Плоды праздности. Глава восьмая

Светлана Петровна Осипова
           Трагедия, комедия и драма заключается в том, что роль, предписанная нам по сценарию, не совпадает с нашей реальной сущностью. Отсюда «ошибки» и разочарования, раздрай и смятение, раскаяние и все прочее и тому подобное. Невротические реакции в первую голову. Недовольство других нами и недовольство собой. Головная боль, алкоголизм, любая мания и прочее. Не хочешь, а делаешь. Понимаешь, что последствия поступка будут мучить и терзать твое самолюбие, а все равно делаешь! Произошло нечто, противоречащее вашим собственным представлениям о себе. Вам неприятно, вы расстроены, разочарованы, выбиты из колеи. Вы играли роль, отведенную вам в кинокартине под названием «Жизнь». Это и есть причина всего-всего на свете. Попробуйте отказаться и будете наказаны забвением, пустотой, тишиной, праздностью и еще большим неудовлетворением. Быть самим собой большая роскошь. Бог знает, кто может себе это позволить. Что с этим делать? Да ничего. Расслабиться и принять эту игру. Авось дадут роль полегче, помягче, повеселее…. Можно ли отказываться от ролей? Можно ли держаться своего амплуа (если оно устраивает), можно ли взять на себя чужую роль? Право, ни на эти ли вопросы мы постоянно ищем ответ? И занимаемся определением и перераспределением ролей. Есть ведь и режиссеры среди нас! И что с этим поделаешь?! Так может быть тогда надо стараться улучшать свое актерское мастерство? Немного не о том. Проблема лежит несколько в иной плоскости. Суть вот в чем. Актеру нелегко сохранять свою внутреннюю базу – свою собственную сущность. Вот здесь и надо хорошо поработать. Вопрос - как? Я простой «домашний» человек. Дома множество мелких и приятных обязанностей, вернее дел для женских рук. Нет же несет черти зачем и черти куда! И несешься сломя голову. Дома сиди! Шей, вяжи, мой посуду, готовь еду, ухаживай за растениями, жди домашних. Это благо. Это хорошо. Это истинно и единственно правильно. Особенно ежели пост. Рождественский или Великий перед Пасхой. Пристало ли тебе, жено, делать непристойные телодвижения при большом скоплении молодого люда, только начинающего жить!? Позор. И что это? Искушение дьявольское? Сумасшествие и сумасбродство (одно и то же). Это роль. Тебе сказано – иди, играй. Так надо. И ты, не сварив борщ (хотя пост, не надо борща), не приготовив ничего из пищи, не приведя в порядок жилище свое, идешь и играешь эту треклятую роль всем на посмеяние. Никто не знает – зачем. Знаем только мы, друзья мои, ибо в выше написанных главах сего романа признали, что снимается кино, фильм, мы участники съемочного процесса. И всё. И никаких других причин и следствий. Мои поцелуи. За сим - абзац кончаю. 7.10 утра, через 50 минут будильник и мне собираться на работу. Не выспалась, немного рыдала, голова ватная (ещё и шампанское было). Жуть. Да, ещё – неприятно, когда ты актер эпизода. Тебя задействуют часто, в массовках, платят мало…. Все. Умолкаю. Иногда сам платишь, лишь бы снимали. Кошмар.

               Кстати, хотя, теперь уж вечер следующего дня (а я так и не выспалась!), хочу сказать о том, о чем позабыла в предыдущей главе. В своем французском романе Ф. Бегбедер очень часто, практически постоянно упоминает то один фильм, то другой в связи с тем или иным сюжетом, порой просто так, предаваясь воспоминаниям детства, или  описывая человека. Автор, чтобы проиллюстрировать, например внешность или характер своего персонажа, отсылает читателя к образу героя какого либо фильма. И это также роднит нас. Как авторов. Идейно. Концептуально.



              Я – энная копия себя самой…. Где то, где то оригинал? В каких исторических далях? В каких веках? Сегодняшняя я – бог знает, какой тираж (возможно, исправленный и дополненный), той, первой, однажды написанной книги...


            Татьяна вчера вечером возвращалась с работы вдоль канала, по направлению к Дачному проспекту. По берегам, оказывается, полно уток – они везде – на крутых склонах речки, в самой воде, точнее на воде. Они даже разгуливают по газонам за дорожкой, идущей параллельно каналу, почти у самого дома с лоджиями. Разгуливают, словно голуби. Толерантность в действии – утки перенимают стиль поведения давно обжившихся в городах птиц: голубей, ворон. Парочки – селезни и дамы, кучки уточек без пары, по три-четыре подружки. Приличное сообщество, надо сказать, по массовости. Татьяна вдруг услышала, что утки не крякают, а хохочут. Кха-кха-кха. Начал селезень, резко, грубовато. Подхватила утка, более нежно, на полтона мягче. Потом остальные – это был настоящий хохот. Кха-кха-кха, кха-кха-кха-кха! В темноте казалось, что хохочет нечистая сила.
             На следующий день, также вечером, в девятом часу, она пошла по своему излюбленному маршруту, по территории бывшей старинной усадьбы в сторону проспекта Стачек. Таня хотела дойти до церкви во имя Веры, Надежды, Любви и их матери Софии. Это как раз внутри квартала, на возвышенности. Квартал образует система домов-кораблей, выходящих непосредственно на проспект Стачек. Теперь впервые Таня приблизилась к заветной пятиэтажке, вызывавшей у неё видения. Обычно Татьяна проходит вдоль речушки, а дом на другом берегу. Теперь она обогнула речку и проходя, на секунду остановилась у огромного старого дерева, которое, несомненно, сохранилось с 18 века и стоит у той самой хрущевки. Потрогала реликтовую кору ствола. Это все равно, что прикоснуться к спящему динозавру, чудом сохранившемуся на нашей земле, к его бугристой заскорузлой броне, к панцирю огромного доисторического животного. И вот она подходила к той самой пятиэтажке, на месте которой по ее предположению, находился господский дом, и, глядя на которую с противоположного берега, она неизменно думала об обитателях этой усадьбы в прошлом. Она попыталась вызвать эти же аллюзии в непосредственной близи от дома. Но тут произошло совершенно непредвиденное. Таня силилась вспомнить имя владельца усадьбы и не могла. Это было неприятно. Будто кто-то закрыл перед ней плотно дверь, запер на замок и ей не войти, как ни силься. Боже мой, вот это да, что за ерунда такая!  Татьяна злилась на себя: хоть убей – не вспомнить. Пошла вдоль дома. Она знала, что пятиэтажка в глубине квартала и отнюдь не на горе, подъем начинался сразу за ней. На возвышенности эффектно располагался небольшой, на один или два подъезда дом-корабль. По флангам два  длинных,  загибающихся углом корабля. В середине двора, на том же естественном возвышенном месте стоит храм – цель Таниного маршрута в этот вечер. Возвышенность так и тянется вдоль Стачек и дальше вдоль Петергофского шоссе. Как только Таня стала приближаться к небольшому, стоящему чуть особняком дому-кораблю, о котором я уже упомянула, она вспомнила имя – Яков и через несколько шагов, у самого дома осенило – Брюс! Яков Брюс! Это было, как обретение выхода - дверь открылась! Слава богу - вспомнила имя последнего владельца усадьбы, петербургского генерал-губернатора. Так же звали и его предка-чернокнижника…. Вот так чары Якова Вилимовича подействовали на Таню. Но видимо лишь за тем, чтобы указать ей более точное месторасположение графского дома – на возвышении. Собственно, так и надо было предполагать, усадебный дом должен был стоять на холме. Теперь Таня должна была принять тот факт, что мысли о взаимотрансляции времен вызывал вероятнее всего дом-корабль, стоящий за пятиэтажкой. Конечно, романтичнее была версия с бедной хрущевкой, но истина дороже.

          Линейная проекция,  экстраполяция с экрана на экран – такова наша версия сущего. Рукотворное воспроизведение мира на различных носителях – бумажных, и тогда это книги, на кинопленке - кинофильмы, на фотопленке (фотографии), теперь на электронных  носителях, и картины, написанные художниками – это лишь  «снятие копий» на всякий случай. Это отображение жизни руками самих ее участников. Это догадка людей о механизме, об устройстве мироздания. В конце концов – это поставление информации о нас самих живущих во времени.
          Как быть с двойниками? С теми, кто похож на нас уже сегодня, сейчас? Ведь нельзя принять их за самих себя, существующих с нами в одной (горизонтальной) плоскости экрана. Например, в моем случае с Фредериком Бегбедером можно предположить, что двойник – это зеркальное отражение тебя. Поэтому возможны отличия. Он может быть (казаться) моложе. Он может быть младшим братом в семье, тогда как ты являешься старшей сестрой в своей. Зеркало делает правую сторону левой, приукрашивает нас, при всех других совпадениях.
          В задуманном мною эксперименте хватает трудностей. Например, я не фотогенична. Но этот факт льет воду на мой выбор – искать себя среди литературных героев. Хотя кто-то другой может быть обнаружит свое изображение среди портретов художников Возрождения. Или на старых фото. Так то, мои хорошие.

         
          «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» - начинается Евангелие от Иоанна. Слово, как замысел (не моя мысль,если не ошибаюсь - у Бердяева). Проект.Сценарий. И далее: «В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков; И свет во тьме светит, и тьма не объяла его. Был человек, посланный от Бога; имя ему Иоанн. Он пришел для свидетельства, чтобы свидетельствовать о Свете, дабы все уверовали чрез него…. Был Свет истинный, Который просвещает всякого человека, приходящего в мир». (Евангелие от Иоанна.1:1-9)
          Слово и Свет – вот начало начал.


          Следующей стала книга  Владимира Набокова «Лаура и её оригинал». Я поклонница Набокова. Я прочла все его произведения. На это ушло два года. Теперь прошло немало времени, и оставалась непрочитанной лишь эта книга, которую Владимир Набоков велел сжечь после его смерти. Это незаконченный роман. Это по сути рабочие карточки будущего романа. Я практически ничего не поняла, как впрочем, бывало и раньше.  Сын писателя Дмитрий Набоков снабдил издание фрагментов романа своим предисловием, а переводчик и исследователь творчества В.Набокова Геннадий Барабтало послесловием. Обрамленный таким образом роман Набокова обрел своеобразную форму и звучание. Самые близкие писателю люди как будто поддержали его с двух сторон. Комментарии Барабтало позволили мне воспринять последний роман любимого писателя почти также,  как я привыкла это делать ранее, то есть получить внезапное понимание чего-то главного. Достаточно внезапного озарения и ты взял новую высоту, поставленную перед твоим сознанием великим писателем. Таким внезапным открытием стало то, что я поняла суть названия романа «Лаура и её оригинал». А вместе с этим и подтверждение правильности своего пути. Оригинал и его воспроизведение. Лаура – Флора – Лора – Долорес (Лола, Лолита)… «Моя Лаура» - это роман, который пишет писатель, героиня Лора, а оригинал её - Флора. Мне собственно этого достаточно, чтобы уверенно пуститься в дальнейшее плавание.


          Мы не забываем о Дульсинее. Её задача ныне обратить гусеницу в куколку. Гусеница разъелась, еле двигается. Зелье зелени напитало её до краев. Она выпускает едкую жидкость, которая разъедает все, что попадается на пути. Иногда она брызжет этой жидкостью, чем доставляет немало неприятных ощущений крупным животным, которым случается лакомиться листом ракитника у пруда. Иногда она оставляет небольшие, но чувствительные ожоги на коже людей, собирающих малину с соседних кустов. Пора, пора усыпить эту жирную ленивую гусеницу. «Пусть она станет куколкой!» - произнесла Дульсинея, и началось второе превращение злобной сестры. Впереди ее ждала участь большой бабочки. Сколько продлится период куколки? Думается несколько месяцев, может быть и год.



          Приближались святки. 4 января слегка подморозило. Землю присыпало снежком. Три дня до этого, аккурат сразу после Нового года, снег стал таять, чему способствовала плюсовая температура воздуха и зимний дождь, без цвета и запаха. Первые два дня января из дому просто не хотелось выходить из-за слякоти, мокрой каши под ногами, ветра с дождем. Теперь Таня выбралась из дому. В холле, напротив лифта, у самой батареи стоял баллон с каким - то аэрозолем. « Надо убрать. У теплой батареи негоже стоять баллончику» - подумала Таня. Шагнула было, чтобы забрать непонятно откуда взявшийся предмет. Но решила, что по правилам безопасности, не стоит прикасаться к незнакомым предметам. Зашла к консьержке.
- Добрый день, с Новым Годом, извините за беспокойство. Мы к вам все с ерундой всякой обращаемся, но вот у нас на этаже у лифта аэрозольный баллончик у самой батареи стоит.
- Думаете, взорвется?
- Думаю, по правилам он не должен находиться вблизи отопительных приборов.
- Хорошо, уберем.
                День общения продолжался. В троллейбусе кондуктор посетовала, что у нее совсем нет мелочи. Таня предложила ей поменять сто рублей. Кондукторша сначала отказалась:
  - У вас ведь не будет двушек. – Она имела в виду монеты номиналом в два рубля.
Понятно, что теперь, когда проезд подорожал и достиг 28 рублей, эта монета стала актуальной. Потом подумав, кондукторша велела Татьяне покамест отсчитать сто рублей, а она поработает с новыми пассажирами и подойдет. Таня покорно полезла в кошелек и отсчитала сперва пять двушек и два пятака, итого двадцать рублей,  плюс восемь монет по десять рублей. Кондуктор положила Тане на колени  стошку бумажкой, забрала монеты и оставила ее тихо радоваться тому, что она удостоилась благосклонности троллейбусной королевы.
              Таня спустилась по ступеням в подземелье, шла не торопясь – скользко! – и тут ее настигла первая за эти предсвяточные дни ведьма. Как я обожаю эти дни! На улицы выходят настоящие ведьмы, бабки-Ежки, Злючки всех мастей! Тане на пятки опускалась сумка, тяжелая, но правда мягкая, пока она шагала к стеклянным дверям станции метро. Обернулась. «Батеньки мои! Что за Рождество без нечистой силы!? Что за святки без нее!?». Эта была худощавая, с узким злющим лицом старуха, вроде бы как бы интеллигентная, в норковой шубе до полу. Но очень злая.
- И за что вы так меня обхаживаете по пяткам? – осведомилась Таня.
- С Новым годом – сказала ведьма зло с металлической интонацией. Прозвучало, как обвинение.
                Таня доехала до техноложки, пересела в сторону Невского проспекта. Молодой человек уступил место. Все равно кому. Вошло много пожилых женщин. Таня выждала. Ближе к освободившемуся месту стояла другая женщина. Но та не села. Таня на две остановки присела на диван. Потом встала, подошла к дверям, готовясь выходить. На ее пути стояла та самая женщина.
-Вы выходите на следующей? – спросила Таня.
- Нет – ответила женщина.
- А почему не сели? – задала опрос Таня.
- Не хочу сидеть. Устала сидеть.
-Ну да, надоело сидеть, лежать… - засмеялась Татьяна, уже выходя из вагона – Праздники!

          Вышла на канал Грибоедова. Направилась в Дом Книги. В этом собственно заключалась цель сегодняшнего путешествия из дому. Поднялась на второй этаж, в отдел художественной литературы. Пошла к полкам с иностранной классикой. Потянулась к любимому Фицджеральду. Она всегда отдавала предпочтение красивым мужчинам. Рассказы. Но Таня была не уверенна, в том, что не читала эти рассказы, и что у нее дома этих рассказов нет. Таня подозревала в себе бездарного читателя. Она не помнила содержания прочитанных книг, как, впрочем, просмотренных кинофильмов, имен героев, фамилий актеров, начал и особенно концов произведений. Каким-то образом в этот же ряд попадали имена людей, с которыми ей доводилось знакомиться. Есть один пример из ее биографии, когда она не могла понять, как все - таки зовут одну сотрудницу. Она до сей поры (хотя знает ее три года), не может точно сказать какое из имен правильное Оля или Лена. Она работала с ней рядом. Постоянно шибалась в именовании женщины, та ее поправляла. Таня извинялась, но упорно ошибалась. Женщина смирилась. Даже смеялась: ты меня переименовала! Но вернемся в Дом Книги. Наконец Татьяна выбрала себе книгу какой-то мадам де С… (не помнит). Письма к дочери. Франция времен Людовика IV, восхищение Вольтера, прекрасный французский (хотя как оценить?). Но все же тема Тане близкая. Она тоже имела взрослую дочь и сочла полезным для себя поучиться материнской любви у далекой (во времени) мадам де С... . С книгой направилась к кассам. Но очереди были в обе кассы непомерно велики, и Таня сочла целесообразным не стоять. Она отнесла книгу назад на ее полку (потом приду) и направилась в туалет. Тут тоже была очередь, но поменьше. Таня была намерена прогуляться по праздничному Невскому, поэтому встала за худенькой стройной молодой женщиной без пальто. Слово за слово – разговорились. Начали с проблемы очередей и отсутствия нужного количества кассиров при достаточном количестве касс.
- Причем, я была недавно в Финляндии – сказала Таня – так там в супермаркете то же самое. Касс много, а работают только две. Экономят на персонале  -  посетовала Таня.
- Я живу в Германии, там такая же ситуация  – поведала симпатичная собеседница.
Обе сошлись на том, что проект, замысел и научный расчет задумавших супермаркеты, предусматривает необходимое количество касс, а коммерческий расчет или еще что-то меняет ситуацию в худшую сторону. Поговорили о приветливости, доброжелательности и дефиците всего этого. Скоротали время в очереди и одновременно заняли две соседние кабинки. Обе вышли, попрощались. Таня передала привет Германии. Еще в очереди поинтересовалась, почему девушка раздета. Она с друзьями сидит в кафе Дома книги.
          Шла Таня по Невскому проспекту и уже мечтала хотя бы о сушке. Вспоминала  о пирожках с кофе в прошлом. Люди любили гулять по городу Ленинграду просто так и заходили погреться и попить кофейку с пирожками. Все это было просто и доступно. Эх, лучше не заводиться. И сегодня на Невском было много гуляющих жителей и гостей Петербурга. Праздники. Темнело. Вот включили праздничную иллюминацию. Так себе, не ах. Пошла в сторону площади Восстания – старинный и излюбленный маршрут. Слегка подмораживало, но так только, чтобы не было сыро. Хорошо. Впереди уже Аничков мост. Но сперва – Книжная лавка писателей. Одно из немногих еще уцелевших мест Ленинграда (брендов, как сейчас говорят, а раньше – как? – одно из замечательных, известных мест? как-то так). Таня в прошлом не очень  любила сюда заходить, больше ходила в Дом Книги. Это место было территорией старшего поколения ленинградской интеллигенции. Дом книги был более общедоступным местом для всех любителей книги и тех, кто в ней нуждался. Настала пора и для Татьяны осваивать пространство Книжной лавки писателей. Нюхом прошла к полкам с книгами Малевича, Петрова-Водкина, и еще нескольких знаменитых художников. Казимир Малевич «Черный квадрат». Еще немного потусовалась в творческом пространстве лавки-экспозиции, понесла книгу к кассе.
- О пользе очередей. – обратилась она к девушке-кассирше (видно, что девушка из просвещенных молодых людей, интеллектуалка). – В Доме книги народу полно. К Кассам не пробиться. Народ пришел замаливать грех чревоугодия в Храм Книги. После нескольких дней праздников потянулись к духовной пище. Это очень по питерски, по ленинградски. Я не стала стоять в очереди и вот – у вас нашла то, что надо! Девушка кивала, соглашалась. Понимала.
            Молодые пары обязательно задевали Татьяну, обгоняя, или обойдя, замедляли шаг, как бы корректируя ее движение. Несколько злых тычков походя получила от женщин своего возраста.
             Вот вышла из троллейбуса на своей остановке. Зашла в магазин. Одна старая ведьма пристроилась к ней и маленькими шажками продвигалась почти вплотную, когда Татьяна шла вдоль полок.
 - И что вы идете за мной? Я шаг и она шаг, я останавливаюсь, и она останавливается! – отчитала Таня Вреднючку. Та почуяла, что ее распознали и, практически не возражая, чуть отстала, но еще несколько раз внезапно появилась на Танином пути, и даже вышла из магазина вместе с Татьяной, чуть впереди нее. Еще одна, намеренно двинулась, как по команде «мотор!» наперерез Тане, идущей по ледяной дороге с пакетами, подрезала ее, задев, прошмыгнула и исчезла так же внезапно, как появилась. Спасением от сонмища ведьм и кикимор стала только дверь собственной квартиры.