Цветной код. II. 4. Кто же ты, Оля?

Станислав Бук
              Предыдущая глава
              http://www.proza.ru/2014/12/11/771


                4 Кто же ты, Оля?

          Не поправить дня усильями светилен,
          Не поднять теням крещенских покрывал.
          На земле зима, и дым огней бессилен
          Распрямить дома, полёгшие вповал
                Борис Пастернак. Зимняя ночь

Когда Фридрих проснулся, было уже светло и морозные узоры на стёклах окон играли всеми цветами радуги.
Январь сорок второго года получил эстафетой от декабря  мягкий и обильный снегопад. Мороз, трещавший в акациях, которыми был обсажен периметр территории института, к новому году уступил пространство почти подвешенным в воздухе крупным хлопьям снега. Но в сочельник снегопад так же внезапно закончился. Ещё бы: для полётов всяких русских сказочных персонажей в ночь перед православным Рождеством требовалась хорошая ясная погода. Фридрих и в прошлые годы пребывания в Харькове поражался этой странной закономерности: как бы ни лютовали злые метели, но к этой сакральной ночи обязательно возникала вот такая прозрачная, чуть морозная погода, как будто сам Создатель старался устроить русским праздник.
Ясной мягкой погоде радовались полохливые синицы и деловитые вороны, обсуждавшие что-то с утра до вечера на старых липах парка.
Привыкший просыпаться рано, Фридрих подосадовал на себя за поздний подъём. В соседней комнате шелестела какими-то бумагами Ольга, а в воздухе разливался аромат свежезаваренного чая. Вечером, прихлёбывая этот чудесный напиток, Фриц поинтересовался:
- Оля, откуда такая редкость, да в наше время?
Оля рассмеялась:
- Не поверишь, у меня есть ещё!
- Но откуда?
Оля пояснила:
- Семейная женская традиция. Мы кладём пакетики с чаем между слоями простыней в стопке выстиранного и проглаженного белья. Благодаря им пропадает запах, остающийся от утюга, а вместо него возникает вот такой… я всегда любила понюхать простынку из этой стопки. И мне чудились запахи яблок и свежевыпавшего снега…
Фридрих подивился точности и романтичности, странным образом ужившихся в этой фразе. Ему ярко вспомнился точно такой запах, пришедший к нему утром буквально пару дней назад, и то, как этот аромат был тут же перебит запахами мокрого кирпича и старой сырой гари, очевидно прилетевшими из развалин…
Сейчас Ольга склонилась над столом и что-то рассматривала. Фридрих подошёл, обнял женщину за плечи, взглянул на стол. Перед Ольгой была развёрнута немецкая карта Харькова. В левом верхнем углу карты Фриц прочёл:
Stadtplan CHARKOW Stand 1938
Nach Luftbilden berichtigt 1941
Ma;stab 1 : 20000
Ausgabe 15 october  1941
Вопрос повис на языке… такая карта могла быть только у немецкого офицера! Но Ольга спокойно спросила:
- Что значит «Nach Luftbilden berichtigt»?
- Уточнена авиаразведкой. Ты ничего не хочешь пояснить?
- Откуда у меня карта? Постоялец забыл. Может быть, ещё придёт за ней.
Фридрих развернул карту полностью. Она была совсем новой, но хозяин успел нанести места расположения комендатур, полевой армейской полиции и несколько одинаковых кружков, расположенных цепочкой, пересекавшей город вдоль одной из железнодорожных веток.
Пока Фридрих умывался, Ольга надышала в оконном стекле прозрачный кружочек и сейчас в него смотрела.
- Фриц, это не за тобой? Там возле мотоцикла с коляской топчет снег какой-то офицер…
Фридрих тоже посмотрел в кружок.

Фельдфебель Макс Яколи, записанный как ординарец доктора Хоутерманса, уже стоял с мотоциклом у ворот. Собственно, он мог посылать одного из двух прикомандированных к их команде солдат, – Эрнст неплохо справлялся с обязанностями водителя. Но Макс настолько обожал  эту технику, что не упускал случая покататься самому. Приданный их команде мотоцикл с коляской был единственным транспортом, бывшим постоянно под рукой. По утрам следовало привезти из города двух лаборантов, живших неподалёку в северной части Харькова, а вечером во время комендантского часа развезти их по квартирам. Отлучаться вечером Макс не мог – в его обязанность входило находиться вблизи телефонного аппарата с тем, чтобы при любом звонке из комендатуры или из Рейха кто-то мог толково ответить или принять решение. Зато по утрам он «отводил душу».
Но как Макс узнал, где заночевал Фридрих?
-А-а это он приехал за кем-то из лаборантов. Надо сказать, чтобы не уезжал без меня. Я сейчас.
Он взялся за китель. Но Ольга была уже одета.
- Я сама, а то уедет.
Она выскочила за двери.
Вернувшись, Ольга заторопилась: опаздывать на работу было смертельно опасно.

В парке у зенитной батареи солдаты умывались снегом. Фридрих усмехнулся: ну вот, уже заразились у русских…

Перейти на работу в институт Ольга отказалась наотрез: она хорошо устроилась работать через сутки на фабрике по переработке подсолнечника почти в центре Харькова. После того, как к новому году пустили трамвай, добираться на работу и обратно было удобно: трамваи ходили редко, но точно в определённые часы. Ольга прокомментировала:
- Ваша немецкая аккуратность. До войны – то не дождёшься трамвая, то подпирают друг друга.
Фридрих не понял:
-  Как это - подпирают?
Оля улыбнулась:
- Идут так близко, словно хотят друг на друга залезть и спариться…
- Разве «подпирать» значит «спариваться»?
Ольга уже смеялась:
- Да нет же, это только я так говорю!
Фридрих пожал плечами: что за странность? Это юмор такой?
Оля привела ещё один довод, на этот раз понятный Фридриху:
- На фабрике сотрудникам дают макуху.
Оказывается, она имела право выносить с территории фабрики жмых из подсолнечных семечек. По-украински этот продукт назывался «макуха». Это были большие толстые тяжёлые диски, пользовавшиеся спросом у голодающего населения. Ольга относила диски «макухи» на рынок знакомому продавцу, за что имела солидную прибавку к зарплате. Как ни странно, именно этот довод оказался самым веским. Фридрих понимал: в любую минуту его могут отозвать в Рейх, а Оле надо выживать…

Теперь они встречались каждый вечер. Это были вечера любви и такого нежданного счастья, о котором Фридрих не мог и мечтать. Глаза Ольги светились любовью, каждую минуту она тянулась к Фрицу; в квартире они не могли оторваться друг от друга. Даже в институте в ушах Фрица звучал серебристый смех любимой. Оля хохотала, приговаривая:
- Влюбилась, как школьница! Я себя не узнаю!

Работа в институте была налажена. Горячка начнётся, как только приедут из Рейха немецкие лаборанты, которым предстоит оживить генератор Ван-дер-Ваафа. В течение дня Фридриху приходилось выкраивать часок – поспать.
Старый Новый год они опять встречали с шампанским и обильным столом. Расстарались оба.
Утром, как и в первый раз, Ольгу увёз трамвай, а Фридриха – Макс. Но теперь уже лютовали крещенские морозы. Вот ещё одна русская магия: и эти морозы всегда приходят по расписанию!
Ехали с задержкой: у патруля на черте города выстроилась очередь из автомобилей и телег. Обычно Макс такую очередь успешно обгонял, но сейчас патрульных вермахта сменили эсэсовцы, дотошно проверявшие документы именно у офицеров, и форма Фридриха на них не произвела впечатления: рослый эсэсовец, просмотрев документы Фридриха, вежливо попросил подождать и пошёл в караульную будку звонить по телефону.
Собственно, это был заурядный эпизод, но в этот день он едва не привёл Фридриха к обморожению лица, – морозец был с ветерком.
В институте Фрица ждала ещё одна неприятность. Едва он вошёл в кабинет Кёсте, тот выложил перед ним фотографию: Ольга сидела в кафе с молодым симпатичным мужчиной. Он был в костюме, на первый взгляд – не дешёвом… Сердце Фрица ёкнуло, и он только спросил:
- Вы что, за мной следите?
Но гестаповец усмехнулся:
- Да ладно тебе, не следим, охраняем!
- Ну и кто это?
- Ревнуешь? Успокойся. Этот господин – из местного отделения СД. Наболтать много успел?
- Нет, мы о делах не говорим…
- А не о делах? Об убеждениях, критике этой войны? Враньё придурка Геббельса?
- Нет, ничего такого… может быть, случайный снимок?
Кёсте открыл лежавшую перед ним папку.
- Смотри. Снимки сделаны десятого и двенадцатого.
На фотографиях Ольга была с тем же человеком. На одной – у рынка, на другой – у входа в казино.
Фридрих уже пришёл в себя:
-  Возможно, всё-таки кавалер?
Но Кёсте был серьёзен:
- Нет, это были очень короткие контакты. Похоже, не я один тебя охраняю.
Да уж, они охраняют… деться некуда.
- Спасибо, дружище. Буду помнить.
- Лучше угомонись. Сошлись на занятость, что ли…

Настроение было испорчено: Оля – агент гестапо?

Продолжение http://www.proza.ru/2014/12/22/908