Наталья Коняга – крупная деваха с лицом, как штыковая лопата. Голос грубый, не говорит, а лягается. Грудь – два шара, ноги – бетонные опоры. Работает дворником. Образование – восемь классов.
Почему потянулся к ней Роман, худенький, в узеньких очочках, студентик, к тому же девственник, известно одному Богу.
Знакомство произошло поэтапно. Сначала Наталья, убирая площадку у дома, где жил Роман, даже не обращала внимания на «очкарика». Но так как встречалась с ним несколько раз в неделю, то стала невольно присматриваться к нему.
При встрече с ней он смешно пучил за очками изумленные синие глаза, краснел и, сгорбившись, поспешно скрывался в подъезде.
«Мальчик совсем!» - думала Наталья, закуривала «Приму», глубоко затягивалась и продолжала мести.
Однажды она неожиданно для себя подмигнула ему и сказала:
- Книжку бы дал почитать!
- Какую вам книгу?
- Про любовь, конечно! – и захохотала на всю площадку.
Он принес ей Бунина «Темные аллеи».
- Жизненная книжка! – сказала она при следующей встрече. - Ты бы зашел ко мне в подвал, чай попьем…
- Сейчас?
- Не-е, часов в семь заходи. Я чайник поставлю.
И Роман зашел. В подвале, в небольшой комнатушке, где хранились лопаты и метлы, стоял стол, две табуретки, да широченный старинный диван, видимо, выброшенный кем-то из жильцов дома. На столе, кроме колбасы и хлеба, была бутылка красного крепленого вина и разномастные кружки.
- Ну давай за знакомство!
- Да я не пью.
- Да что тут пить? Вино же…
Вино жаром разлилось по телу, стало легко, свободно, хотя и тесно было в комнатушке. И чем теснее прижималась к нему тугим бедром Наталья, тем неподвластнее становилось там, в брюках. Казалось, ещё немного, трусы лопнут, и «он» очищенным стволом забелеет в темноте. Роман хотел прижать рукой, но от прикосновения стало только хуже.
-Ты что жмешься, словно девка? – её рука скользнула вниз и сжала «его». – А-а… - голос её осел, она прерывисто задышала, шепча: Я сейчас, сейчас… только свет выключу да заложусь.
Цепкие крепкие пальцы быстро раздели Романа. Он даже не помнил, как с него сняли брюки.
- Ложись! Я сама всё сделаю…
«Что она сделает?» - спросил внутри Романа чей-то голос. Роман не знал, что.
Что-то с шумом упало на пол, и во тьме матово забелела гора. Гора мягко навалилась на Романа, облегая его плотным, жарким, властным. Диван затрещал, словно внутри оглушительно лопались пружины, и, казалось, трескалась по швам обшивка.
Он тонул в чем-то горяче-влажном, на мгновение теряя сознание. Кто-то жарко дышал ему в лицо, да ещё всю комнатушку затопили стоны, словно кто-то приглушенно пел от счастья. Затем его затрясло, нечто неостановимое фонтаном рвануло из него, и наступило опустошающее облегчение. Казалось, он завис над бездной и плывет, плывет. Протянул вверх руку и уперся во что-то круглое, покалывающее, как гвоздь, твердым отростком.
«Грудь это!» - сказал Роману внутри чей-то голос. И Роман заплакал.
- Ну что ты? Что? – горячо шептал кто-то, прижимая его голову к двум теплым буграм, жарко целуя его мокрые щеки и по-матерински гладя по голове. – Хорошо ведь, хорошо…
И Роман уснул. Ему снился Новый год, праздничный стол с огромным бисквитным тортом, пряно пахнущим ванилью, мать, прижимающая к теплому боку его голову, снилась елка, почему-то упирающаяся в небо, так как потолка не было. А с неба разноцветным водопадом сыпались и сыпались влажные звезды.