МОИ ПРЕЗИДЕНТЫ
У меня их три, как и у всех ныне здравствующих россиян – Горбачев, Ельцин и Путин. Не лишен любопытства тот факт, что их хронологический ряд совпадает с алфавитным (или наоборот?).
Михаилу Горбачеву я никогда не писал. Боялся. Страх во мне прочно сидел с 1948 года, когда арестовали мою маму, а потом и дедушку. Вообще-то когда Горбачев прибрал к рукам всю власть в стране, все поначалу радо-вались – молодой и здоровый (по сравнению с Андроповым и Черненко) и не глупый (в отличие от Брежнева). Вызывала уважение и биография – простой тракторист, в шестнадцать лет уже с орденом, потом факультет философии Московского университета. Красивое начало!
Но взобравшись на самую вершину, Михаил Сергеевич очень скоро доказал нам, что есть ум и ум. И это был его антиалкогольный указ, который он сотворил вместе с приснопамятным Егором Лигачевым. Мне это пред-ставлялось так. Взобравшись на самую что ни на есть верхотуру власти, он глянул оттуда вниз, на страну, и обмер: денег на подкормку ста четырнадца-ти коммунистических партий по всему миру не хватает, собственный народ разболтался, работать не хочет, ждет прихода коммунизма, количество не-полноценных детей, как и количество наркоманов, неумолимо растет, рубль не конвертируем и так далее и тому подобное. Что делать? За что хвататься в первую очередь?
И тут из-за «угла» полезли «академики» Угловы (потому что в энцик-лопедических словарях их имен нет!) и стали всяко разно хаять россиян и русскую водку. А Егор Лигачев, соратник Горбачева по партии, уже с гото-вым проектом указа о запрете и мерах наказания.
И прогремел Указ! Водку не изготавливать, самогон не гнать, вино не делать, пиво не варить и бражку не ставить. Я специально привел все эти гла-голы, потому что в безграмотно составленном Указе все перепутано.
И началась вакханалия! Два миллиона гектаров виноградной лозы пус-тили под нож, только что купленные за бешеные деньги чешские пивоварен-ные заводы переделали на газ- и минводу. Количество наркоманов в стране увеличилось в десятки раз. Самогоноварение стало массовым развлечением народа.
Однако на состоянии рубля все эти запреты и санкции никак не по-влияли: как был неконвертируемым, так неконвертируемым и остался.
А в геофизической экспедиции, где я в то время работал, мы изгалялись придумывая и даже изобретая способы «забалдеть» в обход Указа. Это стало своеобразным спортом. У меня сохранилась целая коллекция, весьма экзоти-ческих рецептов по поддержанию процессов брожения в Природе. А из спо-собов перегонки, лично я использовал, так называемый «с конусом» – он проще.
Затем прямо-таки косяком пошли и другие «великие» деяния Горбаче-ва. Где-то затерялся список, который я тогда составлял. Но память кое-что сохранила и без него. Начну с Берлинской стены. Вообще-то я жил в то вре-мя в десяти тысячах километров от нее и меня не очень волновало ни ее на-личие, ни ее отсутствие. С предпринимательской точки зрения на ее частич-ном демонтаже и распродаже можно было сделать неплохие бабки. Да и по-литический капитал заработать. Но в сознании, а вернее в подкорке наших деятелей твердо сидело «до основания».
За разрушением Берлинской стены последовал «вывод» наших войск с территории бывшей Германской Демократической республики. На самом же деле это был не вывод, это было паническое бегство, подобное началу войны 1941 года. «Выводясь» наши войска побросали все, в том числе и оружие, на распродаже которого кое-кто нехило подзаработал, но не мы.
Далее в моем послужном списке Горбачева была гибель людей в Виль-нюсе, Тбилиси и Баку. Каждый раз пресса уверяла нас, что генерального в это время не было в стране. Но мы-то знали, что в нашей тоталитарной стра-не ничто не делается без указания сверху.
Потом мы всей страной дружно болели за невинно пострадавшего Ель-цина. В то время ему сочувствовала вся страна, в том числе и многие члены партии.
Последней каплей был безобразнейший поступок по отношению к академику Сахарову, который имел место на заседании Верховного Совета. По телевизору это видела вся страна. Андрей Дмитриевич с 1975 года был лауреатом Нобелевской премии мира, а Горбачеву еще предстояло отхватить ее за разрушение Берлинской стены. И нынче – парадокс! – они в одном ряду борцов за мир.
В общем, Горбачев довольно быстро потерял уважение народа, и мое в том числе.
Зато вот с Борисом Ельциным мои отношения были очень динамич-ными: с ним я прошел путь от глубокого уважение до абсолютного презре-ния. Началось все с сочувствия и жалости. Когда Горбачев стал гнобить Бо-риса Николаевича и даже прилюдно обзывать его «говнюком», вся страна была на стороне несчастного. Народ у нас очень жалостливый. Никому тогда и в голову не приходило, что Горбачев и Ельцин одного поля ягоды, что они просто соревнуются, кто больше заработает, продавая родину и свой народ.
Но Ельцин в начальный период был действительно хорош, особенно на танке – красиво, призывно и почти по-ленински. Но главное, мы же тогда не знали, что он – законченный алкоголик, что, может быть, и на танк он по-лез чисто по пьяне.
В 1991 году, сразу после разгрома путчистов, Борис Николаевич со-вершил большой вояж через всю страну и забрался аж на Северный Сахалин, в Оху. А я в то время жил в Охе. Со мной по привычке всегда был фотоаппа-рат, а у Ельцина в то время охрана не была предусмотрена, во всяком случае, явная. Короче, я сделал несколько удачных снимков, и они были опублико-ваны.
Но почти сразу же произошел развал СССР. Нет, не верно! «Произо-шел» – это как бы само собой. А на самом деле, его злоумышленно развалили рвавшиеся к абсолютной власти члены ЦК КПСС Кравчук, Шушкевич и Ельцин. Первые двое с самого начала вызывали омерзение. Но на Ельцина это пока не распространялось, он для меня все еще был на танке. Но вот его окружение вызывало то же чувство, что и властолюбцы из Белоруссии и Ук-раины – писклявый Бурбулис, адепт американской демократии Шахрай и другие.
Большинство упрекало и упрекает Ельцина за развал страны. На всена-родном референдуме более восьмидесяти процентов советских людей выска-зались за сохранение СССР, как единой страны. Однако это не совсем так. Дело в том, что вопрос, вынесенный на референдум, был сформулирован очень хитро, с подтекстом. Сейчас это уже забылось. Приведу его для исто-рии:
«Считаете ли Вы необходимым сохранение Союза Советских Социа-листических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности?»
Шло время и вскоре вся страна узнала, что ее президент – горький пья-ница. Почти после каждого загула он попадал в больницу, где, как утвержда-ла «свободная» пресса, «работал с документами». Было немало и другого, что отталкивало народ от президента: обнищание народа, расстрел парламен-та, «лучший министр обороны всех времен и народов», дочь в роли вице-президента по имиджу, первая чеченская война, полукровка в роли киндер-сюрприза, возвышение пройдохи Березовского и многое, многое другое.
Короче, Ельцин оказался человеком одного единственного таланта – он гениально умел бороться за власть, играя на сочувствии народа. Но и только! А вот чтобы применить завоеванную власть на благо народа – это у него ни-как не получалось. Да он и не пытался. Ельцин – типичный разрушитель. Он разрушил абсолютно все: промышленность, сельское хозяйство, медицину, систему образования, правоохранительные органы, судебную систему. Да что перечислять? Все! Никакой Мамай, никакой Гитлер не доводили завое-ванную ими страну до такого разрушения, как президент Ельцин довел соб-ственную страну. Это величайший преступник в нашей истории.
Он же породил и рыжего дьявола, который в свою очередь породил криминальный класс собственников, растащивших все, что было создано за многие десятилетия трудом миллионов россиян.
Особо следует отметить пьяное пустословие президента. Обещал, если что не так будет, на рельсы лечь – и не лег. А после каждого громкого дела заявлял, что «берет ответственность на себя». Убийства Дмитрия Холодова, Влада Листьева и многих других (кто-то подсчитал – более сорока!). Резуль-тат взятия ответственностей на себя? Ноль! Ни одно из этих дел не раскрыто до сих пор. А, покидая Кремль, Ельцин спокойно вынес все взятые на себя ответственности и где-то их тайно захоронил.
Хочется отметить в связи с пьянством и пустословием президента Ель-цина весьма «удачное» присвоение его «славного» имени сверхсовременной электронной библиотеке. Поистине страна непуганых идиотов! Или своло-чей?
Но меня, как потомственного пенсионера, больше всего в деятельности пьяного президента волновало отношение к пенсионерам. Эту часть населе-ния собственной страны, он явно недолюбливал. Его затуманенный алкого-лем мозг никак не мог придумать, что же делать с этим многочисленным от-рядом тунеядцев.
К этому времени мое уважение к нему, как к заслуженному «танкисту» полностью сошло на нет. Последней капле стала подлость по отношению к генералу Лебедю и к тем, кажется девятнадцати процентам избирателей, ко-торые голосовали за него. И тогда я набрался смелости и написал Ельцину вот такое письмо:
«Дорогой Вы мой и даже где-то любимый! Смотрю я на Вас, и сердце мое кровью обливается. Как же Вам тяжело с нами, пенсионерами! Как Вы настрадались от нас и намучились! Ну, никак Вам не удается избавиться от нас.
А все почему? Потому что Вы мечетесь, не зная, что предпринять: то дать пенсионерам деньги, то не давать вовсе, то увеличивать размер пенсий, то не увеличивать, то индексировать, то не индексировать. Даже просто прижать работающих пенсионеров не решаетесь.
Мелко все это. Вопрос надо решать кардинально, раз и навсегда. Не-обходим Ваш мудрый решительный указ, по которому старость объявля-лась бы уголовным преступлением. По этому указу каждый россиянин, дос-тигший пенсионного возраста, автоматически становился бы уголовным преступником по возрасту.
И все! Никаких пенсий, никаких недоимок, никаких пенсионных фондов! Это раз. Далее, достигается двойной демографический эффект: население сокращается и одновременно остающаяся его часть омолаживается. Это два. И наконец, произойдет самопроизвольное наполнение бюджета.
Вот только так, кардинально, дорогой Вы мой страдалец за благо «дорогих россиян», можно решить вопрос с пенсиями, а заодно и с нами, пенсионерами».
Никакой реакции на мое послание, ясное дело, не последовало, ведь связь у меня с президентом была односторонней. Обычно он «связывался» со мной либо по радио, либо по ящику, каждый раз ласково называя меня «до-рогим россиянином».
Да я, честно говоря, и не рассчитывал на ответ, мне просто надо было выпустить пар. И не более того. Это только в песне поется, что человек у нас проходит как хозяин необъятной родины своей. Здесь верно лишь то, что ро-дина у нас действительно необъятная. Но хозяева в ней совсем другие! Мни-мого же хозяина можно выгнать с работы, отнять у него сбережения, не пла-тить ему зарплату, задерживать пенсию, травить его радиоактивными отхо-дами, просто прикончить, чтобы не вякал, – с ним можно делать все, всегда и сколько угодно, потому что он – хозяин, который рот раззявил.
Последним актом нашей односторонней связи с президентом Ельци-ным было отречение Бориса Николаевича от престола. Он был грустен, снова ласково назвал меня «дорогим россиянином» и смахнул слезу. Я – тоже. На-верное, от облегчения – достал он меня, ох достал. И судя по всему, не меня одного.
Третий мой президент – Владимир Владимирович Путин. Мое отно-шение к нему началось с явной неприязни из-за того, что он был ставленни-ком алкоголика Ельцина, и, придя к власти, первым делом заявил, что не даст в обиду «большого папу».
Затем в угоду «мировому сообществу» Путин подтвердил ельцинский мораторий на смертную казнь. А лично я считаю, что запрет на смертную казнь есть не просто глупость, а зловредная глупость, совершить которую можно было либо по скудоумию, либо в угоду «высшим интересам».
Я изложил свою точку зрения в форме небольшой аргументированной статьи и послал ее патриарху Алексию Второму, председателю Государст-венной думы и президенту. Из канцелярии последнего вскоре получил уве-домление о регистрации моего письма. Остальные адресаты промолчали.
А примерно через месяц произошел случай, который полностью под-твердил мою правоту. В одном из городов Краснодарского края судили му-жика за убийство шестерых человек. Суд, связанный по рукам и ногам ель-цинским мораторием, приговорил убийцу к пожизненному заключению, дес-кать, будет сидеть и каяться. Но мужик думал иначе: по дороге из зала суда ему удалось совершить побег. И пока в течение недели его ловили, он совер-шил еще два убийства. Но за это ему уже ничего не было, ведь суд выдал ему ельцинскую индульгенцию на неограниченное количество убийств. Подума-ешь: еще два! Ельцин сказал, а Путин подтвердил – ничего страшного, всех не перебьет. Таковы гримасы российского гуманизма!
Казалось бы, на этом мои связи с моим третьим президентом должны были оборваться раз и навсегда. Но случилось непредвиденное.
Известно, что большая часть населения – это быдло, лохи и простоды-ры. На момент эпизода, о котором пойдет речь, я не считал себя ни быдлом, ни лохом, а даже, как говорится, совсем наоборот: кандидат наук, член про-фессорского клуба ЮНЕСКО, заведующий редакционно-издательским отде-лом краевой библиотеки. Не величина, но все же. Однако на деле оказалось, что я как лохом был, так лохом и остался. За что и наказан.
Кстати, наказания делятся на три типа: со смертельным исходом, физи-ческие и духовные. Мне досталось духовное наказание. И было это так. В 2002 году случился у нашего президента юбилей – ему исполнилось пятьде-сят лет. Красивая и весьма круглая дата.
В связи с тем, что наше общество не только восприняло средневековые среднеазиатские привычки, но усугубило их многократно, все кинулись по-здравлять ВВП с юбилеем и желать ему богатырского здоровья и многолет-него президентства, естественно, на благо страны и народа. У нас в крае это происходило под сильным влиянием государственных структур. Особенно усердствовали СМИ. На краевом телевидении были созданы мобильные группы операторов, одни из которых ловили случайных прохожих на улицах и буквально требовали высказаться в положительном смысле, а другие езди-ли по предприятиям города с той же целью.
Однажды в пятницу, а это день внутренней работы, такая группа на-грянула в краевую библиотеку. Неожиданно, без предупреждения! Директор библиотеки в это время был в командировке. Из начальства в наличии име-лись лишь его первый зам и заведующая отделом кадров. Обе – женщины. Когда нежданно-негаданно появилась телевизионная группа, они прямо-таки растерялись, и в один голос сказали: «Нет и нет! Мы не можем стать перед камерой в таком виде – мы не прибраны, не причесаны и не одеты. Пусть это бремя возьмет на себя заведующий редакционно-издательским отделом».
То есть я! Во-первых, у меня не было проблемы с одеждой, ибо я в то время и зимой и летом ходил в китайской жилетке с многочисленными кар-манами в самых невероятных местах, в том числе и на спине. А во-вторых, не было у меня и проблемы с прической, так как бог наградил меня отменной лысиной, которая распространялась от лба и до самой попки. То есть я всегда был «причесан» и готов для телевизионной съемки.
Сама съемка прошла легко и просто. В читальном зале краеведческой литературы, я взял только что увидевшую свет книгу Измоденова «Силедия» и стал говорить о том, как важна экология для современного человека и как много по моим представлениям делает в этом плане наш президент.
Не думаю, чтобы эта запись дошла до ВВП. Ведь их, таких поздравле-ний, был милльон, и для просмотра всех президенту понадобилось бы две жизни.
А вскоре после этого события мой друг Виктор Буря рассказал мне лю-бопытную историю про одного латиноамериканца. У этого парня прибли-жался двадцатипятилетний юбилей. Чтобы прославиться, он решился на уди-вительный шаг. Через Пан Ги Муна (или кто тогда был Генеральным секре-тарем ООН?) раздобыл адреса всех президентов стран членов ООН. Каждому президенту он персонально послал письмо примерно такого содержания: «Глубокоуважаемый господин Президент! Вскоре мне исполнится двадцать пять лет, это очень значительная дата в моей жизни. Не могли бы вы лично поздравить меня? Нет, нет! Никакого подарка мне не надо, не стоит утруж-даться и тратиться – только ваше личное поздравление».
Спецслужбы президентов по всей планете тщательно проверили пись-ма латиноамериканца на предмет наличия яда, болезнетворных микробов, взрывчатки и просто крамолы. Все оказалось чисто!
Парень, конечно, значительно потратился на почтовые расходы, но ока-залось, что затея стоила того. Почти сто президентов больших и малых стран со всех континентов лично поздравили нашего парня с двадцатипятилетним юбилеем. Но суть не в этом, а в том, что латиноамериканец в одночасье стал обладателем уникальной коллекции факсимиле президентов многих стран и народов. И эта коллекция вошла в Книгу рекордов Гиннеса!
У меня этот рассказ отложился в памяти. И когда мне должно было исполниться семьдесят, что, естественно, гораздо круглее и юбилейнее, чем двадцать пять, я подумал: «А почему бы и нет! Я же поздравил ВВП с юбилеем, путь и он поздравит меня».
И написал я президенту письмо, в котором в легком веселом стиле рас-сказал о том, как лично поздравлял его с юбилеем и просил ответить взаим-ностью. Но тут на арену вышло окружение ВВП кэгэбэшного толка. «Ребята» не стали проверять мое послание на наличия яда или крамолы, а поступили чисто по-советски: вернули мое письмо назад, но не мне лично, а моему на-чальству. Причем, сделали приписку в том смысле, что наградите этого ор-денопросца чем-нибудь, чтобы не приставал к президенту.
И незадолго до своего семидесятилетнего юбилея получил я официаль-ное письмо от Министра культуры краевого правительства. Баянист писал мне – кстати, замечу, что по традиции Министром культуры в нашем крае мог стать только человек, профессионально владеющий баяном; никакой другой музыкальный инструмент для этой должности не подходил. Итак, в преддверии моего юбилея Министр культуры в весьма обидно-ехидной фор-ме написал мне, что ничем наградить меня не может, так как я слишком ма-лое время проработал в системе его министерства, а общий стаж не в счет. Вот когда это время приблизиться к сорока, в крайнем случае, к тридцати го-дам, тогда и посмотрим (а мне, между прочим, будет тогда за сто!).
Но я же не просил награды! Я всего лишь хотел обменяться с прези-дентом поздравлениями. И поделом мне! Инициатива наказуема – пора бы знать, не маленький.
С тех пор писать президентам я зарекся.