Парни, любезно, предлагают мне единственное лежачее место, за небольшой занавеской, прямо за спинками сидений грузовика. Я стягиваю кеды и осторожно прокрадываюсь в уютный уголок, что бы немного вздремнуть и быть максимально незаметной.
Никита, напарник Леши, беспрерывно отпускает глупые шуточки и рассказывает смешные истории из жизни, его и его друзей. Надо сказать, это и вправду веселит меня и Лешу. Молодой парень, жизнерадостный, улыбчивый. Кажется, его мало что заботит в жизни. Раньше я не встречала его. А может и видела однажды, но совсем не помню этой встречи. Оно и не мудрено, я привыкла запоминать только нужные мне вещи, лица, ситуации. А все остальное может просто проходить мимо меня, не оставив следа не то, что в сердце, а даже в памяти. Но этого парня я бы обязательно запомнила. Дружелюбный, приветливый. Он подобен зажигалке. Такой славный, теплый, привлекательный. Заведомо знаешь, что от него ожидать. Разве может солгать или предать, этот золотоволосый парень с голубыми, как небо глазами?
С этим, Лешиным напарником, время, кажется, летит незаметно. И вот уже проходит ночь. Грузовик притормаживает, и Леша садится на место Никиты, а Никита, в свою очередь, за руль.
Вскоре, мы догоняем колонну грузовиков из других Поселений, и дисциплинированно, плетемся в хвосте. Так как, являемся самым последним автомобилем.
Из-за шторы. Я, украдкой, посматриваю в лобовое стекло. С каждым километром солнце становится все ярче и ярче. Растительность скуднее. А воздух в кабине грузовика, горячее.
Сейчас спасает старенький кондиционер, но я и представить себе не могу, насколько тяжело будет дальше, когда мы поедем по настоящей пустыни. По, некогда живой Европе.
Замечаю, как Леша положил голову на спинку автомобильного кресла и сладко засопел. Темно-русая челка покачивается вместе с грузовиком, как бы вторит ухабистой дороге. Темные брови, словно выточенные талантливым скульптором, как впрочем, и все лицо Алеши, задорно играют с лучиками обжигающего полуденного солнца. Никита не беспокоит напарника. От здорового сна в дороге зависит жизнь. Ни больше, ни меньше. Напарник сосредоточенно впивается голубыми глазами в белый тент опережающего грузовика, и точно знает на каком расстоянии должен держаться от него, что бы, не допустить аварии или, каких других неурядиц.
Чувствую себя вором, укрывшись за этой шторой. Никто другой не должен знать о том, что я здесь, а это значит, что шансы на то, что бы при остановки грузовика, выйти и размять спину и ноги, сведены к полнейшему нулю, или катятся в минус.
Нащупываю в кармане куртки, тот тяжеловатый и колкий предмет, который передала мне сестра, с пометкой «для капитана». Это брошь. Красивая… Напоминает какой-то цветок или лист. Что-то я такое видела, но не среди наших растений , скорее в учебнике или, какой другой книге. Долго кручу незатейливую вещицу в руках. Внимательно разглядывая зеленоватые камни на каждом ответвлении этого растения. Изучаю метел. Не золото, но и не серебро. Возможно, платина. Если так, то эта вещица стоит не мало.
Все так же, бездумно, верчу брошь в руках. Перед глазами встает образ Тони. После моего отъезда, она, наверняка, заперлась у себя в комнате и плакала, уткнувшись в подушку. Она всегда так делала, когда ей было больно. Что бы, никто не видел ее слез. Не знал о ее слабости. Но… я знала.
Возможно, Тоня не спала всю ночь, переживая за меня. Да и сколько таких, бессонных ночей, ей еще предстоит. Она всегда была мне опорой. Жаль, что я не смогла отплатить ей тем же. Радует то, что папа ничего не знает. Для меня сложно врать ему, но по-другому, наверное, было нельзя. Хотя, мне кажется, я вновь оправдываю себя.
Задумчиво прикладываю брошь к губам и прикрываю веки. Вижу все. Свой Поселок. Как я еще ребенком, резвилась в пруду, неподалеку от дома. Как заливалась смехом сестра, когда на берег, прямо на нее, долетали брызги. А я не унималась. Все сильнее и усерднее, тревожила мутную воду. Ехидно хихикая. А вот она мама. Красивая, жизнерадостная. Прибегает к озеру с пирожками. Еще горячими. И я знаю, что папа в тот момент, тоже был счастлив.
-Пальмовая ветвь. – вдруг шепчу я, вновь бросая взгляд на брошь.
Я вспомнила ее. Эту брошь мама часто надевала, когда я была совсем маленькой. Она так шла к оранжевому и бледно-зеленому, платьям. Я помню, как она переливалась на свету. И в тот день, когда я уговорила ее написать первое письмо Джошу, она так же была на ней. Помню, как мама спрашивала меня, что писать. А я, как завороженная наблюдала за переливами света на зеленоватых, полупрозрачных камнях.
Выходит, эта брошь – то единственное и дорогое, что осталось у Тони от мамы. И она отдала ее мне. Не раздумывая. Просто вручила, для того, что бы я осуществила свою мечту.
Прости меня, Тоня. За все прости.
Эта брошь предназначена для капитана парома. А значит, будет служить платой за мою переправу. То есть, шансы вернуть ее… их просто нет.
Мне так плохо сейчас. Я, вновь, обвиняю себя во всем. Ругаю за эту ребяческую выходку. Ведь Джош написал, что через два года смог бы добраться до меня. Я знаю, он нашел бы способ. Два года. Всего два года.
Целых два года. Невыносимо долгих и беспощадных. Медленно тянущихся. Холодящих. Не оставляющих надежды…
Перед глазами, вновь его глаза. Умираю, утопаю в них.
Вижу все, как на старой кинопленке.
Джош улыбается и смотрит на меня. Немного отдаляется. И я вижу, теперь не только его улыбку, но и пшеничные волосы. Они переливаются золотом на ярком, обжигающем солнце. Он так ласково смотрит на меня. И протягивает мне ладонь. Просит взять его за руку. А я готова отдать все, лишь бы он не отпускал меня. Лишь бы не отводил взгляда.
Понимаю, что погружаюсь в приятный и глубокий сон. Где кругом ярко- зеленная, сочная трава. Еще с росой, но теплой, как парное молоко. Солнце светит ярко, но только греет. И совсем не пытается нас убить. Мы босые бредем по этой мягкой, влажной траве. И он, не переставая восхищаться каждым мгновением, шепчем мне:
-…вместе…
***
Больше недели, перед нами лишь пустая, безжизненная, дикая Европа. Ничего кроме золотистого песка и палящего солнца. Едем по давно проторенной дороге. Она не асфальтирована или выделена, как-то иначе. Но все водители строго знают, куда ехать, что бы не затеряться в этих необъятных песках. Никакого отклонения от маршрута. Ни каких остановок без надобности. Да и выходить из машины, в такое пекло, мало кто захочет.
Лешина смена – ночь. И каждый раз, когда уже далеко за полночь, он останавливается, что бы я могла выйти и размяться. Ночи здесь тихие и не такие удушающие. Поэтому я жду их с нетерпением и за пять минут свободы от автомобильного плена, стараюсь максимально размять ноги и спину.
Днем приходится особенно тяжело. В кабине совершенно нечем дышать. Не спасает, даже старенький кондиционер. Не знаю, как справляются с этим парни. Возможно, они привыкли или их готовят к таким нагрузкам. Но выглядят они уверенно и спокойно. Мой же, еще неокрепший и совершенно неподготовленный организм, еле выживает в таких условиях.
-Ну, что блудница. Почти приехали. – улыбчиво, заявляет Леша.
Я приоткрываю занавеску, но так и не могу разглядеть пейзажа. Боковые стекла кабины заклеены фольгой. Она отлично отражает солнце, иначе в нашем грузовике было бы еще более невыносимо. Лобовое стекло, так же, прикрыто фольгой. Но не все, а только верхняя его часть. Получается, что я вижу лишь белый кузов впереди идущего грузовика и краешек дороги. Которая, надо сказать, немного изменилась. Теперь она не песчано-желтая, а коричневая с оранжевым оттенком. Похожа на высохшую и потрескавшуюся глину.
Грузовики, один за одним, начинают разъезжаться. Становясь в равный, аккуратный строй. Наконец, когда наш грузовик останавливается, встав в одну линию с другими автомобилями, я вижу океан. Потрясающий, широкий… Я совсем не знала, что он настолько хорош.
-Эй. – окликает меня Леша.
Я, шурша занавеской, выглядываю прямо перед его затылком.
-Сейчас мы выходим. Дверь в кабину будет приоткрыта. Ты должна быть максимально бесшумной и незаметной. Я передам тебе текстильный мешок с почтой. Он может быть тяжелым, но ты должна будешь донести его до парома. Следом приду я и мы договоримся о твоей переправе. Все поняла?
-Угу. – киваю я.
И снова прячусь за бледно- красной шторой.
Леша и Никита уже на улице и я слышу, что из кузова начинают доставать груз. Аккуратно пробираюсь на водительское сидение. Прихватываю рюкзак и, наспех одеваю кеды. Выглядываю. Вроде никого не видно, а значит можно выходить.
Оказавшись на улице, осматриваюсь. Вдоль невысокого берега, растет какая-то трава. На вид колючая и недружелюбная. Солнце палит не меньше, но легкий морской бриз успокаивает кожу. Под ногами сухая, потрескавшаяся от беспощадных солнечных лучей, земля.
Слышу голоса. Думаю, что по другую сторону грузовика беседую пара мужчин.
Вновь бросаю взгляд в сторону океана. Замечаю корабль и не высокого, щуплого матроса, пристально уставившегося на меня.
Страх оказаться разоблаченной, моментально и полностью, накрывает меня. Но я тут же беру в руки себя, свои чувства и эмоции. Взгляд, из растерянного, становится уверенным и хладнокровным. Я отвожу глаза и нагло бреду к открытому кузову нашего грузовика.
Никита стоит в кузове и подтягивает текстильные мешки на его край. Леша снимает их и ставит на землю. Рядом с Лешей стоит, какой-то незнакомый мне мужчина. Он бросает на меня недоверчивый взгляд и хмурит брови.
-А это еще кто? – хрипловатым голосом, выпаливает он.
-С парома, небось. Американка. – усмехается Леша.
Я стою, не сводя взгляда с мешков, делаю вид, что не понимаю о чем они говорят.
Леша поднимает первый попавшийся мешок и взваливает мне на спину.
-У них, что парней нет? Девчонка таскает ,такие тяжести! - ворчит мужчина.
-А мне почем знать? – усмехается Леша и взваливает на себя два больших мешка.
Плетется следом за мной.
-Ты хорошо справилась со своей ролью, блудница. Теперь, дело за малым.
По небольшому, шаткому трапу мы проносим мешки на борт корабля.
Чушь все это! И откуда взялось это название? Что за дурная привычка, все приуменьшать? Так называемый «паром», на деле оказался настоящим полноценным кораблем. Да и как иначе. На пароме, в классическом его виде, не переплывешь Атлантику. Внешне, как в прочим и внутри, он выглядит внушительно, даже горделиво. Хоть его года и выдают потертости и ржавчина, но он все еще жив и готов служить людям в полную силу.
Красивы багровые обои на стенах в холле. Расшитые золотыми и серебряными цветами. От времени они потеряли свой блеск, но не потеряли своей грации. Яркие фонарики на зеркальном потолке, как бы, визуально делают его выше.
Я вижу себя, в отражении этого потрясающего потолка.
Потрепанная, уставшая. Немного похудевшая. Но с огнем в глазах и любовью в сердце. А ведь это куда важнее внешнего вида.