повестория Опрокинутые в небо глаза

Стэф Садовников
11. Старик               

Весна явно рядилась в летние легкие ласковые одежды.
Солнце нещадно палило, но на этой уютной тенистой улице «комдива Фрунзе» было просто прекрасно. Деревья полностью заросли своими ярко-зелеными прическами, провисающими на крыши и окна домов, а девы, резко меняя свои наряды, обретали некую невесомость. Глядя на них, так и хотелось думать о белых кораблях, о странствиях, уютных лагунах и морских побережьях. Девичьи легкие воздушные платьица так и стремились  взлететь от ходьбы, жадных взмахов мужских ресниц, и от по-юношески шаловливого теплого ветерка.   
Автор пересек «пушкинскую» улицу, прошел по «пионерской» вдоль городского парка и, расположенного напротив него старинного квартальчика с прекрасными особняками и фонтанчиками. Затем, миновал старинный  армянский красавец собор, с размещенным в нем боксерской секцией, пересек «достоевскую» улицу, глянул правым глазом на старинную железнодорожную больницу и вошел в ворота центрального скверика.
Тут было прохладно и еще немноголюдно, и стояла та благоговейная тишина, когда, устав от прогулок и забот, ты мог просто с удовольствием отсидеться-отдышаться, да газетку ли, журнальчик полистать. На скамейках, среди старых вязов этих самых щедрых зеленых существ, разбросавших повсюду свои
семена-монетки, сидели в основном старики и мамаши с детками, поедающими свои сласти.
Сквозь стволы деревьев хорошо просматривалась вся центральная площадь, вплотную к скверу примыкающая. Сидя на лавочке у самой ограды, можно было незамеченным, яко сыщик, следить за вездесущим народом, иногда обнаруживая невероятные встречи либо нужных тебе людей.
У одной беседки сгрудились заядлые шахматисты. Среди них явно выделялся один старик, одетый в чесучовую пару в стиле «пикейных жилетов». Автор не раз замечал его, одиноко и величаво прогуливающегося по центральным улочкам с необычной тростью из какого-то редкого дерева и с серебряным набалдашником в виде головы фантастического зверя, где вместо глаз были вмонтированы, вероятно, дорогие камешки.
По слухам, старик был очень загадочной и неординарной личностью, а знания его были настолько обширны, что напоминал ходячую библиотеку.
Он по внешнему виду напоминал человека без возраста, да он и сам, как впоследствии признавался, потерял вообще счет времени и, вместе с тем, обладал феноменальной памятью. Но к нему почти никто не обращался, так как никто толком не знал о чем его спросить. Да впрочем, и не подозревали о его удивительной памяти не только вчерашнего дня, но, поговорив с ним, с удивлением обнаруживали его знания не только о городе, но, и, страшно было себе представить, обладал знаниями обо всём мире.
В последнее время этого старика изредка можно было увидеть лишь в очень жаркие летние дни, когда спасенье от жары и духоты народ находил под сенью раскидистых куполов старинных вязов и акаций городского парка или сквера. Он всегда тихонечко присаживался к игрокам в шахматы, вероятно, потому, что сам когда-то неплохо ими забавлялся.
Автор остановился у столика с игроками и заметил, что старик, искоса поглядывая на доску с фигурами и задумавшимися соперниками, незаметно для всех, своей тростью, на приасфальтовой земле, что-то увлеченно чертил.
Автор осторожно подошел, увидел и обомлел. Поразительно, но старик, словно некий провидец, уже вычерчивал финал этой партии.
Интересно, а где он живет, и вообще откуда он родом – промелькнула у автора мысль. Одни говорили, что он был сыном некогда богатейшего человека из эритреи, сбежавшего в наши края через болгарию в 30-х годах во времена народных эритрейских волнений.
Другие доказывали, что предки старика ведут свое начало из древнего Рима. И будто бы эти предки попали  в Эритрею в период ее итальянской колонизации. Ходили слухи о невероятных египетских жреческих корнях этого старика, что вполне могло бы совпасть с его забавной кличкой «фараон».
Но были и такие, которые утверждали, что родом он был из далеких восточных пустынь, где он, как подпольный «миллионер корейко», работал счетчиком на строительстве железной дороги. А занесло его туда, или его родителя, вроде бы революционная необходимость.
Поговаривали также, что в свое время он преподавал в городской мужской гимназии латынь и древнегреческий, что закончил образование во Франции, получил звание бакалавра, и даже утверждалось, что  впоследствии занимался
переводами древнейших арамейских текстов и разных там манускриптов в самой «Сорбонне».
Как истинно звали старика, кем был и откуда – в точности никто не ведал. Внешне был совершенно невозмутим, с гордо посаженной и красивой по форме головой, седые, слега вьющиеся длинные волосы, правильные черты лица, напоминающие утонченный арабский тип, спокойный и молчаливый, с легкой, почти детской, усмешкой на губах.
Но портрет будет неполным, если не сказать о совершенно странном и необычном взгляде – мягком, словно затуманенном и, одновременно, будто бы просверливающим время и пространство насквозь. Видя подобный взгляд, невольно складывалось ощущение, что перед тобой, то ли сумасшедший, а может быть провидец.