повестория Опрокинутые в небо глаза

Стэф Садовников
 1. клей и ножницы памяти

Маленький невзрачный человечек постоянно посещал одну и ту же библиотеку. Всегда затрапезно одетый, в довольно поношенных одеждах, говоривший с каким-то странным гнусавым придыханием, он вызывал у окружающих не самые приятные эмоции. Всегда какой-то смущённый, словно бы за что-то извиняющийся, он обычно садился за самый дальний стол читального зала и в основном заказывал энциклопедии и справочную литературу. Всегда очень осторожно, чтобы не шуметь, зачем-то вытаскивал свои исписанные листы бумаги и начинал, непонятно, зачем кропотливо сверять свои листы со справочными страницами. И всегда сидел, тихий и незаметный, словно мышь, стараясь не обращать на себя внимания.
Вот и сегодня он после работы почти незаметно проскользнул в читальный зал и сел в самый дальний уголок за то же самое уже облюбованное место. На столе его уже ждали заветные тома энциклопедии, заранее принесенные миловидной библиотекаршей. Он, как всегда, вынул из своего потертого портфельчика множество, довольно потрепанных от частого ношения, чистых и от руки заполненных текстом листов, и разложил их на столе. Затем из недр портфельных достал и сложил на столе стеклянную баночку канцелярского клея с кисточкой, вмонтированную в крышку баночки, и старинные, патиной покрытые, портняжные, кованые фирменные ножницы с клеймами «кондратовъ 1870» и царским двуглавым орлом. Аккуратно открыл один из старинных энциклопедических томов с золотым обрезом, и погрузился в давно ушедшие и затерянные миры забытых знаний и времен. К нему изредка подходила симпатичная, молоденькая, вероятно знакомая ему, библиотекарша, и в эти моменты они о чем-то тихо переговаривались. Но надо было видеть глаза других сотрудниц, с каким показным пренебрежением и неприязнью разглядывали они этого читателя:
– Что потерял тут, в этом чистом читальном зале, этот неопрятный, и малоприятный человек? – их недоуменные глаза продолжали вопрошать – И как это она может с ним, таким, общаться!
Человечек, налиставшись старых книжных страниц, перешел к осмотру своих исписанных листов, затем взял ножницы и стал вырезать из них определенные фрагменты в виде полос, а потом, перетасовав их, как игральные карты, начал склеивать их в каком-то порядке, вероятно, понятном только ему одному. Склеенные фрагменты превращались в очень длинные листы, так что приходилось их сворачивать в рулончики, очень напоминающие древние свитки.
Время подходило к закрытию. Человечек собрал со стола все свои бумаги, свежие рулончики и принадлежности, и, сложив в виды видавший портфельчик с одной застежкой, вышел на крыльцо, дожидаясь миловидной библиотекарши. Минут через пять она вышла, и они двинулись в свой обычный путь бесед и размышлений.
– Скажи – тихо и осторожно спросила попутчица – Ты же знаешь, как я к тебе хорошо отношусь и я давно хотела тебя спросить, да все как-то неудобно… А что ты так долго ищешь в этих толстых старинных книгах!
Человечек долго молчал, отмеряя шагами мысли свои, и также тихо произнес
– Правду.
– Ну, а разве в них есть правда? – еще осторожней спросила попутчица.
Человечек промолчал и лишь внимательно посмотрел на девушку с какой-то невыразимой печалью в глазах.
– Но в этих книгах только короткие тексты, да лица разных людей, да карты, и какие-то чертежи, и разные всякие здания и дома… И помолчав, добавила – А ты говоришь, что ищешь правду…
Они все шли, мимо них проносились редкие машины и троллейбусы, переполненные пассажирами, а человечек все продолжал молчать.
– Я, конечно, извини, ничего в этом не понимаю – снова тихо сказала миловидная библиотекарша – Но что это за правда, которую ты ищешь? Имеет ли она название или образ?
Человечек остановился, осторожно взял девушку за руку и очень тихо произнес:
– Да, ты права… Правда, которую я ищу, имеет свой образ… Я ищу правду дома.
– А как это понять? – крайне удивленно спросила миловидная библиотекарша – Разве у дома бывает неправда?
Человечек смущенно улыбнулся:
– Есть дома праведные и неправедные, а есть только со своей правдой. Может быть, как-нибудь я тебе очень много чего расскажу. А теперь, пойдем-ка, да по-быстрее, скоро совсем стемнеет.
Они молча двинулись и за их спинами уже вырастала небольшая история познания. Маленький книгочей и миловидная работница книжного зала шли по мосту мимо грустного «западного» вокзала, с которого просто так попасть на запад – никому не было дано. Под мостом сверкали рельсы отблесками заходящего солнца. По дороге человечек что-то вспоминал и тихо рассказывал своей спутнице. Пыльная серенькая старая улица «имени комдива григория», освещенная редкими фонарями, вела их по своему руслу, и ничего им рассказывать не обещала.
– А почему ты не пишешь о своей правде дома. Или правду о своем доме.
– А кому она нужна?