УРОКИ ТИБЕТСКОГО
В середине 90-х дорога моей жизни сделала неожиданный крутой поворот и привела меня в провинциальный горный городок на севере Индии, в те годы мало кому известный. Это сегодня благодаря растущей популярности Далай-ламы он стал одним из центров паломничества искателей истины со всех концов света, а тогда даже Дар-эс-Салам был более на слуху чем Дхарамсала. По крайней мере, на постсоветском пространстве. Мой приезд совпал по времени с началом традиционных публичных лекций, читаемых Далай-ламой для всех желающих сразу же после празднования Лосара – тибетского Нового года. Я не преминул примкнуть к слушателям и оказался в невероятно разношерстной компании бритоголовых широкоскулых монахов и монашек, степенных тибетцев-мирян, исполненных значимости происходящего, в сопровождении нарядных жен и не по возрасту серьезной детворы, темноликих обветренных ходоков из далекого холодного Ладака, да нескольких десятков восторженных европейцев. Среди последних попадались и совершенно фантастические фигуры в живописных лохмотьях, с железом в ушах и носах и томными глазами с поволокой, в которых еще не растаяло последнее сизое колечко только что выкуренной «травки». Трудно было даже представить, что какая-то общая цель могла объединять собравшихся. Настолько все были разными. И, тем не менее, она существовала, хотя каждому виделась по-своему. Для монашеской братии она заключалась в сугубо практических наставлениях по ежедневной медитативной или ритуальной практике. Обыватели жаждали благословения живого Будды, способного, как считается, избавить их от любых бед и сделать счастливыми. Что касается выходцев с Запада, то за исключением горстки праздных зевак и непременных на таких мероприятиях сумасшедших, помешанных на собственной исключительности, все остальные надеялись познать некую главную вселенскую правду, раскрыть секрет магической формулы мегабытия, которая позволила бы им наполнить жизнь высшим смыслом взамен набившей оскомину неодушевленной обыденности. Неслучайно именно эта часть аудитории по завершении учений стала посещать философские классы при Библиотеке тибетских трудов и архивов, а иные, включая меня, ради возможности получить доступ к первоисточникам вдобавок засели за тибетский язык.
С тех пор минуло без малого десять лет, в течение которых я часто возвращался в Гималаи, порой проводя там по нескольку месяцев. Не раз мне выпадала возможность встреч с именитыми тибетскими ламами, посвятившими меня в сокровенные тайны своего учения, однако и простые тибетцы преподали мне несколько хороших уроков. Поражает, в частности, способность этого народа адаптироваться к любой физически, социально и культурно чуждой ему среде, не терять присутствия духа в самых тяжелых ситуациях, и устраивать свои дела, не только не вредя, но и не причиняя ни малейшего беспокойства окружающим. Уверен, у них есть чему поучиться.
Урок выживания
В Дхарамсале мне как-то раз довелось некоторое время жить в монастыре Гадон, где за небольшую плату я снимал одну из четырех комнат для гостей. Моим соседом через стенку был необщительный рослый монах родом из западной тибетской провинции Нгари, откуда он тогда только что прибыл. Как выяснилось, этот монах в совершенстве владел тайной техникой «внутреннего огня»*, благодаря которой человек способен выжить в царстве льда и снега на высоте трех и более тысяч метров над уровнем моря, обходясь без очага и одежды. По словам очевидцев, мой новый знакомец никогда не заботился о крыше над головой для ночлега, засыпая там, где его заставала темнота, обычно где-нибудь посреди бескрайней заснеженной пустыни, чем повергал в шок редких в тех краях путешественников-чужеземцев. Убедившись, что перед ними не труп замерзшего путника, они жертвовали ему теплые одеяла, пытаясь укрыть получше, однако строптивый монах тотчас сбрасывал все с себя, после чего удалялся на безопасное расстояние и вновь укладывался прямо на голую землю. Помню, я в те дни очень сожалел, что не владел еще тибетским языком в достаточной мере, чтобы порасспросить моего замечательного соседа о его искусстве и возможно выведать какой-нибудь секрет. Позже, будучи уже не новичком в ламаизме, я избавился от многих наивных представлений о тибетцах, в частности, от расхожего заблуждения, приписывающего чуть ли не всем им поголовно владение теми или иными сверхъестественными способностями вроде описанной выше. Тем большим стало мое к ним уважение как к людям, претерпевшим неисчислимые страдания и, однако не только не спасовавшим под ударами судьбы, но и сумевшим начать жизнь с нуля на пустом месте. При этом опорой им была лишь собственная невероятная сила духа, а вовсе не магия. Неподалеку от резиденции Далай-ламы в Индии есть крохотный музей современной истории Тибета. Из всех снимков его фотоэкспозиции особенно впечатляет один, на котором группа тибетских беженцев преодолевает ледник на высоте более 5000 метров. Все до единого одеты в легкую одежду и дешевые китайские кеды. Сомнительно, чтобы кто-то из них, а также десятков тысяч других изгнанников обучался прежде технике «туммо», иначе не было бы многочисленных случаев обморожения, часто на¬столько серьезных, что они приводили к ампутации конечностей. В Индии в довершение сверхтяжелых высокогорных переходов измученных людей встретила невиданная ими доселе жара, также унесшая не одну жизнь. Вот что говорит о том времени глава Департамента информации и международных отношений Тибетского правительства в изгнании г-н Лобсанг Ньяндак Заюл: «Разумеется, жизнь в изгнании – тяжкое бремя. Вынужденные покинуть родину, тибетцы в шестидесятых годах прошлого столетия столкнулись с великими трудностями. Многие умерли, не сумев приспособиться к жаркому климату Индии. Чтобы снискать хлеб насущный и хоть как-то свести концы с концами, тысячи и тысячи беженцев трудились чернорабочими на строительстве дорог по всей Индии». Действительно, положение тибетских эмигрантов было настолько бедственным, а нищета такой беспросветной, что дальнейшее существование их как нации вызывало сомнения. Большинство голодало, и часто несчастным приходилось обращаться за какой-нибудь пригоршней риса к индийским крестьянам, иные из которых и сами-то не каждый день ели досыта. И, тем не менее, вопреки ожиданиям эти люди не растворились в самой перенаселенной после Китая стране мира, но напротив, сохранили свое национальное лицо. Почти все, так или иначе, вышли в люди, и сегодня в среде тибетской эмиграции вряд ли возможно встретить нищего. На вопрос, как им такое удалось, лучше всего ответит вполне типичная история простого тибетца, которому никто не помогал в его борьбе за выживание. Сейчас он – владелец скромной гостиницы, однако Йонтен помнит и другие времена.
«До прихода китайцев моя семья в Тибете жила торговлей. Отец, к тому же, был старостой деревни. Я родился в 1940 г. в местечке Тингри недалеко от Эвереста. Детство мое было коротким. Я начал помогать отцу вести дела с тринадцати лет. Помню, мы ездили в пограничную с Непалом деревню Нялам, где закупали овощи и зелень, которые потом перепродавали у себя дома. Жизнь тогда была безмятежной. Каждый занимался тем, что умел и к чему лежала душа. Тибет середины прошлого века являл собой пример страны мира и покоя. Проблемы начались, когда пришли китайцы. Они хлынули в наши тихие края как река в половодье. Прежде мы ни в чем не испытывали недостатка. Однако новых переселенцев оказалось так много, что очень скоро нам стало недоставать еды и самых простых вещей, необходимых для жизни. Дальше – хуже. После болезни и смерти отца все заботы о семье легли на мои плечи. Мне тогда часто приходилось ездить по делам в столицу Лхасу, поэтому я одним из первых узнал о начавшихся там народных волнениях. Вернувшись однажды в родную деревню, я был потрясен, когда услышал о многочисленных арестах моих близких друзей и соседей, осужденных безо всякой связи со столичными событиями лишь по подозрению в нелояльности к китайским властям. Несколько раз военные приходили с обыском и в мой дом. Нам всем было ясно, что добром это не кончится. И вот как-то ночью вместе с братом и несколькими друзьями я перешел границу с Непалом, оставив дома мать с младшей сестрой. Мы очень боялись за них, но что мы могли поделать? В скором времени до нас стали доходить вести об арестах в семьях беглецов. Не дожидаясь неминуемой беды, моя мать, взяв лишь дочь и немного еды, тайком покинула дом, и спустя несколько дней мы встретились в Непале. Только из моей деревни и двух-трех окрестных сел, спасаясь от репрессий, покинуло родные места несколько сотен человек. В Непале, а затем и в Индии, куда мы перебрались через несколько лет, мы поначалу влачили скудное существование. Нашим жильем была заброшенная полуразрушенная пастушья сторожка на склоне горы без света и тепла. В те годы тысячи и тысячи тибетцев, включая и меня с домочадцами, таскали и вручную дробили камни на строительстве дорог. Зимой работы прекращались, и чтобы хоть что-то заработать на жизнь, мы спускались в долину, где на сэкономленные жалкие гроши скупали дешевые шерстяные вещи домашней вязки для перепродажи в Дхарамсале. Благодаря жестокой экономии на всем постепенно мы выбрались из крайней нужды и стали жить чуть-чуть лучше. Впрочем, не ищите в моей истории что-то особенное. Она похожа на тысячи других. Вам не найти такого тибетца, который бы не работал носильщиком-кули или сезонным рабочим в первые десятилетия жизни в эмиграции. Почти все начинали с этого. Я думаю, главная причина нынешнего относительного достатка тибетских беженцев – это невероятная стойкость и упорство. Все – от подростков до стариков трудились, не покладая рук. Мне, к примеру, в конце концов, удалось скопить денег на постройку небольшого дома. Часть комнат мы сдаем приезжим и тем кормимся. Остальные тяжелым трудом добились примерно того же для себя и своих близких». Мне остается лишь добавить, что за годы общения с тибетцами я утвердился во мнении: вряд ли на свете существует такая вещь, которая способна лишить их природного оптимизма. Эти люди прочно стоят на ногах.
Урок государственного обустройства эмиграции
Тибетский опыт восстановления государства в условиях эмиграции поистине уникален. Во всей истории человечества до сих пор не было подобного прецедента.* Менее чем за полвека люди без гражданства создали на территории приютившей их страны новую политическую реальность – некое подобие анклава со всеми вполне функциональными законодательными, исполнительными и судебными институтами, иностранными миссиями и собственными системами образования и здравоохранения. Впрочем, определение анклава в данном случае также вряд ли правомочно ввиду отсутствия у новоиспеченного субъекта мировой политики, признанного, кстати, парламентами большинства передовых стран, хотя бы одной физической границы. Тибетское правительство в изгнании, официально именуемое Центральной тибетской администрацией Далай-ламы, считают своей единственной законной властью как беженцы, живущие за пределами Тибета и насчитывающие около ста двадцати тысяч человек, так и почти пять миллионов этнических тибетцев в Китае. В ноябре 2005г. мне удалось взять интервью у премьер-министра Центральной тибетской администрации Самдонга Ринпоче. По его словам «эмиграционное правительство Тибета является естественным продолжением политической системы, основы которой заложил еще 5-й Далай-лама почти четыреста лет назад». В 1959г., когда стала ясна бессмысленность дальнейших попыток сотрудничества с китайскими оккупационными властями, 14-й Далай-лама и его кабинет министров вынуждены были искать убежища в Индии. С первых дней жизни в эмиграции началась работа по написанию проекта Конституции будущего независимого Тибета. Ее черновой вариант обнародовали 10 марта 1963г. Однако еще за три года до этого события путем прямого голосования был избран первый тибетский парламент, или Ассамблея тибетских народных депутатов. Его нынешний состав насчитывает 46 членов: по 10 представителей от трех главных регионов Тибета - провинций У Цань, Кхам и Амдо, по два депутата от четырех ламаистских монашеских орденов и вероучения Бон, а также двух представителей тибетских диаспор в Европе и одного – от Северной Америки. Последних трех членов из числа деятелей науки, искусств, литературы и общественных организаций назначает глава государства – Далай-лама. Принятая в июне 1991г. Хартия тибетцев в изгнании (Конституция в новой редакции), обеспечила разделение законодательной и исполнительной властей. Последнюю представляет кабинет Кашаг, во главе которого стоит премьер-министр, избираемый на пятилетний срок всеобщим народным голосованием и подотчетный парламенту и лично Далай-ламе. Премьер подбирает состав кабинета, утверждаемый затем парламентом. Число министров не должно превышать семи человек, то есть, соответствовать количеству вверенных им ведомств. Будучи правительством государства, не имеющего собственной территории, Цен¬тральная тибетская администрация не может иметь полноправной и абсолютно независимой системы правосудия. Тибетская Высшая судебная комиссия разбирает главным образом гражданские иски внутри диаспоры. Уголовные преступления, если таковые совершаются тибетцами-эмигрантами, подлежат юрисдикции судебных органов страны-хозяйки – Индии. Помимо перечисленных институтов власти в эмиграционном правительстве действуют комиссии по выборам, коммунальному хозяйству и аудиту. «В настоящее время наиболее приоритетными направлениями в деятельности Центральной тибетской администрации, - говорит Самдонг Ринпоче, - являются попытки поддерживать диалог с руководством КНР, дабы найти, наконец, взаимоприемлемое решение «тибетского вопроса», а также социальная программа, предусматривающая защиту интересов беженцев. В свою очередь, первоочередные задачи внутри социальной программы включают: повышение качества образования тибетской молодежи, здравоохранение и развитие местных общин и кооперативов». За полвека эмиграции Тибетскому правительству в изгнании удалось многого добиться. В ведении его Департамента образования в Индии, Непале и Бутане находятся 84 тибетских школы, в которых обучаются 30000 детей беженцев. Это составляет 70% от общего количества детей школьного возраста. Еще 15-20% посещают частные учебные заведения. Проект «Детская деревня» охватывает 15 школ-интернатов, где дети, многие из которых сироты, живут и учатся вплоть до получения свидетельства о среднем образовании. Помимо педагогов за каждыми 40 школьниками закреплена так называемая «мать дома», опекающая своих подопечных в свободное от занятий время, готовящая им всем пищу, ухаживающая за больными, словом, выполняющая роль родной матери. Постельное белье и одежду для десяти тысяч живущих в интернатах детей попеременно стирают на добровольных началах и безо всякой оплаты семейные женщины-тибетки из близлежащих городов и поселков. Департамент также собирает спонсорские средства от организаций и частных лиц в Европе и США для последующего предоставления их в виде грантов наиболее способным ученикам, открывая им, тем самым, доступ к высшему образованию. Как уже отмечалось, Центральная тибетская администрация много внимания уделяет здоровью своего народа. Почти во всех местах компактного проживания беженцев, включая самые мелкие сельскохозяйственные общины, устроены медицинские центры первой помощи. Однако главной гордостью тибетской эмиграции в области здравоохранения по праву считается Институт тибетской медицины и астрологии в Дхарамсале с 36 филиалами в Индии и Непале. В последние годы специалисты этого одновременно клинического, образовательного и научно-исследовательского медицинского учреждения серьезно заявили о себе и в странах Запада, главным образом, благодаря успехам в лечении онкологических заболеваний. Примечательно, что, несмотря на катастрофическую нехватку средств, Департамент здравоохранения полностью оплачивает расходы на медикаменты для малоимущих беженцев, а Институт медицины вдобавок ежегодно организует благотворительные акции по бесплатному медицинскому обслуживанию десятков тысяч нуждающихся индийцев. В числе пациентов тибетских врачей и тысячи граждан бывшего СССР.
Тибетское правительство в изгнании постоянно изыскивает средства для поддержки проектов по обеспечению рабочими местами всех без исключения беженцев, особенно вновь прибывших и, стало быть, менее защищенных. «Мы придерживаемся точки зрения, - продолжает Самдонг Ринпоче, - что экономическое развитие государства подобно строительству дома должно начинаться с укрепления фундамента, самых низших слоев общества. Беднейшие из бедных должны быть охвачены заботой правительства в первую очередь. В противном случае экономическая пропасть между отдельными людьми внутри нации всегда будет потенциальной почвой для социальных конфликтов. Поэтому власти должны стремится предоставлять гражданам равные возможности в сфере образования и карьеры, ибо это автоматически влечет за собой более справедливое распределение материальных благ, а значит и мир и покой в государстве». Сегодня только на территории Индии успешно функционируют более двадцати сельскохозяйственных общин, 11 коммун, 8 агропромышленных комплексов и 4 кооператива ковроткачества, основанные на средства и при поддержке Центральной тибетской администрации. Кроме них есть еще 20 тибетских поселений и ремесленных общин в королевствах Непал и Бутан.
С 2002г. после длительного периода нежелания китайских властей обсуждать «тибетский вопрос» с администрацией Далай-ламы возобновился диалог эмиграционного правительства Тибета с руководством КНР. Этому определенно способствовала новая позиция тибетской стороны, которая ради пользы дела более не настаивает на полной независимости Тибета, а вместо этого выступает с предложением о предоставлении их стране подлинной автономии в границах Китая. Такое решение проблемы, кстати, не противоречит Конституции КНР, гарантирующей национальным меньшинствам право на самоуправление. Пока что стороны лишь нащупывают пути примирения. В ходе последней встречи в 2005г. в Швейцарии состоялся осторожный обмен мнениями, и было выражено обоюдное желание в скором времени продолжить диалог. Однако даже такой более чем скромный результат выглядит обнадеживающим по сравнению с десятилетиями «холодной войны» и настраивает на оптимистический лад. Во всяком случае, такое впечатление я вынес после беседы с министром иностранных дел Центральной тибетской администрации. Помимо прочего г-н Лобсанг Ньяндак Заюл сказал следующее: «В настоящий момент в отношении китайского руководства к «тибетскому вопросу» наметился позитивный сдвиг. Чувствуется намерение лидеров КНР серьезно пересмотреть свой взгляд на проблему. Так или иначе, а ее решение одинаково необходимо для обоих народов – китайского и тибетского. Более того, оно жизненно важно для укрепления стабильности в Китае. Должен отметить, что в течение последних 3-х лет тибетцы-эмигранты получили возможность свободного въезда на родину, где у многих остались родственники. Нас весьма воодушевила плодотворная дискуссия с нашими китайскими партнерами во время последних четырех саммитов, на которых мы постарались прояснить истинные устремления тибетского народа. Мы дали понять, что тибетцы всего лишь хотят реализовать их неотъемлемое право на национальную самобытность, а также на возможность трудиться на родной земле. Мы очень надеемся, что наши чаяния найдут живой отклик в сердцах руководителей Китая, и что в самом ближайшем будущем мы найдем решение, которое всех устроит».
Урок демократизации сверху
История Тибетского правительства в изгнании была бы неполной без рассказа о той роли, которую сыграл в его формировании духовный и политический лидер тибетского народа – Далай-лама. Именно он выступил инициатором всех демократических преобразований, в короткий срок кардинально изменивших одну из самых архаичных политических систем в мире. Им была написана первая Конституция независимого Тибета, и он же внес в нее статью, предусматривающие процедуру импичмента Далай-ламы. В 1992г. он сделал официальное заявление, суть которого сводилась к следующему: после обретения Тибетом независимости эмиграционное правительство должно быть распущено, а сам глава государства обязан сложить полномочия и передать всю политическую власть новому народному избраннику – Президенту демократического Тибета. Впрочем, он фактически осуществил это уже сегодня, перепоручив всю исполнительную и административную власть главе Кабинета – Калону Трипа (премьер-министру), выбираемому на эту должность опять же по предложению главы государства самим народом. «Я помню, как Далай-лама отказался подписать новую редакцию Конституции, - рассказывает г-жа Гьяри Дролма, вице-председатель парламента, - после того как депутаты не утвердили статьи об импичменте. Он таки настоял на внесении этого положения в текст основного закона. Его доводы были просты и недвусмысленны: если правление Далай-ламы несет благо народу, ему не грозит импичмент, и наоборот, если от него мало проку, тогда почему он должен править? Его Святейшество решительно отказывался назначать даже одного из трех оговоренных Конституцией членов парламента. И решимость его была такова, что депутатам не оставалось ничего другого как внести поправку в соответствующую статью, заменив посыл «Далай-лама назначает» на «может назначать». В общем, мы имели совершенно уникальную в своем роде ситуацию, когда правитель, наделенный абсолютной политической властью, настаивал на ее полной передаче народу. Еще одним шагом на пути к дальнейшей демократизации тибетского общества стала инициатива Далай-ламы организовать нечто вроде мини-парламентов в каждой тибетской общине вплоть до самого крохотного лагеря беженцев. Трудно, если вообще возможно выразить всю степень нашей признательности Его Святейшеству за его мудрую политику и отеческую заботу о своем народе».
В 1989г. неустанная миротворческая деятельность Далай-ламы была по заслугам оценена всем мировым сообществом, присудившим тибетскому лидеру Нобелевскую премию мира. В глазах каждого тибетца Далай-лама символизирует Тибет во всей полноте его аспектов и граней: космического магнетизма пустынных горных плато, кристальной чистоты рек и озер, покоя и глубины небес, незыблемости уходящих ввысь ледяных пиков и силе духа его народа.
* «Техника внутреннего огня» (тиб. Туммо) – особая медитативная практика, в результате которой человек обучается контролировать тепловые процессы своего организма, в том числе без вреда для себя повышать температуру тела до уровня, превышающего максимально допустимый порог.
* Единственную возможную аналогию с Израилем в данном случае нельзя признать уместной, так как еврейское государство было создано решением ООН и по прошествии более 2500 лет со времени завоевания Израильского царства ассирийским царем Саргоном
На фото: Сергей Сангпо с Самдонгом Ринпоче