Не уходи!

Александр Сосенский
Тяжело выразить словами любовь…, особенно если  не любишь!
Спросите - зачем? Какой в этом смысл?  Все равно нелюбовь  не утаишь, она обязательно пробьётся наружу.  Её просто невозможно скрыть.
Да, не скрыть… А я вот старалась… Я честно старалась скрыть  нелюбовь к Паше… Он чувствовал, знал и прощал…
Сейчас кончики моих губ опустились вниз, придав лицу вид трагической маски, а раньше… Посмотрели бы вы на меня раньше, на втором курсе института, когда губы, казалось, навсегда изогнулись в ослепительной улыбке.
 
Тогда я без памяти  влюбилась...
Нас познакомили общие знакомые, предупредив: «Имей в виду,  Владислав - опасный сердцеед».
-Глупости и сплетни, - решила я, следя за ним боковым зрением, медленно шагая по осеннему парку, и  вслушиваясь в его тихие, печально-красноречивые вздохи.
Никакой он не сердцеед, а скромный, интеллигентный юноша, до того скромный, что даже робеет пригласить девушку на свидание…
И на первое свидание  он пригласил меня не куда-нибудь, а в филармонию!

…Нежно запели скрипки. Звуки тянулись, переплетаясь, поблёскивая, словно тонкие золотые нити под полуденным солнцем. Они сплетались в ажурные кружева, и словно трепетали на весеннем ветру. Прекраснейшие цветы мелодично раскачивались в такт музыке. Тысячи звонкоголосых птичек порхали вокруг, воспевая любовь… Но  постепенно их песня стала стихать. Ослабевая, стонали скрипки, обращая к небесам  свои последние жалобы, всё выше и выше. Наконец  плач оборвался, оттолкнувшись от хрусталя люстр, задрожал и замер на божественно пронзительной ноте. Стало очень тихо, будто  мир, перестав вращаться, остановился,  приподнявшись на цыпочки, удивлённо огляделся вокруг.
 
Несколько раз Владислав водил меня в театр и один раз на литературный вечер: «Поэты серебряного века». На выставке современных художников мало что понимая в живописи, я всё же смогла оценить необычную цветовую гамму и смелость, с которой сочетались яркие  краски и  лаконичные линии. Картины создавали позитивную атмосферу, излучали что-то молодое, новое, чуть тревожащее... Я была очарована. С удовольствием разглядывала полотна и слушала Владислава, пытавшегося терпеливо и доходчиво  объяснить концепцию того или иного произведения, указывая на какие-то детали, несущие смысловые нагрузки, составляющие образ, рождающий определённые аллюзии… Я не всегда знала значения некоторых слов, но  смысл  фраз улавливала. Мне  нравилось то что я видела, нравилось слушать его, быть с ним рядом… Я вдруг поняла, что влюбилась… И от этого понимания на душе стало удивительно хорошо.   И я,  уже не стесняясь, заглядывала в глаза Владислава, стараясь разглядеть в них признаки ответного чувства.
Он пригласил меня на чашку чая… В прихожей обнял, привлёк к себе, крепко по хозяйски поцеловал: «Теперь ты моя!»

Огромное вневременное счастье первой любви,  бегущее вприпрыжку, радостное, смеющееся  с разбегу бросилось на шею, жарко обнимая…
Мы встречались полтора месяца, а после… он потерял ко мне интерес. Избегал встреч, а если они все же случались, спешил побыстрее отделаться, бросая на ходу обкусанные, зажёванные отговорки. Я ничего не понимала: ходила за ним по пятам, ждала возле института, около дома, на лестничной площадке… Хотела объясниться, поговорить… писала ему письма…

Во всём винила только себя. Оправдывала его охлаждение своим несовершенством, глупостью и еще Бог знает чем… Бессонными ночами проговаривала слова любви, чтобы он понял, обязательно понял, как сильно и навсегда я его люблю. Как прошу, умоляю простить…
А он встречался с другой. Проходя мимо, смеялся…
Но однажды подошёл. Познакомил с Пашей. Я слышала, как  спросил у Паши: «Ну как?»
-Ничего такая…, - замялся тот.
Владислав вскоре  ушел, а  Паша принялся за мной ухаживать. Неуклюже, неловко… Мне было плохо. Хотелось остаться одной, но Паша никак не отставал.
Первый взгляд на человека обычно отмечает его недостатки. Это уж потом время сглаживает их, превращает в привычные детали, на которые перестаёшь обращать внимание.

На первый взгляд Паша производил впечатление неотшлифованного бревна с лицом сердитого ёжика. Он пялился на меня из-под колючих бровей,  шёл следом, дыша в затылок. Я не выдержала.
-Тебя Владислав попросил за мной ходить?
-Да нет…  сам…, - сказал и остановился, застыдившись, отвернулся. Потом опять поплёлся сзади.
Вот и поговорили! Нечего сказать – ухажёр!

Моя любовь к Владиславу не проходила. Каждый раз, когда он бросал очередную девушку, у меня появлялась надежда, которая в очередной раз разбивалась о его презрительную брезгливость, не подпускавшую близко. И все же я верила, что в один прекрасный день он остановит свой взор на мне…  А я буду верной, буду ждать, преданно, терпеливо ждать. Пускай пока на расстоянии… Пока моя немая любовь не тронет его.

Мне хотелось  знать  о Владиславе все, иметь возможность с кем- нибудь постоянно  говорить о нем…  Я решила приблизить Пашу, который продолжал за мной ходить, словно привязанный.
 
 Паша понимал, что меня интересует не он, а его друг, но почему-то не сердился. Он охотно рассказывал про Владислава, про их совместные увлечения и дружбу.
Однажды он сообщил  новость: «Владислав женится. Свадьба через месяц, а затем молодые едут в Германию, где и продолжат учёбу. Папа невесты - ответственный сотрудник МИДа».
Я рыдала, не переставая. В трауре чёрных дум всё глубже и глубже погружалась в колодец горести. Хотелось умереть…  Лишь страх, что и после смерти не наступит долгожданный покой, останавливал на краю. Я думала: Что толку, если  сейчас умру? Он даже не узнает… Наверно следует  написать ему предсмертную записку… Или, дождавшись около квартиры, выкинуться из окна, прямо у него на глазах…
Мои мысли прервал телефонный звонок, Пашино бубнение в трубку.
-Что? Что ты сказал?
-… Это…вот… я…э-э… давай поженимся?
Я застонала. Захотелось ударить его по лицу… Он понял... Было слышно, как  он сжался и робко  дышит на другом конце провода.

 И тут вновь лгунья и притворщица-последняя надежда протянула соломинку: тоненькую, тоненькую, но я все же ухватилась за неё.
-Хорошо, согласна. Я выйду за тебя, Паша, но только при одном условии. Ты сейчас же, немедленно сообщишь о нашей свадьбе Владиславу. Более того, ты упросишь его быть свидетелем… И наша свадьба должна состояться раньше, чем его…
-Сделаю! - Паша быстро повесил трубку, наверное, боясь, что я передумаю.
…Глупая! На что я надеялась? Разве только на то что, узнав о моём замужестве, Владислав прозреет? И возможно, если не любовь, то хотя бы чувство собственности, а я  ведь его собственность, подтолкнёт его к … Ну к чему? Не знаю! Один его взгляд, и я брошусь к его ногам прямо у алтаря, в свадебном платье. Говорят некоторым мужчинам лестно, когда ради них бросают друзей. Не то, ой, не то… Неважно…А Паша?  Паша простит… Я чувствую: он простит. Лишь бы Владислав захотел…Только бы захотел…
Глупая, ну какая я глупая! Конечно, ничего из мной нафантазированного не произошло, не случилось…

Кто-то из великих сказал: «Много кратких безумств называется любовью,  брак кладёт предел этому множеству безумств одной большой глупостью».
 Бледнее своего платья,  с полными слёз глазами, я смотрела на  Владислава, продолжая надеяться… Даже тогда, когда отвечала: «ДА» другому. Я смотрела на Владислава, целуя чужого человека, который вдруг стал мужем. «Горько»,- кричали гости… Боже, как  было горько!

Владислав с женой уехал в Германию. Мы с Пашей остались одни. Хотя нет, он не уехал, он остался … Затаился в сердце. Ночами, точно вампир, пил мою кровь…
Паша не только не смог заменить Владислава, он даже не смог подвинуть его. Любое сравнение было не в пользу мужа. Даже имя… Владислав или Паша? Конечно же,  Владислав! Музыка, буйство красок, изысканность манер, гордый вид, эрудиция - это Владислав. Какофония косноязычия, цвет волчьей тоски - это Паша. Скрылось за ледяной, холодной  горой солнышко  любви…  Девичьи мечты  не сбылись, сменились нестерпимой печалью о невозвратном прошлом. Жизнь потекла, словно нескончаемая чёрная река, на берегу которой мы с Пашей поселились. Эта река походила  на гигантскую змею, трущуюся своим скользким телом о края берегов,  казалось: зачерпнёшь ладонями воду, посмотришь, а там, вместо воды - яд.

Вот тогда то я и стала притворяться… Ведь надо  было как-то налаживать совместный быт. И я стала его налаживать, культивируя в себе потребности мещанки и обывательницы.

 После окончания института Паша устроился на судостроительные верфи. Весь ушёл в работу и зарабатывание денег. Вечерами возвращался домой веселый и бодрый, но, заметив мое притворство,  сразу  впадал в сонное состояние, своего рода защитную реакцию. Он боялся меня… Боялся  обидеть, боялся, что  уйду… Моя нелюбовь к нему сквозила из всех щелей, звучала в интонациях, выходила с дымом из пережаренных котлет, таилась на дне пустого взгляда. Я старалась…, симулировала любовь… Обнимая запрокидывала  голову, закрывая глаза, подставляла шею в знак доверия и готовности подчиниться. Он не понимал…, мои крики пугали его.  Услышав нежные слова, он весь напрягался,  боясь, что я проговорюсь и в порыве страсти назову его Владиславом.
Он любил не как господин, а как раб, всё время подлаживаясь под мои капризные желания. Тюфяк!, не способный на поступок, на скандал с метанием посуды, с криками, с пощёчинами, чтобы после,  дрожа и рыдая, вымаливать прощения в постели…

Паша охотно и часто ездил в командировки в Северодвинск. Уезжая, всегда предупреждал о дате своего возвращения…
 Я ему изменяла… Не потому, что не любила, а потому что искала любви. Искала и не находила. Бурные романы были непродолжительны и помогали забыться лишь на короткое время. Я искала настоящего мужчину, хищника. Этакого махайрода - саблезубого тигра… Кокетничая с новым кавалером, запивала дорогим шампанским искусственное, напускное веселье. Соблазняя, получала удовольствие от обмана обманщика и не больше. А после… ругала себя, ощущая нечистой, гадкой, не достойной Владислава.

Рождение сына не принесло изменений в отношениях с Пашей. Я по-прежнему понукала им, чередуя  безапелляционные советы с ворчливыми наставлениями, а сама лгала и притворялась…  Паша  продолжал делать вид, что всё нормально. Различая в сыне черты мужа, я задавалась вопросом: насколько бы сильнее его любила, будь он сыном Владислава. Пугалась этой мысли, но никак не могла от неё избавиться.

А время продолжало неуклонно сползать к обрыву, постепенно придавливало громадой прожитого. Ежедневно продираясь сквозь заросли житейской ерунды, я не заметила, как перешла рубеж, и постарела. Не успела опомниться, а маленький сынуля уже стал взрослым мужчиной и сообщил, что женится…
Стоя в высоком зале дворца  бракосочетания, я любовалась сыном и его избранницей. И ничего не значило, что я её совсем не знала…Видно, как она сильно любит…, и он любит! Как они вместе счастливы. У меня такого счастья не было…  Жизнь прошла, точно  день, и уже наступали сумерки… Слёзы сами собой потекли по щекам. Муж не понял, наверное, подумал, что  плачу от радости. Легонько похлопал по плечу. От этой неуклюжей ласки я заплакала ещё сильнее.

Молодые решили жить отдельно, им не до нас… От тоски я завела кота. Сначала хотела собаку. Но с ней надо гулять, а на это необходимо время… Хотя, кого я обманываю? Времени у меня хоть отбавляй, и оно тянется, тянется…
Кот чёрный, мурлычий, с характером… Когда хочет жрать - ластится, а наевшись, убегает и шляется неизвестно где. Как и все мужики! Все, кроме Паши. Он по-прежнему ездил в командировки, только теперь я без него скучала. Возможно привыкла, а может стала превращаться в бабку… Бывало смотрю как он ест пельмени. Один пережёвывает, а глазами уже наметил новый. Ест серьёзно, основательно, сосредоточенно. Сразу видать рассудительного, положительного человека.
Однажды поел, запил чаем и выдал, словно по темечку стукнул.
-Владислав овдовел… Вернулся... Я его к нам пригласил…Ты не против?
-Конечно нет, - сказала, а сама чувствую будто в груди  вспыхнуло… Неужели давняя любовь? Сделала вид, что в глаз что-то попало…  Паша помрачнел. Да какая разница…
 
Владислав овдовел… Он придёт к нам… Нет, не к нам, он придёт ко мне… После стольких лет и я наконец смогу… Возможно это то, заветное ?...
Думала:  разорвется сердце… Стояла столбом, смотрела на Владислава, не видя его. Волнение улеглось лишь когда сели за стол. Мужчины принялись вспоминать прошлое, а я внимательно рассматривала Его. Выглядел он неплохо, сказывалось долгое пребывание за границей. Только плешка на макушке, да постное,  брезгливое выражение  лица.  А глаза пустые, как у человека, который никогда и никого  не любил. Этого не скроешь, я то точно знаю… Пустота… У меня к нему пустота. И как я могла любить этого  холодного мужчину, бросающего на меня украдкой призывные взгляды похотливого самца? Неужели это мой Владислав? Тот самый яркий, музыкальный, изысканный… Нет, не может быть, это не он! А как он говорит, как пыжится…Господи, да он - дурак!  Фанфарон и кривляка. Я еле досидела до конца вечера и  только за гостем закрылась дверь, убежала в ванную комнату смывать липкий поцелуй с руки. Наверняка Паша опять неправильно истолковал моё поведение… Видно мне на роду написано остаться непонятой и одинокой…

…Телефонный звонок оторвал от  телевизора, от отдыха перед завтрашним приездом мужа. И надо же звонить именно во время  любимого сериала! Вставая, пришлось сбросить с колен пригревшегося котика, олицетворение шерстяной неги. Он недовольно зашипел. Бедненький! Но, что  я могу поделать, если у людей совести нет…
Взволнованный мужской голос из Северодвинска. Сообщил, что у Павла Петровича инфаркт и он в реанимации.
-Павел Петрович?  А… Паша! - ужас охватил меня, заставил опуститься на стул.
- Что с ним?... Когда?... Где?... Немедленно выезжаю!

Я вдруг почувствовала себя старой больной собакой, оставшейся без хозяина. Всё валилось из рук. Наконец, поборов слабость, собрала вещи, заказала такси.
В коридоре споткнулась об кота. В темноте его совсем не видно… Распахнула дверь. Кот выскочил на лестницу. В другое время я непременно за ним побежала бы… Теперь не до него. Ничего, не пропадёт… Мне к мужу надо… Срочно…

Паша лежал на больничной кровати беспомощный, опутанный проводами и трубками. Лицо бледное, губы тёмные, глаза открытые, неподвижные. Мрачная картина. Может это просто кажется из-за вечернего северного света, вползающего в посиневшее окно?

  Паша. Родной, любимый… Как я раньше не понимала…
Зачем мучила тебя? Словно скряга прятала, экономила любовь, берегла неизвестно для кого. А ты не жалел, и  любви  твоей хватало нам обоим… Паша! Ну, кому я кроме тебя нужна? Кто полюбит меня, так же как любишь ты? Кто защитит, не предаст? Кто сможет вынести  мой ужасный характер? Но теперь, Паша, всё изменится… Я стану любить тебя со всей нерастраченной силой… Ты только держись. Я же не смогу без тебя… Мы ещё погуляем по осеннему парку, послушаем музыку… Какую музыку ты хотел бы услышать?  Прости меня… Прости дуру, не видевшую, не понявшую своего счастья… Ты слышишь, Паша?  Господи, сжалься надо мной… Любимый… Единственный … Паша!!!

Мне не хватает слов  выразить свою любовь. Душа  плачет,  сердце то замирает, то бешено стучит, щёки, только что покрытые мраморной бледностью,  вдруг начинают пылать огнём. Я задыхаюсь, не зная как сказать,  как передать всю глубину и страсть душащего меня чувства. Взглядами и руками пытаюсь помочь себе, словно разговариваю с глухонемым.
Пойми…Услышь меня…ПАША!!!

Он молчит, не отвечает, я даже не знаю слышит ли он… Кричу, намертво вцепившись в холодное безразличие железной больничной кровати.
- ПАШЕНЬКА!  НЕ УХОДИ!