Шут его знает...

Анна Т Орк
В жизни всегда есть место неожиданностям. Никогда не бывает так, чтоб абсолютно все совпало, составив идеальную картину - неважно, добра или зла, кто бы что ни понимал под этими словами. Только в глубокой теории выстраиваются единые прочные версии и концепции, в которых даже противоречия ухитряются сложиться в красивый узор.  Только у классиков ружье из первого акта обязательно стреляет в последнем, а в обыденной простой жизни среднего обывателя маленькое духовое ружьишко лежит себе спокойно на антресолях и никого не трогает. Долго. Так, что не одно представление проходит мимо, не одна мистерия разворачивается вокруг - а выстрела все нет и нет.

Лариса повертела в руках странный пакет, найденный в духовке условно новой плиты, которую ей любезно привез и установил бывший муж. Ни разу не включенная плита несколько лет до этого простояла на даче. Вряд ли ружье оказалось в духовке преднамеренно, скорее всего, его там просто забыли.  Внутри пакета что-то звякнуло. Ага, вот и патроны какие-то... Надо куда-нибудь спрятать от греха, чтоб никто не достал. Хотя кто может достать, если дома никого, кроме нее самой, нет? Дети уехали с папой на море. У них там сейчас лето, море и разноцветные рыбки, несмотря на зимние каникулы. И, наверное, ажурные арбузы, чудесные пироженки и прочие плюсы "all inclusive".

Какой у нее, все-таки, чудесный бывший муж. Детей любит и вообще помогает. Да, в роли "бывшего" он просто солнце ясное. И она сама, Лариса, тоже, в роли бывшей вполне ничего. Странно, почему же в ролях "настоящих" они оба непрерывно лажали по-максимуму? Парадокс? Сама Лариса думала, что, возможно, причина проста, как грабли, и столь же неотвратима - в положении "настоящих" они оба постоянно хотели что-нибудь улучшить. Так, чтобы время, проведенное вместе, было немного вкуснее, так, чтобы слова были немного добрее и ласковее. Так, чтобы было больше заботы друг о друге, чтобы было признание каких-то обоюдных заслуг и прочая, и прочая. Вроде бы даже  неплохо звучит? Проблема состояла в том, что каждый из них ожидал всего этого великолепия не от себя, а от другого. Лариса - от мужа. Теперь бывшего. Муж - от Ларисы. А теперь-то уж что. Теперь ждать друг от друга больше особо нечего.

Ну, квартира осталась ей и детям. А все остальное, в общем-то, сугубо добровольно, потому что, несмотря на то, что деньги лишними не бывают, но на простую жизнь и мелкие радости Ларисе хватало и собственного заработка. И даже на родительские комитеты и кружки. Так что, если Димыч устраивает детям летние каникулы вместо зимних или помогает по дому, или даже просто честно платит алименты - то Ларису это каждый раз немного удивляет.  Потому что он не должен. По крайней мере, она никак и ничего от него не ждет. И каждый раз благодарит и радуется любому доброму действию с его стороны. Если, конечно, это можно назвать радостью. Это странный такой коктейль эмоций. Немного радости, капелька уважения, пара кубиков светлой грусти, щепотка сожаления и - влить по стеночке бокала тонкой струйкой - какая-то уж совсем дикая и неопределенная, неубиваемая и неконтролируемая, но тщательно скрытая страсть и ревность. Поджечь. Выпить через трубочку и задержать дыхание.

Вообще-то она нормально держалась, правда. Вполне. На работе вообще было весело - постоянно какие-то нерешаемые проблемы в режиме нон-стоп, и ни единой свободной секунды на то, чтобы хоть как-то поунывать. Хоть немножечко. Дома - дети и вечный беспорядок, и не забыть купить корм коту, и приготовить на завтра первое-второе, и выучить с младшей стишок на "елку", и поговорить со старшей о... Да о чем угодно. О единорогах, о том, почему в Ветхом Завете так много жестокости, о мальчиках, уроках, магии воды (не путать с магией Вуду!), о том, что делать, если одна лучшая подруга заставляет тебя поссориться с другой лучшей подругой и... И просто помолчать. И "да свалите вы все из ванной, почему я не могу хотя бы здесь спокойно посидеть одна?" В общем, ни единого шанса на депрессию. Ни одной свободной минутки, чтобы предаться самосожалению. Конечно, к лучшему. Но иногда ей казалось, что еще немного такого показательно позитивного существования - и ей предстоит рассыпаться на куски, как будто все человеческое в ней исчезнет и пропадут сами силы, скрепляющие тело и душу воедино. Потому что зомби бывают только в сказках, мифах и легендах. А вообще-то человеку нужно тепло. Человеку хочется немного искренности. Пусть даже эта искренность со знаком минус.

В тепло уехали Димыч и дети. А ее оставили дома. "Зато ты сможешь отпраздновать свой День Рождения так, как сама захочешь, без оглядки на детей!" - сказал Димыч. Как это любезно с его стороны - помнить про ее День Рождения. Как это мило с его стороны - забрать на ее День Рождения детей. Так, чтобы она могла хорошенько оттопыриться. Вот сейчас, пройдет еще часов шесть - и пора будет праздновать.

Ларисе было очень страшно. Во-первых, никогда в жизни у нее не было такого оглушительного одиночества. Так, чтобы дома был только кот, и так, чтобы вообще никого не хотелось ни видеть, ни слышать. Во-вторых, никогда раньше ей не исполнялось тридцать семь лет. И в далеком-далеком прошлом, слушая песню Высоцкого про "цифру тридцать семь", она вообще не ожидала, что когда-либо столкнется с этой проблемой сама. Тридцать семь, надо же? Чего ты добилась за все эти годы? Создала семью? Нет, так и не создала, пыталась, конечно, но в итоге  разрушила то, что получилось. Родила детей? Да. Но, похоже, им и без тебя неплохо. Работа? О да, ты совершила офигенный карьерный рост в перерыве между родами. Так что теперь зарабатываешь всего-то навсего в два раза меньше, чем бывший муж. А не в четыре, как раньше. Класс. Просто победитель по жизни.
От тебя всегда чего-то ждали - ты же была такая умненькая, благоразумненькая, вечно побеждала в школьных олимпиадах, да и саму школу закончила с золотой медалью. Ты подавала какие-то надежды. Это... ужасно.

Самым счастливым из всех твоих бывших одноклассников стал, пожалуй, второгодник Олег Причуда. Он-то уж точно никогда никаких надежд не подавал. Ни на что. Все учителя смотрели на него брезгливо и с некоторой опаской, как на неприятное насекомое. Все твердо знали, что вырастет из Олега алкоголик и маргинальный элемент. И - какая удача! - из Олега вырос именно алкоголик. Он работал грузчиком в ближайшем продуктовом магазине и выглядел абсолютно спокойным и довольным собой существом. В самом деле, наверное, это приятно - оправдывать ожидания окружающих.

А тут еще это ружье. Хоть застрелись, в самом деле. Лариса сложила все обратно в пакет, аккуратно свернула и повертела головой - куда его спрятать? Подтянула стул, влезла на него - и засунула пакет на самый верх кухонного шкафчика. Там его точно никто не достанет, в этот угол не лазит даже кот. Кот, кстати, следил за ее действиями с легким неодобрением. "Прыгает тут по стульям", - ясно читалось в его презрительных ярко-желтых глазах, - "Лучше бы пожрать дала!"

- Кот? -  вообще-то изначально ему пытались придумать какое-нибудь имя, около месяца даже звали Рыжиком, но Кот упорно реагировал именно на слово "кот" - в любом контексте. Так что примерно так его теперь и звали. Кот. Котофей. Котеечка. Котовский. Котусевич. И так далее, он понимал любое из этих слов, хотя некоторые воспринимал с некоторым раздражением - прижимал уши и подергивал кончиком хвоста.

- Мр?
- Ты есть, что ли, хочешь, да?
"А то ты не знаешь!"
- А кто будет мне мурлыкать? Кто изобразит мне любящего домашнего питомца? Кто придет на мои колени, чтобы согреть мою внутреннюю "сильную самодостаточную женщину", а? Ты что-то вообще никак свой паек не отрабатываешь!
Кот повернулся спиной и грустно смотрел в стену. "Как ты мне надоела со своими занудными претензиями и сомнительным юмором", - говорила вся его поза.
- Да ну тебя, в самом деле, - сказала Лариса и ушла от Кота в комнату.
Включила телевизор и некоторое время посидела, зачем-то слушая исходящий от него шум. Шум был абсолютно бессмысленный. "Ты даже с котом поссорилась", - ядовито подметил кто-то внутри, - "Даже Кот не поздравит тебя с Днем Рождения!"
- Глупости! - громко сказала Лариса, обхватила голову руками - и внезапно тоненько, тихонечко завыла на одной ноте, крепко зажмурив глаза и вытирая нахлынувшие слезы об коленку. Слезы были теплые, но когда через пять минут вой сам собой прекратился - легче не стало. Наоборот, стало намного хуже. Как будто она приподняла крышку у огромного ящика с мусором, и содержимое ящика вырвалось наружу и рассыпалось, без всякой надежды запихнуть обратно. Теперь нужно выплеснуть все до последней пылинки, а что дальше - она даже представить себе не могла. Потом, наверное, нужно будет как-то убраться, но разве взрывающуюся скороварку беспокоят такие мелочи?

- В конце концов, у меня День Рождения через шесть часов! - с гнусавым вызовом заявила она Коту. Кот не спорил - мягко вспрыгнул на кровать, улегся в ногах, зевнул - и комично уткнулся носом в передние лапы.

Теперь оставалось сделать только то, чего она до сих пор никогда в жизни не делала. Честно, как-то не доводилось - пойти в магазин и купить там какой-нибудь крепкий алкоголь. Вот. А теперь, значит, надо.

Лариса с усилием толкнула дверь из подъезда, вышла на крылечко и поморщилась - противная мокрая метель немедленно залепила ей стекла на очках. Правда, смотреть было особенно некуда - вокруг все равно только темнота и слякоть. Зато есть повод прогуляться - ближайший банкомат, который выдаст деньги без всяких комиссий, находится чуть дальше, чем ближайший магазин.

...Банкомат совершил свое маленькое чудо - не зажевал карту, не сообщил, что денег нет, а честно выдал ей в руки несколько новеньких хрустящих купюр. Лариса решила пройтись по улице среди недавно выросших домов - может быть, там тоже теперь есть какие-то магазинчики, и ей не придется тащиться в противоположную сторону, к ярко освещенному торговому центру, в котором, наверняка, сотни нормальных, адекватных, обыденных людей. А Ларисе категорически не хотелось изображать из себя нормального, благополучного человека. В носу опять захлюпало и неожиданно всплыл в памяти один незначительный и давно позыбытый эпизод. 

...
Солнечный майский день. Запах черемухи и сирени. И сигарет. Ей тогда было двадцать лет, и она чувствовала себя непоправимо взрослой. И даже изрядно разочаровавшейся в чем-то там. Это было такое время и мироощущение, когда секунды проносились у виска, как пушечные ядра, и бухали за горизонтом, устраивая красивое зарево. И все чувства были такими сильными и цельными, что простую симпатию и интерес запросто можно было принять за любовь всей жизни, что она, конечно же, и сделала. А "любовь всей жизни" оказалась аж на пятнадцать лет старше. И ее, Ларису, как-то ненавязчиво отстранила, с легкой, почти не насмешливой, улыбкой. Ее тогда вынесли за скобки, да. И она, в общем-то, пережила это более или менее спокойно. Но однажды пришла к подруге на вечеринку, а в глубине комнаты услышала знакомый голос, а потом увидела еще и улыбку, и глаза, и - показалось?  ...Расширяя ноздри, нервно втянула воздух, и - показалось - будто уловила запах, по какой-то необъяснимой причине тогда ставший  родным и самым желанным, - и в тот момент ёкнуло все, что только могло.

И так странно было видеть рядом с ним девушку, которую за скобки почему-то не вынесли, а оставили внутри, и все это - ради чего? - только для того, чтобы теперь смотреть на нее таким скучающим, слегка раздраженным взглядом, как на вышедшее из моды и надоевшее пальто? "Что же лучше?" - подумала она тогда, - "Оставаться за скобками или быть вышедшим из моды пальто?" И за долю секунды очень ярко поняла, что за скобками в миллион раз лучше. И решила не приближаться. Не переступать за выстроенную границу больше никогда, что бы ни было. И даже ушла на балкон, чтобы не вступать в глупые разговоры. Стрельнула у кого-то из парней пару сигарет - и удалилась. Вся в черном. Нет, никаких изысков - просто черные джинсы и футболка плюс идеальная фигура. Опиралась красиво на перила и выпускала дым в сторону цветущей сирени. И удивлялась тому, насколько резко для нее все изменилось. Так что даже не заметила, как дверь за ее спиной приоткрылась - и появился Он. Еще вчера она, наверное, при подобной встрече начала бы что-то глупо лепетать и волноваться. А сегодня все стало иначе - она только покосилась на него, молча сунула ему в руку зажигалку - и отвернулась. Через две-три секунды на балкон забежали еще несколько человек, и все принялись хохотать и обсуждать какую-то, видимо, давно начатую тему, так что она даже не особо вслушивалась, обратила внимание только на Его последнюю фразу:

- Нет, ребята, ничего вы не понимаете! В тридцать пять жизнь только начинается!
Она покосилась на него и улыбнулась. Куда-то бесследно исчез ее взгляд Влюбленной Дурочки, а вместо него появился взгляд Спокойного Наблюдателя.
- Что? - улыбнулся он ей, - Ты не согласна?
- Ну почему же? - она глубоко затянулась, - Все начинается и начинается, да? И никак не начнется. По-настоящему, - она сунула окурок в пепельницу, поймала краем глаза вдруг отразившуюся на его лице неуемную, безграничную тоску, виновато пожала плечами - и сбежала в комнату.
...



Из темноты недавно выстроенной улицы выплыли красные светящиеся буквы - "Продукты". Лариса нерешительно переступила с ноги на ногу. Интересно, в "Продуктах" есть спиртное? И, кстати, можно еще и сигарет купить. Как будто такая покупка сразу же уберет из ее биографии последние пятнадцать лет, в течение которых она не курила и была страшно добропорядочной. И как приятно будет перестать быть порядочной и стать молодой и безбашенной.
Она поднялась по лесенке, открыла дверь и вошла. Неудобная узкая дверь звякнула колокольчиком, а в лицо Ларисе пахнуло теплой сыростью. За прилавком сидела толстая, пожилая тетушка в синем фартуке. Лариса осторожно приблизилась, протирая запотевшие очки.

- Щито тебе, моя хорошая? - без особых церемоний спросила тетушка.
- А... А у вас сигарет нет?
- Есть! - радостно сообщила тетушка, махнув рукой по направлению к кассе. Там, действительно, виднелась стойка с сигаретами.
- Вот эти дайте мне тогда, - Лариса ткнула пальцем в пачку подороже, - Они же тоненькие? Легкие?
- Тоненькие и легкие, - подтвердила тетушка, вытаскивая пачку и протягивая пальцы к кассовому аппарату. Помедлила и нерешительно вгляделась Ларисе в лицо, - Ты же у меня взрослая, да?

Лариса захохотала. Вот уж воистину, одна эта фраза стоила того, чтоб зайти сюда. У жизни потрясающее чувство юмора - полдня ты мучаешься и страдаешь по поводу того, что стала старой, и жизнь прошла мимо, а к вечеру вдруг находится человек, который сомневается в твоем совершеннолетии.

- Спа... спасибо, - выговорила она наконец, - Порадовали. Это был лучший комплимент в моей жизни, честно.
Тетушка тоже развеселилась и ответила в том духе, что, мол, заходите еще, мы готовы вас радовать каждый день.
- Ой! - вспомнила Лариса, - Коньяк же! Забыла. И зажигалку мне надо еще.
- Какой коньяк? - уточнила продавщица.
- Да я не знаю, - смутилась Лариса, - Я в них не разбираюсь. Меня просто... попросили купить. Может, вы подскажете?
- Ты толко мне скажи, для кого? Для малчиков или для девочек?
- Для девочек! - заговорщически призналась Лариса, - Конечно, для девочек!
- Тогда вот этот бери, - доверительным мистическим полушепотом сообщила тетушка.
- Ага, спасибо! - Лариса расплатилась, запихнула в сумочку сигареты, коньяк и зажигалку - и отправилась домой. Метель прекратилась, и теперь можно было хоть что-то разглядеть. Чуть поодаль между домами виднелась елка, мигающая одинаковыми голубыми огоньками.
- Моя смерть ездит в черной машине с голубым огоньком, - почти машинально отметила Лариса и сама себе возразила, - но если есть в кармане пачка сигарет, значит, все не так уж плохо на сегодняшний день.

Перед тем, как войти в собственный подъезд, она распечатала сигареты, неловко сунула одну из них в рот и подожгла. Тут нет другого пути. Либо ты куришь - и тогда вставляешь сигареты себе в рот и поджигаешь. Либо нет - и тогда не вставляешь и не поджигаешь. Лариса рассмотрела пачку и зажигалку, чувствуя, как земля плавно уплывает из-под ног. На зажигалке почему-то было нарисовано надкусанное яблоко, а на пачке виднелась фотография какого-то очень худого и несчастного человека. Для ясности под фотографией красовалась надпись: "СТРАДАНИЕ". Лариса неловко сунула пачку в карман, будто смотреть на чужие страдания ей показалось неприличным - и повернулась к двери. На кнопками домофона висело несколько новых объявлений. Лучше их почитать.

Так, сто двадцать пятое последнее предупреждение о необходимости установить счетчики горячей и холодной воды... сбор подписей за реконструкцию детской площадки у консъержки... а это что за рожа? Самое большое объявление содержало фоторобот какого-то маньяка. Лариса вгляделась в фотографию и пожала плечами - разве такие люди просто так ходят по улице? Он же похож на противного Жаба из мультика про Дюймовочку. Интересно, сколько в этом фотороботе от реальной внешности этого человека, а сколько от "я свидетель, я так вижу"? Ну не бывает таких нарочито ужасных людей в жизни. Обычно наоборот - самые отвратительные личности выглядят обыденно или даже миленько.

Стоять на крыльце расхотелось. Ладно, если что, можно и дома подымить. На балконе или в подъезде. Спокойнее как-то. И теплее. "А может быть, я хочу заболеть и умереть!" - всплыла в памяти цитата Ипполита.

Дома поначалу, действительно, было спокойно и тепло. А потом опять начало "качать". Это странное слово - мама так почему-то говорила про болезни, при которых температура постоянно ползла вверх. "Опять качает!" - тихо признавалась мама кому-то в соседней комнате, разглядывая градусник, когда маленькая Лариса болела. Как будто внутри у Ларисы сидел какой-то невидимый кочегар, непрерывно подбрасывающий дровишек в невидимую снаружи топку, так что жар и давление изнутри росли, росли, и сердце колотилось все быстрее...

По телевизору показывали новогодний сериал с Ириной Муравьевой в главной роли. Лариса сперва даже посмотрела с легким интересом, но потом выключила -  казалось, что и герои, и сюжет сериала вырезаны наспех из серого картона и раскрашены аляповато и неправдоподобно. Да еще и нашла в холодильнике двухлитровую "Колу". Это ее добило. Нет, не то, чтобы она так уж ненавидела этот напиток, просто у них в семье колу пил только Димыч, то есть муж, не так давно ставший бывшим. Конечно, ничего особенного - ведь он и плиту привозил, и детей забирал в поездку. Просто забыл. Оставил.

Лариса достала с полки высокий стакан. Налила в него "Колы". Полюбовалась, послушала шипение пузыриков. Нащупала в глубинах своей сумочки коньяк "для девочек" (нормальная такая "сумочка", при желании в нее можно здоровенную курицу запихнуть - проверено). Картинно спросила у себя самой:

- Что будете заказывать?
И не менее картинно ответила:
- Мне тройную порцию "сдохнуть", пожалуйста!

И закусила какими-то не то чипсами, не то палочками, найденными на полке вместо хлеба. Откуда только взялись? Какая-то гадость безвкусная.

Кот сидел на соседнем стуле и деликатно смотрел в сторону. Наверное, ему тоже казалось несколько неприличным пялиться на чужие страдания.

Может, и к лучшему. Лариса, действительно, гораздо легче переживала любую боль в одиночестве, ей никогда не нужны были утешающие и сочувственные  голоса, руки, плечи, жилетки. Даже наоборот. От них становилось еще больнее и нестерпимее. В одиночестве проще было собраться, найти внутри себя какую-то основу, точку покоя, созерцателя, который даже на собственную боль смотрит отстраненно, как на плохую погоду. В конце концов, это, наверное, единственный способ пережить любую неприятность - принять ее, как часть мира, точно так же имеющую право на существование, как дождь и снег. И перестать, наконец, жевать сопли, искать правых и виноватых, и лелеять обиды и разочарования. Волки не сердятся на зайцев. Зайцы не обижаются на волков. В природе все просто происходит. Зачем же человеку потребовалось столько всего усложнить?

Хотя, говорят, что человеческий разум - это вообще страшно глючное программное обеспечение, сырое и неотлаженное, как бета-версия. Или даже альфа. По крайней мере, по сравнению с инстинктами и вегетативными функциями и чем-там-еще - человеческий разум очень молод. "Вот, как Windows 8" - поморщилась она, включая ноут. Ноут наглядно продемонстрировал уместность аналогии - сперва он минут пять загружался, потом назойливо выводил на экран окошки каких-то абсолютно не нужных Ларисе приложений и предложений, потом почему-то не мог найти Wi-Fi, потом все-таки нашел, но подвис.

- Вот сволочь, - прошипела Лариса, - И почему, когда и так настроение говно, вдобавок еще техника лагать начинает?

Ноут не ответил, зато наверху что-то громко треснуло, и погас свет. Лариса пощелкала выключателем - никакой реакции.

- Твою... дивизию! - сообщила она стенам и отправилась смотреть на рубильник.
Рубильник был в положении "выкл". Лариса аккуратненько переключила его наверх. Свет загорелся. Подошла к люстре и посмотрела внимательнее. Одна из восьми лампочек не горела.

- Это ж как нужно было перегореть, чтобы во всем доме электричество вышибло, - укоризненно попеняла она лампочке. Зато ноут, пока она возилась с рубильником, как раз догрузил недогруженное, и стал работать вполне сносно.

...В "ленте новостей" в основном, виднелись новогодние поздравления, юмор и почему-то ужастики. Ужастиков понапостил один из виртуальных френдов - старшеклассник Константин Коновалов. Лариса уж и не помнила, по какой причине они вообще друг друга зафрендили, но, как типичный подросток, Константин был подвержен резким перепадам настроения, так что, ничего удивительного в том, что пока все доедали оливье, мальчик читал ужастики, в принципе, не было. Лариса быстро пробежалась глазами по тексту. Фишка коротеньких, непритязательных сюжетов была в том, что они преподносились, как случаи из жизни - и в таком контексте, конечно, пробирали гораздо сильнее, чем с художественной точки зрения. Один рассказик был про зловещую девушку в белой рубашке на обочине дороги. Главный герой заподозрил что-то неладное и попытался уехать, но не преуспел. Лариса как-то очень явственно представила себя за рулем своей машинки, пытающейся уехать от зловещей жуткой фигуры, неизменно оказывающейся за дверцей машины - и передернула плечами. Покосилась за спину.

Господи, только этого не хватало. Теперь ей не только одиноко, грустно и страшно, но еще и жутко на полном серьезе. Теперь жутко заходить в ванную, потому что там зеркало, страшно, что ночь, слух напряженно ловит каждый шорох, а на спине между лопатками - неприятное ощущение чьего-то присутствия. Вообще вот, в ужастиках самое страшное, как правило, остается за кадром. Поэтому не совсем понятно, какую истинную угрозу представляют из себя растрепанные девушки в белых рубашках и с мертвыми глазами. В самом деле, какую? Хороший вопрос. Вот появись нечто подобное сейчас прямо здесь - "и чо"? Визжать? Убегать? Отбиваться? Весь страх не в реальной опасности, которую они из себя представляют, а в том, что их быть не должно. Они неправильные. Как антивещество. Антивещество, соприкасаясь с обычным веществом, взрывается. Живые люди испытывают ужас при одной мысли о ходячих мертвецах.

Кажется, она, Лариса, совсем недавно сравнивала саму себя с таким вот неправильным существом, в котором сердечного тепла - по минусам, а вот поди ж ты, бегает, работает, суетится. И единственный момент за день, когда она чувствует немного тепла - это утром, по дороге детский сад. Когда малышкина ручка так доверительно лежит в ее руке, когда напоследок нужно обняться и поцеловаться и пахнет почему-то совсем не так противно, как пахло в садике ее собственного детства - наоборот, чудесный запах сладких малышей и вкусной каши. И еще пару минут - когда нужно помахать в окошко, и Маришка будет трясти обеими руками изо всех сил, а потом занавеска дрогнет - и дочка пойдет завтракать, а она, Лариса, потащится на работу. Вечером почему-то все иначе. Вечером ей не до тонких чувств - наверное, потому что после работы и дороги ужасно хочется спать, а дома как правило, еще куча дел.

Все-таки она заставила себя войти в ванную и посмотреть в зеркало, но там ничего хорошего не показали. Отражение было не только мертвецки бледным, но еще обладало синеватыми губами и ярко-синим языком. Отличный случай выяснить, что же все-таки делают люди, когда сталкиваются с необъяснимыми ужасами в жизни. Ничего такого особенного они не делают. Сидят на кухне и тупят, пока не разглядят на пачке с чипсами рожицу человечка с высунутым синим языком. И не поймут, что это, блин, только что пошли на закусь к коньяку те самые чипсы, которые старшая дочка покупала на Хэллоуин, а потом где-то их потеряла. Как оказалось, за банками с крупой потеряла. Зараза.

... В стакан с колой упали последние капли напитка "для девочек". Бутылка, конечно, была небольшая, но все ж странно - получается, что она выпила целый стакан коньяку - и ни в одном глазу. Ухватила бокал, нащупала зажигалку и сигареты - и отправилась на балкон. Ух ты, ж, елки, нет, кажется, насчет "ни в одном глазу" - это она преувеличила. Открыла раму и оперлась локтями на перила. Закурила. Отхлебнула из стакана. Вообще, во всем этом можно было найти даже какое-то мрачное очарование. И "заморозка" души почти оттаяла. Как это обычно бывает после стоматолога, когда проходит заморозка - становится очень больно. Но ты ж понимаешь, что это не навсегда, надо просто пережить, перетерпеть - и боль пройдет. Так и здесь. Просто перетерпеть. И все. Просто. Вот что за...
Пачка сигарет улетела вниз. Она нечаянно столкнула ее локтем.

- Не, ну это я вообще, - вздохнула Лариса.

На улицу выскочила почему-то без шапки - фигле нам, кабанам. И тут же об этом пожалела. Вчерашняя мокрая метель сменилась проливным дождем. Волосы мгновенно промокли и облепили лицо и уши противными сосульками. В круглосуточном магазинчике дверь была закрыта, поэтому пришлось звонить и дожидаться, пока ей выдадут в окошко новую, сухую пачку сигарет. Мир вокруг покачивался. И вообще было не холодно. Аб-бсолютно. Даже когда в десяти шагах от магазинчика она споткнулась и рухнула в глубокую лужу, наполненную довольно-таки мерзкой взвесью грязного льда - все равно, было тепло и по барабану. До такой степени, что она даже пошла не к дому, а куда-то вперед по дороге между домами и парком. Хотела закурить, но руки оказались мокрыми, так что она решила немножко отложить это действие. А очки сняла и сунула в карман. Толку от них. Жаль, что на очках не бывает "дворников".

Откуда-то сзади тихонько подкатил старенький серый "Опель". Остановился рядом с ней. Приоткрыл дверцу. Хочет что-то спросить? Лариса наклонилась к окошку и уставилась в лицо водителю. Какое-то знакомое лицо. Где она его видела? Сосед? Господи, неудобно как.

- Садитесь, девушка. Вам куда? - нейтрально спросил водитель.
- Мне никуда, - кратко сообщила она, - Я просто гуляю.
- Да вы садитесь, холодно же, мокро. Не обижу.

И тут она прищурилась и поняла. Жабьи глаза навыкате. Тонкие губы, маленький нос, щеки, обвисшие, как у охотничьей собаки. Это он - Жаб с фоторобота. Только он все-таки в жизни совсем не такой страшный, как его описали пристрастные свидетели. Человек как человек.
Лариса провела рукой по мокрым волосам и искренне улыбнулась. Максимально искренне, вложив в эту улыбку все безумие сегодняшней ночи. Мокрые волосы упали ей на лицо, и она не стала их поправлять. Для пущего эффекта. Ей очень понравилось, что она встретила именно того человека, с которым не нужно притворяться нормальной и "позитивной". И даже адекватной. Поэтому она посмотрела на Жаба исподлобья и доверительно уточнила:

- А ты что ж, совсем не боишься, что ли?
- Ч... чего же мне бояться, - заволновался водитель.

И тут она захохотала, закатывая глаза и высовывая изо рта синий язык. Все с тем же максимально искренним безумием. Потом посмотрела на него еще раз. Жаб выглядел нерешительно и смотрел на нее с некоторым оттенком ужаса во взгляде. Но только оттенком. Этого было явно недостаточно. Тогда она решила добавить:

- Это ты за МЕНЯ переживаешь, что мне холодно и мокро? Серьезно?! Да ты что, не признал, что ль? - и она рванула дверцу машины на себя, протягивая к водителю руки, вложив в это действие максимум зловещести.

Машина прыгнула вперед, взвизгнув, как собака, которой прищемили лапу и больно шмякнув Ларису дверцей. Лариса пожала плечами - и свернула во дворики. Земля почему-то качаться перестала, зато теперь дрожали руки и колени. Сигарету она все же выкурила прямо на ходу, и почему-то ни проливной дождь, ни промокшая куртка, ни мокрые, дрожащие руки не помешали. "Все самое страшное позади", - убеждала она себя, - "Теперь нужно только дойти домой и дальше все будет хорошо!"

Но перед самым домом она опять наткнулась на тот же старый "опель". В принципе, в этом даже не было ничего удивительного, потому что он просто поехал по единственной здесь дороге, выводящей на трассу, а она пошла напрямик, через дворики, и шла очень быстро.

Она спряталась за столбом, чтобы он ее не сбил - ведь именно так обычно поступали герои ужастиков с любыми подозрительными зомбаками на обочине. Но убегать обратно во дворы было бы непоследовательно, а фонарные столбы особо не посбиваешь.  Зато из-за столба можно очень зловеще тянуть руки и скалиться.

"Опель" опять жалобно взвизгнул, вильнув, и помчался к трассе. Лариса поспешно уставилась на номера - 0268. Буквы разглядеть и запомнить уже не успела.

- 02 - это как раз телефон милиции, - бормотала она, идя к своему подъезду, а 68 - это... это... when I'm sixty four плюс четыре. Кхм. Надо просто записать, иначе я точно забуду.

Перед тем, как войти домой, еще раз посмотрела на фоторобот. А шут его знает. Может, и не он. Ну тогда, мужик, прости. Если сможешь.