МАНЬКА И «МОЛОЧНЫЙ ПРОДУКТ»
Манькой звали корову, которая в голодовку 1921–1922 годов на Украине спасла нашу семью от голодной смерти. Собственно, «нашу» в смысле моих предков и дальних родственников, ибо самого меня тогда еще не было, а моей маме шел седьмой год.
Прадед мой, Филипп Зайцев, работал на Екатерининской железной дороге артельным старостой (по-современному, дорожным мастером). У него на участке был казенный дом из четырех комнат, где и собрались поздней осенью 1921 года четырнадцать человек нашей большой семьи: основатели, их дети, некоторые уже с женами, внуки.
Прабабушка, Степанида Захаровна, рожала двадцать два раза, а вырастила восьмерых, в том числе и моего деда, Владимира Филипповича. Была она маленькая, сухонькая, черненькая и в молодости, говорят, поражала яркой цыганской внешностью.
Ко времени голодовки прабабушке было под шестьдесят. Она никогда не работала на производстве, целиком была занята семьей и хозяйством. А весь заработок в семье был только от работы прадеда. Поэтому «богатством» наша семья не располагала. Единственным по-настоящему ценным была в их доме лишь Манька.
По воспоминаниям моей мамы, Раисы Владимировны, Манька была большой, доброй и теплой. Но самое главное ее качество – это невероятная продуктивность. В период лактации она, опять же со слов моей мамы, давала по три ведра молока в день. И ведь без всяких там рационов и тому подобных комбикормов!
Хлеба в ту голодную зиму практически не было. Манькино молоко и производные из него были единственными продуктами питания для всей семьи. И так аж до лета 1922 года. А я еще, помню, удивлялся, что дед мой не может пить молоко и вообще недолюбливает молочные продукты. Видимо, наелся впредь на всю жизнь.
А вот мама моя так полюбили манькино молоко, что и позже, уже на моей памяти, могла запросто на одном дыхании выпить целый «глэчик» молока.
И вместе с молоком благословенной Богом Маньки в сознание моей мамы напрочь врезалась простая истина: чтобы выжить, когда уж совсем невмоготу, нужна корова – корова-кормилица, корова-спасительница, корова член семьи. А тогда в 1921 году, когда в четырех комнатах собралось четырнадцать человек, прабабушка моя, Степанида Захаровна, спала обычно в сарае рядом с теплой Манькой.
В дальнейшей жизни наша семья (теперь уже действительно наша) была обычной городской семьей: мать – техник-строитель, отец – техник-керамик, а мы с младшим братом – типичные дети асфальта. Жили мы в обычной городской квартире и никакого хозяйства, естественно, не держали. Молоко покупали на рынке. О коровах я имел самое смутное впечатление. Видел их только на рисунках моей мамы – здорово она их рисовала.
А вот когда мы оказались на оккупированной немцами территории без отца, без жилья, без всякого просвета, мама сразу вспомнила опыт своей бабушки, Степаниды Захаровны, и, продав все, что только можно было продать, купила корову. Она знала, что без коровы ей одной с двумя детьми на руках просто не выжить.
Как звали нашу «военную» корову я не помню – то ли Манькой, то ли Динкой. И сколько она молока давала – тоже не помню. Но ведь выжили же! Помню, что молоко еще и продавали. И опять же без всякого комбикорма и тому подобного рациона. Да я тогда и слов таких не знал.
Позже, уже учась в институте и изучая ленинскую работу «Развитие капитализма в России», я как само собой разумеющееся воспринимал рассуждения о том, что безлошадные да бескоровные семьи были беднейшими и вынуждены были батрачить. Конечно же! Без коровы не выжить – это я знал по опыту нашей семьи.
И вот теперь, когда и в СМИ и по телевизору можно и прочитать и увидеть, что молоко стало нерентабельным, что скот режут, так как его кормить нечем – я думаю, что это подлая ложь. Резать надо не скот, а перекупщиков, эту разжиревшую тлю на теле страны.
А что касается рентабельности скота, то хочу воскликнуть. Да виданное ли это дело, чтобы корова была нерентабельной! Да от нее же пользы больше, чем от десятка «народных» депутатов вместе взятых. Она и теленочка приведет, и молочка даст (и творожка, и сметанки, и маслица), и огород удобрит, и по весне даст ребенку мячик скатать из собственной шерсти. И без всякого там комбикорма.
Нет, конечно же, комбикорм вещь полезная и потому нужная. Но не резать же скот из-за его отсутствия. В старину, сказывают, у крестьянина корова со второй половины зимы и до первой травки на помочах висела. Это значит, чтобы пролежней не было. Но не резал же ее крестьянин! Знал, что со свежей травкой корова подымится и снабдит его семью молоком. Корова себя всегда оправдает. Да еще и теленочка приведет.
Что же нынче-то происходит? Почему молоко непомерно дорого? Да и молоко ли оно? Теперь говорят «молочный продукт». Что продукт – понятно. У нас теперь всё – продукт: саквояж, картофель, вермишель, тапочки, чипсы, радиопередача, заметка в газете, реклама и так далее. А что «молочный» так это, видимо, потому, что белого цвета – так сказать по аналогии.