повестория Опрокинутые в небо глаза

Стэф Садовников
7. не востребованное «до востребование»
 
А пока он отсыпается, можно было бы поведать, что сей автор, родился в наших местах, во времена, кем-то и зачем-то явленной или заявленной «жизни до востребования».
Переживание состояния данной явленности было для него, по его же наблюдениям, подобно протеканию рабочей жизни главпочтамта.
Приходишь, рассказывает он, на этот почтамт жизни и спрашиваешь в окошке у сурового женоподобного существа каких-либо весьма нужных и важных для тебя вестей, возможно пришедших на твое имя, а в ответ тебе, небрежно поковырявшись в огромном ящике с засургученными бумагами, это существо отвечало – Ничего нет! И если в ответ почтамщица слышала вопрос – почему нет? – отвечала еще суровее: Не востребованы!
И отходил, вестей ожидавший человек от окошка, и в привычном, невостребованном, но уже подпорченном настроении, продолжал свой отмеренный или заказанный ему путь. И никто не мог ясно ему объяснить смысл необходимости существования данной эпохи «не востребованного до востребования», что продолжало жить «эпохальностью», плакатно-барабанными настроениями масс, развесив над страной призывы к кадрам двигаться куда-нибудь туда, где под крылом самолета кто-то и зачем-то о чем-то там поет…
Автор не был ни поэтом, хотя иногда, как у всех, прорывались какие-то рифмы, ни писателем, хотя что-то постоянно записывал в свои многочисленные блокноты, ни художником, хотя в ранней юности очень даже баловался карандашами «сакко и ванцетти». Ко всему не обладал ни особой музыкальной одаренностью, ни тем более конструкторскими способностями. Статистически он относился к весьма усредненной личности, коих тысячи, и ничем особенным от всех не отличавшийся.
А был он всего лишь одним из поколения вечных учеников, постигающих жизнь и слово, и на данный момент он вел занятия на факультете «мало кому нужных профессий». И ко всему еще был собирателем, дешифровщиком и толкователем еще ненаписанных историй.
Но в тайне он с детства воображал себя морским путешественником, открывающим новые места для обитания и человеческого понимания, а иногда волшебником-таксистом, развозящим-разводящим «кого-куда» по времени и пространству, ибо сам не раз во снах окунался в невероятно неведанные дали.
Как было отмечено, сей автор не только родился, но рос и превратился, в эту же самую эпоху, в молодого человека. Просто другой эпохи не было, либо какой-то иной на него не хватило.
А может выпал ему один на всех некий неоднозначный жребий, чтобы вместе с другими, на огромном пространстве, названном родиной народов и не совсем понятно чего-то развитого, выжить, раскрыть и пронести, не расплескав понапрасну, свое предназначение.
Вот только в чем оно, то самое его предназначение – этого, естественно, никто не знал.