Василий Гроссман «Жизнь и судьба». Эта книга в чёрной обложке, на которой изображена сломанная ветка с трепещущей на ветру листвой, издана в 1988 году. В послесловии её написано: «Книга, которую вы прочитали, - первое на родине издание романа и по-видимому… последнее в данном текстовом варианте».
Как долго я искал её! Так жадно, с тоской хотел иметь в своей библиотеке. И вот, однажды, спустя годы после того, как прочёл этот роман залпом в журнале «Октябрь», на первом этаже нашего дома увидел её среди других книг, выброшенных за ненадобностью. На моих глазах её поднял сосед-алкоголик - спившийся молодой человек, учитель английского языка. Он взял её первым, и через несколько минут мне удалось её выкупить.
Рукопись этого романа исчезла и спустя десятилетие обнаружилась в Малоярославце. Так появился последний, исправленный автором вариант этого великого романа.
Василий Гроссман посвятил его своей матери, погибшей в фашистском концлагере. Он писал ей письма и после её смерти в 1952 г. В одном из них было написано: «Когда я умру, ты будешь жить в книге, которую я посвятил тебе, и судьба которой схожа с твоей судьбой…». Но этих слов нет в книге, изданной спустя почти шестьдесят лет после смерти автора. Роман предваряют слова из его другого романа «За правое дело»:
«Героями истории, истинными историческими личностями, вождями человечества есть и будут лишь те, кто осуществляет свободу, в свободе видит силу человека, народа и государства, борется за социальное, расовое и трудовое равенство всех людей, народов и племён мира».
Когда вышла первая часть дилогии* «За правое дело», автор получил огромное количество писем от благодарных читателей, почувствовавших и увидевших в романе правду о войне. Но не так встретила это произведение официальная критика - началась организованная травля писателя. Гроссмана обвиняли в безыдейности, антинародности, отказе от социалистического реализма, роман называли «идеологической диверсией». Но были и те, кто старался поддержать ошельмованного писателя. Одним из них стал В. Некрасов**. «Дорогой Василий Семёнович» - писал он, - Я думаю, мне не надо объяснять Вам, как я к Вам отношусь. На душе омерзительно до тошноты. И почему не разрешаются сейчас дуэли, чёрт возьми?! А книга всё-таки есть! И продолжайте её ради всего святого!». В это время Гроссман уже писал вторую часть дилогии - роман «Жизнь и судьба».
Несмотря на хрущёвскую оттепель - время, когда возвращались из лагерей и ссылок ещё оставшиеся в живых репрессированные, текст романа был изъят из редакции журнала «Знамя», как и копии у самого автора, и черновики. Гроссман писал Хрущёву:
«… Вот уже год, как книга изъята у меня. Вот уже год, как я неотступно думаю о трагической её судьбе, ищу объяснения происшедшему. Может, объяснение в том, что книга моя субъективна?
Но ведь отпечаток личного, субъективного имеют все произведения литературы, если они не написаны рукой ремесленника. Книга, написанная писателем, не есть прямая иллюстрация к взглядам политических и революционных вождей. Соприкасаясь с этими взглядами, иногда сливаясь с ними, иногда в чём-то приходя в противоречие с ними, книга всегда неизбежно выражает внутренний мир писателя, его чувства, близкие ему образы и не может не быть субъективной. Так всегда было. Литература - не эхо, она говорит о жизни и о жизненной драме по-своему…
Я знаю, что книга моя несовершенна, что она не идёт ни в какое сравнение с произведениями великих писателей прошлого. Но дело тут не в слабости моего таланта. Дело в праве писать правду, выстраданную и вызревшую на протяжении долгих лет жизни».
<…> когда рукопись моя была изъята, мне предложили дать подписку, что за разглашение факта изъятия рукописи я буду отвечать в уголовном порядке.
Методы, которыми всё происшедшее с моей книгой хотят оставить в тайне, не есть методы борьбы с неправдой, с клеветой. Так с ложью не борются. Так борются против правды».
Гроссман не был арестован; но почти тридцать лет в Советском Союзе даже название романа не упоминалось в печати.
В. Кардин в послесловии к роману пишет: «Сталинград помог В. Гроссману увидеть и понять гораздо больше, чем он видел и понимал прежде. Сознание правоты дела даёт силы самым разным людям, попавшим в сферу действий дилогии. Но личные особенности не стираются, они способны и обостриться, выявляя сокровенную суть окопного солдата, боевого офицера, военнопленного, следователя с Лубянки. Объединённые общим лозунгом, не все, как выяснилось, вкладывают в него одинаковое содержание».
И вот, этот роман, наконец-то, опубликован в журнале «Знамя». Но текст его полностью не был восстановлен. Автор давно умер, и рукопись была потеряна.
Рождённая гением автора, книга, как живое существо, претерпела многое - были вырезаны и уничтожены, или потеряны, некоторые места.
Роман «Жизнь и судьба» доказывает, что у искусства нет и не может быть нормативов. В горящем Сталинграде военкор Гроссман увидел и почувствовал, что сознание правоты даёт силы в борьбе.
Чего же так не хотела и боялась социалистическая критика? Крамольными были страницы романа, на которых появлялся со своими рассуждениями немецкий офицер, пришедший к мысли, что если гитлеровская армия победит, то национал-социалистическая Германия лишится единственно возможного союзника и останется в одиночестве с ненавидящим её миром.
Эту идею начинали чувствовать и другие писатели. Виталий Сёмин, пятнадцатилетним подростком попавший в арбайтслагерь, написавший повесь «Нагрудный знак OST»***, отмечал, что его произведение вызывало настороженность.
Великие преступления совершаются под вуалью, прикрывающей, корыстные интересы и жажду власти. В романе «Жизнь и судьба» проводится связующая нить от военной диктатуры до треблинского ада. Что же противопоставляет автор этому жестокому ветру ХХ-го века? - потребность в добре человеческой души. Так успокаивает ребёнка, идя с ним на смерть, героиня романа, прообразом которой является мать автора. Так советский подполковник вступается за измученного пленного немца. Сострадание и добро не имеет национальности. Гроссман не был религиозным; но в конце жизни стал писать слово Бог с заглавной буквы.
Умирая после онкологической операции в больничной палате, придя в себя после забытья, он с ужасом спросил: - «Ночью меня водили на допрос... Скажите, я никого не предал?».
*Дило;гия — соединение двух прозаических или драматических произведений, связанных между собой общностью сюжета и действующих лиц.
**В. Некрасов - русский советский писатель, лауреат Сталинской премии.
*** OST - «Остарба;йтер» (нем. Ostarbeiter — работник с Востока) — нагрудная нашивка в Третьем рейхе для обозначения людей, вывезенных из Восточной Европы с целью использования в качестве рабочей силы...