Бельгийское Конго. Рождение моего сына. 1949 год

Михаил Любовин
В Африке обыкновенно, ввиду тропического климата, все европейские женщины родят на две недели раньше, нежели в Европе. Это я упустил из виду, потому что имел большие чувства к твоей маме и волновался в ожидании тебя.

8 января 1949 года, в преддверии тихой тропической ночи сухого сезона, я читал книгу из библиотеки Стенливиля. Было около 10 часов вечера. Вдруг твоей маме, Ирине Эдмундовне, урождённой Крювиалис, дочери капитана Польской армии, занемоглось. Рассчитывая на европейское время родов, я подумал, что это приступ роженицы, но всё же приготовил «Delivery Chevrolet», дал приказ бою и кухарю. В машину положили матрац, простыни, одеяло и всё нужное. Вот, думаю, всё хорошо идёт, так что привезу спокойно твою маму в госпиталь Паулиса, где она через две недели и разрешится. Наша кофейная плантация находилась в 125 км от Паулиса, близ дороги Паулис – Элимба - Уэле. Да не тут-то было: боли роженицы твоей дорогой мамаши усилились, и я начал крайне тревожиться.

В 2 часа ночи, то есть уже 9 января 1949 года, твоя дорогая мамаша так начала мучиться, что я решил ехать. Твоей маме всё хуже и хуже, а ехать было невозможно, так как когда я хотел вывести машину из гаража, лампы как нарочно отказались служить. Скорее всего, перегорели предохранители, так как лампочки фар тоже неожиданно попортились. Провозился я с ними с ; часа; ничего не вышло. Другого не оставалось, как ждать рассвета. А на дворе предутренний туман такой густоты, что хоть ножом режь.

Будучи сам классным фельдшером-акушёром и с солидной практикой, так как в своё время, служа в Африке, принял немало детей от рожениц-негритянок (около двухсот), я был уверен в благополучном исходе родов.

Жду рассвета в возбуждённом и до предела нервном состоянии, ведь твоей мамаше 33 года. Отдаю отчёт полностью в том, что нужно быть в госпитале в Паулисе как можно скорее. Но туман! Куда двинешься? Ждать рассвета надо, а твоя мамаша в ужасных муках роженицы.

4 часа утра. Наконец немного просветлело. Сквозь белую молочную мглу я мог кое-как вести машину. Но ввиду густого, тяжёлого, волнообразного тучевого тумана, оседавшего на передние стёкла, несмотря на механическое прочищение, ехать быстро не было возможности, так как не было никакой видимости впереди. С боем Канди и шофёром-негром (забыл его фамилию) уложили мягко в «Delivery Chevrolet» твою мамашу и покатили.

Ехали медленно Кругом не туман – густой кисель. Хотя и рассвет, но видимость никакая. Боюсь сжечь мотор, но ехать надо: мамаша в больших муках. Считаю не только километры, но и все дорожные приметы, что я проехал, - казы-хижины негров, термитники, густые лесные насаждения, отрезки железной дороги Vicicongo.

Я вёл машину, шофёр-негр сидел рядом, а твоя мама лежала сзади. Верно: хотя и удобно, и на ватном тюфяке, но боли роженицы мучили её, она крепко страдала и громко охала. Я катил и катил, стараясь как можно скорее приехать в больницу города Паулис.

Подъезжаем к Пенге (дотуда, думаю, оставалось ещё 3-4 км). Но вот громкий крик и просьба скорее прийти. Остановил машину. Шофёр-негр по моему распоряжению удалился в сторону и за машину. Открываю двери машины, а мамаша говорит: «Он здесь». Миленькая моя! Откуда она знала, что ты мальчик-казачонок?! Беру тебя в руки, вижу, что пуповина обвита два раза вокруг твоей шеи, ты весь синеватый. Пальцами оттягиваю пуповину впереди, чтобы дать тебе возможность дышать, вдохнуть первый воздух Африки. Нервно другой – левой – рукой ищу приготовленные ножницы, но никак не могу найти, хотя и хорошо знал, что они в маленьком чемоданчике, где ничего другого не было, а только вещи, необходимые для рождения; так я волновался, сыночек. Наконец, нашёл, разрезал пуповину, и от глубокого, приятного и свободного вздоха ты, мой милый сыночек Святославочка, такой густой невинной писунькой обдал меня и мои руки, да так, что моё отцовское сердце наполнилось казачьей радостью.

Взял я тебя в мои руки и крестил по-казачьи православному обычаю большим пальцем правой руки: «Во Имя Отца и Сына и Святого Духа крещаю сына моего православной верой и нарекаю его Святославом. Аминь».

Совершивши крещение, не спеша передал тебя счастливой мамаше, которая тебя матерински приголубила, прижала под её материнское крылышко, ещё мучаясь мукой роженицы, но бесконечно счастливой тебя иметь.

Вдруг в тумане послышались сильные вопли: это семья слонов в двадцати метрах сквозь редеющий туман спокойно проходила по окраине леса, идущего поперечно автомобильной дороге, по правой стороне в направлении в Паулиса. Зная их повадки, я всё же из предосторожности зашёл на другую сторону машины, а шофёр-негр тоже подошёл ко мне. Хлопнувшая автомобильная дверца и испускаемый машиной перегар бензина и масла побудили слонов отойти подальше и продолжить свой путь.

Итак, родился ты в 4 часа утра в 150 метрах от линии железной дороги близ Пенге. Мама твоя держала тебя на руках, чем я любовался, сидя за рулём автомобиля, гордый до невозможности быть папашей, отцом моего славного сыночка Святославочки. Ты же успокаивал нас твоим беспрерывным младенческим пением: «И-и-и-и…» Как это было приятно слышать!

Оставшиеся 45 км дороги доехали благополучно, хотя и не так быстро из-за тянувшегося тумана. Шофёр-негр ехал с широкой улыбкой на лице, очень довольный, что ему первый раз, а может быть, и последний довелось быть свидетелем рождения маленького белого да ещё в таких обстоятельствах: в автомобиле, на дороге, в 45 километрах от большого, населённого белыми пункта, где находится больница, доктор и так далее. По приезде в Паулис положили маму твою в больницу.
Сестра милосердия была рада мамашу и тебя принять и даже горда, так как мы с ней были бывшими сослуживцами госпиталя компании «Vicicongo» в Акети в 1930 году. Видеть тебя, Святославочка, всем моим знакомым очень хотелось. Мама твоя была очень горда этим.

Теперь нужно было оформить день твоего рождения. На это врач выдал удостоверение, где указал день, в который он писал, а писал он два дня спустя после твоего прибытия в больницу. А когда я увидел ошибку, исправлять число было поздно: это требовало больших ходатайств перед министерством, чего я не захотел делать. Вот так во всех официальных бумагах и осталось, что ты родился 11 января 1949 года, вместо 9 января.
 
Вернувшись после родов, твоя мама была горячо принята всеми негритянскими жёнами наших рабочих, а их было немало. Шеф-нотабль (шеф племени) Мвани дал тебе слоновый зуб с дыркой, чтобы трубить. Я тебе подарил тоже слоновый зуб-клык и написал на нём по-русски и по-французски память тебе о твоём рождении и жизни, проходившей в Паулисе-Джюгу – в Бельгийской Африке.

Место, где ты родился, мы много-много раз проезжали. Я тебе это место показывал, и ты его хорошо знаешь, так как там не раз мы потом покупали пальмовые фрукты для нашей маслобойной фабрики, а также возили кофе с нашей кофейной плантации Элимба в Паулис. А все колониальные подарки ты и теперь видишь. Пишу вот это тебе и вспоминаю золотые денёчки…

Имя же Святослав я тебе дал в память наших древних славян и их большого вождя; кровь их течёт как во мне, так и в тебе. Держись, сыночек, славянства.


На фото: Семья Любовиных: Ирина, Святослав, Михаил. 1955 г.