение: она даже зацепку использовать не могла, а Франки запретила ощупывать челов, сомневаясь, что получится незаметно. Раскрой их нечеловеческие способности, и информация, кто был крысой, уже так и так не пригодится: если их и не знают в лицо, то тут же вспомнят, кто единственные ведьмак и оборотень королевства.

Да и цепанет парень только эмоции, а то, что нервничают уже все обитатели гостиницы, одиноко торчащей на дороге, сомневаться не приходилось: с час назад летуны не разрешили покинуть двор какому-то графу.

Поравнявшись с мужем, Кара шумно вздохнула:

– Уводи людей. Я нагоню. Оставь мне Дурба с Натолем и Шаниром.

Счет на дни или часы не шел. Но жить в этой гостинице Коранету, все же, не собирались. А не сработавший план вычислить крысу обрек постоялый двор.

– Я останусь вместо Шанира, – бросил Сермуш, отстегивая плащ и двинувшись к Дурбу.

– Зачем он останется? – побледнел Франциск.

– Я не найду лучших слов для Амалии, – проигнорировала его вопрос Кара. – Если она подведет нас еще раз, один из летунов доставит ее обратно в замок. Понял? Игры закончились.

Летуны молча и быстро седлали рысаков, Дурб ушел в гостиницу за Амалией. Сермуш отыскал во дворе повозку, свистнул пару летунов помочь ему впрячь кобылу. Кто-то вывел пяток детей разных возрастов с двумя молоденькими девушками. Одна из них заверила, что умеет управляться с вожжами.

Натянуто улыбнувшись, Натоль подсадил девушку на козлы:

– На севере есть деревня, – он старался, чтобы голос не сорвался, – два дня ходу на такой повозке. Там останетесь.

– А батька? – пискнул кто-то из детей.

– Он приедет... Попозже.

Кара отвернулась, ткнувшись в глаза Дурба; тот вздохнул.

Девушка на козлах получила кошелек и выслушала наставления, что и как делать в деревне. Скорее всего, растеряется, добравшись, подумала Кара. Когда повозка скрылась за воротами, летуны вывели следом всех коней. Дурб молча подсадил Амалию в седло; Сермуш пинками загнал брата на гнедого.

– Пойдете рысью, – велел королевич Шаниру. – Через милю – шагом. А там мы уже нагоним.

Один из летунов оседлал белоснежного и поднялся в небо, уводя за собой всех остальных единорогов к замку; он уже не присоединится к отряду.

Неоседланных лошадей свистом отогнали подальше от гостиницы; рысаков для «отстающих» привязали к калитке у ворот. Сермуш проводил всадников взглядом и ступил обратно во двор, с силой пнул створки закрываться.

Уже подходя к трехэтажной деревянной постройке, Кара вытянула клинки и оделась в сталь.

Она старалась припомнить, когда ей доводилось убивать мирных... Солдаты, уходя на службу, знают, что их ждет. А обитатели этой гостиницы оказались виновны лишь в длинном языке их королевы и стальной выдержке крысы, не обнаружившего себя за полдня. Знал ведь, что его ждут люди в темном, окружившие двор. А не вышел.

Натоля оставили в дверях. Сермуш вообще отказался бы и от Дурба здесь, и от Натоля, но понимал, что упустить никого нельзя. Быстро обошли нижний этаж, и первые сдавленные крики разрезали воздух.

Началась паника.

Натоль, краем глаза заметивший прыгнувшего мужчину из окна второго этажа, выкинул кинжал. Тут же в его плечо ткнулась дородная баба с сумасшедшими глазами. Сильным движением прижав ее к стене, летун вытянул второй кинжал с пояса и резко выкинул руку в сторону, полоснув по горлу.

Кара поднялась на третий этаж, толкнув первую створку. Запоздало вспомнила, что это была комната королевской четы и шагнула дальше. Паника гнала людей вниз, и на этаже кошка нашла лишь графа, которого утром развернули от ворот обратно к гостинице. Между ним и Карой стали три телохранителя.

Она убила уже трех молоденьких девушек; конюха, пытавшегося укрыться за высокими сундуками; и сына хозяина, отчаянно, но неумело фехтующего кочергой. Ей было уже все равно. Кошка сделала два шага, рукой отводя обнаженный меч стоящего близ графа телохранителя. Следующий метр она преодолела со скоростью оборотня, и мужчина принял в сердце ее клинок.

Перехватив рукоятку и вытянув кинжал из плоти, кошка выкинула руку вправо; оба тела ухнули на пол одновременно. Третий завел графа за себя, неожиданно резко, без разгона, опуская меч на голову полукровки. Поймав сталь на запястье, кошка скользнула рукой по клинку и зажала тот в ладони, дернув на себя. Отказываясь выпускать эфес, мужчина подался вперед, за секунду до смерти понимая, что это было ошибкой.

Кошка перевела взгляд на графа и быстро сократила расстояние между ними, отправляя мужчину вслед его телохранителям.

Когда Кара спустилась вниз, летуны уже ждали ее. Хмуро переглянувшись, люди в темном вышли из омертвевшей гостиницы. Мужчины обложили нижний этаж сеном из конюшни; огонь занялся быстро.

Окунув кинжалы в бочку с водой, Кара смыла с клинков кровь и провела ими по камзолу, высушивая. Все четверо молча прошли за ворота к рысакам... Застегнули плащи... Поднялись в седла... И снялись с места галопом, не оглядываясь.

Отряд ждал их в миле от постоялого двора. Шагом так и не пустили, просто остановившись. Франциск был бледен, как снег. По щекам Амалии катились слезы. Молодые люди поняли, почему четверо задерживаются в гостинице, только когда занялся пожар. Губы девушки что-то шептали.

Сермуш молча обогнул отряд и мотнул головой, пуская рысью. Он сделал все, чтобы не пересечься взглядом с Амалией: толкни его на такой шаг Кара, королевичу было бы проще самому удавиться.

***

Гиены сжали кольцо стремительно, и факелы тут же попадали в снег. Полукровки не ожидали встретить клан оборотней – шли, не таясь. Даже не все были в стали, когда собаки набросились. Ночной воздух пронзили лай, вой, крики и шипение.

Веста вздрогнула, и Рамор развернул ее к себе:

– Смотри на меня! Не смотри туда!

Глаза девушки невольно скользнули мимо его лица: оборотни грызлись всего в двадцати метрах от них. Рамор чертыхнулся, резким движением поменялся местами с Вестой и прижал ее к дереву.

Когда хрустнула кость черепа под стальными зубами гиены совсем рядом, девушка вскрикнула и зажмурилась; Рамор больно стиснул ее плечи. Ни Кара, ни Тор никогда не рассказывали ему о зачистках и причинах, их начинающих. Да и сейчас вожак гиен не утруждал себя подробностями. Лишь сказал, что несколько ночей назад полукровки напали на стоянки кланов.

Рамору ничего не оставалось, как поверить. Делиться информацией зацепкой вожак не собирался, а лекарь не хотел рисковать жизнью Весты, настаивая. О том, что еще может заставить три сотни бойцов клана идти лесами в сторону куртовой землянки, полукровка даже думать боялся.

Веста вцепилась в накидку Рамора, плотно застегнутой на груди, и заревела:

– Давай ускачем! Пока они дерутся!

Полукровка встряхнул ее, разозлившись. То, что за ними тут же кинутся несколько гиен, сомневаться не приходилось. Их вообще спасло только чудо. Вожак вполне мог и проигнорировать «разумность» Рамора и статус подопечного кошки. А уж кто погрыз полукровку с челом, оказавшихся не в том месте не в то время, история умолчала бы. И постарайся они сейчас улизнуть, так и случится.

Заведя руки девушки себе за спину, Рамор прижал ее к себе, что-то нашептывая на ухо – сам потом не вспомнит, что. Его глаза скользили по месту схватки: гиены валили стальные фигуры в кровавый снег; клыки опускались на лица полукровок.

Закрыв глаза, Рамор скомкал ткань накидки Весты. Было время, он сам собирался присоединиться к отряду полукровок. Остался бы с ними, увидев? Или стал бы таким же, как они?

И сейчас вполне мог оказаться среди этих трупов, остывающих под луной.

Кто-то ткнулся в дерево стальным позвоночником, и Веста вздрогнула. Хотела оглянуться, но Рамор не позволил ей. Распахнув глаза, он встретился со взглядом себе подобного перед тем, как того повалили. Вскинув руки, Рамор зажал уши Весты, но она все равно услышала хруст черепа; слезы снова покатились по ее щекам.

Гиены быстро обернулись людьми, осматривая трупы: минус еще один отряд полукровок. Вожак подошел к Рамору, коротко бросив приказ подниматься в седло. Кто зацепил поводья коней к деревьям перед схваткой, оставалось только гадать.

Подсадив Весту, Рамор поднялся сам и заметил, что девушка дрожит. Бросив на них хмурый взгляд, вожак обернулся последним, быстро прошел вперед, задавая темп, и все продолжили путь, оставляя позади себя три десятка трупов. Гиены не потеряли ни одного бойца.

***

Плант уходил чистить леса на своем боевом веку два раза. Темпераментом Курта он похвастать не мог, однако когда вожак вошел в его комнату, рыком выгнав пум вон, только вздохнул, поерзав на стуле. Таким злым старик видел своего преемника не часто.

Врать смысла не было. Судя по состоянию Курта, он и зацепкой не пренебрежет, грызни оборотней сейчас только и не хватало.

– Ну а что бы ты сделал? – грустно усмехнулся Плант. – Клану приказал бы принять полукровок в землянке? Не глупи, Курт. Тебя никто под юбки челов не пихал.

– Да хоть кошке сдал бы! – повысил голос волк.

– Кара живет на два мира, ей и без твоих бастардов забот хватает. Не думаю, что все из них такие же... разумные, как парень-лекарь.

– Ты должен был сказать мне, – процедил Курт, опустившись на кровать старика. – А что уж я сделал бы с этими знаниями, мое дело.

– Хочешь собрать сейчас всех бойцов, что уже пришли, и спросить, кто из них отказался бы от зачистки, не желая рвать своих же бастардов? – тихо спросил Плант, помня о слухе оборотней.

– А скольких ты порвал, старик?

– Не поверишь, – тут же отозвался тот. – Ни одного.

Планту было всего двенадцать, когда у этой же землянки собрались четыре клана и десяток ведьм, планируя чистку. Пока вожаки договаривались, обозначая районы для патрулей, пока Витольд разбивал ведьм на группы, любой мог услышать переговоры; не разрешалось лишь встревать в разговор, мешая. И любопытный молодой волк уже тогда узнал больше, чем мог понять даже. Понимание пришло много позже.

Первые тревожные колокольчики забились в голове Планта, когда вернулись бойцы клана, а среди них – очень хмурый и резко постаревший дядька будущего вожака, Напт. Потрепав встречающего их племянника по лохматой шевелюре, он лишь устало вздохнул и ушел к себе.

Почему волк разучился улыбаться, Планту пыталась объяснить мать, совершенно в этом не преуспев. Ей на помощь пришел вожак клана, беспощадно бросив: «Мы наткнулись на двух его бастардов. Я им отказал пару лет назад».

Бедной матери пришлось объяснять двенадцатилетнему сыну значение слова «бастард»... Объяснить же, почему полукровкам, а уж тем более – полюбившимся челам, нечего делать в клане, было в разы сложнее. Впрочем, после вопроса сына, почему полукровки нападают на стоянки перевертышей, женщина и вовсе рассердилась, кликнув мужа и заставив отдуваться уже его.

Вожаком Планта выбрали, когда ему стукнуло двадцать шесть. К тому времени дядька все еще не выбыл из рядов бойцов, но в деревни с той чистки больше не отлучался надолго. А однажды перед рассветом разбудил племянника: он должен был оповестить вожака, что покидает клан.

– Нет во мне толку. Боец я уже никудышный, а сидеть в землянке сутками без дела не по мне.

Подобных случаев было немало среди перевертышей. Желающих жить отдельно от клана никто не держал: не рабы, чай. К тому же, некоторые уходили жить среди челов, пытаясь построить семью. Счастливых финалов таких историй звезды до сих пор не записали.

А когда еще через десяток лет Витольд снова собрал кланы у землянки волков, отряду Планта достался участок на границе с королевством далеко на северо-западе, аж за горами пум. Растянувшись вереницей по горизонту, волки шли по редкому лесу, не выпуская друг друга из виду; расстояние между каждым из них не превышало пятидесяти метров.

Обнаружив отряд полукровок, один из бойцов завыл. Но подбегающие волки только в растерянности усаживались в траву, благодаря звезды, что вожак клана с ними. Его по-любому пришлось бы разыскивать, скалясь на Напта: старый волк стоял между своими бывшими кланками и двумя десятками полукровок, так и не обернувшимися в сталь, повинуясь команде Напта.

– Я заметил его еще издалека, конечно же, – вспоминал Плант. – Даже ход замедлил, размышляя, сколько минут потребуется девятнадцати волкам порвать нас всех. Я-то уж точно не был готов наброситься на дядьку.

Вожак не стал спрашивать, с чего Напт вдруг с отрядом полукровок. Вполне возможно, что отыскал кого из своих же бастардов, в деревне при матери уцелевшем во время прошлой зачистки. А вглядываться в лица, обнаруживая в ком-нибудь из полукровок схожие семейные черты, не отважился.

– Ты знаешь, что за вами будут идти, пока не выгрызут, – Плант обернулся человеком и отвел Напта в сторону.

– Не будут, если наши глаза подтвердят, что никто из нас не принимал участия в нападениях, – упрямо возразил старый волк.

Перевертыши никогда не озадачивались зацепками перед чисткой. Они и без того понимали, что уничтожают не только тех, кто нападал. А превращать недели бойни в долгие месяцы никто не желал. К тому же, чем меньше останется свидетелей последней зачистки, тем лучше. Каждый раз, возвращаясь домой, оборотни надеялись, что новые отряды полукровок не будут столь безумны.

– Закрывай, куда уходить собрались, – принял решение Плант. – Я пока остальных проверю.

Напт не знал, кто будет прочесывать этот район. Только помнил, что это территория всегда была за одним из отрядов волков. И понимал, что за Плантом обязательно пошлют.

Пока вожак общался с полукровками, кто-то из бойцов метнулся за Витольдом. Ведьмак пришел только к вечеру. Перепуганные полукровки ютились у костра, за весь день не проронив ни слова. Спешившись на ходу, Вит покачал головой и от души чертыхнулся, единственный за всю историю чисток проронивший:

– Хоть кастрируй вас, скотов чистокровных!

– Меня уже бесполезно, – отозвался Напт.

– Цыкни на них, чтобы не закрывались, – бросил ведьмак.

– Они знают, – кивнул волк.

Усмехнувшись дальновидности Напта, Вит прошел к костру, касаясь сознания полукровок. Растениями он их не сделал, как опасался старый волк, а наоборот даже: опьяневшие подопечные Напта демонстрировали ведьмаку свою истинную сущность. Волки Планта в недоумении косились на Витольда, когда кто из полукровок лез разве что не обниматься. Но в основном остались у костра, всё такими же напуганными.

В сталь не обернулся никто.

– Ты продлил их жизнь на количество своих оставшихся лет, Напт, – протянул ведьмак, щелкая пальцами. – Надеюсь, ты не увидишь с высоты звезд, как их вычистят через пару десятков лет.

Сложно сказать, какую услугу оказал старый волк этим полукровкам. В ту ночь волки и Витольд проводили отряд Напта в соседнее королевство. Коротко переговорив с ожидающими беглецов на границе, чтобы пропустили и не преследовали, тастонцы вернулись.

Больше Плант не видел ни дядьку, ни его подопечных. Впрочем, он не вспомнил бы лиц, столкнувшись.

Когда Плант замолчал, Курт выскочил из землянки, расталкивая пум и волков. Ведьмак все так же подпирал дерево, провожая глазами луну на небе.

– Наптов лес! – заорал волк, напугав всех вокруг громом голоса.

Тор повернул к нему голову:

– Если еще раз крикнешь, эту поляну назовут уже твоим именем. Посмертно.

***

Как бы Веста ни хотела, уснуть она не могла, несмотря на все увещевания Рамора. Они отъехали от места бойни метров на триста, когда полукровка резко натянул поводья. Гиены в недоумении уставились на него, и молодой человек, видимо, твердо решивший умереть этой ночью, отрезал, что Весте нужен отдых.

Перекинувшись, вожак в упор посмотрел на Рамора, сдвинув брови. И уступил. Сошлись на четырех часах стоянки. Вожак отправил пару десятков бойцов к куртовой землянке. Так долго задерживать всех уже просто неприлично.

Расчищая место у широкого дерева с высокими корнями, просматривающимися даже поверх снега, Рамор бубнил, что они вполне хорошо и сами добрались бы до Бальи; ответа он удостоен не был.

Полукровка расседлал рысаков, пристроив седла под корни дерева, бросил свой плащ в качестве подстилки. Но Веста наотрез отказалась. Рамор попробовал настоять: ему только ее нового обморока и не хватало. Гиены с интересом наблюдали за ними, людьми окружив костры.

Разозлившись, Рамор забрался на корни, поманив Весту. При таком условии она согласилась. Но уснуть все равно не могла.

– Что они с нами сделают? – прошептала Веста, подняв голову.

Рамор знал, что ей уже не холодно. Но прижимаясь к нему, она все равно дрожала.

– Ничего не сделают, – буркнул юноша как можно тише. – Мы идем в Балью, я же говорил тебе.

– Балья в стороне осталась, – вздохнула Веста.

Рамор посмотрел на нее недоверчиво. География никогда не была его талантом, а до деревень они добирались всегда лишь по дорогам. Черт его дернул в этот раз кору срезать... За забором поместья такие же деревья...

Веста подтянулась на руках, в который раз пытаясь уснуть полусидя, но уже через пару минут зашептала на ухо Рамора:

– Если мы не свернем на запад, то уйдем даже за королевский лес. А на северо-востоке – горы пум. Если верить деревенским...

– Если верить деревенским, то мир плоский и стоит на китах, – свистящим шепотом ответил Рамор.

– Вполне возможно, – подумав, согласилась Веста. – Но горы пум – все равно на северо-востоке. А Балья в стороне уже давно. Мы ее огибаем.

Обогнуть земли Бальи можно разве что пожертвовав несколькими днями пути. Даже двигаясь рысью. Между тем Рамору оставалось только признать правоту слов Весты: лес должен был сократить их дорогу, а не заставить ночевать под деревьями. Только вот дорогу выбирали теперь оборотни. И вместо того чтобы забирать на запад, уходили только на север. Но Веста, дрожащая от страха, не потерялась в пространстве. В отличие от Рамора.

Вожак гиен поднял голову к небу. Маяк ведьмака висел среди звезд, которые вот уже двое суток были выстроены причудливыми иероглифами. Знак сверху рассказывал об итогах нападения на клан волков: минус пять мирных и три бойца. Знак справа – о пумах: они потеряли лишь двух мирных. Самым тревожным был иероглиф слева от маяка, о мраморных леопардах: аж пятьдесят мирных в минусе. Сведения о клане гиен радовал больше остальных: они пережили вторжение вообще без потерь.

Вожак действительно хотел отвести полукровку с челом в Балью. Целых пять минут хотел. А потом мягко повернул, уводя бойцов и пленников на север. Гиены лишь молча подчинились: в их клане вообще сначала подчинялись, а потом даже размышлять не смели.

Шепот Весты не минул уха вожака. Виду он не подал – если пленники решат бежать, он не задумываясь распорядится порвать обоих. А пока ведут себя смирно, волноваться не стоит. И приведет он их туда, куда считает нужным.

***

Отряд быстро уходил в сторону поселка. Это были уже земли графа Пакто, но Сермуш не торопился наносить визит его сиятельству. Тем более что они еще издалека приметили зарево пожара. А когда подошли ближе, с удивлением отметили, что горит церковь. Брови всех без исключения поползли вверх.

Пространство перед высокой деревянной постройкой, претендующей на самый высокий пожар в истории этих земель, было забито людьми. Десяток мужиков держали в руках факелы. По толпе проносились крики; кто-то крестился.

Сквозь треск огня послышались громкие стуки в дубовые двери церкви изнутри постройки и истерические крики. Распихав толпу, к пожарищу побежали женщина и два парня. Но жар уже не позволял даже подступиться. Обернувшись к толпе, женщина сыпала проклятиями вперемешку с мольбами. Когда она набросилась на первого попавшегося мужика с факелом, тот одним движением оттолкнул ее от себя, бросив: «Ведьма!»

По толпе прошел взволнованный ропот; люди как по команде сделали пару шагов назад. Женщину рывком подняли с земли, и двое парней повисли на руках мужиков; их тут же оглушили. А когда ее потащили к полыхающей церкви, пришельцы, наконец, очнулись.

Сермуш взял рысака Франциска под уздцы и хмуро кивнул Дурбу.

Четверо летунов спешились вслед Фаррину. Остальные взяли в круг Коранету.

Резкими движениями освободив женщину, отвели ее в сторону; впрочем, был еще вопрос, чей конвой лучше: деревенских мужиков, твердо решивших сжечь ее с остальными в церкви, или пришлых господ.

Парни, пытавшиеся защитить женщину, пока не подавали признаков жизни, и летуны споро оттащили их также в сторону.

Окинув притихшую толпу взглядом, Дурб заговорил, спрашивая, по какому такому провидению загорелся дом божий... Он искал предводителя.

Франциск сглотнул, снова и снова осматривая гигантский факел. И прикрыл глаза, шепча, оправдывая ожидания Сермуша, оставшегося рядом с братом. Резкий щелчок кнута поставил рысака под юношей на дыбы. Ведьмак потерял концентрацию, и огонь, вроде убывающий, занялся с новой силой.

Совладав с конем, Франки зло посмотрел на брата. Тот подвел своего рысака к нему снова вплотную:

– Спаси этих людей – и нам придется вырезать весь поселок.

– Они еще живы, Серм.

Глаза Амалии округлились; тихонько сглотнув, она опустила голову, губы прошептали: «Демон».

– Ведьмы боятся огня! – послышались вопли из толпы в ответ Дурбу. – Если они праведники и угодны богу, они не умрут!

Брови Сермуша снова метнулись вверх: железная логика. И усмехнулся, переглянувшись с братом:

– Мне нравится ход их мыслей.

Франциск тронул бока коня, на несколько шагов приблизившись к церкви.

Сермуш поймал взгляд Дурба и спешился, присоединяясь к нему. Теперь их задача – удерживать внимание толпы, чтобы никто не заметил магию ведьмака, уже потянувшегося сознанием к заточенным в постройке людям. К тому же, Сермушу все еще было любопытно, с чего деревенские додумались поджигать церковь.

– А ты, значит, огня не боишься, – усмехнулся королевич, стягивая перчатки.

– А я не претендую быть праведником или ведьмой, – парировал мужик, ступив вперед.

Господа были не знакомы деревенским. А все, кто не их лорд и не король, не в счет. Ну, господин, ну, с охраной... А их тут – деревня в пять десятков домов, за исключением тех, что сейчас уже изжарятся в церкви.

– Бедолаги посягнули на титул праведников? – спросил Сермуш.

– Мы хотели сжечь только ведьму, – признался другой мужик, – а наш священник вдруг сказал, что все твари угодны богу, раз землю топчут.

С чего священник, первый обязанный, вроде бы, искоренять ведьм, совершил сие самоубийство, спрашивать у толпы смысла не было.

– И как я слышу, – продолжал с улыбкой Сермуш, – вы отыскали в деревне еще с десяток... ведьм.

– Они пытались принять сторону священника!

– И недолго думая, вы решили сжечь их всех прямо в церкви. Вместе с дурными помыслами, – вопросом это не было, но мужики закивали.

Дурб вздохнул, расхаживая перед толпой.

Двое юношей, недавно пытавшихся защитить женщину, очнулись. Сев на земле, они отчаянно боролись с головной болью и дурнотой.

В церкви было десять человек. Когда огонь только занялся, они пытались колотить по дверям, но бесполезно. Двое мужчин метнулись наверх, к колокольне: путь оказался свободен, но высота не оставляла сомнений, что выжить не удастся, прыгнув. И спустились вниз; все уселись в круг. Священник – мужчина тридцати с небольшим лет – даже не молитвы читал, а завел рассказ из писаний.

Церковь сложена из дуба, и гореть ей долго.

Не всех людей, волей случая оказавшихся сейчас окруженными огнем, связывало что-то. Священник был пришлым: лишь с год в деревне; с собой привел и жену с двумя ребятишками, которых матери чудом удалось прогнать вон, когда деревенские уже размахивали факелами.

А остальные восемь – прихожане, из соседнего поселка, стоящего всего в нескольких часах хода запряженной повозки. С чего они бросились на защиту священника и вовсе было непонятно. Он сам-то уже плохо понимал, как умудрился так бездарно погубить их всех.

Срывающиеся перекрытия утопили в шуме стук копыт пришедшего отряда Сермуша. Заточенцы вздрогнули, но массивные бревна не зацепили их. Подняв голову вверх, один из мужчин отметил, что вскоре обрушатся и остальные балки. Передвинулись ближе к алтарю.

Кто-то, все-таки, не выдержал, когда упали новые деревяшки, а дым уже начал душить: подхватив длинную скамью, попытались вынести дверь... Скамья поддалась первой, и три человека снова метнулись к колокольне. Когда они взлетели вверх, лестница за ними обрушилась.

Теперь им либо прыгать вниз, либо ютиться на небольшой площадке, которая, впрочем, скоро также рухнет под напором огня.

Шанир поднял глаза и сам пожалел. Что его заставило вообще посмотреть на горящую постройку! Амалия проследила его взгляд и невольно вздрогнула: по колокольне метались три человека. Шанир спешился, бесцеремонно стянул девушку из седла и заставил отвернуться. Остальные летуны в седлах тут же сомкнули крупы животных, отрезая обзор.

Шум огня перекрыл звук встретившихся с землей тел. А Шанир не вздрогнул, провожая их взглядом, сколь мог.

Франциск уже давно не слышал ни голосов людей, ни треска огня. Он видел, что происходит в церкви и, перебрав доступные ведьмаку варианты, отметил заточенцев уже плотно сбившимися у алтаря. Довольно улыбнувшись, Франки забрал их в щит.

Когда юноша тронул бока коня, еще на пару шагов приближаясь к церкви, Сермуш с Дурбом одновременно выпалили вопросы; деревенские недоуменно переглянулись, и движение Франциска осталось незамеченным. Только спасенные летунами женщина и двое парней около нее во все глаза наблюдали за юношей с пепельными волосами.

Улыбнувшись, Сермуш чуть склонил голову, отдавая Дурбу привилегию говорить: он только сейчас заметил, что у ведьмака появились три наблюдателя.

Когда церковь начала стремительно рушиться, все забыли расспросы господ и зароптали. Многие из деревенских понимали, что настолько стремительно такая постройка рухнуть не может. Но у Франциска выбора не было: если заточенцев и не убьет теперь огонь с обрушивающимися балками, то удушит дым.

Верхние этажи ведьмак отбросил в сторону, мотнув головой. Пронзительный звук ударившегося о землю колокола на несколько минут оглушил всех вокруг. Потолок нижнего этажа Франки, не долго думая, беспощадно обрушил, резко надавив сверху кубом воздуха. Подняв головы вверх, не видя щита ведьмака, все семеро заточенцев закричали: на них стремительно опускались бревна и доски. Жена священника сделала самое лучшее, на что способен человек в такой ситуации: потеряла сознание.

Все внимание толпы уже было приковано к церкви, и ведьмак, вынужденный помогать себе выброшенной рукой, так и остался замеченным лишь тремя деревенскими.

Уцелели лишь фундамент, невысокие ступени и настил первого этажа. Скамейки отлетели еще когда в пол ухнул распадающийся куб воздуха. А среди дыма к алтарю жались люди. Поседевший священник держал на руках жену.

Франциск снял щит и опустил дрожащую руку.

Сегодня он убил троих людей.

***

Витольд ворвался в поляну, где брала начало куртова землянка, когда солнце уже клонилось к горизонту. Он загнал двух рысаков, чтобы прийти вовремя. Маяк Тора был различим даже днем, и Вит косился на небо разве что не каждую минуту, стегая коня, молясь, чтобы не появился знак, что высшие уже вышли на чистки.

К этому времени вокруг живого костра уже собрались все тастонские ведьмы, порядком уставшие от ожидания: гиены еще не пришли. Разве что маялись поблизости несколько их гонцов, высланные сюда сразу же после нападения – доложить обстановку. А меж тем Курт и слышать не хотел о распределении зон. Утянув Мориса с Тиграном – вожаком леопардов – к Торелю, волк по пятому разу пытался доказать, что всем очень нужно в соседнее королевство. А именно – в наптов лес!

– И что же ты там собрался искать? – спросил Тор, отходя от костра; волк очень вовремя отвлек его от разговора с парой ведьм, несших истинную чушь и начинающих уже действовать Нарье на нервы.

– Тот Напт увел своих полукровок в соседнее королевство! И с тех пор один из лесов среди нас называют наптовым, – повторил волк. – Не просто же так!

– А на Аубердинии один из лесов до сих пор называют проклятым, – резонно заметил Тор, – хотя кошара оставила его, дай бог памяти, уже сколько лет назад...

– Твой Напт давно помер, – вставил Морис.

– Напт-то помер, но ведь он был с полукровками! – стоял на своем Курт.

– Волчик, ты ведь не надеешься застать там тех полукровок? Да и зачем они тебе? У нас здесь своих до звезд, вырезать устанем.

Торель скользнул взглядом по фигуре приближающегося отца, кивнул, здороваясь. Витольд, неожиданно радостный новой встрече с сыном, обнял его, и Тор растерялся. Впрочем, поддержал отца в его порыве.

Нарье никогда не могли похвастать особо теплыми отношениями между собой, как и многие семьи ведьм. Если оборотни жили кланами, то у ведьм было заведено оставлять своих выросших детей. Очень редко кто из них оставались вместе. А раз все равно уходить, то лучше приучить себя к этой мысли заранее.

И Витольд, давший сыну все, что мог, пихнул его в Кружева и с легким сердцем потопал смотреть мир. Держался он как можно дальше от Тастонии и даже преуспел в своем намерении не мешать Торелю жить. Пока ноги словно сами не принесли его в Ропетрию. Удрученно поняв, что таким образом он снова скоро окажется в Тастонии, ведьмак приказал себе осесть в Ропетрии.

Ни уходя из родных земель, ни принимая решение «не мешать жить», Витольд не потрудился спросить сына, что, собственно, он-то сам хочет.

– Может, Напту удалось сделать то, что никому еще не удавалось? – настаивал Курт, и Витольд повернул к нему голову:

– Все, что добился Напт, это лишние годы жизни своим полукровкам. Если ты думаешь, что ему удалось организовать колонию, то ошибаешься. Старик первый озаботился бы о том, чтобы о таком месте узнали.

– Курт, я составлю тебе компанию в твой чертов лес, но после чистки, – предложил Тор.

– А мне нужна твоя помощь сейчас, ведьмак, а не после чистки, – волк пробуравил его взглядом.

«Ты правда собрался убедить кланы не трогать полукровок? Особенно леопардов», – разозлился Тор.

«Гиены заблудились, похоже. Есть время».

«Они придут не сегодня-завтра».

«И осядут здесь, – резонно заметил волк. – Без меня все равно никто никуда не двинется. Как и мы сейчас бездельничаем без них».

«Да тебя Плант заменит на распределении территории».

«Я ему голову откушу».

Тор опустил глаза, чуть заметно кивая. Ему сейчас очень не хватало кошки рядом: отправить ее в наптов лес было бы более разумно.

– Я пойду в твой чертов лес, – удрученно изрек Тор. – И вывешу в небе ответ, как доберусь. Отец заменит меня здесь. А ты, волчик, дождешься гиен, и вы все выдвинитесь, согласно планам.

Ему очень хотелось надеяться, что Курт послушает доводы рассудка. Но волк только разозлился, бросив:

– Какой толк в чистках, если через десятки лет они снова сбиваются в такие же стаи! Это бесполезно!

– Скажи это моим бойцам, потерявшим пятьдесят мирных, – прошипел леопард.

– А это и вовсе уже слепая месть! – взревел Курт. – И через двадцать-тридцать лет ты опять потеряешь своих мирных, Тигран!

Оба Нарье синхронно выкинули руку; волк и леопард ткнулись в невидимую стену, сделав шаг навстречу друг другу.

– Так-так-так, – протянул Морис, – наш Курт воспылал любовью не только к челам с Бальи, но еще и ко всем полукровкам мира. Правда, они тебе взаимностью не ответили. У тебя самого потери, в том числе и среди бойцов.

– Если есть возможность загнать полукровок в колонию, почему бы не попробовать, – подал голос Тор.

– Да нет никакой колонии! – повысил голос Тигран. – Есть чертов лес, в котором Напт на цепях держал своих полукровок. И они стали головной болью наших соседей, когда старик умер!

– Ты ведь не можешь знать этого наверняка, – нажимал Тор.

– Мне до звезд, кто из Нарье будет представлять ведьм, – выплюнул Тигран. – Но если ты уйдешь в наптов лес сейчас, Курт, ты вернешься уже не вожаком.

Леопард был совершенно прав: в подобной ситуации оставлять клан безглавым совершенно дурная мысль. Да и их же закон – «кровь за кровь» – не позволял Курту даже говорить о возможности оставить полукровок безнаказанными.

– Если не провести чистку, – ровным голосом заговорил Витольд, – полукровки вскоре повернут на деревни. И будет очень неинтересный хаос. В таком случае нам придется воевать не в лесах, а среди челов. После уже нескольких выпадов встрепенутся жители замков. И попрут они против оборотней. Что, согласитесь, самоубийственно, но их будет гнать страх и полное непонимание ситуации. Если есть какая колония, то мы можем успеть загнать туда полукровок. Но если колонии нет...

– Их уже пытались организовать, – напомнил Морис. – И все бестолку.

– Им пытались навязать жизнь чистокровок, – поправил его Тор.

Курт сделал пару шагов назад, словно отказываясь от своих же слов. Принимая пост вожака, он ведь знал, что легко не будет. И роль первого среди волков – не только разговоры с ходоками от челов, не только решения споров между кланками и уж тем паче не только его искусность на охоте и человских полях брани. Именно сейчас и здесь Курт либо отрекается от волков, ему доверившихся, либо остается их вожаком. Остается – волком.

Когда Курт скрылся в землянке, Тор вздохнул и отвел отца в сторону:

– Твоя невестка может прийти. С Шанодом. Застанешь – я буду тебе признателен, если она так здесь и останется.

– И как я ее узнаю? – опешил ведьмак.

– А что, здесь толпы челов каждый день? – хмыкнул Тор, подхватывая седло с земли.

***

Когда вожак гиен неожиданно скомандовал привал, брови Рамора метнулись вверх; Веста встрепенулась, еще теснее прижавшись к полукровке. Бойцы тут же развели бурную деятельность, следуя коротким командам вожака: кто-то ушел в лес за дровами – аж пять десятков утопали; еще два десятка метнулись охотиться.

Предательские мурашки забегали по спине Рамора. Какие дрова, какая охота... Ссадив Весту, спешился сам и снова осмотрелся. Лес кончился неожиданно. Только что стояли деревья, плотно жавшиеся друг к другу – и вдруг они вышли к длинной и узкой поляне, упирающейся в высокие горы. Справа, метрах в двадцати, чернел лаз с огромными валунами рядом. Чуть дальше скалы и лес смыкались конусом.

А слева, насколько хватало глаз, тянулись все те же плотные стены из деревьев и гор напротив них.

– Мы надолго остановились? – Рамор подошел к вожаку.

– Через час тронемся, – бросил тот и ушел к лазу в горы.

Чтобы миновать его, рослому вожаку пришлось согнуться почти пополам. Рамор хотел было тоже проявить любопытство, но несколько бойцов стали на его пути, посоветовав использовать остановку в своих биологических нуждах. Полукровка согласился, что резон в их словах есть.

– Мне страшно, – проскулила Веста, когда Рамор присоединился к ней у рысаков.

– Мне тоже, – признался юноша; легче, впрочем, не стало.

Спрашивать за Балью, наверное, уже не было смысла. Оставалось все также следовать за гиенами, даже если они ведут их на седьмой круг ада. По крайней мере, пока их никто не трогал и агрессии не выявлял.

Запасы еды, прихваченные в деревне, подходили к концу. Рамор не рассчитывал на долгую дорогу. Он вообще уже должен быть в своей комнате в Балье. И Веста – в соседней, отчаянно пытающаяся освоить грамоту. Девушке сие не импонировало, но Рамор умел быть настойчивым, и ей приходилось подчиняться.

Стряхивая каменную пыль с волос, вожак вышел наружу из пещеры и коротко свистнул. Гиены, возвращающиеся с охапками сучьев и длинными узкими стволами, ныряли в лаз, там и оставляя свои ноши. Рамор сбился со счета, сколько раз каждый из них посетил пещеру.

Вернувшиеся с охоты также скормили туши черному глазу лаза. Несколько бойцов расседлали рысаков и унесли седла опять же в пещеру. И Рамор заметил, что остальные гиены уже окружили их с Вестой, усевшись в снег. Медленно подошел вожак:

– Вы останетесь здесь.

– Чем же Балья не угодила? – попытался улыбнуться Рамор. – Там камни, по крайней мере, выложены в большем порядке.

– В Балью вернетесь, когда можно будет, – не оценил его юмора вожак.

Веста ткнулась в плечо полукровки, всхлипнув.

***

Дом священника не мог вместить всех господ. А Сермуш не радовался мысли задерживаться надолго: им еще до гостиницы надо добраться. Отец Ертон подсказал, что одна есть в соседнем поселке, значительно большем, чем эта деревня.

Отбить «чудом спасшихся» от мужиков из толпы оказалось утомительной задачей. Как только крестьяне поняли, что люди, все-таки, уцелели, тут же поднялась суета. Кто-то падал на колени, треть толпы разбежались, а мужчины из первых рядов шагнули вперед с твердым намерением испытать новоявленных святых чем под руку попалось.

Их пыл охладили одиннадцать телохранителей Сермуша, еще долго гоняя меж деревенских домов. Королевич разве что шепнул Дурбу, чтобы зачинщик с прапрадедом познакомился сегодня.

То, что оставаться священнику в деревне теперь нельзя, было понятно всем, кроме самого святого отца. Сермуш не настаивал; его больше интересовали разговоры о короле-ведьме. Ертон поделился всеми сплетнями, что знал, а вот на вопрос, с чего сам заступился за какую-то «ведьму», обреченную на костер, вразумительно ответить не смог.

– Ведьмой кого называя, нужно хотя бы уметь отличать нечисть от алхимика! – воскликнул Ертон.

Кара, подпирающая стену, повернула голову к священнику:

– Много нечисти встречали, отец?

– Нет, – тут же признался он, – но алхимика распознаю.

– И где же эта ведьма сейчас? – глухо спросил Франциск.

– Так ваши же воины сами снарядили им повозку в соседнее село. Надеюсь, она уже на пути куда подальше от этих мест.

– Что и вам желаю, – Сермуш снова попытался вразумить святого отца, но тот остался непреклонен.

Кара подошла к окну. Летуны уселись на скамьи вдоль дома в ожидании Коранету; Дурб недовольно косился на солнце: как бы близко ни стояло поселение с гостиницей, доберутся уже только затемно.

– Каждую заблудшую душу можно вывести на свет при... божий! – выпалил Ертон; брови кошки метнулись вверх; Сермуш нахмурился.

– С вами останутся два моих человека, – тон королевича не подразумевал возражений. – Утром вы покинете эти земли. Куда вы уезжаете – узнаете от моих же людей.

– Я не могу, – священник на ощупь нашел табурет, присаживаясь, – никак не могу.

– На свет признания, правда ведь, отец? – подала голос кошка; Ертон сглотнул.

Сермуш выскочил из дома священника, чуть по привычке не бросив: «В небо!» Оговорки, похоже, заразительны.

Лишь отъехав от деревни достаточно далеко, всадники пустили шагом, переговариваясь. Их уловом были обозленные деревенские мужики и шпик Тео, с головой себя выдавший своими познаниями в алхимии и оговорками перед королевичем. Последнее, впрочем, ему было простительно: не признал, все-таки. Зато все сплетни выдал, как на духу.

– Хоть школу для шпиков открывай, – процедил Сермуш. – Имени Теодора Курима, – Дурб невольно усмехнулся.

– Следующее поселение, судя по описанию, небольшой городок, – подала голос кошка. – Может, там будет что поинтереснее.

Сермуш тронул бока рысака, снова задавая темп галопа. Ночевать под звездами ему хотелось меньше всего.

Гостиница оказалась на удивление оживленным местом. И комнат на всех хозяйка найти не смогла. Летуны даже усом не повели: все валились с ног и были готовы спать хоть друг на дружке. Счастливая, что господа не отказались-таки от ночлега, женщина кликнула двух пацанят проводить новых постояльцев в комнаты и скрылась в кухне, распоряжаясь о позднем ужине.

Впрочем, еды кошка не дождалась, к своему удивлению провалившись в сон, как только голова коснулась подушки. А разбудили ее тихие голоса. Говорившие не таились, просто старались не шуметь. Прислушиваясь некоторое время, Кара вздохнула и повернула голову к миниатюрному балкону в комнате. Разговаривали Сермуш с Франциском, и меньше всего ей хотелось мешать им сейчас.

Откинув плед, кошка заторопилась вниз – снова искать еду глухой ночью.

У всех были первые...

– Я их столкнул, Серм, – полушептал Франциск, присев на деревянные перила. – Их страх... их эмоции... так... фонили.

Ведьмак боялся посмотреть брату в глаза, боялся увидеть осуждение или, того хуже, пренебрежение и брезгливость. Он подбирался к этим словам, казалось, целую вечность, и Сермуш покорно слушал путаные объяснения, на чем построена магия ведьмы и почему крики толпы Франциск не слышал, а животный страх людей на колокольне, полоснувший по щупальцу ведьмака, мог обречь остальных семерых на смерть в огне.

Да и не нужен ему опыт... боевого ведьмака. А без огня уже не останется...

Не прав оказался наставник Франциска. Без огня молодой ведьмак, уж точно, не остался, даже крещение огнем принял. А вот боевой опыт ему сейчас очень пригодился бы, чтобы суметь отсечь чужой страх и, может, даже вывести людей сверху меж огня.

– Понимаешь? – с надеждой спросил Франки, глянув, все-таки, на брата. – Там все рушилось уже... Отвлекись я на тех троих, щит спал бы... Они погибли бы... Семеро против троих...

Сермуш со вздохом притянул брата к себе. Из двадцатилетнего короля он снова превратился в маленького напуганного мальчика – и опять напуганного самим же собой.

– Серм, мне к Тору надо съездить, – прошептал Франциск.

– Значит, твоим советникам придется опять терпеть меня, – кивнул Сермуш.

Троих свидетелей работы ведьмака королевич не спешил отправлять к праотцам – эти люди ему потом понадобятся. Поначалу мелькнула мысль отослать в королевский замок еще кого из отряда, но священник, неожиданно оказавшийся приставленным Теодором, решил проблему: на рассвете Шанир с Натолем лишь проводят за пределы деревни «отца Ертона» с семьей, и еще троих. И смогут вернуться.

А дальше уже сам же «священник» проследит, чтобы его прихожане не улизнули по дороге.

Франциск прижался лбом к плечу брата, что-то шепча себе под нос. Но не было рядом его наставника, чтобы почувствовать неладное, чтобы успеть уберечь юношу от демонов, только и ждущих, когда еще неустойчивая и хрупкая броня молодого ведьмака даст трещину, открывая им путь обратно.

Франки смял камзол брата и стиснул зубы, чтобы не закричать, требуя наставника к нему прямо сюда и сей же час. Ему одному не выстоять.

***

Рамор обошел пещеру вот уже в пятый раз и в пятый же раз констатировал, что выхода – нет. Их тюрьма представляла собой полутемный каменный мешок, разделенный на несколько помещений естественными стенами. А с одной стороны открывался совершенно неописуемой красоты путь на свободу: заснеженная степь, деревца, кое-где уже проталины... И широкая пропасть между их скалой и просторами.

Задрав голову, начал новый обход пещеры, пока не стемнело: факелами их обеспечить позабыли. Но никакого «колодца» не обнаруживалось. Вздохнув, Рамор подхватил охапку веток и побрел вглубь пещеры разводить огонь. От голода и холода им точно умереть не суждено, а значит, есть время что-нибудь придумать. Например, рецепт отвара от старости...

Веста сидела прямо на каменном полу, дрожа то ли от холода, то ли от слез. Рамор достал кинжал и протянул девушке:

– Ужин сообрази.

Та вскинула голову и в недоумении уставилась на юношу:

– Ужин? – слезы тут же высохли, в глазах блеснул гнев. – Какой ужин, Рамор! Мы в чертовой пещере! Заперты!!

Лекарь вздохнул, сложил ветки домиком и начал выбивать искру. Похоже, недостатка в звуках тоже не будет.

***

Городок, как оказалось уже поутру, был все же немаленьким. Ворвавшиеся в грязные улицы ночью, летуны не могли оценить масштабов поселения, мечтая лишь об отдыхе. После завтрака же, слушая трактирщика, как найти церковь святого Патория, Дурб честно старался не потеряться в череде поворотов и опознавательных знаков. И когда мужчина замолк, летун понял, что уже не помнит первый пяток проулков.

Трактирщик опустил глаза, заметив замешательство на лице постояльца.

– Может, пацаненка вам в провожатые дать? – спросил он.

– Да! – икнул Дурб. – Было бы отлично...

На плечо летуна мягко опустилась женская рука:

– Не надо пацанят, – уверенно проговорила Амалия. – Я все запомнила.

– Как пожелаете, – пожал плечами трактирщик, скрываясь в кухне.

Проводив его взглядом, Фаррину со вздохом посмотрел на королеву:

– Ты остаешься здесь. А мне нужен тот волшебный пацаненок. Хозяин! – крикнул в проход кухни.

– Я – еду, – жестко отрезала Амалия. – Или я вспомню это неповиновение, когда мы вернемся! Скройся! – шикнула она на вновь показавшегося хозяина гостиницы.

Дурб скрипнул зубами. Взяв девушку под локоть, потащил ее к лестнице под поток сыпающихся на него проклятий и угроз. Немногочисленные гости двора начали оборачиваться на шум. Какой-то знатный молодой человек, принявший ситуацию весьма однозначно, стал на их пути:

– Милейший, дама не желает следовать за вами.

– Дама сама не знает, чего она желает, – огрызнулся Фаррину, отодвигая мужчину в сторону.

– Помогите! – неожиданно завопила Амалия, и уже все вокруг обернулись, буравя Дурба глазами; летун прикрыл веки и мысленно застонал.

Молодой человек обнажил короткий меч.

– Если я крикну еще раз, – очень тихо проговорила Амалия, – они все набросятся на тебя.

– А я лично отвезу тебя обратно в замок, – мстительно отозвался Дурб.

– И оставишь Серма? – хмыкнула девушка.

Фаррину отпустил локоть королевы, развернулся на каблуках и вышел из гостиницы, рыкнув оседлать двух рысаков.

Амалия подошла к молодому человеку, сверкнув глазами:

– Вы – мой спаситель, – и заторопилась вслед графу, довольно улыбаясь.

Облокотившись о седло, Дурб наблюдал, как девушка неуклюже забирается на рысака, привычная к подсадке. Метнув на него злой взгляд, Амалия победила стремена и подтянулась на руках, наконец.

– Вы запомните это на всю жизнь, граф, – прошипела Амалия, поравнявшись с ним.

– Надеюсь на это, ваше величество, – одними губами ответил Фаррину.

Девушка тронула бока коня каблуками, пуская рысью.

Кара, оставив братьев в гордом одиночестве обсуждать, как, все-таки, зародить любовь к просвещению в душах крестьян, вышла на балкон. Сейчас им оставалось только ждать – и возвращения Натоля с Шаниром, и Дурба, который должен встретиться со шпиком Тео. После этой встречи и будут ясны следующие шаги их отряда.

Амалия, уставшая от споров мужчин, ретировалась еще с полчаса назад, за что Кара была ей искренне благодарна. В замке они за год встречаются, право слово, реже, чем в этой поездке. А уж увещевания кошки, как королева должна вести себя, и вовсе разрушили хрупкий мир между женщинами. И Кара уже обдумывала строительство еще одного крыла паласа по приезду в замок: имени ее высочества принцессы Сомонии, куда будет закрыт доступ только королеве...

– Твою мать... – процедила кошка, прикрывая глаза.

От гостиницы удалялись два всадника, и Кара чувствовала, как глаза наливаются кровью, а откуда-то из-под желудка поднимается злость.

Церковь – цель их поездки – оказалась в людном проулке. Амалия и правда запомнила дорогу. И не только не заблудилась, но еще и смогла сократить путь, приметив несколько сквозных улиц. Спешившись, Дурб перехватил Амалию, уже шагнувшую ко входу:

– Тебе нельзя, ты в мужском.

– Не подумала бы, что человек с руками по локоть в крови может быть набожным, – фыркнула девушка.

– Тебе. Нельзя, – Дурб отчеканил слова.

Фаррину даже не оглянулся убедиться, послушалась ли Амалия, и зашагал к церкви.

С амвона батюшка стращал подробностями распятия, многочисленные прихожане внимали; изредка поерзывали на скамейках. Войдя, Дурб тут же шагнул в тень, стянув шляпу. Надрывно громыхнул орган. Священник покосился на юнца за клавишами и чуть покашлял, намекая, что тот вступил рано. Виновато пискнув нотой, музыка тут же стихла.

Подобное разнообразие в ежедневно-скучной речи батюшки и позволило графу тенью юркнуть в дверку по левую руку, с еле заметного кивка головой органиста.

Амалия, помаявшись около рысаков пару минут, заскользила взглядом по окрестностям. Невысокие двух-трехэтажные постройки уже давно забыли первоначальные цвета фасадов. Равно как и многие одежды горожан, снующих по улицам. Откуда-то сверху разнеслось громкое: «Поберегись!», – и Амалия инстинктивно подняла голову, на всякий случай сделав пару шагов в сторону. На мощеную дорогу вырвалось вонючее содержимое лоханки, со смачным шлепком размазавшись по камням.

Амалия зажала рот рукой в надушенной перчатке, отчаянно стараясь удержать завтрак в желудке. А резко отвернувшись, ткнулась носом в долговязого мужчину. Аромат от него не оставил девушке даже шанса, и, перегнувшись через коновязь , молодая королева лишь едва успела придержать шляпу, чтобы та не кувырнулась с головы в свежие нечистоты.

Чуть скривив губы в ухмылке, мужчина поднял руку с зажатым в кулаке коротким бруском и резко опустил его на затылок девушки, за шкирку удержав ее от падения. Рысаки фыркнули, переминаясь с ноги на ногу.

***

Курт обернулся уже на подходе к поместью. Девять волков последовали его примеру, резво поднимаясь на ноги с кувырка.

Гиены ввалились на поляну всем своим шумным трехсотголовым табуном уже через несколько часов, не оставив вожаку волков больше времени отсиживаться в своей комнате. Скупо извинившись за задержку – «повстречали несколько полукровок, вот и задержались» – вожак гиен хмуро окинул поляну взглядом. Не приметив младшего Нарье, спросился о ведьмаке.

– Старший Нарье может удовлетворить твое любопытство? – Вит отошел от живого костра, чуть улыбаясь.

Гиена скрипнул зубами, нахмурился еще больше и разве что не скомандовал начинать раздел территории для чистки.

Впрочем, радостным не был никто. И даже не недавнее нападение полукровок и потери среди мирных омрачали сейчас вожаков, а желание одного из них поступиться вековыми традициями.

Вышедший из землянки Курт кивнул Витольду, и тот развернул карту королевства в воздухе, привычно расчерчивая рукой зоны. Численность кланов изменилась не на много с его последнего рейда. А если кто вдруг останется без работы, вожаки найдут им занятие.

– Балья – моя, – Курт опередил желание леопарда забрать себе центр.

Тигран поджал губы, гиена сложил руки на груди:

– Твоя – степь за западным лесом. Лес около Бальи слишком близок отсюда, чтобы искать там недоумков.

– С каких пор пес лезет в волки? – тихо спросил Курт, и гиена напрягся, тут же поймав выразительный взгляд Витольда: ведьмак был готов предотвратить склоку совсем не щитом.

– Да отдай ты ему чертову Балью, – процедил Морис. – Пусть своего пацаненка проведает. Только давайте шевелиться, мне эта поляна уже в страшных снах грезится.

Когда, наконец, договорились о зонах, ветви деревьев вокруг поляны ожили – леопарды стекали на землю, лениво потягиваясь. Зычные голоса вожаков разбили группы; бойцы коротко кивали звериными головами: переворачиваться людьми все равно смысла не было, их мнение никому не интересно.

Ведьмы поднялись в седла боевых коней, готовые сопровождать. Витольд еле успел выцепить молодого юнца, со слов сына оставляя его в землянке волков. Тот попытался перечить, но подошедший Курт за шкирку пихнул юнца в землянку, закрывая вопрос.

И к воротам Бальи волк подходил взвинченный до предела.

Садовник пытался сопротивляться желанию перевертышей посетить маленький замок. Глаза Курта обернулись, клыки резко вытянулись, и вожак рыкнул, подходя к кованке вплотную:

– Или ты открываешь ворота, или мы входим сами.

Результат не заставил себя ждать: садовник опрометью побежал к поместью, вопя не своим голосом. Курт, а за ним и бойцы, молча перевернулись волками и легко перепрыгнули каменный забор, потрусив к постройке с балкончиками.

Заклиненная засовом дверь осталась незамеченной непрошенными гостями: серые чешуйчатые шкуры нырнули в окна первого этажа, кое-где вынося рамы с мясом. Курт громко рыкнул; вжавшаяся в угол служанка, не успевшая укрыться в подсобке, завизжала и упала в обморок. Волк мотнул головой и завыл. Если Рамор в поместье, он его услышит. Но полукровка не появлялся.

Неополь распахнул дверь, когда трое волков были уже на этаже, мордами отворяя все комнаты на пути. Вышедший в коридор экс-король заставил их резко повернуться и шумно втянуть воздух носами. Неополь сглотнул, вцепившись в ручку двери.

– Где Рамор?

Голос Курта не сразу пробрался сквозь страх в мозг экс-короля, и вожак бесцеремонно встряхнул Коранету, пощелкав пальцами перед его носом:

– Где Рамор??

***

Тор добрался до соседнего королевства лишь на рассвете. Минуя весьма условную границу, бормотал себе под нос проклятия всему живому, что двигается на четырех лапах, носит серую шкуру и называется Куртом. В очередной раз пообещав самому себе, что лично кастрирует волчика, махнул рукой дозорным ведьмам вдалеке, неспешно прогуливающимся по опушке леса в ожидании беглецов-полукровок из Тастонии.

Где наптов лес, Тор знал очень условно. И немного поколебавшись, пустил коня рысью, нагоняя местных. А поравнявшись с ними, не нашел ничего лучше, как с ходу начать расспрашивать дорогу.

– Ты, никак, решил наших полукровок одолжить? – хмыкнула ведьма, впившись черными глазами в Тора; ее напарник заржал, еле удерживая топчущегося под ним коня.

Нарье склонил голову, рассматривая «амазонку». Не то чтобы он был знаком со всеми ведьмами своего мира, но слышал о многих. А вот об этой никто не упоминал. Черноволосая-черноглазая девушка, слишком хрупкая – как и многие из их породы – ее, казалось, может выбить из седла даже слабым порывом ветра.

– Свои скоро закончатся, скучно будет, – поддержал шутку Тор. – Мне бы парочку наптовых. На размножение.

– Курта попроси, – «амазонка» подалась вперед, на ее губах заиграла ехидная улыбка, – он еще пару десятков настругает.

– Черт побери! – неожиданно рассмеялся Тор. – Да волки обречены на известность!

«Амазонка» опустила голову, посмотрела на своего напарника, терпеливо ожидая, когда приступ смеха закончится.

– Нечего тебе делать в наптовом лесу. Пусто там.

– Но ты же не против, если я проверю, правда? – все еще улыбался Тор.

Ведьмы снова переглянулись; мужчина вздохнул.

– Я провожу тебя, – приняла решение «амазонка». – Время еще есть.

Нарье хотел было спросить, время до чего, но девушка уже тронула бока коняшки, покидая опушку леса. Поравнявшись с ней, ведьмак пустил рысью, постоянно скашивая глаза на «амазонку».

– Из какой же ты семьи? – спросил, наконец.

– А ты все семьи знаешь? – задала свой вопрос девушка.

– Витольд подскажет, если сам не вспомню, – кивнул Тор.

– Ах, Витольд, – понимающе протянула «амазонка», резко натягивая поводья; конь под ней недовольно фыркнул, переходя на шаг.

Проскочив вперед, Торель резко развернул своего рысака, и тот неожиданно начал нервничать, затоптался на месте. Тяжелые февральские облака подмяли утреннее солнце; ветер зальстился по снегу степи, взвинтился вверх, взъерошив золотистые волосы ведьмака.

– Гуринэ я, – девушка поравнялась с ним. – Из семьи Бертонов. Витольд вспомнит такую?

– Да я и без Вита скажу, что ты либо врешь, либо передо мной призрак. Варлоки... перевелись еще до моего рождения.

Гуринэ улыбнулась краешками губ и снова пустила коняшку шагом, кивком головы призывая Тора следовать за ней дальше.

– Перевелись? – тихо спросила она. – Или всех перебили. Стараниями твоего же батюшки, Нарье.

– Как я вижу, не всех.

Тор все еще раздумывал.

Он не слаб, но тягаться ли ему с черной магией, не знал – случая не представлялось раньше. Это не демонов из безусого юнца выгонять. И скорее всего, его весьма скупых знаний о магии чернокнижников не хватит, чтобы выстоять.

– Тебе представится случай не сожалеть об этом, ведьмак.

Тор чиркнул рукой в воздухе, но Гуринэ опередила его, выставляя щит; огонь лизнул черный полог ее защиты, кони стали на дыбы.

– Тебе не нужна моя смерть, Тор.


----------------
За невозможностью сайта Проза.ру сохранять авторское форматирование текстов, за продолжением идем сюда:
http://samlib.ru/m/makarowa_i_j/07koshkagonta.shtml