Камень на острове. Часть седьмая

Тито Альба
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Отобрав из всего улова самых крупных рыбин, братья отправились к Малому Могильному острову, где Дети Гагары и Дети Нерпы давно уже хоронили своих умерших. Это был большой остров, поднимавшийся над водой, как купол. Часть острова занимали лес и поляны – там и было кладбище, часть – серые и красноватые гранитные скалы. Пространство между гладкими выступами скалы, покрытыми темными пятнами, затянуто водяникой и зеленовато-серым лишайником. Кое-где – низенькие и тонкие ржавые сосенки. В углублениях, заполненных водой, отражалось пасмурное небо. Здесь, на скалах, находился камень, в который вошел дух Рехп. Это был огромный, почти кубической формы валун, поставленный на четыре небольших камня. Многочисленные оленьи рога, положенные возле камня, были похожи на странный колючий кустарник. Братья положили дары к подножию валуна. Тойво смазал его оленьим салом. По очереди трое взывали к духу Рехп, но он не отвечал. Братья пробыли возле камня до тех пор, пока красноватый огонек заходящего солнца не погас среди ветвей темных елей соседнего острова. Воздух стал холодным и серым. Гребли по очереди. Ожидая, когда он сможет сменить Тойво или Негостая, Ченни сидел, сгорбившись на корме. Он держался за голову и чуть не плакал.
Дух не ответил им и на следующий день.

ГЛАВА ВТОРАЯ
Гисла, молодая женщина с плоским треугольным лицом и небольшими раскосыми глазами, худощавая  и ширококостная, одного роста с Негостаем, сидела на берегу рядом с Лайной. Вместе потрошили рыбу. Лайна долгое время молчала. Гисла с тревогой наблюдала за той. Было видно, что Лайна мрачно, в тревоге что-то обдумывает.
- Гисла! – произнесла вдруг Лайна.
- М?
- Если со мной что-нибудь случится, ты возьмешь моих детей на воспитание?
Гисла оторопела от этого вопроса.
- Лайна! Что это за мысли!?
- Ты возьмешь моих детей!? – повторила Лайна с напором, почти гневно.
- Ты же знаешь, как я хочу детей. И ты знаешь, что я тебе никогда в помощи не откажу. Так что случилось?
Лайна сидела, опустив голову. Она тяжело дышала. Гисла прижалась к Лайне и потерлась щекой о ее плечо.
- Лайна, скажи – что с тобой?
Лайна поцеловала Гислу в щеку.
- Со мной все в порядке, - сказала она ласково. – Так, мысли грустные в голову лезут. И потом – всякое может случиться. Да не пугайся ты так.
- Хорошее дело, - пробормотала Гисла. – О смерти говорит, детям новую мать ищет. И главное – «не пугайся»!
Она не слишком поверила Лайне.

Лайна смотрела на своих детей – и не могла насмотреться. Часто, когда они были заняты хоть работой, хоть игрой, она подходила, обнимала их, ласково тискала, целовала. Это желание ласкать их было не унять и не насытить. У Лайны появилась какая-то жадность ко всему, что ее окружало: ей казалось, что она мало жила в родной веже, ей были милы закопченные камни очага, начищенный котел, каждое стропило стен. Ночь после второго возвращения братьев с Малого Могильного, для Лайны прошла в тяжелой, наполненной страхом и дрожью полудреме, в которой Лайна, ворочаясь с боку на бок, пыталась скрыться от своих мыслей. Но страх всегда находил Лайну, и только под утро она на некоторое время провалилась в спокойное беспамятство.

Лайна шла к Малому Могильному.  В лодке лежало несколько крупных рыб, только что выловленных, с ещё черными, чистыми зрачками. Ветер рвал ей рукава и подол. Прядки темных волос вылезли из-под шамшуры. Ветер усиливался. Волны били в борт лодки, раскачивали её  и оттаскивали назад. Вода хлестала внутрь лодки – Лайне часто приходилось вычерпывать воду. Лайна была вся мокрая от брызг. Начался ливень. Крупные капли стучали по дну и бортам лодки. Лайна подходила к острову – уже стало видно дно и на нем – водоросли. Накатившая волна швырнула лодку вперед. Лайна с криком упала в воду. Лайне пришлось ходить в холодной воде, собирая рыб, предназначенных в дар духу. Емкость с оленьим салом была хорошо закупорена – вода не попала внутрь. За рыбами Лайне пришлось гоняться. Стоило Лайне подойти к рыбине – и волна оттаскивала рыбу из-под рук Лайны. По колено в воде Лайна оттащила лодку на берег.

Мокрый подол липнул к ногам и мешал идти. При каждом порыве ветра Лайну до сердца пронимал холод. Ноги налились тяжестью от страха. На побережье было несколько светлых камней, и Лайне начало казаться, что они светятся в сумраке. Лайна мужественно улыбнулась. Она пришла к камню, как и братья, положила рыб к подножию и смазала камень салом. Потом опустилась на колени и заговорила. Для нее исчез и пронизывающий ветер, и озноб.
- Матушка Рехп! Это я, Лайна. Ты узнаешь меня? Я принесла тебе подарки. Я знаю, что я нарушаю закон. Я знаю, что не должна приходить и смотреть на тебя. Прости меня. Но ведь ты – тоже женщина. Ты была так добра ко мне. Будь добра и теперь – выслушай меня. Мой род, мои братья, мои дети в опасности. Тебе уже всё ведомо… Мы не хотим причинять зло Ньюльгу. Прошу, лишь помоги нам защищаться от него, если он нападет на нас. Я знаю, Ньюльгу - твой племянник. Но ведь и мы – твои кровные. Ты - наша последняя надежда.
Дух не отвечал.
- Ты сама была женой, сестрой и матерью! если тебе угодно – накажи меня. Только помоги тем, кого я люблю.

Лайна долго ждала ответа, стоя на коленях. Ноги ей начал колоть рой мелких иголочек. Лайна поднялась и поковыляла к берегу. Мысли путались и обрывались, как перед засыпанием. Да Лайне и не хотелось ни о чем думать. Ей пришло в голову, что потяжелевшая мокрая одежда, облепившая ее, состоит не из ткани, а из мокрой глины.
Вскоре ветер стих и наступил штиль. Лайна налегала на весла. Ее бросало в жар. Вдалеке по Кривой Салме двигалась игрушечная лодочка с тремя фигурками, а движения их весел напоминали взмахи крыльев.
«Вот, сейчас я буду дома, - думала Лайна. – Сейчас переоденусь. Сейчас согреюсь».
В сухой одежде сидеть у огня, закутаться в одеяло, съесть что-нибудь горячее. А ещё дома есть дикий мед. И спать, спать. И ничего не рассказывать ни Негостаю, ни Ченни, ни Тойво, ни Гисле. Может быть, когда-нибудь потом, когда всё, что происходит сейчас, порастет быльем, шутя, за клюковкой. Стоило ей подумать о братьях, Лайна услышала их голоса. Лодочка приблизилась к ней, разросшись. Сейчас на веслах сидели Ченни и Тойво, Негостай – на корме.
- Лайна! – кричали они. – Лайна! Лайна!
Они уже давно ее звали, но до этого Лайна не слышала. Лодки сблизились, почти соприкасаясь бортами.
- Мы тебя обыскались! Малявка орет, не умолкая – куда мама делась!?
- Вся мокрая!
- Ходила к Средней луде. Лодка перевернулась.
- Мы знаем, что нет! – рявкнул Ченни. – Ты кого пытаешься обмануть!?
- К Средней луде, так к Средней луде, - сказал Негостай и воззрился на Ченни.

Дома мечты Лайны сбылись в точности. Больше того – для нее растопили баню. Братья и дети обнимали её и целовали. Младший сын, наевшись, спал у ее груди. После того, как Лайна переложила дитя в зыбку, у нее на коленях по очереди млели Сирьке и маленькая Рехп. Говорили про рыбную ловлю и починку снастей – ни слова не было сказано об исчезновении Лайны. Несмотря на то, что Лайна продрогла, она не простудилась.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
- Тойво, вставай!
- Сейчас! – простонал Тойво.
Даже подумать о том, чтобы вылезти из-под одеяла, было невозможно. Тойво решил полежать ещё немного, совсем немного, а потом бодро вскочить. Конечно, он уснул.

Он стоял на серых и розоватых, гладких камнях Малого Могильного. На камне сидела старуха – сгорбленная, сморщенная, но с живым умным взглядом. Тойво поклонился ей.
- Уже твоя сестра пришла меня жалобить. Ньюльгу - мой племянник. Он мне ближе, чем вы. Как я могу вас вооружать против него? Негостай – его враг, Ченни – его создание, ты – для наших племен всё ещё чужак. И долго ещё будешь чужаком... Конечно, Ньюльгу зарвался. И давно пора дать ему окорот.
Старуха помолчала немного, глядя на Тойво.
- Мои духи перешли к тебе после моей смерти. Они сами выбрали тебя. Тебе было лет пять, когда я умерла. Я могу кое-что открыть тебе. Поклянись, что ты используешь это заклятье только для защиты, и что вы не убьете Ньюльгу, не искалечите и не превратите ни во что навечно. Вряд ли вам придется об этом думать, но - всякое бывает.
- Клянусь, - проговорил Тойво.
Рехп обучила его обережному слову, не раз спасавшему от Орла ее саму и людей, которым она помогала.
- И ещё, Тойво, помни: на Пепелище чары Орла слабее, чем где-либо. Когда-то он оскорбил духов этого острова. Тебя не зря тянуло туда.

Вместо серого неба над Малым Могильным островом полумрак  и отсветы очага на стене вежи. Тойво опять стал натягивать одеяло.
- Тойво! – закричал Ченни у Тойво над ухом. И принялся протяжно, но с азартом петь. – От лени и камень мохом обрастет!
- Отстань!
Ченни сдернул с него одеяло.
- Да встаю уже, встаю, - проговорил Тойво. – Под утро хорошие сны снятся. Сейчас расскажу.

Братья и Лайна обошли и объездили на лодке окрестности, произнося обережное заклятье и нанося на камни и древесную кору защитные знаки.  В кострах жгли кусочки оленьего рога – это должно было помочь обезопаситься от враждебных  духов.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Прошло несколько дней. Однажды Ченни надолго ушел из дому
- Ну что? – спросил Негостай, когда Ченни вернулся. – Ты что, с неба свалился? 
Ченни дернул углом рта.
- К невестушке ходил?
- Да.
- Её родители по-прежнему смотрят, чтобы вы в лес не сбежали?
Ченни гневно вздохнул и махнул рукой.
- Нам даже поговорить как следует не дают. – Ченни стал передразнивать кого-то из родителей невесты. – «А почему это вы сидите голова к голове?». «А почему это вы за руки держитесь?». Совсем помешались.
- Я их понимаю, - весело сказал Негостай.
- Это ты-то понимаешь?
Негостай как будто пропустил это мимо ушей.
- Растили единственную доченьку, холили и лелеяли, ждали что посватается, самое малое, какой-нибудь князь. А вместо это явился… Ченни. Цоп! И поминай, как звали. А что в этом Ченни хорошего!?
- Оанэсь знает, что во мне хорошего.
- Неужели знает? – нарочито ужаснулся Негостай.
- Дурак ты, - фыркнул Ченни беззлобно, и, вдруг потемнев, буркнул. – Это - нет.
- Ничего, Ченни. Осень уже скоро. Скоро пойдете в амбар, отведете душу.
- Почему в амбар?
- А куда же ещё?
- Я свою вежу уже поставил.
- Не рановато? Не терпится. Мечта. Посмотрю я через год… Да что там через год, через месяц, чем эта твоя мечта обернется.
- Вот этого я и боялся – что ты на нас свое слово скажешь. Неужели нельзя просто так за нас порадоваться!? Оанэсь - умница. Это самая добрая девушка, кого я встречал. Мы друг друга понимаем с полувзгляда. У нее глазки, как у важенки…
- И телеса – очень приятные. Ты не очень ее расхваливай. А то ведь отобью.
- Попробуй! – отреагировал Ченни. – Попробуй ради любопытства. Мы с ней вместе над тобой потом посмеемся.
- Даже пробовать не стану, не бойся. Мне кроме Гислы никто не нужен. Оанэсь и вправду чудесная девушка. Ты с ней будешь счастлив. Только будет ли она с тобой счастлива – вот в чем дело.
- Почему нет?
- Интересно, что будет, если рассказать Оанэсь про восьмипалого ребеночка?
Ченни остолбенел, но быстро пришел в себя. Глаза зажглись болью.
- Убирайся отсюда вон! – выцедил он. – Это же надо: мой брат – такая мразь!
Тойво сидел, вжав голову в плечи, а теперь выпрямился.
- Прекратите немедленно. Братцы, вы что?
Негостай спокойно, но быстро, шел прочь по лесной тропке.
- Ты понимаешь, к чему приведет ваша ссора?
Ченни в упор посмотрел на Тойво.
- Не притворяйся, что не понимаешь: это ты притягиваешь к нам опасность. Пока ты не появился, мы горя не знали. Лайна стыдится тебе это сказать – я не стыжусь! Если бы ты о нас думал, ты бы давно ушел сам.
- Я понял, Ченни, - сказал Тойво. Эти мысли давно приходили ему на ум,
- Убирайся! Сейчас убирайся!
Тойво вспомнил, как стучал кулаком в дверь своей собственной избы.
- Будь здоров. Поклон Лайне и племянникам.

Тойво пошел прочь по той же тропке, по которой ушел Негостай. Ченни сел в лодку.
«Уж такие хорошие, уж такие храбрые. Уж такие сильные – с Орлом решили тягаться. Уж такие чистенькие – а я весь в грязи. За урода вступились. Этот урод для них – подарок. А о своих родных племянниках, здоровых и красивых, кто думать будет!?».
Тойво шел вглубь леса. Негостай стоял на тропке, как будто ждал Тойво.
- И тебя выгнали? Я так и думал. Что теперь будешь делать?
- Не знаю, - честно ответил Тойво.
- Пошли ко мне.

Вечером к веже Негостая пришла Лайна.
- Братцы, - сказала она, явно смущаясь. Ей было нестерпимо стыдно за Ченни. – Возвращайтесь. Забудьте всё, что он болтал. Он сам не свой.
- Давай подождем денька три, - сказал Негостай. – Иначе Ченни совсем свихнется, и не знаю, что он тогда натворит.
- Наши заклятья защищают вежу и наши земли, - сказал Тойво. – Вряд ли Орел начнет с вас, если решит нападать. Я сам не знаю, как правильно…
Лайна кивнула.
- Постараюсь устроить дело так, чтобы через три дня нам воссоединиться.

ГЛАВА ПЯТАЯ
Прошло два дня. На третьи сутки ночью внезапно начался шквал. Лес гудел за стенами вежи. Тойво ворочался, завернувшись в одеяло. В очаге пульсировали, то разгораясь изнутри красным, то потухая, горячие угли. Верный, который лежал, положив морду на лапы, подвигал ухом и негромко зарычал.
- Ты что не спишь? – спросил у брата Негостай.
- Неспокойно как-то.
- Мне тоже неспокойно.
- Если бы нас или кого-то из наших попытались заколдовать, думаю, я бы почувствовал.
- Типун тебе на язык и двадцать под язык.
- Так я и говорю: это что-то другое.
- Ладно. Раз у нас и так сна ни в одном глазу, может, по вяленой рыбешке съедим?
Негостай поворошил угли. Братья сидели у очага и глодали рыбу.
- Что-то сейчас Ченни поделывает, - сказал Негостай.
- Зачем ты его всё время… кусаешь? - Тойво пытался подобрать слово, и не придумал ничего лучше. - Ты видел его лицо?
- А ты его жалеешь? Тебе хоть сколько-нибудь жаль того ребенка?
- Ты ещё спрашиваешь?
- Как видно, недостаточно. Если ты жалеешь его убийц.
- Я не понимаю, почему ты так считаешь. Объясни.
- Представь, что это был твой ребенок. У тебя ведь нет детей? По крайней мере, ты так думаешь. Ты не знаешь, каково это – потерять свое дитя.
- Я знаю, что такое – потерять мать, - с трудом выговорил Тойво. - Ты прекрасно знаешь, как мне жаль ребенка. Но почему я при этом не могу сочувствовать Ченни? Ведь он страдает.
- Хо-хо-хо! Я не заметил. Посмотри на его ряшку.
- И всё же он мучается, и будет мучиться всю жизнь. Повинную голову меч не сечет. И потом - оттого, что ты его бьешь по открытой ране, ребенок не воскреснет.
- Ченни должен быть тебе благодарен. Ты пытался уберечь его от такой судьбы – участвовать в убийстве… Неужели он и вправду думает, что, если Орел размажет нас, то пощадит его? А хорош будет Ченни, если согласится на это. Впрочем, с него станется.
- Я так не думаю.
Негостай невесело засмеялся.
- Тойво! Ты же вроде неглупый парень. Неужели история с восьмипалым ничему тебя не научила?
- Много чему научила, - горько сказал Тойво.
- А может, и вправду рассказать всё Оанэсь? Хорошая девочка – с таким судьбу свяжет.
Тойво схватился за голову.
- Ну ладно, ладно, - примирительно сказал Негостай.
- А правда, что Ченни геройски дрался с белоглазыми?
- Правда, - ответил Негостай. – Я понял, к чему ты клонишь. - Он вздохнул, откусил кусок рыбы и некоторое время пережевывал его. – Твоими бы устами да мед пить. И клюковку. Нет, я буду очень рад, если ты окажешься прав

ГЛАВА ШЕСТАЯ
Морская вода, отступив от берега, обнажила где каменистое, где илистое дно, покрытое водорослями.
- Воду украли! – притворно проворчал Негостай. Он с мрачным видом рассматривал невод с единственной подпрыгивающей рыбой. Взял ее и швырнул за борт.
- И рыбу украли, - сказал Тойво.
Братья причалили к Лисьей луде. Между лудой и островом Рыбного камня существовал переход. К ветви одной из сосен на краю леса на острове была привязана красная ленточка. Ещё неподалеку от места, где находился Рыбный камень, оба чувствовали неладное, а, выйдя на каменную площадку, остолбенели. Дары и оленьи рога, прежде заботливо сложенные в определенном порядке, были расшвыряны по всей площадке – несомненно, нарочно, со злобой. Негостай и Тойво опустились перед камнем на колени. Дух камня  долго не отвечал им. Если бы колдуны не ощущали его присутствие, то можно было бы подумать, что он покинул свой камень и эти места.
- Просим – ответь! – произнес Тойво.
- Я связан, - наконец ответил дух.
- Мы развяжем тебя. Кто это сделал?
- Колдун из племени Детей Нерпы. Он расшвырял дары, я поднял шторм, но этому колдуну удалось связать меня.
- Мы отомстим за оскорбление, - сказал Негостай.
- Во что вы превратились – Дети Гагары и Дети Нерпы. Я помогаю людям с тех пор, как они появились в этих местах. Ещё никто не смел оскорблять меня и втравливать в свои распри.
- Прости нас, - сказал Тойво. – Сейчас я развяжу тебя.
- Мы отомстим за оскорбление, - повторил Негостай.
Тойво уже готов был приступить к колдовству, но, услышав эти слова, повернулся к брату.
- Как ты собираешься мстить? – спросил он.
- Я об этом уже семь лет думаю. И кое-что, представь себе, придумал.
Тойво пристально смотрел на него.
- Нужно подумать ещё.
- Ты и Ченни, - выцедил Негостай, - вечно вы утираетесь, когда вам в рожи плюют.
- Я не говорю, - утираться, - Тойво немного возвысил голос. – Я говорю: подумать!
Негостай промолчал. У него дернулась кожа на щеке, и лицо, как это часто бывало, перекосилось. Тойво стал колдовать. Негостай собирал разбросанные черепа  и расставлял их в том порядке, в каком олени находятся в упряжи. Несколько более или менее свежих рыбин положил к подножию камня. Негостая душило бешенство. Что-то в нем, негромкий голосок, пытался его унять, но этот голосок лишь раззадоривал его больше прежнего. Поставив в надлежащее место последний череп, он пошел вниз с варакки.
Прошло много времени, прежде чем Тойво смог освободить духа.

Тойво выбежал на берег и остановился. Под сосной с красной ленточкой на ветке прежде были красные гранитные пласты.  Теперь волны почти лизали корни.  В прилив море затопило проход между Островом Рыбного Камня и Лисьей Лудой.
- Негостай! – прокричал Тойво. – Братец!
Тишина была ему ответом. Тойво обернулся стрижом и устремился к Пепелищу. Снова медлительному от природы человеку приходилось принимать облик быстрого, подвижного существа.

Небо со стороны материка затянула черно-лиловая грозовая туча, а над островами оно оставалось голубым. Солнце золотило лес на берегу пролива. Негостая Тойво увидел там же, где некоторое время провел духом в камне. Тойво спустился на скалу и принял свой обычный вид.
- Ты вызвал Орла на поединок? – спросил Тойво, стараясь, чтобы голос прозвучал ровно. - Ты думаешь, если ты на Пепелище…
Тойво вдруг замер, как будто опасливо вслушиваясь, и произнес обережное слово, которому его во сне научила Рехп. Негостай повторил это заклинание. Тойво вызвал своих духов. Две птицы сели ему на плечи.
- Ты лети к Ченни, - сказал Тойво одной. – Расскажи, что происходит. Если не боится, пусть придет. Ты – обратился к второй птице – предупреди Лайну и Гислу.
- Негостай, послушай. Мы не должны нападать на самого Орла – иначе мы дадим ему повод убить нас. Сами боги его не осудят. И потом – я поклялся.

Тойво снова всем существом чувствовал чужое зло, направленное на него и брата. Теперь это зло приобрело форму проклятий, которые Тойво едва-едва, собирая все свои силы, отражал, как ни ослабевало на Пепелище колдовство Орла. Тойво казалось, что воздух стал тугим, плотным и едким от человеческого гнева. Орел находился сейчас на Дозорной скале. Могущество и мастерство противника больше не вызывало у Тойво никакого восхищения.
«Он ненавидит нас? – подумал Тойво. – Нет. Мы для него – как комары. И сейчас он решил нас прихлопнуть».
«Будь ты проклят!» - Тойво стоило труда не превратить эту мысль в настоящее заклинание. На скальный выступ, тяжело дыша, выбежал Ченни. У Тойво в груди сердце дернулось куда-то вверх от ликования. Ченни остановился, глядя на братьев.
- Ченни! Заклинай камни на Дозорной Скале. Чтобы они падали с самого края.
- Не понимаю, - проговорил Ченни. – Что вы делаете?
- Защищаемся, – сказал Негостай. – Отвлекаем. Выматываем.

Три человека стояли рядом на скале и негромко пели – каждый свое заклинание. Тойво и Орел пытались пробить защиту друг друга, которую создавали обережные слова и защитные знаки, начертанные на камне. В сумке на поясе Негостая была веревочка с тремя узлами. Он, помогая кончиком ножа, развязал два твердых, туго завязанных узла. Ветер усилился. Туча быстро затягивала небо над островами.

Ченни нестерпимо тянуло и грызло душу. Обрывки мыслей и воспоминаний проносились, как в вихре. Сверток, умещавшийся на локте. Тойво, сидя у очага, рассказывает о схождении в Нижний мир. «Братьям привет. Обоим». Новая вежа. Смеющееся лицо Оанэсь. Орел и Ченни сидят на полу вежи, взявшись за руки и соприкоснувшись босыми стопами, и поют заклинание. Духи Орла переходят к Ченни: он тогда ощущал это и ликовал. В душе Ченни поднималось озлобление против Негостая и Тойво. Ченни продолжал колдовать, то и дело взглядывая то на одного брата, то на другого.
«На что они рассчитывают? Даже если сейчас они добьются своего, потом-то что будет!?».
Все последние месяцы самыми сладкими мыслями Ченни были мысли об Оанэсь. И вражда братьев с Орлом казалась такой чуждой ему самому. Она была прямой угрозой тому, что в этих мыслях рисовалось, его счастью – некогда такому близкому. Сначала Ченни думал об этом, теперь – только о себе. Точнее, это были уже не вполне мысли: внутренний крик без слов. Ченни казалось, что его сжимают в кулаке. Ченни перестал петь и опрометью кинулся вглубь леса.
- Ченни! – крикнул Тойво.
- С…. сын! – выговорил Негостай.

На Дозорной Скале старый сосняк рос на почти голых камнях. Некоторые сосны поднимались из трещин в скале. У многих кроны были до половины сухими. В трещинах скалы росли круглые подушечки ягеля. Кое-где полосами рос вереск, и стояли курчавые низкорослые можжевельники. Лес стонал от ветра. Орел, продолжая петь заклинание, сначала покосился назад, потом повернул голову, примолк и бросился в сторону. Одна из высоких сосен сильно нагнулась вперед, затрещала и с шумом рухнула на камни. Орел остался невредимым – он только ощутил ветер от падения дерева и испугался. Он отбежал почти к краю скалы. Выступающий, почти кубический кусок гранита откололся от скалы и с грохотом покатился вниз, а за ним ещё один и ещё. Орел отскочил назад.

Он уже понял, что его заклятья не действовали на тех, кто был на Пепелище. Под той же защитой находилась и их сестра и племянники. Но на этих последних Орел решил не тратить силы.
«Твари, - подумал Орел. – Не век же вы будете на Пепелище"
Орел стал заклинать тучи.  Они быстро двигались – плотные, темные. В темно-фиолетовом небе над Пепелищем прорезалась белая, иззубренная молния. За этой последовала вторая и третья разветвленные молнии. Над островом стал подниматься дым – там начался лесной пожар.

Тойво показалось, что сверкнуло перед самым его лицом. Но настоящий ужас Тойво пережил через мгновение после этого, когда всё вокруг снова загудело и затрещало. Он взглянул на Негостая. Тот был бледен, как мел.
- Как ты?
- Живой. А ты?
- Тоже.
Негостай стал развязывать третий узел. Он долго не поддавался, возможно, потому, что у Негостая тряслись руки – как он ни боролся со своим страхом. Он помогал себе и ножом, и собственными зубами.

Переведя дух, Орел вызвал ещё три ветвистые, мощные молнии. Небо над Пепелищем словно раскалывалось с запаздывающим грохотом. Негостай развязал узел - начался шквал. Ударил ливень. Шум ветра, волн, леса и дождя слился в рев.
 
Волны неслись на камни  и разбивались снопами брызг. Грозовая туча уносилась дальше, за Пепелище, и над островом, где в лесу бушевало пламя, серое небо пролилось дождем. С Дозорной скалы это выглядело так, будто серые тучи вытянулись вниз до древесных  вершин. Орел выдернул нитку из рукава и, произнося заклинание, завязал три тугих узла. Ветер и с ним шум леса стали стихать. В это мгновение сосна-выворотень, кочки сухой травы, ягель и вереск вокруг места, где стоял Орел, вспыхнули. Но оставалось пространство в два-три шага, на которое огонь не шел. От дыма Орел закашлялся, у него заслезились глаза. Тогда ему стало по-настоящему страшно. Этого заклятья он не знал. Он вспомнил, чьим учеником был Тойво. По слову Орла дождь пошел и над Дозорной скалой. Под струями ливня пламя с шипением гасло. Над обугленным деревом и землей струился дымок. У Орла мелькнула мысль, что его противник совсем не собирался сжигать его живьем и вообще – причинять ему вред, а лишь показывал, на что способен.

Каждое из примененных заклятий отнимало у противников силы. Теперь они, с головами, облепленными мокрыми волосами, в мокрой одежде, измученные, стояли под дождем. Тойво и Негостай переглядывались – невозможно было и подумать о том, чтобы нападать самим, и они не знали, ждать ли нового удара.
За отступающим пластом туч открывалось голубое небо.

Ченни добежал почти до противоположного берега острова. Но он не мог убежать от своего ужаса. Ченни упал на землю, съежился и так лежал неподвижно некоторое время, сначала – с закрытыми глазами. Как и во время разговора в веже, Ченни хотелось растянуть мгновение.
«Да откуда ты взялся? Звали тебя сюда?!».
Да, звали. Сам Ченни позвал. Ченни корчился. От его мыслей в нем будто что-то рвалось, причиняя невыносимую боль. Из сомкнутых век текли слезы. Он придет в свою вежу. Лайна поднимается на ноги, смотрит на него… Он придет к Детям Ворона. Оанэсь выбежит к нему навстречу. И двое будут тереться щекой о щеку, Ченни будет держать девушку за руку. А потом Оанэсь всё узнает.
Ченни приподнялся, упираясь руками в землю.  Он будто только сейчас осознал, чего ему и братьям будет стоить время, которое он провел, лежа на земле.
- Боги! – взмолился Ченни. Но ему хотелось просить их о столь многом, что он не мог вымолвить ни слова.
Ченни обернулся неясытью и полетел к матерней земле.

На Дозорной скале Ченни увидел Орла. От обугленного дерева, сожженного лишайника и вереска жидкими тонкими клочьями летел дым. Орел пел что-то. Он решил довести поединок до конца. Колдун немного запрокинул голову. Тогда неясыть, распустив веером хвост и раскинув крылья, бросилась на Ньюльгу и впилась когтями ему в плечо. Ньюльгу взвыл. Свое заклятье он не закончил, и оно не подействовало. А неясыть продолжала рвать его когтями. Ньюльгу пытался одновременно отшвырнуть от себя сову и защитить лицо и шею. Наконец неясыть отлетела в сторону и опустилась на землю. В испуге Орлу подумалось, что сова - это Тойво.
- Если не превратишься в человека добровольно, оставлю совой на всю жизнь.
Ченни принял свой облик, сначала опустил голову, а потом вдруг резко поднял ее и посмотрел Орлу в лицо. Тот дернул углом рта. Его смешил и смертный ужас, и вызов, которые выражало лицо Ченни. Орел выругался последними словами.
- У Муччесь роды начались! – вдруг сказал Ченни. - Она тебя зовет!
- А глаза-то какие честные! – и все-таки сердце у Орла екнуло. – И поэтому меня надо было когтями драть?
- А как мне ещё было до тебя достучаться, когда ты колдуешь, и ничего не видишь и не слышишь?
Орел почти не поверил Ченни, но на всякий случай решил все же отправиться домой.
- Если ты солгал – язык отсохнет.
Ченни на мгновение забыл о страхе, потому что перед Ньюльгу появилась огромная птица и услужливо пригнула шею, чтобы хозяин смог взобраться на нее. Птица с седоком взвилась в воздух и в мгновение ока скрылась.
«Так вот, как ты с места на место перелетаешь!».

Орел появился на Пепелище. Он вышел на скальный выступ. Тойво отпрянул немного; Негостая это появление почти не удивило.
- Пошутили – и хватит, - сказал Орел. – Перемирие. Потом приду – поговорим.
- Поговорим – как сейчас? – переспросил Тойво.
- Нет. По-хорошему, - Орел, хоть и говорил почти шутливо, явно был взбудоражен. – Что смотрите? – усмехнулся он. -  Думаете, вы краше? Ваш братец на Дозорной Скале.
 
- Кто ж его так отделал? – проговорил Негостай.
- Идем скорее туда. Или нам лучше превратиться в птиц и полететь туда?
- Ты как хочешь, а я колдовать больше не могу. На лодке идти надежнее.
- Ченни этот мне! – бормотал Негостай, когда братья по тропке спускались с варакки. – Этот мне Ченни!
- Что-что? – переспросил Тойво. Он не расслышал.
- Ченни этот мне, говорю.
Братья сели на весла. Негостай оттолкнул лодку от берега.
- Не поноси его так уж, - сказал Тойво. – И не язви.
- … с ним, - сказал Негостай. – Я так устал, что мне даже ёрничать не хочется.

Ченни никуда не ушел с Дозорной Скалы. Он лежал на животе, уткнувшись лицом в согнутую перед собой руку. Когда к нему подошли, он приподнялся.
- Так бы и пнул ногой, - выцедил Негостай.
Тойво укоризненно посмотрел на Негостая, подбежал к Ченни и сел на земле рядом с ним. Ченни тоже сел, обнял Тойво и мелко затрясся, не издавая ни звука.
- Что это с ним?
- Он заколдован, - сказал Тойво. – Это то заклятье, которому ты меня учил? То, что отнимает голос?
Ченни выпустил Тойво из объятий и покивал.
- Что здесь произошло? – выговорил Негостай.
- Да у него же голоса нет!
Ченни в ответ замахал руками, как крыльями, медленно и плавно, замирая на несколько мгновений.
- Орел? – спросил Тойво
Ченни помотал головой, потом на обеих руках соединил большой и указательный пальцы колечками и посмотрел в эти колечки.
- Сова? Ты превратился в сову?
Ченни покивал, потом опять замахал руками и скорчил рожу: вытаращил глаза и перекосил рот.
- А похоже, - похвалил Негостай, хмыкнув – Даже страшно. Ченни скрючил пальцы и вцепился Тойво в плечи.
- Это ты Орла разукрасил!?
Ченни опять кивнул и вдруг скорчился и схватился за лицо.
- Ну и дела! – восхитился Негостай. – Мышь хорька укусила.  Простенько: ни пламени, ни молний, ни проклятий.
Ченни беззвучно плакал.
- Идем домой, - сказал Негостай. – Передохнем немного, и Тойво тебя расколдует.

Лайна с младшим сыном на руках и старшие дети стояли на берегу, и, едва завидев лодку, побежали вниз по берегу на мостки встречать ее. Они что-то кричали, но слов нельзя было разобрать, прыгали, махали руками.
- Мы идем! – прокричал Тойво. Его слепило, как солнце и овевало, как ветер – счастье.
- Милые вы мои, - говорила Лайна, обнимая братьев. – Как вы?
- Как лососи после нереста, - ответил Негостай. – Даже собой  гордиться сил нет.
Ченни пропустили в вежу первым.
- Всё в порядке? – шепотом спросил Тойво у Лайны.
Лайна кивнула.  Вошли в вежу. Ченни погрозил всем кулаком и отвернулся. Всё это, конечно, не всерьез, но все-таки обида чувствовалась.

- Ребята, - сказал Негостай за едой. – Вам не кажется, что мы сегодня большие молодцы?
- Мне не кажется, - сказал Тойво. – Я уверен: мы большие молодцы – и не только сегодня.
Тойво и Негостай провалились в сон мгновенно, едва легли на шкуры. Ченни ворочался некоторое время, но вскоре и он стал похрапывать.
«Спят мои братцы, - думала Лайна, всматриваясь в каждое лицо по очереди. И было не насмотреться. – Спят».
Каждый - в своем сне, отделенный от других.  Лайне спать не хотелось.

Птица перенесла Орла к его жилищу. Муччесь и Альген спрятались от ливня в веже и теперь сидели и разговаривали за рукодельем. Орел выдохнул и расплылся в улыбке. Муччесь подняла голову и вскрикнула, схватившись за лицо. Она увидела, что Орел был весь в крови.
- Что это?! – сдавленно простонала она.
- Это краска. Муччесь, это краска. Не пугайся и ребенка не пугай.
- Какая краска! – тем же тоном произнесла Муччесь, но быстро справилась с собой.
- Кто тебя так? – проговорила Альген. Она тотчас вскочила и принялась рыться в поисках подходящей мази. В это мгновение Орел быстро и чуть слышно произнес заклятье, отнимающее голос.
- Одна взбесившаяся неясыть.
- Неясыть? – переспросила Муччесь.
- Ченни. Вот так и делай добро людям.
- Как он посмел? – гневно произнесла Муччесь. – Кто он такой!?
- Что произошло!? – спросила Альген почти резко. – Ты можешь нам сказать, что происходит?
- Потом как-нибудь.

Альген промывала раны Орла и заговаривала кровь. Муччесь он не позволил это делать, чтобы она не волновалась лишний раз. Орел то морщился и кривил рот, то начинал посмеиваться сдавленным смешком. Орел был измучен не меньше, а больше, чем Негостай и Тойво, и, если бы не боль, уснул бы сидя. Одна мысль заставляла его смеяться и щуриться – не хотелось видеть белый свет. Колдовская сила была при нем. Подвели его самые обыкновенные, человеческие силы. Сейчас он не мог произнести даже заживляющий заговор.
«И потом, чтобы справиться с ними, мне бы понадобилось три головы. Или, по крайней мере, три глотки. А, впрочем, что я потерял? Пес с ними».
Альген закончила перевязку. Орел позвал Муччесь, и она села рядом с ним на шкуру.  Орел положил руку на ее гладкий, круглый живот.
- А что не шевелится?
- Спит, должно быть, - сказала  Муччесь и с силой поскребла себя пальцами по животу. Ребенок тотчас толкнулся.
- Ты что делаешь!? Что ты моего сыночка пугаешь?
- Пусть привыкает откликаться, когда отец зовет. А может, это девочка?
- Думаю, что мальчик. Девочки отнимают красоту. А ты прекрасна, как заря.
Муччесь улыбнулась – то ли смущенно, то ли, наоборот, гордо.
- Сын лучше, чем дочка, - произнес Орел задумчиво. – А впрочем, парень скорее себе шею свернет. Девочки спокойнее.
Ещё два ощутимых толчка, потом ребенок опять затих.
- Тоже разные бывают, - сказала Муччесь, вспомнив свое детство.
- Хоть мальчик, хоть девочка – всё равно, самый лучший дитенок на свете. Когда разбушуется, скажи мне. Буду с ним разговаривать.
Орел положил голову Муччесь на плечо и тотчас заснул с приоткрытым ртом.
- Вот так и сиди теперь! – шепотом со смехом сказала Альген.

- Негостай, посмотри!
Негостай вслед за Тойво стал смотреть на Кривую Салму, по которой скользила лодка. До этого братья сидели на берегу. Тойво пытался снять заклятье Орла. Речь не возвращалась, но Ченни смог негромко мычать и постанывать. Сначала он обрадовался, а теперь ему становилось всё страшнее и тоскливее.
- Только этого нам не хватало, - проговорил Тойво.
- Обещал – вот и явился.
Братья поспешили в вежу. Лайна быстро закутала маленького Ньюльгу и позвала Рехп и Сирьке.
- Бегите к Линну, - сказал Тойво. – Пусть он отвезет вас на Пепелище.
Лайна с детьми ушла в лес, Тойво и Негостай пошли на берег. Орел привязывал свою лодку. Он привез шкуры и рыбу – в подарок. Никакого подвоха в этом не было.
- Предлагаю обмен, - сказал он Тойво. - Я возвращаю вашему братцу голос, а ты заговариваешь мои раны от его когтей.
- Согласен, - сказал Тойво.

Когда Орел вошел в вежу, Ченни замер, и глаза у него остекленели. Орел передразнил этот взгляд и забрал свое заклятье.
- Говори, - сказал Орел.
- Я говорю, - сипло проронил Ченни, но из-за страха не смог даже обрадоваться.
Стал колдовать Тойво. Он уменьшил воспаление и сделал так, чтобы раны затянулись быстрее и без рубцов. Он видел, что их уже и смазывали мазью, и заговаривали.
- А где хозяйка? – осведомился Орел. Ему не ответили. - Ладно. Поговорим?
Сели за стол, поставили еду, разлили клюковку.
- Я думаю, - сказал Тойво, - все со мной согласятся: если мы будем продолжать в том же духе, наши племена останутся без колдунов. Даже если будет в этой драке победитель, едва ли и он останется целым.
- Верно, - кивнул Орел. – Хотя с тобой интересно драться. Не знаешь, чего от тебя ждать. Но, конечно, я не хочу враждовать с вами.
- Орел, скажи, зачем ты оскорбил Рыбный Камень? Ведь твоя мать была из нашего племени. И вообще – дети Гагары тебе не чужие.
- А почему ваши бабы ходят к нашим Священным камням на Малый Могильный?
- Сама Рехп пожаловалась тебе? – спросил Негостай.
- Нет. Но есть и другие духи, которых это оскорбило.
- Это важный закон, - сказал Тойво. – Но есть законы ещё важнее. И о них мы думали в первую очередь. - Орел усмехнулся на это. Тойво добавил:
- Рехп после этого явилась мне во сне. Она не в обиде на нас. А если духи Могильного оскорблены – мы принесем жертвы.
Орел обнялся со всеми тремя братьями. В душе, каждый по-своему, вздрагивали все четверо.  И всё же всем стало легче.
«Надолго ли?» - думал Тойво. Он твердо знал, что не останется в стороне и не смолчит, если от Орла снова будет исходить опасность для кого-либо.
- Так чем ты был недоволен? – спросил Негостай у Ченни, когда Орел ушел.
- Шу-шу-шу у меня за спиной. Думаете, я не понимаю, что отец отдал духов Лайне? Я не в обиде…
Жизнь пошла своим чередом.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
В гости к Орлу приехала Воавр. Друзья детства давно хотели встретиться. Вечером Орел и Воавр разговаривали, стоя у входа в вежу.
- Мне самой в это не верилось. На вид он такой добрый. Но всё сходится одно к одному. Как он мог узнать, что Оску станет плохо, за день? А ведь потом Оску  начал выздоравливать. Тогда почему он умер!? Яска мне говорила, что Хромой угрожал проклятьем Саппе. Стоило Хромому вернуться, сын Саппы заболел.
О болезни Пяйвия Воавр знала понаслышке. Но скоро она встретится с Яской и узнает правду.

Орел слушал внимательно, напряженно раздумывая. Ему странно было слышать то, что говорила Воавр, но он не переубеждал её. Орел и Альген хорошо умели намеками, определенным образом подобранными словами и одними интонациями добиваться того, что через короткое время к кому-либо большинство начинало относиться так, как хотели эти двое. Без всякого колдовства. В ход шли и сплетни, и клевета. Так же сделали и теперь – против Тойво. Но всё же, к тому, что говорила Воавр, Орел отношения не имел.
- И проклятый ребенок ему зачем-то понадобился. Зачем!?
- Так, значит, слухи ходят?
- Ну да!
Орел кивнул.
- То, что ты говоришь - очень странно, - осторожно сказал он.
- Что тут странного? – пожала плечами Воавр. – Его воспитали белоглазые. А наши его обидели. Вот и думай, кто ему дороже.
У Воавр глаза горели. Она неотрывно смотрела Орлу в лицо – ждала, умоляла, пыталась угадать его мысли.
- Послушай, Воавр, - медленно произнес Орел. – Мне нужны доказательства. Это очень опасно.
- Говорю тебе: мы боимся, что он может к нам белоглазых опять привести. Ведь он ими воспитан. Неужели этого недостаточно? Вспомни свою племянницу!
- Я о ней не забываю.
Орел взялся рукой за свой подбородок. Ему невыносимо хотелось поверить в то, что говорила Воавр. Он по-дружески приобнял ее.
- Хотел бы облегчить твою скорбь. Но ты напрасно ищешь виновного в смерти Оску. Он был обречен, а Хромой действительно немного продлил Оску жизнь и сделал его уход не таким  мучительным. Я не выношу Хромого, ты это знаешь. Но это – правда.
Воавр высвободилась из объятий Орла и отступила на шаг.
- А вот про белоглазых – это действительно интересно… Дай мне три дня на раздумье.
 «Я не могу ставить под удар Альген и Муччесь. Если со мной что-нибудь случится, что станет с моими детьми?». Орел не стал говорить этого вслух. Он думал только о ребенке, жившем внутри у Муччесь, а не о четырех, уже взрослых детях покойной жены. Но «детей» для него самого звучало убедительнее. Впрочем, как только он разочаровался бы в Муччесь и перестал желать её – и этот ребенок стал бы безразличен отцу. Но этого пока не случилось. Пока Орлу хотелось умиляться и таять от нежности – ничем не жертвуя.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Тойво был один на берегу. На севере небо было затянуто слоем плоских облаков – ближе к горизонту темно-синих, выше – розовых. И вода Кривой Салмы была в розовых и серо-лиловых полосах. На западе те же плоские и, выше, кудрявые облака, казалось, плавились, подсвеченные заходящим солнцем – среди темной синевы полосы желтого и рыжего. Над этими облаками, на нежно-голубом, становившемся всё темнее в вышине, были разбросаны легкие, персиковые и белые тучки, напоминавшие цветы или медуз.

Неожиданно Тойво ощутил ужас, по силе сравнимый только с тем, что пережил у Матери мертвых, но иной. Ему обожгло грудь и спину, словно в него вонзилось острие, а ногами он как будто встал в обжигающе ледяную воду. Но это продолжалось лишь миг. Боль прошла почти сразу, остался озноб. Сводило ноги. Тойво сел на землю. Потом поднялся и поковылял к веже. Братья и сестра шли к нему навстречу.
- Вы ничего не видели? Не чувствовали?
- Что-то было, - сказала Лайна. – Плохое.
- Очень плохое, - добавил Негостай.
- Да, очень плохое, - отозвался Тойво. Он рассказал о случившемся. Вернулись в вежу. Ночью никто из взрослых не спал, но ничего угрожающего больше не происходило.

Братья возвращались с уловом. На мостках стояла женщина. Тойво сначала показалось, что это Воавр, но эта женщина была плотнее и выше ростом, чем Воавр. Она жадно всматривалась вдаль, а, заметив лодку, замахала руками. Она переступала с ноги на ногу, вытягивалась и смотрела так, будто ее взглядом можно было притянуть лодку к берегу, как канатом.
- Что ей надо? – вслух подумал Негостай.
- Кто это? – спросил Тойво.
- Альген. Подружка Орла. Молочная сестра, я тебе рассказывал. - Негостай прокричал: - Альген, что случилось?
Причалили. Ченни стал привязывать лодку.
- Тойво, - выдохнула Альген. – Тебя ведь так зовут? Ньюльгу очень худо.
- А что с ним? – спросил Негостай.
Братья переглянулись.
- Вчера он ушел в лес. Мы очень долго его ждали, а потом пошли искать. Нашли. Он без сознания – в том состоянии, в котором находятся колдуны, когда путешествуют в Нижний мир. Но он не позвал нас колдовать. И вообще – никого рядом с ним не было. Мы не можем его разбудить – ни я, ни Муччесь. Всё перепробовали, - голос у нее дрожал. – Тойво, я знаю, что вы не ладили. Не ради него, не ради себя - ради племени прошу…
Тойво потрясенно смотрел на женщину. Он как будто не слышал того, что она говорила.
- Когда он колдовал вчера? Солнце уже село?
- Он ушел на закате, а мы пошли искать, когда уже темнело.
Альген шумно судорожно вздохнула. Братья отошли от нее на несколько шагов и короткое время шепотом совещались. Тойво подошел к Альген.
- Идем.

Орел лежал на спине, укрытый по грудь,  очень бледный. Дыхание было почти не заметно.  Муччесь сидела рядом с ним, держала его руку, гладила ее и что-то горячо говорила шепотом. Когда вошел Тойво, она вскинула взгляд на него.
- Помоги! Мы в долгу не останемся.
- Я не знаю, смогу ли помочь, - сказал Тойво. – Это не болезнь. Тут не я – тут боги будут решать.
«Если мне удастся его спасти, он будет обязан мне жизнью. Он не простит мне этого».
Ему самому было удивительно, что он не чувствовал ни ненависти, ни гнева – скорее ему не верилось в происходящее. Было отвращение, смешанное со стыдом - одно переходило в другое.
«Две женщины – одна немолодая, другая беременная, должны были его тащить. Бедная Муччесь и бедный ребенок – каково ему, когда мать в такой тревоге?.. У него ребенок. Счастливец».

В это время на ближайшую к веже Орла ель села неясыть. Через короткое время прилетел ворон. Он захлопал крыльями и щипнул неясыть за перья.

- У Ньюльгу много врагов, - сказала Муччесь. – Как у всех, кто чего-то стоит. Если с ним что-нибудь случится, они могут отыграться на ребенке.
«Он не пощадил чужое дитя, а теперь они хотят, чтобы ему сохранили жизнь ради его ребенка».
Муччесь посмотрела куда-то вниз и прошептала
- Тише, тише.
Поморщилась и приложила руку к своему животу. Она не стремилась разжалобить Тойво. Ребенку передалось волнение матери, и он бился у нее внутри.

Тойво подошел к Орлу, воззвал к Верховному богу, богам Нижнего мира и произнес заклинание, с помощью которого колдунов возвращают из Нижнего или Верхнего мира. Орел сделал судорожный вдох, открыл глаза - они тотчас сделались круглыми и пустыми. Вдруг он сильно схватил Тойво за руку, и тотчас выпустил ее – кисть ослабла и сползла с запястья Тойво. Орел удостоверился, что перед ним был живой человек, а сам Орел находится в Среднем мире. У себя дома. Орел обвел глазами свою вежу и людей, что были в ней.
- Кого вы привели!? – проговорил он, глядя то на Альген, то на Муччесь. – О, боги! Кого вы привели!? - Перевел взгляд на Тойво. Орел тяжело, сдавленно дышал, как будто ему не хватало воздуха. – Я думал, что уже не вернусь сюда. Ты понял, что произошло?
- Да, я понял, Орел. Это невидимая стрела. И она вернулась.
Муччесь вскрикнула. Альген схватилась за лицо. Орел то ли засмеялся, то ли закашлялся.
- Я узнал, что ты водил дружбу с Урхо. Я думал, что ты уже в чем-то замешан.
- Я знался с ним ровно до тех пор, пока не выяснилось, что он привел сюда головорезов.
- Да. Урхо сам сказал мне об этом. В Нижнем мире. Я убил его, - сказал Орел, глядя на пораженного Тойво. – Он предал меня. Хуже некуда…
- А ты, - проговорил Тойво, – нашего отца?
Муччесь сидела, очень бледная и как будто растерянная. Что-то в ней потускнело.
«Он не простит мне того, что сейчас я стою, а он лежит. Спасти заведомого негодяя – значит допустить все его будущие злодеяния. Отвечать за них. Это – так? Кто мне скажет!? Спасу Орла – а он будет, как и раньше, держать в страхе три племени».
Тойво вспоминал то, что рассказывали ему оба брата. Мать Мертвых. Рехп.
«Я поклялся… Вот и ответ».
Для Тойво время растянулось, но, на самом деле, ему понадобилось лишь несколько мгновений, чтобы передумать всё это.
- Альген позвала тебя на помощь. Она ничего не знала.
- Ньюльгу! – вскрикнула Муччесь. Она сильнее прежнего стиснула руку Орла и взглянула на Тойво. Он вздрогнул от этого взгляда.
- Тойво, не слушай его! – почти крикнула Альген. – Он только о себе и думает. Старый дурак! Думал бы хоть немного про нее и про всех нас – не было бы этого!
Тойво едва сдержался, чтобы не подавиться невеселым смехом.

Мать Мертвых говорила:
- Смерть – это слишком просто. Слишком легкое наказание для тебя. То, что ты делал, не исправить, а искупить… стоит  попытаться.
Там, в её избе Орел встретился с Урхо. Во дворе Матери Мертвых Орла обступили души. Многих из них он, конечно, помнил. Некоторых, преимущественно детей, даже не знал в лицо.

- Я не хочу твоей смерти, - сказал Тойво. – Я могу вытащить стрелу, и попытаюсь исправить вред от нее.
- И вправду сделаешь? Какой подарок хочешь?
- Мне нужно только одно, - твердо сказал Тойво. – Поклянись не причинять людям зло  – ни колдовством, ни другим делом или словом. Ни своими руками, ни чужими. Исключение – только враги на войне. Но ведь это – твой долг защитника. Малейший след твоей воли в чужом несчастье – и пусть проклятье вернется! Боги и духи свидетели!
Орел посмотрел на Тойво долгим, и, к удивлению Тойво, спокойным взглядом. Проклятье, как меч, подвешенный над головой, было бы не самым страшным наказанием и не самым тяжелым условием. А жить Орлу хотелось.
- Пусть будет так, - сказал Орел. – Я согласен.
Он произнес все то, что требовал от него Тойво.
- Боги и духи - свидетели! – повторил Тойво.
Он снял заклятье.
Альген подошла к Орлу и поднесла к его губам чашку с целебным отваром. Тот отпил немного и попытался улыбнуться и поморщиться.
- Какая гадость.
- Ничего-ничего, - сказала Альген.

Отойдя совсем немного от вежи Орла, Тойво увидел на старой ели сову и ворона. Ворон сидел, нахохлившись. Неясыть оправляла взъерошенные перья.
- Эй! – крикнул Тойво. – Вы думаете, вас узнать нельзя знающему человеку?
Птицы спустились на землю.
- Нет, мы так не думаем, - сказал Негостай. - Но вдруг мы бы понадобились?
- Ченни! Я же просил тебя остаться с Лайной!
- И я ему о том же, - сказал Негостай.
- Лайна сильнее меня, - сказал Ченни. – Я подумал, что здесь я нужнее.
Тойво рассказал о том, что произошло.
- Как по-вашему, я правильно поступил?
- Ты молодец, - сказал Негостай. - Ты взял с него клятву, нарушить которую может только законченный дурак и самоубийца. И ещё: если бы ты решил иначе – он бы победил.
- Не знаю, прав ли я.  Что-то говорит, что прав. И потом – я же поклялся духу Рехп не убивать его. Но всё равно стыдно и страшно. Ведь он бесчестен. Сейчас он напуган, а потом забудет этот испуг. Что у меня за судьба – не смог спасти хороших людей, а вынужден помогать всяким...
- Я передам Линну и его дяде, что ты о них думаешь.
- Да ну тебя!

Братья шли по Кривой Салме – по черно-голубым волнам, разлетавшимся брызгами, мимо плавных, покрытых лесом, как зеленым мехом, берегов, мимо гранитных скал – гладких, морщинистых, иззубренных, черных, серых, красноватых. В небе - груды белых облаков. На мостке возвращения троих ждали Лайна  с младшим сыном на руках, Сирьке и Рехп.
КОНЕЦ
27.12.2011-31.12.2013
Санкт-Петербург-Рощино-Санкт-Петербург