Работая в еврейской газете, я познакомился с главой пресс-службы египетского посольства в Москве. В серии биографий ближневосточных лидеров мы готовили статью о президенте Египта, было нужно приличное фото. Тогда интернет еще только получал прописку в нашей стране, даже слово это было знакомо далеко не всем, и я обратился в посольство Египта. Меня вежливо пригласили на кофе в пресс-бюро, существовавшее тогда автономно в сравнительно небольшой, уютно обустроенной квартире на Кутузовском.
Пресс-секретарь доктор Мустафа принял меня с подчеркнутой любезностью, напоил отменным кофе с кардамоном и одарил целой пачкой гламурных фотографий любимого раиса. Вскоре мы с веселым разговорчивым толстяком-египтянином, любителем крепкого алкоголя и скабрезных анекдотов, сделались добрыми приятелями. А в 2000-м он по дружбе, а, может, из каких-то других соображений, включил меня в делегацию российских журналистов для визита в Египет по приглашению тамошнего Министерства информации.
Почти все участники поездки, кроме меня, представляли «большую» прессу и были знакомы между собой. Я же был человек с еврейской стороны. Потом, в процессе общения они оказались очень даже симпатичными ребятами, мы с удовольствием совместно выпивали и общались вполне по-приятельски. Пока же, в самолете, я сидел сам по себе и читал Коран — мы же летели в исламскую страну. Но больше — из пижонства.
В Каире к нам приставили в качестве гида-переводчика высокого печального человека лет сорока по имени Ибрагим. Выяснилось, что в обычной жизни он трудится хирургом-онкологом, учился и стажировался в Москве, женат на русской. К нам его фактически вытащили из-за операционного стола. В очереди ждали несколько срочно нуждающихся в хирургической помощи, но Министерство информации это совершенно не беспокоило. Чем и была вызвана грусть в темных глазах доктора Ибрагима.
— После Садата свободно говорящие на русском у нас наперечет. В Каире, я имею в виду, не в Хургаде, понятно. Вот меня и дергают. И потом, я за эту неделю с вами получу больше, чем за три месяца со скальпелем, а у меня трое детей. Иначе бы, конечно, не согласился… — объяснил наш гид и меланхолично добавил. — Впрочем, меня особо не спрашивали…
Кстати сказать, визит в Министерство информации весьма наглядно продемонстрировал истинный вес и значение идеологического ведомства для страны. Это был не обитый лакированной вагонкой тесный офис Министерства туризма, занимавший этаж неказистого бетонного здания на окраине столицы. Это не были забитые траченной казенной мебелью безликие помещения МИДа в сером пропыленном небоскребе…
Министерство информации размещалось по соседству с военным ведомством в высоком усиленно охраняемом здании элегантной архитектуры. Мы шли, утопая в роскошном цветном ковре, и с затянутых шелковыми обоями стен на нас косили влажными глазами разгоряченные кони на покрытых кракелюрами полотнах. Антикварная мебель хвасталась алым бархатом и позолотой, в ослепительно-белые двойные двери вцепилась начищенная медь, ей откликалась бронза фигурных пепельниц и письменных приборов…
В общении с нами Ибрагим вскорости оттаял, мы с ним даже перешли на «ты». Фрондируя, он начал регулярно выпивать в нашей компании, чем вызывал молчаливое неодобрение двух сопровождавших нас повсюду представителей Министерства. На вопрос, не попадет ли ему, доктор, ухмыльнувшись, ответил:
— А где они в другой раз переводчика найдут? И потом, я выполняю указание: делать все, чтоб гости себя чувствовали, как дома…
Мы встречались с министрами и журналистами, посещали музеи и официальные приемы. Время от времени появлялся более высокий министерский чин, справлявшийся, всем ли гости довольны. В отличие от парочки наших спутников он вполне сносно изъяснялся по-русски. Явившись в очередной раз, он после церемониальных приветствий-вопросов-ответов отвел меня в сторону и покаянно заговорил:
— Мы крайне виноваты перед вами. Вы представляете еврейскую прессу, а мы не подготовили никакой еврейской программы. (Грозный взгляд в сторону наших сопровождающих. Те ловят взгляд и покаянно опускают головы.) Так вот, завтра перед встречей в министерстве туризма вас завезут в синагогу…
— Ну, если коллеги не возражают…
Коллеги активно не возражали, и рано утром нас привезли к массивному серому зданию в стиле ар-деко. По сторонам стояли на карауле вооруженные солдаты. Из двора навстречу нам вышли еще четверо военных. Один из сопровождавших заговорил со старшим, тот пожимал плечами и разводил руками.
— Здание закрыто, — перевел Ибрагим. — Ключи у старосты, но до него вчера не дозвонились.
Чиновник заорал на выпучившего глаза начальника стражи, тот выкрикнул что-то указующе-направляющее, и двое его подчиненных, подхватившись, стремительно побежали куда-то.
— Он велел им немедленно привести старика. Тут недалеко. Маленький еврейский квартал, — объяснил Ибрагим.
— Верни их, — отчаянно зашептал я переводчику. — Скажи ему, чтоб сию минуту их вернул!
Доктор удивленно посмотрел на меня и сказал что-то чиновнику. Тот глядел на меня с еще большим изумлением.
— Скажи ему, что старика может не оказаться дома. Тогда дело затянется, и я буду крайне неловко себя чувствовать, если из-за этого мы опоздаем на важную встречу в министерстве туризма.
Ибрагим перевел. Чиновник понимающе кивнул головой и посмотрел на меня с уважением. Потом резко сказал что-то начальнику караула, и вслед за стремительно удаляющейся, грохоча высокими башмаками, парой солдат еще более стремительно рванул третий.
— Пойми, — объяснял я вечером за виски переводчику. — Это ж все-таки Египет. А тут в еврейском квартале с утра пораньше появляются солдаты, хватают старосту синагоги и куда-то волокут… Они ведь не стали бы объяснять про делегацию из России, про какого-то еврейского журналиста… Приказ был «доставить немедленно», а они простые солдаты. Представляешь, как бы чувствовал себя несчастный старик и что подумали бы его соседи…
Ибрагим задумчиво посмотрел на меня, затем улыбнулся:
— Ты — хороший человек…
Через день вновь явился старший от Министерства и вновь подошел ко мне:
— Мы крайне виноваты перед вами. Визит в синагогу был подготовлен непозволительно небрежно. (Грозный взгляд, опущенные головы.) Но, может, вам было бы интересно встретиться с египетскими гражданами еврейской национальности. Поговорить, узнать, как они живут?..
Из-за его спины Ибрагим делал мне страшные глаза и энергично мотал головой.
— Кстати, у вашего переводчика, насколько я знаю, должны быть еврейские знакомые, — продолжал чиновник. — Вы ведь врач, Ибрагим. Очень еврейская профессия, — засмеявшись, он повернулся к гиду. — Поможете это устроить?
— Не думаю, что это будет интересно нашему гостю, — быстро ответил тот. — Мои знакомые ничем, кроме национальности, не отличаются от остальных граждан Египта. И живут так же, как все остальные…
— Думаю, доктор прав, — вмешался я. — Они такие же египтяне. А благодаря вам, я могу узнать о жизни в Египте куда полнее. Кроме того, такая встреча прошла бы в ущерб основной программе визита, а мне было бы обидно что-то упустить…
Чиновник удовлетворенно качнул головой и попрощался.
— Понимаешь, я все думал после синагоги, — говорил мне вечером Ибрагим. — Вот вытащат ребят на встречу с тобой. Ничего плохого. И эти из министерства завтра же забудут, а ребята будут думать, что они не забыли, будут думать: «Вот мы живем, как все, но государство помнит, что мы — евреи», потом еще будут думать: «Государство запомнит, что мы встречались с еврейским журналистом. Вдруг мы сказали что-то не то?..» Зачем им такое на их голову?..
— Ты хороший человек, Ибрагим.
— Но, боюсь, не очень хороший мусульманин, — с улыбкой ответил наш переводчик, поднимая стакан с виски.
— Отнюдь! Коран говорит: «Не будет милости тому, кто не проявляет милосердия к другим».
— Вот видишь, а я-то этого не помнил, — расхохотался доктор. — Ну, за тебя!
— А я, видишь ли, не слишком хороший журналист… Упустил свою репортерскую удачу, дважды не воспользовался шансом поговорить с последними евреями в стране Египетской… Давай, лучше за тебя.
Ибрагим пристально посмотрел на меня и снова рассмеялся:
— За нас!