Посадил дед репку. Полол её, поливал, и уродилась репка на славу.
Пришла пора убирать. Взяли дед с бабкой лопату и пошли на огород. Дед подкапывает, а бабка выдергивает и в кучу бросает. Тут же Жучка резвится, кошка на солнышке греется.
Тяжело бабке. Согнуться трудно, а разогнуться - того труднее.
- Ты бы, старая, внучку позвала, - посоветовал дед.
- На соревновании она, честь защищает.
- Чего защищает?
Старуха с трудом выпрямилась и пояснила:
- Честь. Не ходи, говорю, репку убирать будем. "Не могу,- говорит. - Честь школы". Уж очень шибко она бегает. - И снова стала нагибаться.
- Это верно, - согласился дед. - Глядишь - уже нет её, убежала...
Долго ли, коротко ли убирали, но к вечеру управились. Посидели, порадовались.
- Хороша репка! - сказал дед.
- Хороша, - согласилась бабка и стала подниматься. - Пойду я, надо ужин готовить, скоро внучка прибежит с соревнований.
Утром дед поднялся рано, ибо путь предстоял не близкий. Сказывали люди, в городе есть кооперация, куда и можно определить репку.
Шел дед, шел, смотрит - город, большой, шумный. Машины снуют, как мыши в амбаре. Только старика эти мыши не боятся, старик их боится. Видит - трехэтажный терем, а на нем надпись: "Заготрепка". Обрадовался старик.
Взошел он на высокое крыльцо, прошел по длинному коридору, а в маленькой комнате сидит за столом девица-краса и строчит из пулемета диковинной конструкции. В войну, дед помнил, были совсем другие, и строчили из них мужики. Старик отшатнулся от двери, но глядит, люди заходят, выходят - и все живые, только невеселые.
Осмелел старик и подошел ближе.
- Чего вам, дедушка? - спрашивает девица-краса, а сама и не смотрит на него, всё строчит по невидимому врагу. "Ишь ты! - удивился старик. - Не смотрит, а видит!"
- Мне бы главного, дочка, - попросил он.
- Иван Иванович занят, - долетели до него простреленные слова.
- Ну что ж, подожду, - сказал старик и присел на краешек стула.
Долго ли, коротко сидел так старик, он не знал, потому что вздремнул. Разбудила его наступившая вдруг тишина.
- Иван Иванович вас просит, - сказала девица-краса.
Отворил старик одну дверь, а там другая. Он отворил и другую. Глядит, а за дорожками ковровыми, за столами дубовыми сидит Иван Иванович и сам с собой разговаривает. Присмотрелся старик - ан нет, не сам с собой, а с какой-то хромовой штуковиной, от которой тянется проводок к черному, тоже хромовому, предмету. А рядом ещё такой же красный предмет, желтый, зеленый...
Иван Иванович рубашку белую расстегнул, пот с него бежит ручьем, и он говорит в эту штуковину:
- Да поймите, некуда мне принять репку! У нас одно маленькое хранилище и то забито. До отказа! Почему нет в продаже? Откуда я знаю! Не берут, транспорта, говорят, нету. Да. Нет. Я же вам объясняю...
Тут ещё один предмет зазвенел, и Иван Иванович приложил к другому уху такую же штуковину, только красную.
- Базы у нас нет! Нет материальной базы!
Потом зазвенели остальные предметы, и Иван Иванович каждому объяснял то же самое, про какую-то базу, которой нет. Старик понимал не все слова, но ему было жалко Ивана Ивановича, которого отдали на растерзание этим разноцветным предметам, которые объясняй им, не объясняй, человеческого языка не понимают. Рубашка у Ивана Ивановича вся взмокла, от каждого звонка он уже вздрагивал и затравленно смотрел на старика, видя в его глазах участие.
Старику хотелось пожалеть Ивана Ивановича, сказать ободряющие слова, но провода начальника не отпускали, и старик, потоптавшись ещё минуту, тихонько вышел, притворив за собой сначала одну, а потом и вторую дверь. Девица-краса по-прежнему строчила не отрываясь из своего диковинного пулемета, и старику подумалось, что это она стреляет по тем, кто мучает Ивана Ивановича, но, видно, не попадает, бедная. Старику стало неловко, что он отрывает от работы важных людей, у которых хатает забот и без его репки.
Он вышел на свежий воздух и решил идти домой. Он думал о том, что во дворе его весело встретит Жучка, а в избе накормит бабка. А репка - что ж. Будет здоровье - вырастят с бабкой ещё. Вот только бы выбраться из города; эти машины - ну что мыши в амбаре...