Неужели снова, она, на ставшей ей так быстро, такой, необъяснимо родной - главной площади Керкиры!
На совершенно пустой конечной остановке этого загадочного и одновременно такого понятного, со временем, острова...
Этого места на Земле, где каждый застаёт себя таким, каким его и задумал Всевышний...
Острова, с непроходящим детским, схожим с ангельским, взглядом на всё, вокруг тебя.
Так же, как и год назад, в палящую августовскую греческую фиесту, так естественно и внезапно вплетается благостное одиночество ожидания автобуса, прибываювщего, всякий раз, точнёхонько по расписанию. Или почти всякий...
Вот и сегодня оно не затянулось даже на минуту.
Поздоровавшись с серьезным водителем своего "ежегодного" маршрута, ставшего мгновенно дружелюбным, после приветствия на родном ему языке и добрым знакомым после третьей поездки, оставалось только с наслаждением пребывать в особеннейшем необъяснимом состоянии не то реальности, не то сна - после очередной встречи с Тем, Кого она, еще год назад успела полюбить всем своим сердцем, как и все остальные миллионы паломников, приезжающих поклонится своему любимому Святому.
Теперь же, устроившись на заднем уютном пассажирском кресле, улыбаться, как улыбаются невинные спящие младенцы - каждой своей клеточкой какому-то несказанному счастью.
Улыбаться в совершенно пустом салоне, в притихшем на час-другой, - Корфу.
Её познания в греческом ограничивались несколькими фразами: "Яасас", "Калимера", "Калиспера" "Эвхаристо", "Нэ", "Охи", "Паракало" и самым главным -"Христос Анести!"
В этом году к ним прибавились "А хапо тынэлада" и "А хапо эллина..."
И ей этого вполне хватало, чтобы "её" дружелюбные греки радовались вместе с ней очередному к ним приезду, и целовали, совсем, как родную, называя всегда без подсказки по имени.
С радостью раздаривая, в качестве сувенира из России, запечатанные тульские пряники, надеялась, что хоть так, сможет отблагодарить их за трогательные теплоту и радушие. И схиархимандрита Поликарпа, и работников храма Святителя, и бабушку Георгию - сухонькую крошечную, почти беззубую восьмидесяти девяти летнюю старушку гречанку, с бесконечно любящими глазами. И друзей из лавочки у самого входа в церковь, с трогательной наивной надписью по русски "У Фомы" - Сократа и самого Фому. И добрую женщину повара, и трогательного распорядителя и девушку Фению с ресэпшен любимого крошечного отеля...
А ещё офицантку блондинку с итальянскими корнями из "кукольного", спрятанного в цветущих переулках ресторанчика "Иль Визувио" - свою почти тезку Валентину-Иоанну, угощавшую всех своих посетителей неизменной лимончеллой. Её сына пекаря "настоящей" итальянской пиццы. И многих, многих многих...
Теперь в полном одиночестве у окна, в самом конце "синего" автобуса под номером "2", спешащего в сторону Канони, рассматривая по пути совсем редких в это время суток, немного усталых от жары людей, которые всё-же появлялись, за чистейшим стеклом, кто с детскими калясками, кто со смешными собаками, или, что чаще всего, просто немолодые трогательные пары, невольно, опять, и опять думалось о том, что сейчас с ней могли быть две её прошлогодние приятельницы. Так же, весь год всем сердцем мечтавшие приехать сюда - на этот необыкновенный остров.
На Крестный Ход. Одинадцатого августа.
Но так уж случилось, что, несмотря на своё огромное желание они в этом году стали жертвами мошенников.
Для них, как и для многих россиян туристический сезон лета 2014 года, был безнадежно испорчен.
По всем направлениям, в самый разгар отпусков компании путешествий, внезапно, в начале августа одна за одной, прекращали своё существование.
А ей вот...незаслуженно повезло.
Спиридонушка, греки и "Музинидис тревэл" спасли, и воплотили её мечту.
Божий Промысел, - не иначе.
Вот и на службах теперь всё больше встречала грузинских, белорусских и украинских паломников. И лишь иногда, - своих соотечественников - россиян. Для неё, после распада СССР все, остальные - бывшие "советские" оставались родными. Своими...
К ее несказанной радости, все славяне говорили между собой на острове всегда по-русски, не взирая на все навязанные им извне "политические тёрки".
Казалось, даже, специально, акцентировали в темах своё происхождение, явно желая быть услышанными "другой стороной".
Пусть и без диалога! Но внутренне, на подсознании, так надеясь на него. Ища, как воды, подтверждения, или ещё больше - опровержения, впервые увиденным без купюр и постановок, ужасающих любого православного, да просто нормального человека, событий со своей Родины по телевизорам в отелях.
А те, круглосуточно вещали на этом острове Правды набатом только один российский канал, переполненный главными событиями - репортажами-криками - о спасении людей с Украины.
И для многих украинских паломников это, стало страшным откровением и первым несмелым прорывом блокады ужасающей лжи.
Но сомнения точили их всё же и здесь. Червём. Не позволяя психике, признаться, что фашизм пришёл во второй раз на их прекрасную Родину.
Так же, как и тогда, в июне 1941 на Родину Православия.
В НАШУ КИЕВСКУЮ РУСЬ.
Ужас, творившийся на Родине четверти и её предков, - её Мамы и бабушки, прадедов, тётушек, дядюшек, братьев, заставлял теперь отчаянно, со слезами, молится только о МИРЕ для всех. И не понимать, - как же можно не любить то, что генами кричит о тебе самой, даже не смотря на осквернение ещё "вчера" соотечественниками, этой непоколебимой и поныне ЛЮБВИ?
И желать страстно желать! - немедленного прекращения, навязанного американскими политтехнологами кошмара, превратившего когда-то добрых людей в "нечто", сжигающих в прямом эфире государственного канала, под бурные массовые аплодисменты студийной публики, - "ещё вчера себе подобных"...невинных,теперь на всегда - мученников.
Фашистская акция в Одессе перевернула мир в Европе на жизнь до, и после...
В канун семидесятилетия ВОВ чудовищное реалити-шоу стало шоком для всех людей во всех точках мира, но особенно для победителей фашизма в мае 1945.
Народов бывшего СССР.
Хотя начало этому было заложено задолго - страшными и позорными для Человечества бомбёжками в Югославии...
Боль и скорбь Сербии стала предтечей Одесской Трагедии...
На очередном повороте автобуса, вспомнила почему-то, глядя на старинные здания, как недавно, познакомился с ней, улыбчивой русской женщиной, француз фотограф, ужинавший, так же, в Наутилусе, (как раз напротив и ее отеля), нежно сопровождавший свою красавицу жену гречанку.
Мужчина был в возрасте скорее её отца, но уже на второй день общения, в том же крошечном ресторанчике, у самого моря, не выдержал, и глядя ей прямо в глаза, спросил - "Чего хочет ваш Президент?!"
Её английского хватило, тут же ответить - "Мира для всех. И всё."
Он тогда, крепко обнял её, и с радостью прошептал - "Я так и знал!..."
Греки разного возраста и профессий, узнавая откуда она, единодушно радостно кричали: "Путин!"
Жестами, выказывая своё одобрение и поддержку.
Российский и Греческий флаги радостно развевались на ветру на флагштоках напротив её отеля.
А вот флаги США и Евросоюза то ли случайно, то ли "спланированно" в слипшемся состоянии, унылыми тряпками висели под палящими лучами на фоне голубого неба Корфу.
Любовь к русским распростронялась у греков несмотря на то, что ответ России на европейские санкции уже был известен даже лавочникам торговавшими всевозможными фруктами.
Поинтересовавшись, кто она, зеленщики и продавцы фруктов тут же начинали сокрушаться об российских ответных мерах, но услышав в ответ - "Все вопросы к ЕС", грустно кивали головами.
А после, уже радостно, со смехом, обнимали, её, забирающую мешок с инжиром, мгновенно оценив шутку, о том, что россиянам даже пришлось приехать к ним самим, только для того, чтобы всё-таки помочь Греции - купить, и съесть все собранные для них фрукты.
За этими своими воспоминаниями она и не заметила, когда в салон зашла ещё одна пассажирка.
Несмотря на свободные места в попрежнему пустом автобусе, оглядевшись, женщина решительно двинулась в конец салона и села, рядом.
Предварительно смерив презрительно суровым взглядом свою уж точно теперь неслучайную,(но такую похожую на неё же, для иностранцев)попутчицу.
В белой ситцевой косыночке, по которой можно было сразу узнать "наших", с несколькими выбившимися из под неё прядками светлых волос, без всякой краски на лице, в скромной, подобающей поломнице и погоде на острове светлой хлопковой одежде, женщина не обратила бы на себя никакого внимания, будь автобус наполнен хотя бы на треть.
Перехватив её жесткий сканирующий взгляд, ничего не оставалось, как не сомневаясь, подумать, со вздохом и бесконечной грустью - "Украина"...
Некоторое время обе женщины (чуть за сорок), по большому счёту, ничем не отличавшиеся друг от друга в чужой стране, ехали молча, "громко" смотря прямо перед собой, а по факту в одну сторону.
Наконец, с родным сердцу "бабуниным акцентом", но тоном прокурора в зале суда, не выдержав, попутчица скорее не спросила, а потребовала ответа:
- Вы из России?!
- Да... А Вы, наверное, с Украины?
- С Одессы...
- С Одессы?! Бедные Вы наши! Милые! Молимся за Вас! Любим Вас, сердце разрывается, что же у Вас творится, родные Вы наши! У меня вот, братья двоюродные в Харькове родились, а бабушка по папе - мама его, там похоронена. Больше не о чём думать не можем...
- ... И мы...молимся о вас...чтоб ваш с высоты чуток спустился, а нашему, чтоб ума Бог прибавил!
- Вот батюшку Вашего видела сегодня, тоже из Одессы, разговаривали...
- Батюшку? И какой он?.. наш батюшка?!
- Невысокого роста, такой полный мужчина, добрый, шустрый, бегал помогал мне искать священника из Казахстана.
- Да...наш это... с ним ещё один всегда...тот с Винницы будет...
- И этого видела. Красивый. Стройный. Строгий. Причаститься без подготовки, даже ради праздника не благословил. Молодец. А у меня и бабушка Анна Ивановна- Нюсенька, Царство Небесное, из под Винницы!
И сёстры её - Надюня (Царство Небесное рабе Божией Надежде)- нянчила меня, любила сильно...не помню только её, и Лиза красоты говорят необыкновенной. Точно кукла. И мама моя - там же родилась!
- Угу...Красивый. Точно, наш. Отец Валерий. А откуда из-под Винницы?
- Да вот село... название такое простое... вот ведь...всегда шутим.. ну надо же! Всегда помнила, а тут, от волнения, надо же, как кто стёр в голове...
У Вас говорят наше телевиденье отключили, а здесь хоть смотрите? У нас ведь только и разговоров теперь, как вам помочь...Разве можно нам вас не любить, от себя оторвать любимые наши украинские песни, могилы общих прадедов, любимый украинский борщ, вареники, Лавру, Князя Владимира? Гоголя, Шевченко?! Как можно часть себя из сердца своего вырвать?
Страны разные? - пусть, а корни то одни! Народ один. История - одна. Вера - одна! Мы сейчас во всех церквях только за вас просим. Любим Вас всех! Поскорей бы у Вас всё успокоилось. Плачем... любим. Потому ведь и плачем...
- А название села?!...Откуда родня то?
- Ой,... да простое название! Пока едем, вспомню! Там ведь вся родня наша осталась по маме. Да ведь у нас через одну, - в каждой российской семье, кто-то да и живёт на Украине.
У всех моих друзей теперь одна беда. Любимые Вы наши, родненькие! Такое творится...как сон дурной смотрим.
- В Украине.
- Да, как не скажи... Только ведь не сон? Люди гибнут. Деточки, старики... Все же там... Свои. Наши ведь вы. Это ж, как нам свою левую руку оторвать и не любить, потому, только, что не правая и ложки в ней нет...
- Какое название у села?! Ну?! Вспомнили?
- Да вот...нет... Заклинило меня что-ли. Надо же... Вот, как специально! Вот ведь...
- Какое?! Вспоминайте!
- Ой, да вспомню я... Вспомню. Или, Вы, думаете, что сочиняю? Мы ведь Маму всегда в шутку этим дразним с детства. У нас все в семье, кроме неё городские...
Эх! Как-то мы, странно поехали...через аэропорт...
- Так водитель же сказал. Не бойтесь, он просто вокруг объедет. Вы в отеле Керкиры живете?
- Да...почти.
- Близко... а мы совсем за городом... А я вот к монаху еду. К Поликарпу. Он там один совсем в монастыре остался. У него столько мощей!!! Хотите со мной? Вот собрала ему покушать. Везу.
- Да не ловко, - с пустыми руками мне... а Вы вот, какая молодец. А я, знаете, и не поняла про аэропорт...где теперь выходить? Заблужусь. Мне у "Ориона" надо было.
- Так я английский то, знаю. Учила, поди, в институте. А остановку...я Вам скажу, не бойтесь, да через одну, уже скоро совсем.
- Вот спасибо! Чтобы я без Вас делала. Ааа! Село-то! Я вспомнила - Лопатино! Село Лопатино, Винницкой области! Вспомнила! Я же говорю, простое название совсем.
Женщина рядом, сразу переменилась в лице, строгий тон пропал и превратился в огромное не прикрытое удивление.
- Да...есть... Есть такое село.
- Ну вот, ой, разрешите...Всего самого доброго Вам. Никого не слушайте! Мы все в России очень любим вас! Так всем и скажите - ЛЮБИМ! Пусть не верят никому!
Неловко покачиваясь, от быстрого нарастающего движения по пустой дороге, россиянка, неоглядывясь, побежала по узкому проходу, к казалось, открывающимся уже дверям. Автобус стремительно приближался к остановке.
А ей в след, смотрела необыкновенно светящимися, удивлёнными, и кого-то напоминающими, её попутчице - вот такими же, как у неё, точно, серо-голубыми глазами, кротко теперь улыбаясь, и кажется, совсем не дыша, а лишь трогательно, несмело, помахивая свободной от пакета такой же, как и у её русской попутчицы маленькой ладошкой, другая "украинская женщина" без имени.
Держась за спасительный ядовито жёлтый поручень, и уже спускаясь по ступеням, радуясь, что она таки вовремя успела вспомнить забытое, по странной и неведомой причине, название родового селения, где она никогда так и не побывала ни в детстве не позже, и с улыбкой, кивая уже по приятельски в ответ, остававшейся уже в совершенном одиночестве украинской попутчице, вдруг, с удивлением отметила, появлявшуюся и усиливавшуюся отчего-то, с каждой секундой, бесконечную грусть и неподдельную странную нежность, в оттаявшем за мгновение взгляде, который сейчас был адресован только ей, вместе с суетливыми тёплыми словами-пожеланиями, еле слышными из-за шума мотора, но легко угадовавшимися по сухим губам, - тем самым словам, которыми самые близкие люди всегда обмениваются, при нагрянувшем на них внезапном, но неизбежном расставании.
И вот ведь, глаза...показалось, что-то в них сверкнуло брилиантиком, от солнца...и напомнило, точно, лишь на секунду - собственное, утреннее отражение в зеркале.
Взмахнув ей в последний раз, громко пожелав ещё раз всего самого доброго, оставалось только выпрыгнуть, из по-прежнему пустого космоса такого приятно прохладного автобуса, с милым пластиковым ведёрком для бумаг под центральным окном, с аккуратно вложенным в него же, заботливой рукой, мешком для мусора - теперь уже в объятья горячего приморского воздуха, ощущая прилив чего-то совсем нового, сильного, и одновременно бесконечно радостно-грустного.
Чтобы, тут же, скорее, не мешая, перебежать по переходу, минуя крошечные резвые машинки, на другую сторону, и пойти по тихой обожженной августовским солнцем греческой узкой, совсем не рассчитанной на современной автотранспорт, древней улочке к морю. К маленькому, манящему кондиционерами и душем, отелю.
Но вместо этого, сделав несколько шагов по асфальту, "что-то" вдруг остановило на самой середине проезжей части дороги, как вкопанную.
- Господи! Да не уж то, родня...
Синий автобус успел раствориться за крутым поворотом.
Одна мысль, только одна мысль не давала ей покоя тогда, и не перестаёт свербить и доныне:
Думают ли теперь, вспоминают ли её где-то далеко-далеко, на гладкой, и красивой, как праздничная скатерть земле, так же, как вспоминает она?
И не сподобил ли сам Святитель Спиридон Тримифунтский...Почему-то, именно в центре Европы, на Его крошечном острове, где сбываются все добрые мечты, возможно, впервые приехавшую за границу, простую украинскую женщину, в детстве, так сильно мечтавшую, (глядя на чёрно-белую фотокарточку с маминого трюмо) на свою родню-одногодку, увидеться и обязательно поговорить с этой маленькой незнакомкой. Обо всём. Когда-нибудь! С той самой, улыбающейся только ей, девочкой - из далёкой сказочной заснеженной Сибири, в вязанной ромбами матроске, с очень смешной синтетической игрушечной болонкой, и таким огромным, как у кукол на картинках, белым капроновым бантом на голове. И обязательно узнать, может, вот эта самая незнакомка, так похожая, на всю родню, так же любит свою украинскую сестрёнку ...
А теперь вот... по стечению, навязанных чьим-то чужим злом, обстоятельствам, воспылав дома "праведным гневом" ко всему русскому, одиноко ехать в абсолютно пустом и таком холодном европейском автобусе, мчащемуся, и вне времени, и вне пространства, по узкой двухполосной дороге. До спасительного Монастыря Панагии Кассопитры.
Неужели, именно так, суждено было встретиться с той, которую она совсем недавно должна, и уже почти готова была, искренне, люто ненавидеть, забыв на мгновение, о главной ЗАПОВЕДИ их ОБЩЕЙ ВЕРЫ...Да вот не сможет теперь, как кто ни старайся...Ту самую, по заверению телевизоров и майданов, "трэкляту москальку", уж точно, обязанную непременно, ненавидеть и её саму, и её Народ, и уж конечно и её Родину.
Однако же, всё то, короткое время, выпавшее им на встречу, как заведённая, твердившую, единственно, - о ЛЮБВИ...
21.12.2014г.
Рисунок из интернета.