Я завещаю вам любовь
Эта история произошла в провинциальном городке.
Известный миру своими заводами-гигантами, прославленный своей страной как надежный тыл, где когда-то, в далекие дни войны, ковалась победа над врагом и где обрели кров тысячи семей, прибывших с оккупированных территорий, он, городок наш, как тому и суждено было быть, стал в свой час и городом-миллионером. Богатый своим культурным наследием,
он по праву вошел в какую-то десятку еще особенных и еще лучших, но, несмотря на все заслуженные им регалии, продолжал жить своей жизнью и оставался по-прежнему далеким от столицы городом.
Он был для нас целым миром – с буйством сирени по весне вдоль каждого дома без исключения, с яблоневой метелью в мае,
а июльским полднем – с головокружительным благоуханием палисадников под каждым окном.
Родной город с уютными двориками, где бережно хранили свой мир и уважали соседей. Чужого не брали, но и себя в обиду
не давали. Мамы никогда наших мальчишек за синяки не бранили: стыдно было не уметь постоять за себя иль не защитить свою девчонку. И «своей» считалась любая соседка, даже если и по имени ее как звать-величать не знаешь. Хотя такое бывало редко.
– Да она с моего двора! – И так накостыляют обидчику, что тому мало не покажется.
А иначе тогда как соседям в глаза смотреть можно было б? Не было как-то у нас тогда хат с краю.
Милые родные дворики, перетянутые вдоль и поперек бельевыми веревками, со стайкой сараек, за которыми начинался уже другой двор – не чужой, нет, – соседний. И в нем – та же картина: на раскинутых через весь двор веревках важно надуваются мокрые выстиранные и отбеленные пододеяльники. Точно паруса под ветром, рвутся ввысь полотнища простыней, а вторым рядом – особо не выставляемое напоказ и прикрытое почти сияющей белизной – колышется детское бельишко, цветные платья и рубашки, там же и нижнее где промелькнет. На третьей, последней веревке, натянутой подальше от любопытных глаз, – всегда строго отдельно, – сохнет «темное»: дедовы ситцевые подштанники, отцовы семейные труселя, трикушки
с вытянутыми коленками.
И за ними снова межа пролегла: подсобное хозяйство городских квартир – сараи. О, эти волшебные дворцы детства! Как сладко и страшно было прыгать с ваших крыш зимой в сугроб! Каким удивительным теплом вы согревали в проливной дождь! Сколько тайн вы сохранили и унесли с собой! Сколько бесценных кладов и незатейливых секретов было спрятано
от родительских глаз за вашими дощатыми перегородками, сквозь щели которых всегда клубился солнечный свет вперемешку с потревоженной вековой пылью.
Ветхие деревянные постройки, как правило с пристроенной сбоку голубятней, стоящие особняком, зачастую прикрытые незапертым на ключ замком, вы верой и правдой дослуживали свой век. Вы хранили картошку и кадки с квашеной капустой, банки с соленьями и вареньями. В ваших углах собирались, точно приданое какое, детские коляски, разобранные кровати всех сортов и мастей. Вон та, массивная, металлическая, с упругой кружевной сеткой матраца, – бабушкина. Ох, как на ней высоко прыгалось и как мягко падалось в пуховые перины внукам! Тут же и боковушки с витыми блестящими набалдашниками. Ведешь пальчиком по крутой впадинке изгиба – точно с горки какой летишь, зеркальный металл кожу холодит, аж дух захватывает! А если приноровиться, то на гладкой широкой полоске завитушки можно и рожицу смешную разглядеть. Ей-ей, не сразу догадаешься, что свое отображение, как в кривом зеркале, видишь. Следующая кровать – деревянная, хрупкая – детская. Передаваемая, как правило, из рук в руки – «по наследству». Прильнула к массивной сетке, точно дитя малое
за бабкин подол ухватилось. Постоит годик-другой – может, и самим еще пригодится… А нет – так желающих много враз найдется!
Сами стены сараев непременно были утыканы всякого рода гвоздями. На них же, на гвоздях этих, мирно покоились и зубастая пила, и велосипед, санки, коньки. Бок о бок висели тут же и снятые с велика колеса, перекошенные в «восьмерке»; резиновые камеры: огромные – для купания на карьере, проткнутые – для ремонта первых; запасные покрышки для велика. И прочее, прочее, прочее, – все, чему уже не находилось места в городской квартире. Это добро понемногу вытеснялось за ее пределы –
в сарай, который и сам же год от года утрачивал притягательный ореол таинственности и потихонечку превращался из среды обитания в ветхую постройку, забытую и забитую всяким хламом. Но все это случится чуть позже, а пока… в сарайке все нужное на все случаи жизни всегда можно было отыскать. Или сделать самому: что-то к чему-то прикрутить, чуток подпилить… Благо, что отцов, а то и дедов, инструмент, аккуратно прибранный, хранился тут же.
На отдельном большом ржавом гвоздище всенепременно покоились потускневшее от времени корыто, из-под которого торчала подоткнутая под него стиральная доска. Некогда, во взбитой мыльной пене корыта, выпуклый рисунок волн стиральной доски грезил девятым валом и завораживал морской стихией. Теперь же, затканный паутиной, он походил более на иссохшие ребра пирата, вызывал дрожь в теле и таинственный трепет в душе, готовой все же подхватить упавшее знамя приключений
и отправиться на поиски забытых кладов.
Попав в этот пыльный полумрак сарайки, невольно, хоть разок, да оглядывался на дверной проем, в котором уже столбом стоял солнечный свет и ликовала жизнь. Превозмогая собственный страх, ты делал первый шаг – и пугающий мрак отступал. Так ты учился смотреть опасности в лицо и шагать вперед, – у дворов были свои университеты.
Милые, милые, родные до слез старые дворы моего детства!.. С неизменной «тарзанкой» под развесистым кленом. Со стуком костяшек домино и ликующим возгласом «рыба!». С процарапанными гвоздем по отштукатуренному пролету пристройки
к дому, – не поддающимися никакому ремонту! – метровыми буквами – «Галка + Юрка = любовь». И жирная – с кулак! – точка. (И, позволю себе заметить в скобках, – никогда никаких добавлений иль комментариев!) От дома к дому лишь имена меняются да размах «забористой» надписи – этакий провинциальный городок с увековеченной на заборе любовью…
Городок с одинокими страданиями гитары под бледной луной и с приглушенными раскатами молодецкого хохота, волной перетекающего от двора к двору, тающего в ночи и приходящего пьяной походкой обратно – под раннее утро; умиротворенным воркованием голубей, так бессовестно откровенно целующихся на крыше своей голубятни на виду у всех посреди двора!..
Да, эта правдивая история, о которой я хочу вам поведать, могла случиться в любом из этих двориков, но произошла она
с нами… Тогда мы были непозволительно дерзки, отчаянно молоды, а за школьным порогом нас ждал огромный, неизведанный нами мир.
Конечно же, история эта не нова, она случается с каждым из нас и будет происходить вновь и вновь… Говорят, на ней даже держится мир. Наша же история произошла как раз тогда, когда в дверь постучалась Любовь, а вы уже выходите замуж…
Алексей
До свадьбы оставалась неделя. Алексей после работы спешил в дом своей невесты. Он появлялся на пороге около семи часов; за разговорами, чаепитием и телевизором незаметно пробегал вечер. В половине одиннадцатого будущая теща забирала с собой свою младшую дочь Иринку, они уходили в дальнюю комнату готовиться ко сну, оставляя «молодых» вдвоем на целых тридцать восхитительных минут. В одиннадцать Алексей уходил домой, а назавтра все повторялось сызнова. И ничего с этим он поделать не мог: предсвадебный мандраж не отпускал ни на минуту. Алексей точно боялся чего, но что именно заставляет так бешено колотиться сердце, понять не мог. Он словно потерять чего боялся, и поэтому сломя голову мчался после работы
к своей избраннице, и вздохнуть спокойно мог лишь тогда, когда видел ее воочию рядом с собой. Будь его воля, то он бы
и ночью не оставлял ее одну, но…
Конечно же, хлопот и суеты в последний месяц было много. Иной раз даже казалось, что ноги от беготни стерты по самые уши. Что говорить – только на добывание копченой колбасы ушла целая неделя! Хорошо, что им регистрацию на начало августа назначили: мороки хоть с овощами-фруктами не будет! Нет, вы только подумайте – вот где самый очевидный
и невероятный факт: копченой в продаже нет, а в холодильниках у каждого хоть к празднику, да появляется! И на вопрос:
«А где взял колбаску?» – ответ всегда один и тот же, кого ни спроси: «Да раздобыл по случаю».
Понимаете? Покупается колбаса вареная, копченая же – до-бы-ва-ет-ся по случаю! Не мудрено, что колбаска эта дефицитная неделю времени сожрала! Наверное, оттого и режут ее такими тоню-ю-ю-сенькими кружочками. Ведь добывается-то она только через хороших знакомых. И достается из потайных источников только для «своих» через многие предосторожности. Вот на это неделя и улетела. Правильно говорят: «Не потопаешь – не полопаешь!»
Месяц назад, когда Алексей первый раз увидел весь список продуктов, необходимый для застолья, – глазам своим не поверил! А когда подсчитали, в какую копеечку все это удовольствие им обернется, то решили еще разок пересмотреть список гостей… И начали играть в лотерею. В противном случае со свадьбой пришлось бы притормозить этак годика на три. И отбор гостей стал жестким.
Конечно же, Алексей с большим удовольствием еще бы пару-тройку приглашенных вычеркнул, но нельзя: подруги невесты! Неужели у них весь класс такой был? Не девки – а язвы! Так и лезут под шкуру, так и наровят укусить, пользуются тем, что ответить им не может – женщины всё же. Чёрт в юбке, а не женщины! И ведь разговоры ТАКИЕ вести начинают, что самое лучшее – отмолчаться. Не поверишь, что одна из них комсоргом была! Так ведь и не угомонятся, пока в краску не вгонят. Их бы энергию, да в мирных целях! Две Галки. Вороны, блин, а не галки. Хотя – чего душой кривить – если бы они хоть раз взяли бы да промолчали, если бы не язвили с невинным хлопаньем глазок, то он, ей богу, взял бы их с собой в разведку. А уж если быть до конца честным, то с ними интересно, но из списка гостей он их с огромным удовольствием вычеркнул бы: так было бы спокойнее.
Скорее бы эта неделя пролетела! Мысли Алексея воспарили ввысь, лицо озарила мечтательная улыбка, отчего весь вид его стал отрешенным, глупым и счастливым, что, впрочем, не только простительно всем влюбленным, но еще и закономерно: ведь
в палисадниках до одури бушевал жасмин.
Сергей
«Здравствуй, Галка!
Получил твое письмо и, конечно же, был рад ему. Спасибо за него. После того, как я прочитал его, у меня было такое чувство, что я как будто бы вновь побывал в школе, посидел с тобой за одной партой, поболтал с тобой немного. А ведь когда-то это было на самом деле! Ведь очень скоро будет год с тех пор, когда прозвенел наш последний звонок. А я очень хорошо помню этот день и навряд ли его когда-нибудь позабуду. Ты знаешь, до меня тоже как-то не доходит, что нашего класса уже нет. Мне кажется, наш класс существует, вы все там, в Челябинске, все вместе, как прежде, и что просто только я один уехал
во Владивосток, и что мне больше никогда не суждено вернуться в наш класс. Знаешь, Галка, без класса как-то скучно
и немного грустно, согласись со мной. Да и это понятно, ведь наш класс существовал больше половины нашей жизни
(10 из 18 лет).
Но в то же время думаешь, что всю жизнь в одном классе не проживешь, хочется чего-то нового, хочется где-то побывать,
что-то повидать. Когда приехал сюда, на Дальний Восток, то увидел много нового, интересного, многому удивлялся. Впервые увидел море, увидел ползающих по дну крабов, звезд, сам ловил их. Увидел, как плавает камбала, увидел не в магазине, как обычно, а в натуре. (В те годы в рыбных магазинах продавали живую рыбу. Она плавала в больших аквариумах. Выберешь себе рыбешку, продавец сачком ее поймает и – на весы, и – к тебе в авоську. – Прим. авт.)
Все еще меня продолжает удивлять здешний муссонный климат. Где-то в июле здесь устанавливается теплая, солнечная погода и стоит почти всю осень, до начала или середины ноября. В октябре здесь еще купаются. Рассказывали, что в 58-м году здесь
в декабре можно было загорать. Зима здесь относительно нехолодная, но всю зиму здесь дуют холодные северные ветры
с континента. Снег за зиму выпадает всего раза 3–4, да и этот исчезает куда-то: наверное, сдувает ветер. Если же зимой подует южный ветер, то тает снег. Так что у нас на Новый год растаял весь снег. Ну, в общем-то, это понятно – Владивосток находится на той же широте, что и Сочи. Таять здесь начинает рано. Так, я прилетел в Артём из отпуска 31 января (Во Владивостоке нет аэропорта, т. к. город расположен на сопках, поэтому аэропорт в Артёме, это километров 60–80 от Владика), там было холодно, даже морозно. А приехав во Владик, увидел, что кругом стоят лужи и тает снег. Весна здесь тоже особенная. Если зимой здесь снега нет, то весной его выпадает уйма. Снег идет мокрый, крупными хлопьями и долго, иногда больше суток. Но потом, правда, он быстро тает. Этот снег только растает, как опять выпадает по колено. Представляешь, ложишься спать – снега нет, просыпаешься – все белым-бело. На Урале такое бывает только один раз, осенью: утром встаешь, а на улице снег лежит. У нас же здесь такое бывает только за одну весну раз 5–6. Во как! Сейчас у нас тепло, градусов около 10–15. Я уже загорел немного. Но, увы. Скоро начнется период дождей, который длится до середины июля. В это время стоит пасмурная погода, морось, мелкий дождь.
Ну, ладно, утомил, наверное, тебя этими нудными описаниями климата.
Галка, ты пишешь, что находишься в стороне от комсомольских дел. Я тоже пока в стороне, без дел, нахожусь на положении среднего человека, курсанта.
Передавай привет Евке, всем нашим.
Ну, пока. До свидания. Твой «блудный» сосед по парте Сережа.
P. S.: Да, кстати, вы с Юркой, в конце-то концов, когда поженитесь? Сколько ждать можно!»
Галка
– Ха! Ничегосеньки себе: «блудный сосед по парте»! Да у нас с Сережкой была самая постоянная парта!
В девятом классе, как вы понимаете, любовь – явление массовое. Если мартовские коты начинают дуреть по весне, то в девятом классе весна эта приходит в школу вместе с началом учебного года. После летних каникул все девчонки без исключения,
в своих кружевных фартучках и кокетливых бантиках, которые вдруг оказались дополнением прически, стали восхитительно красивы.
«Ба! Как я Её проглядел!» – и туманится взор. Учителя с докучливой назойливостью рисуют на доске какие-то графики, лезут из кожи вон, чтобы донести до пустых голов прописные истины, и, махнув на все рукой, лепят в журнал жирные двойки.
А тебя, как магнитом, тянет оглянуться на заднюю парту, где сидит Она, и шея, как у голубя, обретает вдруг способность вертеться на все триста шестьдесят градусов, стоит лишь заприметить в толпе милый сердцу облик. После летних каникул мальчишки – статные юноши и – «все равны, как на подбор»! Глянешь на такого и – сразу ясно: старшеклассник, а не какая-то там мелкотня пузатая, что в пуп дышит!
«Ага-а, Он в третьем классе дергал меня за косички!» – вспоминается вдруг на уроке математики, и это становится главной темой дня, а после долгих размышлений – серьезным поводом присмотреться к избраннику повнимательней. А уж если однажды Он и до дома проводил, и портфель нес… Всё – пиши пропало: учеба по боку. И учителям ничего не остается, как только наблюдать за развитием событий. Процесс этот, уж поверьте на слово, неуправляемый, нарастает, как снежный ком, обрушивается, как лавина. Внушения не помогают, веские доводы не действуют, запреты – те и вовсе бессильны. И вот однажды наступает момент, когда весь процесс и вовсе выходит из-под контроля. Одно слово – Любовь. И учителям хорошо знакомо это бедствие.
На переменах, общеизвестно, в школах начинается свой дурдом: с ревом, под стать реактивному самолету, визгом и гиканьем во всех направлениях несутся дети. Подготовка к следующему уроку? Повторение выученного урока? – спросите вы. Я вас умоляю! Ну, в лучшем случае один-два человека на спине у товарища передирают к себе в тетрадь домашнее задание; и, если бы не урок, который вот-вот начнется, он даже и не вспомнил бы про него: понимаете – катастрофически не хватает времени! Да. К единственному на этаже зеркалу не пробиться: перед ним теснятся девчонки, поправляют на сто рядов растрепанные беготнёй волосы, «по новому» завязывают-перезавязывают банты, а иная, глядишь, сопя и всхлипывая, сердито переплетает
и косы…
И только старшеклассники чинно шествуют вдоль дверей классов по одному лишь им известному маршруту. Но спокойствие это видимое. Вот кто-то вспыхнул, точно свечка, и с блуждающим взором отправился далече… Кто-то остановился и расцвел
в улыбке, а кое-кто и поник, сдулся, как подбитый в морском бою кораблик.
И если школьная перемена – время, когда вершатся судьбы, то урок – отличная возможность побыть наедине с собой, разобраться с сумятицей чувств, осмыслить поступившее предложение… На уроке можно чиркануть записочку, переслать ее через весь класс адресату и почувствовать себя счастливым человеком, получив ответ или просто только оттого, что вы – одноклассники! На уроках возможно многое. Например, можно пожаловаться учителю на то, что с доски отсвечивает
и спросить разрешения пересесть за другую парту, поближе к… ну, короче, туда, куда надо, сами понимаете.
Словом, на уроке можно основательно подготовиться к очередному этапу школьной жизни – следующей перемене. И, конечно же, – поделиться впечатлениями, если чувства бьют через край и усидеть на месте нет никакой возможности; а еще – обсудить что-то важное и оч-ч-чень личное: то, о чем никогда не скажешь вслух и не доверишь первому встречному. И учителя это отлично понимают и идут тебе навстречу. Особенно охотно – тогда, когда известно, что эта самая любовь просиживает свои штаны в параллельном классе.
К концу первой четверти, устав от нескончаемых «а можно пересесть», учителя сказали: «Да сидите, как угодно, но чтоб уроки…» Перегруппировка произошла мгновенно: девочки – к девочкам, мальчики – к мальчикам, и учебный процесс пошел своим чередом.
И только наша с Сергеем парта оставалась неразбитой. Вторая у окна в первом ряду, за нами – Евка и, в общем-то, весь класс. Нет, вы не подумайте чего лишнего! Наша парта была такой постоянной не потому, что, а ПОТОМУ, ЧТО, во-первых,
под самым носом учителя было легче, чем на «камчатке», списать контрольную и пустить ее по всему классу. Во-вторых, надпись «Галка + Юрка = …» еще с пятого класса красовалась на заборе, и эти имена уже давным-давно произносились всеми только в паре, а не иначе. Но после восьмого класса Юра поступил в техникум. Сами понимаете, Галке ничего не оставалось, как тоскливо смотреть в окно и вполуха слушать учителя. Сергей же после того, как не поступил в мореходку и вернулся
в школу, всерьез взялся за учебу. Сергей так вгрызся в гранит науки, что за урок успевал решать два предлагаемых варианта контрольной работы. Вот его-то решения Галка и перерисовывала в свою тетрадь, не вникая в суть.
– Сережа, ты же знаешь: я – гуманитарий. А тебе как никому нужна математика. Вот и решай!
Как бы на него ни заглядывались девчонки, он оставался верен своей мечте поступить в мореходку.
И только на уроках химии за партами сидели так, как один раз и навсегда нас всех рассадила «химичка», которую за глаза мы прозвали Гром-Баба. Поговаривали, что до нашей школы Гром-Баба преподавала химию в колонии для малолетних преступников, оттого на ее уроках и была железная дисциплина. Да что говорить! При поступлении в вуз наши слабые
по химии троечники этот экзамен сдавали на блестящее «отлично»! И вузовские педагоги были твердо убеждены в том, что ученики Веры Сергеевны предмет действительно знают, и высший балл ставили не за красивые глазки.
Сергей
«Здравствуй, Галка!
Получил твое письмо как снег на голову. Столько новостей! Я не все сразу даже как-то переварил. И Саньку посадили, и Евка замуж собирается, и у тебя Катюшка растет. Кто же отец твоей Катюшки, Юрка? И когда ты это все успела, и замуж выйти,
и разойтись, ведь с тех пор, как мы с тобой виделись в последний раз, не прошло и года. Евка вот тоже торопится замуж выйти. И что это вы все, девчонки, замуж спешите выскочить?
Ты спрашиваешь, как я живу. Что ж, живу и не тужу пока. «Знамя мужской независимости», как ты выразилась, держу высоко. Ну не любят меня девчонки и всё! Водил ли я корабли? Нет, не водил, но плавал. Целый месяц болтались в Японском море. Довольно-таки много за этот месяц узнал и увидел, начиная от морской болезни и кончая чувством, с которым человек ступает на землю, ступает после многих дней непрерывной качки, уже привыкший и к ней, и к шуму моря, и к ветру. Сойдешь
на землю с корабля – и как-то непривычно чувствуешь себя, идешь – и на ровном месте спотыкаешься, кругом какая-то необыкновенная тишина.
Ты, наверное, уже слышала, что советский летчик на новейшем самолете сел в Японии? Так вот это было как раз во время нашей практики. Мы уже двое суток как вышли из Владивостока и шли к Сов. Гавани, как вдруг резко поменяли курс чуть ли не на обратный. Мы все недоумевали: почему? Потом узнали, что наш корабль получил приказ выйти на поиски летчика. Искали трое суток, днем и ночью, но так и не нашли, – искать-то было некого, он, как выяснилось позже, сел в Японии. За эти три дня нас изрядно потрепало, попали в шторм. Сперва было смешно смотреть, как мотает тебя по палубе,
как опрокидывалось что-нибудь со стола во время обеда, но потом стало уже не до смеха. Осточертела эта качка, тошнота, некоторые даже от еды отказывались, а ночью то и дело просыпаешься, когда чувствуешь, что начинаешь скатываться
с постели.
Знаешь, что меня поразило – это цвет воды в море, он там синий-синий. Знаешь, вот когда белье подсинивают синькой, так вот, когда положишь в воду много синьки, то такой же цвет. Видел касаток, дельфинов и – живых японцев. Ну, можно бесконечно рассказывать про первый мой выход в море. Сейчас у меня как раз приближается сессия и как раз с Нового года начнется. Целый месяц буду сдавать экзамены. Потом отпуск, обязательно постараюсь быть на вечере встречи выпускников. Вы тоже
во что бы то ни стало приходите. Галка, я знал, что Вовка женился. Я его встретил, когда был в отпуске в предпоследний день. Он и сказал, что завтра у него свадьба. Жаль вот только, что тебя с Евкой не увидел за время отпуска. Я заходил к тебе
на работу, но ты уже оттуда уволилась. Ну, ладно, пора кончать писанину.
Евка замуж собирается. Выходит не за Саньку, а за кого же? Хороший, наверное, человек. Ну что ж, поздравь ее за меня.
Посылаю тебе две фотки. Это я во время отпуска и на практике в морской пехоте, в 6 км от Китая, где дикий край, где много дикого винограда, орехов, малины, а в маленькой речушке, которая протекает там, полно красной рыбы.
Ну, вот пока и все. До свидания. Сережа».
«Здравствуй, Галка!
Извини, долго не отвечал, не до того было, да и сейчас, впрочем, мое письмо будет коротеньким. По одной простой причине – я завтра вылетаю в Челябинск. У меня уже и билет на руках. Встретимся обязательно. Ты пишешь, что у Евки свадьбу назначили на начало августа, и у меня отпуск по 5 августа. Так что все остальное при скорой встрече.
Ну, вот пока и все.
Ваш старый школьный друг Сережа».
Несомненно, каждый из нас хоть разок в своей жизни, да убеждался в том, что Челябинск (Москва, Париж иль какой любой другой город) – большая деревня. Каждый хоть разок, да уверовал: то, чему суждено быть, того не миновать. Как ни старайся увернуться, но произойдет именно то, чему, собственно, и должно однажды случиться, какими бы причудливыми путями оно, это неизбежное, к нам ни подбиралось.
Поэтому Сергей ничуть не удивился тому, что в самом центре многолюдного торгового центра он лоб в лоб столкнулся
с Николаем. Он так обрадовался этой встрече, что сам факт невозможности данного события его ничуть не смущал. Дело в том, что где-то в конце седьмого класса семья Николая переехала жить в Москву, и друзьям ничего не оставалось,
как довольствоваться перепиской, которая, сами понимаете, по мере взросления мальчиков и в силу существенной разницы географических широт, приобрела со временем более чем сдержанный характер. Решение же смотаться на малую родину
и отдохнуть там недельку-другую пришло в голову Николаю внезапно. Потянуло что-то, вот и приехал в Челябинск.
Родной город умиротворил, но существенно не хватало столичного ритма и, точно восполняя сей досадный пробел, Николай уже битый час бесцельно гулял по единственной в городе огромной торговой достопримечательности, нырял из одного потока людей в другой. Словом, тихо наслаждался маленькими радостями жизни, пока не натолкнулся на накаченного бугая, одетого
в морскую форму и столбом стоящего посреди торгового центра, у фонтана, на перекрестке всех мыслимых людских и прочих потоков. Добрый сосед по бывшей коммуналке, верный школьный товарищ и неизменный участник всех былых проказ, – москвич в настоящем, – Николай выскочил из толчеи и оказался пред Сергеем, точно джинн из волшебной лампы. Вынырнул из людского потока и предстал пред светлыми очами друга, и – время остановилось, замерло, понеслось вспять, увлекая
за собой обратно в детство, возможно, будущего дипломата и почти уже состоявшегося моряка военного флота.
Трудно сказать сейчас, кому первому из них пришла тогда мысль отправиться к комсоргу, скорее сработала старая школьная привычка: чуть что – собираться всем у Галки. Вот и сейчас, спустя каких-то пару часов после столь неожиданной встречи, уже втроем – Николай, Сергей и Галка, снова все вместе строили план вечера встречи одноклассников. Собрались всем классом через два дня, как и наметили.
Сергей и Ева встретились.
Мамы
Домой мы возвращались ранним утром.
На душе было тихо, светло и солнечно; одновременно с этим всем своим существом мы испытывали такой подъем сил, такое ликование; чувствовали такую сопричастность всему происходящему в жизни, что восход солнца и рождение нового дня казались нам чуть ли не деянием наших рук.
Стоит ли этому удивляться? Ведь в те удивительные годы молодости напевы, летящие по бескрайним просторам, песни, которые пели наши родители и на которых, получалось, воспитывались мы, утверждали в частности, что «без меня, а без меня и солнце утром не вставало б…». Конечно же, как люди здравомыслящие, это явление напрямую к своим заслугам мы
не приписывали, но образному пониманию происходящего, – сопереживанию нечто большему, чем виделось, – тому учила нас Литература. И наша «нудная училка» Раиса Николаевна, балерина в своем прошлом, которой сейчас, по прошествии столького времени – длиною в целую прожитую жизнь – хочется сказать большое спасибо за подаренный нам мир. Огромный, волнующий, многообразный, который с таким трудом ей удалось впихнуть в наши пустые головы; тот самый, что заставляет «…в унисон звучать сердца…».
В общем, в тот час на душе было солнечно: самолеты летают, часы тикают, новый день вступает в свои права, – словом, жизнь продолжается! И, по мере приближения к дому, она, эта самая жизнь, становилась уже и вовсе неизбежной, поскольку принимала более чем конкретные очертания: МАМЫ.
Наши с Галкой мамы, о существовании которых мы просто-напросто позабыли... Как, впрочем, забыли и о их значении в нашей жизни, и еще о многом другом, что вчера в одночасье стало вдруг каким-то предельно ясным – глупым и второстепенным. Теперь же к нам возвращалась наша реальность. И мамы играли в ней далеко не последнюю роль.
Когда вчера в назначенное время Галка Маленькая не пришла домой, тетя Валя в душе улыбнулась: увы, дочка выросла. Когда же та не появилась и через час, тетя Валя забила тревогу и ринулась на поиск блудной дочери: ночь на дворе, а девки дома нет! Конечно же, первым делом она направилась к подруге дочери. «У Галины дитё малое на руках, шибко не разгуляешься. Наверняка уже седьмой сон видит! К тому же и времени проводить Сергея им обеим более чем предостаточно было отпущено!» И т. д., как говорится, и т. п. Но каково же было удивление тети Вали, когда она поняла, что расчет оказался неверным: как и ее дочь, Галина дома отсутствовала. Мирно сопящее во сне дитё было, разъяренная до предела бабушка, мать Галины, имелась, а вот самих девок-то как раз и не было. Ни одной, ни другой! Недолго думая, обе мамы, с тем самым малым дитём на руках (не оставлять же совсем одну без присмотра!!!) двинули по указанному в записке адресу, где и планировались эти самые проводы. Записку с адресом их местонахождения Галки отдали матери в самый последний момент, когда стало ясно, что Еву ждать им больше нет никакого смысла.
– Мало того, – по ходу движения вещала молодая бабушка, – они отдали ее мне в руки только после того, как я клятвенно пообещала им, что никому, кроме ОДНОЙ Евы, адреса этого я не назову! Валь, ты что-нибудь понимаешь?
– А вот сейчас придем и найдем все ответы на все вопросы!
Ха, не тут-то было! Сияющая ярким светом, но, увы, абсолютно пустая квартира ясности не прибавила, даже наоборот – усилила беспокойство и тревогу: а куда, собственно, все подевались? Незапертая на ключ квартира – явление по тем годам, надо сказать, обычное. Мало кто этому бы удивился. Открыто – значит, хозяева дома. Собственно говоря, только благодаря этому нашим мамам и удалось просочиться в чужую квартиру, которая на все оклики хозяев упорно отмалчивалась. Потрясло их другое: горящий по всей квартире свет, стол, накрытый по всем правилам праздничного гостеприимства и – полнейшая тишина. Чуть распотрошенные салаты, начатая бутылка вина, наконец, отодвинутые от стола стулья – все свидетельствовало
о присутствии людей, но метнуть гром и молнии было не в кого! Немое молчание да зловещее шипение отпевшего свои песни магнитофона, на котором крутилась, как заведенная, катушка магнитной ленты, хвост которой в свою очередь угрожающе бился в такт шипению. Остановить этот бессмысленный бег по кругу в какой-то момент стало страшно, но наши мамы справились и с этим, заодно погасили свет, плотно прикрыли за собой двери и уже на улице, согретые теплым благоуханием ночи, сообразили: раз записка с адресом осталась невостребованной, значит Ева-то точно дома! Ну и направились, естественно, к ней.
Надо ли говорить о том, что и эта дверь осталась глуха и нема к праведному материнскому гневу?.. Есть ли необходимость уточнять, как именно провели остатки ночи встревоженные не на шутку наши милые, родные, любимые на все времена мамулечки?
Обессиленные пустым бегом по известным им адресам, они наконец-то в полной растерянности остановились на перекрестке всех дорог, где и встретили рассвет, а вместе с ним и нас.
Но нам разве до того было?
Мы светились тихим счастьем и источали чувство исполненного долга, нечто Великого и Грандиозного, что поднимало
над мирской суетой и прочие заботы делало мелкими, мало что значащими в своей повседневности.
Скажите, что может быть прекраснее того, когда люди понимают друг друга с полуслова?
Накануне вечером
Словно чуя какую беду, Алексей отбросил свои дела и до самого позднего вечера сиднем просидел у своей невесты. Весь долгий для Евы вечер разговор явно не клеился: вспыхивал, да угасал. Все явно нервничали, но виду всё же не показывали, держали себя в руках, с преувеличенной озабоченностью вдруг начинали хлопотать по пустякам, да смутившись, бросали начатое. Словом, прийти проводить Сергея у Евы не получилось. Как и не получилось объявить об отмене свадьбы.
При взгляде на Алексея слова застревали в горле, и не было никакой силы вытолкнуть их наружу.
«Будь что будет!» – назойливо вертелась в голове лишь одна эта мысль, и все, связанное с грядущей свадьбой, ложилось тяжелым грузом на сердце...
А мы... Мы сидели за праздничным столом и ждали Еву.
– Не пришла... Ребята, я – военный. Я ни на час не могу задержаться. А свадьба у Евы послезавтра. Пообещайте... Сделайте так, чтобы она не состоялась!!!
И наступила тишина. В наших головах с молниеносной быстротой закрутились, завертелись самые фантастические варианты. Принялись было их озвучивать, но, посмотрев друг другу в глаза, поняли: если сейчас, сию минуту мы ничего не сделаем,
то уже никогда никаким образом мы не сумеем отменить эту свадьбу...
Не сговариваясь, мы встали из-за стола и буквально через пару минут уже стояли на пороге Евиной квартиры. Дверь открыли сразу, будто только нас и ждали.
И – завертелось! Кто-то за руку из дальней комнаты выводил Еву к порогу, другой уже держал наготове ее летний плащ
и босоножки, сумочку.
– Да куда же вы? – в ночной тишине, как выстрел, прогремел вопрос Евиной мамы.
– Во Владивосток! – хором ответили мы. – А! Паспорт нужен!
И в самый последний момент вспомнили:
– А деньги на билет? Ирина, остатки все свадебных тащи сюда!!!
К слову сказать, вот с билетом-то для Евы все как раз могло оказаться не так просто, как нам того хотелось. Но разве это могло нас остановить? Да, у Сергея понятное дело – броня; как военный он билетом обеспечен. А вот Ева... Дело в том, что рейс самолета, который мы все ожидали – проходящий. А это значило то, что купить билет для Евы мы могли только по прибытии самолета в аэропорт. И есть ли в наличии свободные места, известно станет лишь по прибытии того самого самолета.
А когда мы увидели в зале ожидания Евину маму и сестру, то перепугались не на шутку! «Одумались, поди, заберут сейчас Еву домой и – под венец с нелюбимым!»
Но все оказалось не так уж и плохо.
– Ну вот как ты собралась во Владивосток? Разве так можно! Даже сменки белья с собой не взяла! И босоножки старые.
Держи – тут твои вещи. И переобувайся давай живо, ну не в старых же босоножках лететь, право!..
Мама украдкой слезинки вытерла, а младшая сестренка, хоть и была напугана происходящим, да только сияла счастьем: ей явно по душе пришлась наша авантюрная затея! И маленькие чертята в ее ясных глазах откровенно прыгали, довольные всем происходящим!
Объявили прибытие самолета. Сонный зал ожил, народ заспешил к билетным кассам. На этот рейс оказался всего один билет. А желающих улететь...
– Ребята! Моряк невесту украл! Да вы поймите – Любовь!..
Ева и Сергей улетели.
Одним словом, наша с Галкой совесть была абсолютно чиста, душа ликовала; и навстречу мамам этим прекрасным ранним утром уверенной поступью шагали победители, которые, по меньшей мере, только что спасли мир.
Впрочем, в те годы таких категорий, как спасти мир от катастрофы, не существовало. Он, наш с вами мир, как и любовь, представлялся нам вечным и незыблемым, данный один раз и навсегда, до самого конечного нашего дня, до самого последнего нашего вздоха. Катастрофы, правда, случались. Не встретить свою Любовь, не узнать, пройти мимо – вот, пожалуй, единственное, что могло по-настоящему стать катастрофой всей жизни. Но сегодня, по крайней мере, двоих из всего человечества эта участь миновала! А мы – мы стали прямыми участниками этого Великого События. Огромаднейшая Любовь, которой хватает на всех и которой тесен мир; та самая, что заставляет радостно ликовать, совершать безумные поступки, безудержно делиться своим счастьем со всем белым светом… Именно Та самая-самая, которая поднимает над мелочной суетой, а привычное делает необыкновенно привлекательным; просто Любовь, без которой просто не можешь жить, дышать, которая наполняет смыслом каждый миг твоего существования, Ее Величество сама Любовь сегодня утвердилась в нашей жизни.
И мир вокруг стал чист, тих и ясен, как утренний рассвет. Короче, ремня и материнского гнева мы с Галкой не боялись – этому просто не было места на всем обозримом горизонте чувств и будущих свершений.
А иначе, поверьте, и жить не стоит!..
Давно это было, в далекой юности, в прошлом веке, навсегда ушедшем дне. Но для Любви разве существует время? Господа, это же не продукт с указанной на упаковке датой изготовления и сроком годности! Да согласитесь же, сейчас, из далекого прошлого, ее маленький лучик блеснул в свете наших дней своим отличительным блеском и согрел теплотой воспоминаний!
А дальше?.. Как знать, возможно, и в ваш дом вскоре постучится тихое счастье… А я… я завещаю вам Любовь…
И поверьте: все остальное не имеет никакого значения.