Лада, дочь бога Рода, была с давних пор помощницей людей. Ходит и ныне она по миру, собирает в подол искры – души деток, ушедших рано в иной мир. Вкладывает эти искорки в животики женщин, желающих иметь детей. Считается, что искорка-душа человеческая летает между звёзд, выбирает себе родителей. Не ошибись, чистая душа! Вот и мама твоя нашлась.
Из дальней деревни привезли на грузовой машине в роддом молодую женщину, впервые рожала. На консультациях не была, к врачу не заходила. Осмотрела её акушерка, много рожениц она повидала, такие тоже иногда встречались: - Хоть бы помылась, как нормальные бабы моются, бельё сменила, да ноги отмыла!
Только девица свои права и обязанности акушерки знала: - Для того вы здесь и приставлены, чтобы рожениц мыть.
Отмыли, переодели в чистое. Лежала в предродовой, спокойно смотрела, как за окном падал снег. Легко, даже не охнув, родила.
- Что же не спросишь, кто родился?
- А мне без разницы.
- Мужу тоже безразлично? Наверное, сына ждёт.
- У меня этих мужей - половина части. Любят меня солдатики.
Утром тихо ушла во всём больничном, украденных сапогах и пальто санитарки, даже не глянула на сына. Никто её не искал.
- Шалава! – дружно высказались роженицы в палате, жалели мальчишку, кормили грудью по очереди. Там, в роддоме, знал он ласку рук, тепло груди и вкус грудного молока, быстро набирал вес, много было у него мам, потом не осталось ни одной.
Акушерка, принявшая роды, дала мальчишке фамилию и имя своего погибшего отца, так и стал малыш без отца - матери Олегом Ниловым. Ох, неудачно выбрала чистая душа маму! В доме малютки, где он оказался, тихо играл своими пальчиками, были такие же бедолаги. Он рос, узнавал нянечек и сестричек, кормивших и переодевавших его, радостно гулил, когда брали на руки, иногда играли, ставили на ножки.
В манеже сидели, или ползали девочки и мальчики, тоже сироты при живых родителях-кукушках. После Дома Малютки стал детский дом семьёй и родным домом всех обездоленных, брошенных родителями. Были они одеты и обуты, накормлены, но не знали родительской ласки, росли, учились считать, старательно читали и писали: «Мама мыла раму». Знали слово «мама», верили, что она далеко уехала, скоро вернётся, заберёт домой.
Шли годы, а чудо не случилось, мама не приходила. Помню бедное послевоенное деревенское детство моё и сверстников. Отцов у нас не было, их выкосили война и 37 год, но не бросали матери детей. Не было такого. И где истоки этой жестокости и бессердечия?
Пришлось работать с этими детьми в школе-интернате. Большинство детей было больными, с замедленным развитием. Расплачивались малыши за пьянство и грехи родителей. Их учили, тянули из класса в класс, научили чистить картошку, шить, вязать, готовили к взрослой жизни. Многие, привыкшие жить на всём готовом, в неё так и не смогли войти, повторили криминальную судьбу родителей, тоже бросили своих детей.
Олег был старательным и любознательным, не участвовал в набегах на огороды горожан, не воровал на пляже вещи у отдыхающих, много читал, писал стихи в интернатскую стенгазету. Он сторонился сверстников, стеснялся своего неизлечимого заболевания, у него было недержание мочи.
С помощью завуча школы стал писать в детские журналы стихи и заметки о школьных делах. Гордо подписывался «О.Нилов школа-интернат». Он рифмовал всё, ходил, декламировал свои стихи, в дальнем углу сада, писал, писал. Его сверстники уходили в жизнь, а его жизнь была здесь, в интернате.
Звали таких блаженными, убогими, живущими при церкви, а Олег жил при интернате. Не знали учителя и воспитатели, что делать с добрым больным переростком, уже парнем. В чердачном закутке, отвели ему место, дали кровать и бельишко. Так и жил, помогал конюху, прачкам.
Он мог только помогать, работать не получалось. Когда попросил директор заменить дворника, обрадовался, но выходил на работу только к обеду не с метлой, а с тетрадкой и карандашом, стихи сочинял, или спал на скамейке. Была на рослом парне маленькая интернатская одежда.
Рядом воинская часть, отдали старую офицерскую форму, наказали срезать погоны. Пожалел, не срезал, так гордо и ходил Олег по городу, знали местные, что это за офицер. Он продолжал рассылать по журналам и газетам стихи, подписывался: «Лейтенант О.Нилов».
Влюбился лейтенант в новенькую воспитательницу, встречал с работы, дарил охапками полевые цветы, сочинял и посвящал ей стихи, она скоро вышла замуж за лейтенанта, но не за О.Нилова.
Трудно перенести такой удар даже вполне нормальному человеку, но Олег-то был больным, слёг, не выходил из своего закутка, вскоре умер. Его хоронил весь интернат, других родственников не было.
Такая вот грустная история о светлой искорке человеческой души. Пусть в другом мире и другой жизни будет ему хорошо, станет поэтом О.Нилов.