В первые века в монастырях была традиция – за 40 дней до Пасхи монахи уходили в пустыню и питались чем придётся, как и Иоанн Креститель - акридами (сверчками) и горьким диким мёдом, когда они изредка им попадались, но в пустыне бывало по-разному.
Конечно, Святость не зависит от пищи, но, все Святые были очень умеренны в еде, подолгу постились, и никогда не придавали ей какого-либо значения.
Святые люди были и сейчас они есть!
И не имеет значения кто они – странники, монахи или «обычные» мирские, иногда семейные люди, которые живут среди нас. Святость не от человека, а от БОГА.
Увы, мы их не видим своим грубым неодухотворённым зрением.
Святой искренне уверен, что он очень грешный человек, потому что знает все свои мельчайшие прегрешения - не только делом, но и мыслью, чувством, и ужасается им. Для него нет «малого» и «большого» греха, но любой грех есть нарушение Воли БОЖИЕЙ. Ибо любой нераскаянный грех, «большой» или «малый», если нет покаяния, он – смертный грех. Это подобно тому, как малюсенькая заноза может вызвать столбняк и смерть. Сказано: Лк.16,10 Верный в малом и во многом верен, а неверный в малом неверен и во многом.
А если человек думает, что он – безгрешен, свят, то совершенно точно он «по уши» в грехах, прелести (бесовском обольщении) и гордыне.
В отличие от Святых, у реального грешника разум и сердце помрачены грехами настолько, что он во тьме души их не различает и не видит.
Мы считаем, что если не воруем, не убиваем, то уже безгрешны. Конечно, с нас спрос иной, да и как мы соринку вынем из своего глаза, когда бревна в нём не замечаем? На чёрной одежде трудно найти чёрное пятно, так и в тёмной душе не видно тёмных пятен греха. И на исповеди мы чаще всего говорим об очевидных, вопиющих своих грехах. Потом уже, по мере очищения сердца, вскрываются тайники, где прячутся глубинные губительные страсти и разрушительные помышления. Так происходит медленное вхождение в духовную жизнь.
Начало духовной жизни – распознавание и видение своих грехов.