Завтрак Надин провела в задумчивости, что, впрочем, явилось лишь слабым отражением туч, скопившихся на лице Мары, где вот-вот хлынет проливной дождик.
– По какому случаю траур, девушки? – как ни в чем не бывало, поинтересовался Николя, – смотрите, какая запеканка вкусная, и салфетки и скатерть белая, в походе о таком, небось, и не мечтали!
Ему не ответили, не улыбнулись даже, смотрели мимо Николя и запеканки, во вчерашнюю жизнь. А Коля ни черта еще в жизни толком не понимает, улыбается, запеканку наворачивает за обе щеки – счастлив человек малым, простыми чувствами легко обходится, сложными не обзавелся, но со временем тоже проявятся обязательно, это же естественно, как любить и быть любимым. Надин вздохнула. Когда дело дошло до какао, оладий и сметаны, она тоже приободрилась, глядя на Николя, перемазавшегося в сметане.
– О, я придумала! Давайте устроим праздник? Для души? Сегодня вечером? У нас в комнате?
– Только без рома, – произнесла Мара еле слышно, – уже с души воротит.
– О, идея, сделаем наконец-то коктейль «Гавана клаб»! Давайте прямо сейчас в город рванем, накупим фруктов на базаре, рома еще и книжек по программированию. И на лекции вообще ходить не будем! Наша преподавательница местно-московская все по одной книженции шпарит, один к одному, вплоть до ударений. Чего, спрашивается, у нее в классе комаров кормить?
– Ага, будем валяться на пляже, загорать! – размечтался Николя.
– Ты меня кремом будешь обмазывать солнцезащитным, крема за одно купим, – поддержала Надин.
– Обмажемся, обнимемся и уснем.
– На пляже?
– А что? Палатку поставить можно. Позагорали, искупались, снова позагорали, отобедали, поспали, снова позагорали! Вот это я понимаю приятно провести учебное время!
– Размечталось вам! – думая о лично неприятном, обиделась Мара, словно мечты ближних и есть главная причина всех ее бед.
– Не бойся, и тебя намажем.
– Спасибо, не надо. А впрочем… давайте, действительно, соберемся после ужина.
– О, Ни кола – ни двора, едем в город! Губы вытри, весь в сметане, чучело гороховое!
Вечером собрались на девчоночьей половине всем походным составом плюс доктор с девушкой. Из рома сочинили коктейль, пусть не истинный «гавана клаб» по рецепту на наклейке, но тоже очень недурно получилось. Доктор поразил всех мужчин, приведя с собой очень молодую и чрезвычайно полную курсистку. Когда Николя встречал ее прежде где-нибудь в столовой, или на занятиях, то старался при этом прямо не смотреть, дабы не смущать лишний раз человека.
Можно, конечно, сказать, что она пухленькая или толстушка, однако, куда ближе к истине находится сравнение, что бедняжка раздута, как воздушный шар на взлете. И руки и ноги и туловище. Лишь голова нормальная, с миленьким скромным личиком. Тоже округлым. Зовут Наташа. Ей самой, очевидно, казалось странным и непонятным, что доктор столь истово ухаживает за ней, она жутко стеснялась с непривычки ощущать мужское внимание, когда не в силах сдержать переполнявших чувств, он брал благоговейно Наташины маленькие пальчики и подносил к губам.
Для поддержания разговора с новенькой в компании, Николя заговорил с ней по теме учебы:
– Наташа, вам нравится операция «стринг»?
– Очень.
На молчаливый вопрос Артура, когда мужчины вышли на крыльцо покурить, доктор лишь усмехнулся.
– Э, ничего не понимаете в женщинах.
Зато в отношениях Марочки и Адмирала никто не сомневается: здесь продолжает развиваться грандиозная любовь, которой не мешает ни близкая жена Адмирала, ни далекий, но тоже ревнивый муж Мары. Они оба уверены, что отныне навсегда вместе. Плотной стеной их окружает утренний речной туман, за которым никого, кроме друг друга, они не видят. Артур посматривал в их сторону с сожалением, будто ожидая неприятностей. И кому как не ближнему другу заранее предчувствовать. А мог бы и заботу проявить, к примеру, взять и закрыть входную дверь на крючок. Но слишком увлекся пением песен для Маши с Ирой, окончательный выбор между которыми все еще не сделал, зато был в ударе: весел, находчив, чертовски остроумен, успел напеть и наговорить любезностей обеим, кроме того много и вкусно ел, короче чувствовал себя на крутой волне. Несло его.
Неприятности, которые Артур один раз тихо предсказал Коле, начались около одиннадцати часов вечера. Они оказались большими, чем мог себе предположить любой участник вечеринки, несмотря на малый рост жены Адмирала, ворвавшейся в коттедж грозной фурией посреди всеобщего веселья с пением под гитару песни, валяния на постелях в верхней одежде, но свободных позах, и бесконечного поедания друг на друга влюбленными взорами при этом.
Фурию ни капли не интересовало насколько ласково смотрит спортивного вида доктор, как всегда одетый в синий тренировочный костюм, на молодку, держа ее пальчики у своего сердца. Что ей посторонние, когда муж, ее собственный муж… Она подлетела к парочке, сидящей друг против друга со стаканами коктейля в руках, потягивающих его непрерывно и также неотрывно сосущих друг друга взглядами.
А те даже не заметили, что жена стоит рядом! Расслабились, да расчувствовались возлюбленные люди! Какая беременная супруга в состоянии перенести подобного рода взаимоотношения между собственным мужем и посторонней красивой женщиной? К тому же утаивание отрицательных эмоций вредно в ее положении, хотя и вне положения бывшая туристка сдерживать себя не привыкла, тотчас схватила подушку и принялась молотить “змеюку” по голове, чего Мара совершенно не ожидала.
Что тут началось! То есть сначала все просто окаменели на своих местах, ошарашено следя за тем, как прическа Мары в какую-то секунду: рр-раз! Да два! Да еще на тебе три! Разлучница!!! пришла в полную негодность. Не снеся подобного грубого обращения, несчастная сломя голову бросилась вон из коттеджа, в полной мере ощутив, что ее и на втором месте не желают видеть, и Адмирал не посмел встать на защиту любимой – действительно, как бороться с беременной женой? Вопрос. Что хочет, то ест и пьет, за исключением алкоголя, кого хочет, того и колошматит подушкой по башке, что мужа, что подружку его.
После успешного изгнания соперницы женщина не утихомирилась, приступила к лупцеванию Сереги без всякого снисхождения к адмиральскому байдарочному чину и званию туристического начальника, только пух полетел, а он даже не прикрылся рукой, как сидел, так и продолжил сидеть с равнодушным выражением лица, лишь голова моталась слегка из стороны в сторону. “Бей, – говорила его отрешенная от мира сего поза, – хлещи, я все стерплю! Все унижения превозмогу!”.
Таким образом Адмирал пытался взять весь удар ревности на себя, чтобы жена на нем притомилась воевать, выдохлась и других уже не колошматила. Достойно поступил, по адмиральски. А было ему удивительно в данный момент сознавать, что когда-то, да совсем недавно еще, жена в образе девушки необыкновенно ему нравилась, и он ее пламенно любил, правда-правда любил и страстно мечтал жениться.
Сколько песен посвятил долгими походными вечерами и ночами! Даже сам написал две или три, чего прежде с ним никогда не случалось. Значит, было чувство? Необыкновенное! Очень-очень хотел жениться на этой взбешенной сейчас особе, с неприятным злым лицом, огромным животом, которая лупцует его при всех подушкой по голове не больно, а обидно. Наказывает за провинность как домашнюю собачку, сделавшую на ковер в комнате, куда и входить ей позволено не было: получи, дрянь такая!
Теперь не понимает он себя недавнешнего: «Как можно быть настолько глупым?» – говорил терпеливый, отведённый в сторону от всех взгляд. Подушечный пух летал по большой комнате в лучах закатного солнца, низко севшего на ближний лес, с любопытстве глянувшего в огромные рамы коттеджа. Даже солнцу пронзительно ясно, что Адмирал – человек хороший, душевный, немного сентиментальный, очень романтический по молодости лет, и в трудную минуту не бросит, будет стоять до конца, а кроме того умеет ценить прекрасное и поёт замечательно, такой-то вот и нужен женщинам для обустройства семейной жизни, но влюбчив очень, ах, ты, боже мой, как влюбчив! Нельзя же так! А попробуйте-ка сами в столь романтических обстоятельствах, при песнях у вечернего походного костра не влюбиться в красивую девушку, сидящую рядом и уже влюбленную в вас! Очень трудно устоять, усидеть совершенно невозможно!
Так, благодаря своей хорошести попал ныне в жутко отвратительную ситуацию, выпутаться из которой непонятно как. Что самое прискорбное – сам выхода для себя достойного не видит. Одну любит до безумия, а другая уже беременна, вот вам хоть по христианской вере, хоть по гражданскому законодательству – ловушка для молодых обаятельных мальчиков, будущих Адмиралов в особенности.
Прочим посторонним людям, уже допившим свои коктейли, сделалось невмоготу наблюдать далее семейную сцену, так что Николя поспешил на выход вслед за Надин, доктором и его спутницей. Артур давно куда-то ушел по делам с Машей и Ирой. У адмиральской жены по мере дальнейшего лупцевания образовалось столь зверское выражение лица, что поневоле возникали посторонние мысли, кого она может в таком положении родить?
Что и говорить, экипаж поступил дурно – все без исключения сочли за лучшее оставить место наказания, бросив своего командора на произвол судьбы. Даже доктор Саша, улыбавшийся сперва одобрительно и поддакивавший с целью разрядить ситуацию: “Так его, так и еще вот так! Молодец!” – видя, что в комедию трагедия никак не желает оборачиваться, поскучнел и, приобняв подружку широким жестом, решил удалиться.
На улице Надин предложила:
– Пойдем к вам зайдем что ли, а то комары…
Они обогнули коттедж и зашли на мужскую территорию, где пребывали Герасимыч, тоже принявший дозу рома, мирно спящий в походном виде на своей кровати меж утренней и вечерней зорьками, Володя, а также… Мара, которая пряталась от жены любимого человека. Слышимость позволяла отчетливо различать каждый удар подушкой и соответствующее восклицание.
– Я твою лавочку прикрою!
Все гости и хозяева покинули комнату, сторонних звуков уже не доносилось никаких, кроме чисто семейных комментариев жены. Адмирал беззвучно сносил наказание. На каждый очередной хлопок Мара вздрагивала, будто Серегина жена ее саму лупцует.
– Я тебе покажу, походы! Ты у меня поплаваешь! Забудешь, как с девочками по палаткам ночевать! Где твоя подружка походная? Бросила тебя? Сбежала? Сейчас найду! Она свое получит!
– Не надо, – жалобно попросил Адмирал, – хватит, а?
– Тебя не спросили! Проходимец бессовестный! Небось и жениться уже наобещал?
Дверь хлопнула. Через секунду воительница, будто ей подсказал кто, дробно простучав шлепками по доскам лестницы, влетела на их половину. Мара едва-едва успела скрыться в чулане. Жена ворвалась с прежней подушкой наперевес.
– Где она? Я знаю, она здесь! – и обвела раскаленным взором комнату.
Володя сидел на своей кровати, уткнувшись для безопасности в конспект. Одной рукой, к тому же, он опирался на костыль и чувствовал себя самым защищенным из компании. Надин с Николя стояли посередь комнаты, взгляд беременной остановился на них.
– Говорите, где? Я чувствую ее запах! Выходи, не то хуже будет!
Адмирал обнял беременную супругу с тыла: вырвал подушку, и решительно охватив за руки, повел на выход. Под воздействием знакомой мужской силы женщина легко сникла, без сопротивления позволила себя увести, будто давно хотела, чтобы ее остановили. Надин взяла подушку.
– Это, кстати, Марина.
– Поразительная история, – широко зевнул во весь рот Герасимыч, – сейчас только что мне приснилась. Он лежал с открытыми глазами, уставившись в потолок. – …представьте себе, будто Надежда Константинова Крупская, Инесса Арманд и Владимир Ильич затеяли небольшой междусобойчик по выяснению отношений. Но взаправду, будто на партийном съезде схватились. Вроде бы на Лондонском. Ох и досталось Инеске от Надежды Константиновны по-большевистски! Чудеса в решете! А, народ? Что вы такие? Случилось что? А чего все сюда набежали? Празднуете опять?