Маленькая ящерка

               

- Всё в мире перетекает из формы в форму, и мы не изолированы от других существ. Да и наша душа гораздо менее связана с телом, чем принято считать, - выдохнул вместе с дымом своей трубки, набитой душистыми травами, мой проводник и устремил взгляд в бесконечность. Потом он застыл совершенно неподвижно: настолько, что стал почти незаметен на фоне яркой зелени; его глаза были сейчас полузакрыты, а грудь почти не вздымалась, будто он, выдохнув дым, совсем перестал дышать. И я не хотел нарушать его спокойствия.
 
    Пожалуй, он был уже стар, но сохранил огромный рост и совершенно не сгорбился, не поддаваясь неумолимому времени. Это был удивительно мощный и жилистый человек. Его возраст выдавал лишь совершенно белый пушок волос на голове, слишком впалые глазницы, слегка крючковатый, заострившийся нос и многочисленные мелкие морщинки. Его тело было слишком светлым для негроидной расы и вполне могло по цвету быть не распознанным мной даже среди не слишком загорелых европейцев на пляжах Турции, если бы оно не носило следы татуировок, странных письмен и рисунков.

     Мы были в самом сердце черной Африки – так далеко наша международная  экспедиция, членом которой я являлся, еще не углублялась. В африканских джунглях, действительно, еще полно мест, куда не ступала нога белого человека. И теперь я, путешественник, фольклорист и этнолог, вчера  нарушил негласные правила нашей небольшой исследовательской группы, потому что втайне от своих коллег согласился на это путешествие. Мой проводник, с которым я познакомился по пути в одно местное селение, заявил категорически, что возьмет только меня одного.

    -  Я знаю дорогу, - сказал, наконец, старик, выйдя из транса.  Мы спустились и пошли  в темноте под единой, густой и бесконечной, кроной тропических деревьев.

    Я не любил молчать, а, по журналистской привычке, стал задавать вопросы:
  - Это правда, что пигмеи боятся открытых пространств и жить не могут без своих лесов? Могли бы они ужиться в современных городах?

  - Нет. Это – дети леса. Умрет лес – умрут и они. Ничего не будет прежним.

    - У нас многие верят, что вы, жители Африки, храните множество секретов, скрываемых от европейцев. Не могли бы вы поделиться со мной своими представлениями о мире?

   - Более чем половина вас считает все африканские народы «дикарями»! – отвечал старик, и его глаза сузились, - Но, дело в том, что «мы» весьма неоднородны. Тысячи разных, совершенно отличных друг от друга племен населяют эти земли, зачастую не зная ничего о других обитателях, затерянных в самых разных уголках мира. Мы весьма разные. Это вы похожи друг на друга, как стаи голодных пустынных шакалов, стерегущих свою добычу в ночи. Мы же – не стадные. Мы живем племенами, большими семьями. И, хотя многие из этих племен весьма многочисленны и включают в себя целые народы, но также среди нас много еще и путников – одиночек, и нганга – знахарей и колдунов, есть кланы воинов, а есть племена, где правят женщины. Мы очень отличаемся от вас. Вы имеете даже иные  тела, а тем более – иные мысли. И вряд ли бы ты смог понять многое,  если бы я попытался  тебе рассказать о наших знаниях и верованиях.

   - Я знаю, мы боимся змей, тарантулов и скорпионов, и наши тела не столь приспособлены к жизни в лесах, - запальчиво сказал я, - но мыслить мы умеем, и наверняка продвинулись в этом гораздо дальше вас! – я намеренно старался раззадорить его.

   Но старик оставался спокоен.

    - Египтяне считали, - продолжил он через некоторое время, подождав, когда я остыну, - что каждый из нас подобен маленькому золотистому ба, кружащемуся над озерами глубинных лесов. То есть, вначале он живет как червь и ползает по земле, потом становится куколкой, и лишь после стадии куколки обретает свои крылья, окраску и полет. И потому, египтяне после смерти уподобляли покойного куколке ба, заворачивая его в бесчисленные свитки из материи, и верили, что после его душа раскроет крылья и улетит к далеким звездам, устремленная к главной звезде – той, откуда все мы родом. Наша линия, к которой я принадлежу, сохранила  знания не только египтян, но и дагонов, мы имеем более широкие и глубокие верования о душе и существовании, идущие с  древних времен.

    - Я – исследователь, и потому хотел бы знать больше о ваших верованиях, - робко начал я.

    - Твои представления исказят мои слова, - перебил меня старик, - Ты – другой. Пути наших рас расходятся. Вы живете скученно, как термиты, и уничтожаете все на своем пути. Я видел ваши города и страны, хотя ни разу в действительности не покидал континента. Я могу выходить из тела и перемещаться в пространстве, исследуя мир и совершая лишь путешествия духа. Ваши города похожи на раковые образования, на мертвые ткани на теле природы. Вы победите, наверное, а мы все переселимся в иной мир. И на земле воцарятся демоны.

    Некоторое время я молчал, не зная, что возразить. А затем спросил:
    - Вы не хотите посвящать меня в ваши знания потому, что я – чужак? Или боитесь, что я – шпион, посланный за вами наблюдать, и полученные сведения будут использованы вам во вред?

    - Нет. Я давно вышел за пределы своего племени. Моя свобода  беспощадна и не знает родства. Просто, дело в том, что, если я передаю кому-либо знания, я беру за него ответственность и он становится моим учеником. Дело не в секретах, которые надо хранить некоему тайному объединению, а в умении ученика вместить в себя знания. В готовности к ним. Я рад ученикам, но ты абсолютно не готов стать таковым, - почему-то его слова ударили меня больно, как камень.

  -  Не хотите – не делитесь. А может, ничего и нет у вас, никаких знаний. Просто, жарите черных петухов и трупы поднимаете за ниточки при туристах, - я был зол.

    Затем долгое время мы прошли молча. Пошли густые заросли, сквозь которые приходилось прорубаться с помощью мачете. Потом мы вышли к небольшой речке и пошли по каменистому берегу.

    - Золотое ба – сакра, тесно тебе в заточении. Заточения нет, но ты еще не знаешь об этом. Ты бьешься в клетку из прозрачного хрусталя, и твоя пыльца остается на траве, осыпается вниз. Ба – сакра, ты свободна, но ты не знаешь об этом. Только чувствуешь воздух свободы. И потому, тесна тебе клетка, - неожиданно запел старик на странном диалекте коптского языка, и его песня сплеталась с щумом воды. Я, как лингвист, понял смысл, но больше по интуиции.

   Закончив петь, он повернул ко мне голову, глянул сверху вниз, и сказал:
    - Я ранее не закончил всё, что хотел сказать. Ты перебил меня. Так вот, в отличие от души женщины, привязанной к своему роду, душа мужчины, по нашим представлениям, не привязана к земле и родным, а путешествует даже при жизни. А после смерти воплощается на разных планетах и в разных созданиях.

    Он при этом посмотрел на меня так пронзительно, что я похолодел.

  Часов через шесть мы были на месте. Дома из тростника, смазанные глиной, круглые, странные строения, занимали все свободное ровное пространство между могучими деревьями, каменистую, довольно гладкую, площадку. Нам навстречу высыпали многочисленные голопузые дети и женщины; мужчины, уходившие на охоту, появились чуть позже. Все взрослые были не выше полутора метров, и я, а тем более, мой проводник, казались среди них гигантами. Нас приняли благосклонно, сразу же угостив незнакомыми фруктами, довольно крупными, терпкими и сладкими на вкус.

    Язык этого племени я понимал с трудом, с опозданием,  и зачастую мне приходилось переспрашивать проводника о том, что говорят туземцы.

    Нас пригласили к  огромному костру, вокруг которого, горевшего среди бела дня, расположились все местные жители, от мала до велика. Все они были украшены бусами из ракушек, разноцветными перьями и гирляндами из цветов, и даже нам, путникам, тоже дали  подобные гирлянды.

    Когда стемнело, соревнования и игры сменились танцами. После обильной пищи, большинство из блюд которой я не попробовал, поскольку она состояла из улиток, жаренных червей, лягушек и сушеной змеятины, подали напиток  в тыкве-горлянке. Он оказался приторно-сладким, по-видимому, был настоян на меду. Затем праздник достиг своего апогея. То женщины, то мужчины становились в круг, и под совершенно сумасшедшие ритмы музыкальных инструментов совершали невероятно быстрые и ловкие движения. Женщины, все до одной, как пожилые, так и юные, были гибки и стройны. Их танец изображал простые незамысловатые действия: сбор фруктов, приготовление пищи; - но все в ускоренном, бешеном темпе. А потом последовали совместные танцы, при которых аборигены разного пола и возраста выстроились полукругом и закружились в едином  вихре под ритм барабанов.

     И мне вдруг стало жутко здесь, одному, вдали от родных мест и соплеменников, под чужим небом, среди странных и непонятных людей – настолько здесь всё было чуждо, будто на иной планете, вне моего понимания. Я понял, что совершенно не представляю, чем может закончиться это представление и это путешествие. Меня переполнило чувство неизвестности и неизведанности… Ощущение, что ничего подобного я никогда не видел прежде.

    - Когда отправляешься в путь – то будто кидаешься в пропасть, и никогда не знаешь, где закончится она, - пробормотал склонившийся надо мной старик, возникший будто из ниоткуда. Он пристально глядел мне прямо в глаза – вернее, в самое моё нутро, - Скоро  ритуальная еда подействует на тебя, путник… На всех в округе. Мы все уснем, - добавил он зловеще.

    И действительно, песни и музыка постепенно сливались во что-то, совершенно уносящее прочь, растворяющее меня в окружающем. Я медленно уплывал куда-то, а мир терял свои очертания…
    Да, я заснул.


    Проснулся я у потухающего костра, завернутый в теплое верблюжье одеяло и забросанный гирляндами цветов, от страшных криков и звуков борьбы. Несколько хижин горело, метались и плакали дети. И в миг моего пробуждения кто-то огромный и черный  склонился надо мной… И больше я ничего не видел и не слышал.

    Когда я вновь очнулся, было утро. Мои руки и ноги накрепко были связаны прочными лианами, а голова кружилась. Рядом со мной находилось несколько пленных аборигенов из того поселения, где мы только что были гостями. Мой проводник лежал неподалеку от меня, тоже связанный. Рты у нас у всех были крепко замотаны. И мои вещи, включая находившийся в чехле, на поясе, нож – теперь пропали. К счастью, мы, пленники, находились глубоко в тени деревьев, а не под палящим солнцем.

   Глупо, как глупо было отправиться так далеко, одному, без других членов экспедиции. Я не хотел их подвергать ненужной опасности перехода через джунгли  - но не подозревал о вероятности более грозных событий. Что теперь будет? Как связаться со своими, чтобы они могли содействовать тому, чтобы меня отпустили? Эти вопросы не давали мне покоя.

  Аборигены, захватившие нас в плен, были более смуглые, чем все виденные мною ранее чернокожие, вдобавок, очень крупные и мускулистые, и женщин среди них не было ни одной. Они имели явно устрашающую раскраску белыми полосами на лице и теле. Кроме набедренной повязки, они носили  шкуры убитых леопардов, с оставленными головами, прикрывавшими их черепа и загривки и когтистыми лапами, свисающими вперед, до пояса. Их ноги и руки украшали браслеты из перьев, а на шее почти у каждого  имелся амулет из змеиных зубов, кожи и волоса. Похоже, здесь тоже шли приготовления ритуального костра, и они показались мне не сулящими ничего хорошего: вряд ли эти люди ограничатся только пением и гирляндами из цветов, а нас пригласят на праздник. Скорее всего, они замыслили сделать с нами что-то жуткое; я нередко слышал о ритуальном каннибализме в этих местах и о пропавших экспедициях.

    Была страшная жара, и через некоторое время нас всё же решили напоить. Пленных  поили по очереди, из сосуда, сделанного из высушенного плода незнакомого мне растения. Напиток оказался спиртным и крепким.

    Как только старику – проводнику развязали рот, он быстро заговорил на совершенно не понятном для меня наречии, хотя я изучил и понимал многие основные языки черной Африки . Во время этой речи проводник несколько раз кивком головы указывал на меня. Потом он перешел на невнятные причитания – будто завораживая окруживших его воинов.

    Вскоре после этого всех, кроме меня, развязали и увели. А меня оставили, по-прежнему связанного. Так прошел весь день, и лишь когда солнце стало клониться к закату, ко мне подошли. Меня накормили совершенно не знакомыми мне фруктами и дали попить воды, а после потащили к костру, в центр огромной поляны, и бросили рядом с начинавшим разгораться огнем. Туземцы постепенно собирались и располагались вокруг, на камнях. Здесь вскоре собрались все, в том числе и бывшие пленники, которые были освобождены и приобрели статус гостей (а может, даже будущих соратников).

  Моего бывшего проводника выделили особо. Теперь он восседал на почетном месте, на шкуре убитого животного, среди разложенных амулетов и музыкальных инструментов. На его шее красовались бусы из змеиных зубов и раковин, а в руках он держал огромный барабан, сделанный из сушеного плода растения.
 Старик время от времени протяжно навывал мелодию, отбивая ритм на барабане.

    Да, мой проводник оказался шаманом!

    Через некоторое время меня развязали и раздели, кинув в костер одежду. Несколько туземцев принесли толстое бревно, собираясь закрепить его на уже установленных по обе стороны от костра деревянных столбах. Один из них на ломаном наречии, которое я с трудом понял, и жестами объяснил мне, что вскоре меня привяжут к этому самому бревну и повесят над костром. Я, по их мнению, был предназначен богами для жертвоприношения.

    Проклятый старик! Это он указал им на меня! Спасая своих, предал – как чужака…

    Перед тем, как совершать жуткое действо, почему-то именно его подпустили ко мне. Он подошел и поднес к моим губам небольшой сосуд.

    - Пей! – приказал мне мой бывший проводник. Мне было уже всё равно, и я выпил содержимое сосуда, после чего моя голова слабовольно откинулась назад. Напиток был горьким, но в то же время невероятно приятным на вкус. Он был отравлен? Быть может. Мне было безразлично.

    Затем этот проклятый шаман вновь подошел ко мне, развязал плети на моих ногах и руках и принялся втирать в мое тело какие-то сильно пахнущие порошки и масла. Я хотел закричать от охватившего меня панического ужаса, хотел двинуть старика, наотмашь ударить его по лицу – но тут же понял, что совершенно безволен. Я не мог даже пошевелиться,  и совершенно не мог ворочать языком.

    Тем временем, старик стал краской наносить на мое тело ритуальные полосы и знаки.

    Так все и закончится. Здесь. Сейчас. Под чуждым небом и незнакомыми звездами.

    Неожиданно, я увидал сидевшую на моей руке маленькую любопытную ящерку. Заметил ли ее старик? Зеленое юркое существо с длинным хвостом и кожистыми лапками случайно забралось мне на руку и теперь испуганно смотрело на меня выпуклыми золотистыми глазами. И я подумал о том, что вижу последнее живое существо, которое не желает мне зла, и проникся глубокой симпатией к этому существу, внезапно ощутив с ним странное, мистическое родство. Ящерка всё так же внимательно смотрела на меня, потом тихо застрекотала, выпустив наружу гребень, а после потихоньку сбежала вниз с моей руки и скрылась.

    Меня привязали к стволу очень крепкими лианами, смазанными особым составом, применяемым, как я подумал, для большей огнеупорности материала. Искры костра взметались вверх, раздавалось ритмичное пение и ударные ритмы, производимые шаманом. Костер разгорался все сильнее, в него всё  подкладывали и подкладывали сухие поленья. Скоро он достигнет меня. Вскоре…  Ритмичные инструменты, искры костра, крупные южные звезды с ярко обозначенным Млечным Путем, огромная луна, шорохи и шепот ночных трав, их пряный запах, смешанный с запахом порошков и благовоний, резкое головокружение, падение в небытиё. Тьма…


    Снова - запахи, только резче и сильнее. Стрекотание цикад вместо пения людей. Звезды, как мне показалось, за один миг изменили положение. Светало… Небо становилось синим. Терпкий, насыщенный запахами трав и дыма, воздух. Утренняя прохлада… И я – одно сплошное дыхание. Я вдыхаю в себя землю, звёзды, растения. Я тороплюсь вдохнуть, вобрать их в себя, запомнить. Я чувствую их, как чувствую свою кожу, сейчас вроде покрытую чешуйками. Я будто бы стал юрким и проворным, и могу убежать отсюда, куда захочу. Я могу шевелиться. Я покидаю камень, на котором сидел прежде. Я… Я – ящерица? Вокруг меня густая, как непроходимый лес, поросль папоротника. Я начинаю тихо стрекотать…

    Вдруг чьи-то пальцы, внезапно возникшие передо мною, огромные, с заскорузлыми длинными ногтями, хватают меня за теплое подбрюшье и сажают к себе на руку. Я вижу перед собой склоненное ко мне лицо и большие умные глаза.

    - Иди ко мне, сюда, маленькая зеленая ящерка! Мне кажется, или у тебя сейчас сразу две души? – ласково спрашивает старик-шаман (а это был именно он), - Ничего! Скоро ты вновь станешь свободной. Я уже решил, что с этим делать, - и он засмеялся.

    Потом шаман, продолжая глядеть мне в глаза, закурил свою любимую странную трубку, выдыхая смолистый дым. Я оцепенел на время. А потом почувствовал, будто моё сознание стремительно поднимается за пределы земли, над лесом, над горами… Потом я был за пределом мира. За пределом всего. В белой, сияющей пустоте.

    Вновь очнувшись, я прежде всего ощупал себя. Глаза пока не различали ничего в окружающем меня густом тумане. Лицо… У меня было человеческое лицо!

    Я приподнялся и сел. Осмотрелся. Природа вокруг постепенно приобретала видимые черты, предметы - ясные очертания. За ночь выпала обильная роса. Я был в лесу, под могучим деревом. Рядом со мной спали другие люди. Я мельком посмотрел на свое тело, потом, уже внимательно, осмотрел руки, ноги. Я был черен кожей, огромен и силен. На моей груди красовался амулет из дерева и волоса – такой ранее я видел на груди местного вождя.

    - Вставай! Нам нельзя медлить. Нам нужно уходить отсюда, пока все спят после большого пира. Это я подсыпал в котелок с пищей сонный порошок. Но всё же, кто-нибудь из них может проснуться в любой момент, от случайного шума, - услыхал я рядом с собой голос подошедшего ко мне старика, - Мои друзья – те, кто были пленниками здесь, вчера – уже ушли. И мы уходим. В горы.

    Тотчас я рывком поднялся.

    - Когда будем проходить по поляне - не смотри в сторону костра, - добавил шаман предостерегающе, и я послушался его совета.

    Мы уходили прочь из этих мест. Долго шли молча. Шаман путал следы, бормотал себе под нос заговоры и заклинания, высыпал на землю время от времени порошки или кидал пучки трав из узелков, висевших теперь у него на поясе, которым он обзавелся на покинутой нами поляне. Я теперь отлично ориентировался в почти полной темноте под пологом леса, будто обретший ночное видение. К тому же, много информации моим чувствам теперь давали шорохи и ощущения, чувствуемые кожей моего тела. Наверное, я научился этому у ящерицы.

    - Несколько дней тебе следует остерегаться любой пищи, - сообщил старик через некоторое время. По-видимому, мы ушли достаточно далеко, и теперь могли позволить себе не столь быстрый темп.

    Я не стал возражать или спрашивать его, почему. Молчаливая ходьба – это единственное, на что я был способен.

   - Еще до Лунных гор мы посетим долину предков. Теперь ты готов, - еще через несколько часов равномерного продвижения странными, извилистыми тропами и временами прорубания зарослей острым мачете, захваченным стариком у костра, произнес мой проводник.

  «Ты хочешь говорить?» - «Нет». – «Ты хочешь знать?» - «Я не знаю» - «Ты хочешь ведать?» - «Я ведаю» - «Что есть мир?» - «Суета». – «Что есть суета?» - «Движение» – «Что есть отсутствие движения?» - «Смерть».
   Странные мысли, будто бы произнесенные голосом старика, теснились в моей голове.

    «Только познавший смерть знает, что такое жизнь. Только познавший тишину ценит слово. И только свободно путешествующий может остановиться и остаться, когда все вокруг уходят. Черное не есть черное, а белое – не есть белое. Вымысел не есть не существующее, а правда – не есть истина, а лишь оправдание…»

    Я остановился. Голос старика, что звучал у меня в голове, изумил меня.
   - Что это? – спросил я вслух.
   И старик понял, о чем я спрашиваю.

   - Ты соединяешься с другими мыслью, - ответил он, - Только соединяясь с другими людьми душами человек может быть человеком, а не управляемым роботом, зомби. И только соединяясь с другими мирами и их видениями, наша планета может быть живой. Но соединяться с другими мирами она может только в определенных, особых местах, и делает это через людей. Мы – проводники её энергии и её силы. Если планета перестает общаться с подобными ей мирами, то, сколько бы существ на ней не обитало и сколько бы машин не создавалось для полетов к иным мирам – это мертвая планета. И все души такого мира представляют собой закрытые друг для друга системы.

    - А раньше? Когда не было еще людей? Что тогда было с планетой?
    - Тогда связь с иными мирами осуществляли другие сущности: духи. Сейчас их почти не осталось, и вскоре они уйдут вовсе.

    - Почему я не умер?
    - Ты умер. Но возвратился. Мы живем в тех, кто любил нас, и в тех, кого любили мы. Это не метафора.

    - Маленькая ящерка полюбила меня?

    - Она успела тебе посочувствовать. Часть твоей души осталась с ней. И твоя душа избрала путь ящерицы, и благодаря этому ты и остался здесь, в этом мире. А я успел благодаря ей связаться с твоим духом и не отпустить его далеко. А потом вселить в тело местного вождя воинов – во время его странствий по миру снов.

    - Он теперь так и остался там?

    - Да.  Там пребывают души тех людей, чьи тела заняли  духи. Тебе его жаль?

    - Нет. Он приказал убить меня. И у него довольно неплохое тело. Хотя, я больше привык к своему, - и тут я подумал о том, что моё тело, скорее всего, было уже съедено. Или – частично съедено, ведь старик неспроста просил меня не смотреть в сторону костра.

    - Чужим телом иногда труднее управлять, чем своим собственным. Оно иногда будет иметь свои собственные предпочтения или же будет пытаться склонить тебя к тем или иным действиям. А потому, тебе следует некоторое время не уходить от меня слишком далеко. Я должен научить тебя контролю. И много чему еще. Я буду тебя обучать, если ты согласишься.

    - Я согласен. Тем более что всё равно пока не знаю, куда идти и что делать. Ведь теперь никто и никогда не воспримет меня… мной.

    -  С какой-то стороны, это даже хорошо. Для обучения. Начнешь новую жизнь. А сейчас, нам надо поскорее добраться до Долины Шепотов.

    Мы вошли в узкую лощину между горами, и вскоре добрались до странного места. Лес невысоких деревьев был здесь редким, и обширная долина, уже хорошо освещаемая, насквозь просматривалась. Здесь пролегала каменная дорога, начинающаяся внезапно, с пустого места, и уходящая в никуда. Обрывалась она так же внезапно, так и не приведя ни к чему. Дорога была мощена массивными, стертыми от времени плитами дикого камня, отполированного почти до блеска. Было не понятно, кто и когда строил эту дорогу, с какой целью. Повсюду вдоль плит, да и кое-где в глубине, под деревьями и кустами, высились статуи людей или существ самого разного размера, от совсем маленьких до необычайно огромных.  Многие из них, казалось, были чужды моим представлениям и разуму. Отдельные головы, выступающие из земли, с круглыми выпученными глазами, тонкие торсы с удлиненными конечностями, несущие на себе маленькие головы, люди с треугольными и квадратными лицами, с огромными глазами, с черточками вместо носа или глазами, расположенными посередине лица… Материал, из которого они были сделаны, так же разнился по цвету и фактуре, разным, я думаю, было и время их создания.

    - Мы находимся в Долине Шепотов. Это место сакрально, доступно лишь для немногих. Эти камни будут говорить с тобой, если ты сможешь их понять. Когда ты уснешь под сенью этих деревьев, к тебе явятся духи. Да, тут мы будем весь день и заночуем. Тебе надо отдохнуть и прийти в себя. А это место безопасно: статуи охраняют его. Завтра нам предстоит углубиться еще дальше,  в Лунные горы. А потом мы предпримем дальний поход к Пещерам Тайн. Это место имеет посвятительное значение для нашей линии передачи знаний. Оно соединяет миры. Ты теперь стал одним из нас, поскольку ты – мой ученик. И я буду тебя учить. И теперь ты знаешь, через что нужно пройти, чтобы достигнуть возможности такого ученичества, - и старик посмотрел не меня с легкой грустью.

  Я невольно вздохнул.

  - Тебе очень повезло. Я убедил каннибалов не есть тебя живым, раздирая на куски живую плоть, а внушил мысль о необходимости поджарить тело, предварительно пропитав маслами и травами. Твое сердце съел вождь, в теле которого ты теперь существуешь. Он очень захотел узнать тайны белых людей. Остальные подумают, что наутро он настолько изменился, что отправился к белым людям. Остальные там уже борются за власть. Нас не будут преследовать. Отдыхай, а я раздобуду нам с тобой нормальную одежду. Не будем же мы повсюду разгуливать в набедренных повязках а ты, к тому же – в боевой раскраске и украшенный перьями попугаев. В Лунных горах много туристов, в том числе европейцев, и следует одеться, соответственно веку.

  - Кто ты? Шаман? Из какого племени?
  - Я уже говорил тебе, что давно вышел за пределы таких понятий, как «семья» и «племя». Но, если тебе это о чем-то скажет, я теперь могу сообщить, что некогда относился к народу бачвези.

 - Я слыхал легенду, согласно которой на территории Уганды примерно семьсот лет назад существовало могущественное королевство, которое населяло это племя, бачвези, это были высокие, светлокожие люди. Они обладали способностями, которые можно назвать сверхъестественными. Лечили болезни, перемещались на дальние расстояния, ходили по воде, были практически бессмертными и знали о том, что происходит очень далеко. Но, как говорится, они ушли в иные миры, в никуда. Археологи находят, действительно, в этих местах странные предметы и статуэтки, а также следы былых строений…

  - Не все из нас отправились в путешествия по иным мирам, но некоторые остались здесь, или изредка наведываются. Мы просто никогда теперь не живем в одном и том же месте. Нам это не нужно, - сказал мой спутник и учитель, - И сейчас – тебе непременно следует отдохнуть. Выбери себе место под статуями, которые собраны сюда из разных уголков Африки, и располагайся, поспи немного.

  Я выбрал место неподалеку, где под низким деревом была небольшая полянка, окруженная тремя статуями, одна из которых символизировала человека нормального роста, приземистого, в набедренной повязке, вторая являлась фигуркой карлика, а третья –коленопреклоненного старика с руками, прижатыми к груди. Когда я лег, то действительно почувствовал сильную усталость, вызванную перипетиями этой страшной ночи. И уснул почти мгновенно.