На ночлег располагаемся на косе очередной реки. Чай после ужина располагает к беседе.
Виктор изо всех сил пытается меня понять, но получается у него плохо. Даже притом, что сейчас он не пьян, как утром, когда остановил мне машину в тундре, в нескольких километрах от реки Лелювейм. Расстройство Виктора, позволившее ему выпить чуть больше нормы, можно понять. На машине, на которой не так давно был заменен полетевший выжимной подшипник, он полетел вновь. Новая запчасть может прибыть сюда на Чукотку только самолетом, не ранее чем через две недели. Но, к тому времени , скорее всего кончится эксплуатация летней дороги - летника, и до декабря, когда станет возможен зимник, здесь наступит бездорожье. Потому теперь, эту дорогу в несколько сотен километров, через реки вброд, и через крутые перевалы, ему пришлось ехать без сцепления. Но, Виктор хорошо знает свое дело. Несмотря на треск шестерен, он умудряется своевременно переключать скорости, когда кажется что уже всё совсем плохо.
По его словам, он больше всех перегнал сюда на Чукотку грузовиков. В смысле, по зимнику с материка. Думаю, имеет смысл отметить, что на Чукотке материком считают и Магадан, куда в отличие от этих мест есть с запада, от остальной России, настоящая дорога, а не только какой ни будь зимник или летник.
Когда здесь еще не было летника, отсыпанного между Певеком и Билибино в конце восьмидесятых, и здесь еще была глухая, труднодоступная тундра, уже тогда Виктор ездил тут с геологами на своём «Урале». Большая часть полотна нынешней дороги отсыпана там, где сначала её нащупал он, практически по колее прорезанной колесами его машины.
А не понимает он того, как взрослый, здравомыслящий человек может отправиться из глубины западной Чукотки за семьсот с лишним километров к холодному Восточно-Сибирскому морю, что бы просто поздороваться с ним. Рискуя на обратном пути, если погода скажет «ку», зависнуть между занесёнными снегом перевалами.
Конечно, и мне этого не хочется, но я к этому готов. А на его вопрос «зачем», отвечаю просто, что так мне интереснее жить.
Виктор пытается меня убедить, что мне очень трудно будет добраться назад, что я никому не буду нужен в кабине, когда вода в реках поднимется от дождей, превратившись бурный непредсказуемый поток, а перевалы в любой день может замести так, что попытка прохождения их будет равноценна попытке самоубийства.
Смеюсь в ответ, и говорю, что он же почему-то не только подвозит меня, но и даже нашел мне место для ночлега в кабине. На что, Виктор смущенно бурчит, что-то вроде того, что это он такой дурак, и что другие точно не такие.
- И что, приедешь в Певек, что там будешь делать? - в очередной раз пытается меня понять Виктор.
-Пойду к морю, поздороваюсь с ним, поставлю палатку, разожгу костёр, выпью перцовки. Если позволит погода, задержусь на день-два, а потом поеду назад.
- А если зависнешь на полпути? На девяносто девять процентов уверен, что так и будет?
- Поживу на хорошей реке, половлю рыбу, и пойду пешком.
- А дойдешь?
- Дойду….
На некоторое время задумавшись, Виктор подытоживает:
- Ты знаешь парень, у тебя пуля в голове.
Это он так дипломатично говорит, что я не совсем нормальный. Почему то меня это не обижает.
А посидев ещё и помолчав, добавляет:
- Но, это хорошая пуля...
- Спасибо...
Сижу и как идиот улыбаюсь, глядя на пунцовый закат. Туда, где солнце уже зашипело коснувшись холодной Чаунской губы, где в устьях впадающих в студёное море рек живут розовые чайки.