Уже всё равно…
Я встретилась с ней глазами. Вернее, она посмотрела сквозь меня, как будто я - ничто, пустое место. Так смотрят кошки. Своим безразлично-отсутствующим взглядом. Но я всегда была собакой. На сегодняшний день - бродячей.
Нет, не подумайте, когда-то я была вполне домашней. У меня были муж, сын и дочка. На первом месте для меня всегда были близкие мне люди. Ни деньги, ни карьера, ни слава. Это не для женщины. В моём представлении. Я всегда, ещё со школьных лет хотела женского счастья, семьи, тепла домашнего очага…
Слава богу, я встретила любимого человека, он стал моим мужем. И его жизненные ценности совпадали с моими. Господи, как же он любил наших детей!
Мы работали для нашей семьи. У нас был маленький уютный любимый нами домик. Придомовой участок. Десять соток. Какие иногда мы устраивали семейные праздники на наших десяти сотках…
День винограда, например… Представьте, в нашем сибирском климате мы умудрялись выращивать виноград двух сортов. И раз в году, в сентябре, жарили шашлыки, украшали стол гроздьями винограда. Муж пел под гитару песни Визбора и Митяева… Дети смеялись и радостно бегали по нашим десяти соткам…
Мы были так счастливы! Нам не нужны были дворцы, острова на Средиземном море, белые Мерседесы…
И вдруг в нашу жизнь пришла она.
- Городу необходимо расширение дороги, – так она говорила нам, - ваш дом этому мешает. Вы же понимаете, город должен быть красивым, современным. Вы что-то имеете против этого? Вы, что же, не граждане этого города? Вы против всех жителей? Ваш дом уродует вид нашего города. Он в центре города. Деревянный, несовременный. Это всё давно устарело. Это подлежит сносу.
Она брезгливо поморщилась. Ухоженная стройная блондинка лет тридцати. Дочка Мэра нашего города, начальник подразделения Департамента имущественных отношений, тог о, что решил наши судьбы. Словно, он – Департамент – Господь Бог, а, может, Сатана – исчадие ада.
Да, для меня лично, это было исчадие ада. И, если есть Господь Бог, пусть он покарает их всех. Пусть все они и мэр и его дети пройдут через то же, что и я.
Мы не хотели расставаться с нашими десятью сотками в центре города и нашим маленьким любимым нами домиком. Деревянным домиком. Нашими руками построенным…
К тому же, нам предлагали за него квартиры на окраинах города в каких-то кошмарных бараках. Она, удивлённо вскидывая тонкие брови, выговаривала нам примерно следующее: Какие же вы несознательные, не соглашаетесь переехать в бараки. Вы просто какие-то враги для города! Вы нас не слышите! Вы поймите, это нужно для всеобщего блага!
При этом Она любовалась своими наманекюренными ногтями и презрительно косилась на мои неухоженные руки.
Мы, действительно, их не слышали. Категорически не хотели переселяться в барак из центра города. И тогда наш дом сгорел. Вдруг. Но очень своевременно для нашего мэра и его дочки.
Мы в один миг превратились в бесправных бомжей. Не все мы… Муж через неделю после пожара умер от инфаркта.
Я устроилась продавцом в киоск, мы с детьми сняли одну комнату в коммуналке. Я работала. Каюсь, у меня не было времени ни на дочь, ни на сына. Я должна была сделать всё, чтобы они не умерли с голоду, мои дети.
Они не умерли. Но через три года сын попал в колонию за банальный грабёж. Я страшно виновата перед ним. Мой бедный мальчик выхватил сумочку у беззащитной женщины, чтобы заплатить за аренду нашего жилья. Ведь я в тот момент болела пневмонией, а ему было всего 15. А доченьке моей - восемь. Мой Лёшка, он просто любил меня и Янку. Он – преступник. Мой маленький Лёшечка. Он так хотел помочь мне и Янке, понимаете, помочь! Он – преступник!
Янку у меня отобрали через год. Мою доченьку. Киоск, где я работала продавцом, снесли – на его месте построили павильон Сбербанка. Я понимаю, Сбербанк для моего города важнее. Я понимаю…
Я осталась без работы. Никуда устроиться не смогла. Я старалась. Не брали. Несколько месяцев мне выплачивали пособие по безработице. Мы с Янкой жили, вернее, выживали…
Когда перестали платить пособие… Мне нечем стало платить за аренду комнатки в коммуналке… Я и Янка оказались на улице. Ни квартиры, ни работы… Бомжи… Мою Яночку у меня отобрали… Я не выполняю родительские обязанности по её содержанию и обучению. И что-то там ещё я не выполняю…
И вот, я – бомжиха, мне негде жить, у меня нет работы, мой муж умер от инфаркта после того как сгорел наш дом, сын в колонии, дочь отобрали.
Я пью. Что еще мне остаётся? Я пью на всё, что выпрошу у добрых людей. Иногда вспоминаю день винограда… День винограда… Праздник моей семьи. Моего счастья… Моей жизни.
Я прихожу на то место, где был наш дом. И вижу блистающий огнями супермаркет. Ни дорогу на благо всех жителей города, нет! Огромный магазин! И из сверкающих дверей этого магазина выходит она, ухоженная в шикарной шубе. Подходит к Лексусу, открывает дверь…
Она садится в свою машину. А я вижу свою никчемную жизнь, умершего от инфаркта мужа, ставшего преступником сына, отобранную у меня дочь. Всё это ради того, чтобы эта тварь каталась в этом Лексусе? – думаю я.
Я – невзрачная , никому неинтересная, спившаяся бомжиха. Охранник, не пустивший меня в супермаркет из-за моего в его глазах неприличного вида, поясняет мне, что этот построенный на костях моего счастья супермаркет принадлежит ей, именно она здесь хозяйка.
Тогда во мне закипает ненависть. Я понимаю, что ненавижу именно её. И когда она в следующий раз выходит из принадлежащего ей светящегося новогодними огнями супермаркета, вся такая красивая, пахнувшая дорогой парфюмерией, уверенная в себе, я поднимаюсь ей навстречу. Я плохо пахну. Я плохо выгляжу. И мне абсолютно нечего терять.
И когда я вонзаю заточку в её живот, то вижу в её глазах, когда они встречаются с моими, удивление, боль, узнавание, наконец. Только мне это уже всё безразлично. Понимаете вы, мне уже всё равно.