повестория Опрокинутые в небо глаза

Стэф Садовников
6. зачатье будущего               
 
Улица встретила его легко, и мягко повела к центру, к самой площади города, мимо симпатичных домов и особняков. На вечереющей площади никто из знакомых автору не встретился, и он предавался своим новым мыслям.
А я не только не узнал, откуда он, но как и зачем он меня нашел – все еще не успокаивался автор – И кого мне о нем спросить, когда я не знаю, кто мог бы оказаться с ним в знакомстве....
Дааа, вот дела… И все же, кто он такой? Говорит, что переписчик...
Имя ли у него такое, фамилия ли? А может какая-то, не совсем понятная очень древняя, давно исчезнувшая на земле, профессия? А ведь именно так он назвался – переписчик. А что, с чего, куда и зачем он переписывает – не понятно. И переписывает ли вообще?
Незаметно площадь вывела его на улицу, к тем самым домам, где располагалась его жилая комната. Остановился невдалеке от дома и стал рассматривать свое окно, за которым ничего хорошего не было. Там ждал его неуют, требующий ремонта. Заходить почему-то не хотелось. Ему казалось, что если он войдет в какое-либо помещение, то потеряет очарование от встречи с незнакомцем. Он еще помедлил, потом развернулся и пошел кружными улицами в сторону своего казенного рабочего места.
Небо густело своей несмываемой краской заката.
Свет площади, теряя яркость дня, перетекал в цвет ночи. Асфальтовая ее поверхность озарялась сочным живописным свечением, текущим из окон, и освещалось неописуемо загадочными полутонами вечерней зари и электрическими разливами света фонарей.
А обыватели, тем временем, вовсю занимались своим самым любимым делом после трудовых будней – бесцельнонаправленным гулянием и площадным праздношатанием. Одни медленно гуляли «туда-назад» по всей ее длине – от «достоевской» улицы и до 30-го магазина. Другие удлиняли свою прогулку до драмтеатра и «театральной» улицы. У касс кинотеатра молодежь толпилась за билетами – последним сеансом давали очередной франко-итальянский фильм с любимым и непревзойденным Жаном Марэ.
Автор, никого из знакомых не встретив, пройдя всю площадь, вышел на одну из прилегающих улиц – «московскую». Под желтым потоком света одного из дальних фонарей неожиданно появился, идя ему навстречу, пожилой человек, толкающий тачку, заполненную чем-то.
Автор, глядя на странное появление в столь поздний час человека с тачкой, замедлил шаг. Нет-нет, да, бывало, столкнешься на улочках города с тем, кто на тачке везет неизвестно что, и идет вместе с ней неизвестно зачем и неизвестно куда – подумал автор, глядя на человека, бредущего по улице с тяжело груженой тачкой непонятного груза. Пожилой тачечник подошел почти вплотную. Тачка оказалась загружена стопками перевязанных книг. Глаза автора округлились, когда он прочел название самой верхней книжки «зачатье будущего». Или я чего-то сослепу не увидел, или не так прочел – удивился он названию. Мужичок с тачкой прошел до освещенного перекрестка и повернул за угол в темноту. Автор еще постоял в раздумье, а затем бросился вслед, чтобы попытаться как-то выпросить или выторговать у тележечника это странное «зачатье».
Добежав до поворота, он увидел слабо освещенную, но совершенно пустую улицу.
И куда мужичок так быстро запропастился? – удивился он – Ведь только что повернул на эту вот улицу и вот... Какой-то странный, необычный и удивительный выдался день – недоумевал он – Преподносит мне одни загадки… Странно всё это, очень странно... 
Улица «московская» вела его по своему живописному мощеному телу, испещренному мелкими ухабами и неглубокими рытвинами. Дома с зажженными окнами внимательно всматривались и провожали его, а их палисадники разливали в воздухе прелестный и сладкий запах ночной фиалки. Свисающие над заборами листья деревьев то жестко причесывали, то ласкали его шевелюру. Но вот он услышал, как из окон одного из домов зазвучало нежное фортепианное сопровождение, которое вплеталось в негромкий, томный грудной женский голос, поющий романс «белой акации гроздья душистые...». Автор остановился и долго стоял, прислушиваясь к голосу. Вдруг непонятно отчего затосковал, и нехотя поплелся к себе на ночлег.