Глава 37
А в России полная красота. И чем дальше, тем красивше. И, что самое главное, стало значительно спокойней. Бегемот, то есть, теперь если и кукарекает, то редко. А однажды целый день молчал. Но потом вдруг встрепенулся да как заголосит. Наша команда во главе с теперешним генералом ФСБ Абакумовым тоже встрепенулась и давай комментировать изображение на мониторе.
- Что-то непонятное…
- Но это явно новая военная угроза…
- Господа, но ни хрена же определённого?!..
- Да, какая-то какофония спектральных анализов!..
- Но согласно выборочной дисперсии – таки военная!..
- Географию источника угрозы надо определить, географию!..
- Есть география… Та-эк… Где-то между Знобь-Новгородское на Украине и Белой Берёзой у нас, на Брянщине…
- А точно угроза военная?..
- Да точно, точно!..
- Ну, так звякните Коле, пусть едет!..
- Велеть ему взять установку?..
- Не стоит. Уж с какой-то сраной Знобью Коля и без установки Кашпировского справится. К тому же Кашпировский, зараза, постоянно клянчит поднять ему гонорар за фирменный бренд на собственном изобретении в соавторстве с Григорием Грабовым (87) …
- Да вот хрен ему на воротник. А если не нравится, пусть валит в свой Житомир. Или в Жмеринку?..
Короче говоря: сказано – сделано. Коля Валуев бросил все дела на Мосфильме, где он продюсировал новый фильм про античных боксёров из позднего Ренессанса итальянского Возрождения и поехал в направлении брянской Белой Берёзы. Каковая Берёза находилась напротив зарубежной Зноби. И хотя – после удаления порчи – наши отношения с украинским зарубежьем как бы нормализовались, но хрен его знает?
А Коля как уехал, так с концами. День нету, два. Наши, которые ответственные за бегемотские дела и за контролем над его деятельностью под руководством генерала Абакумова забросили пьянку по поводу известных радостных перемен и сгрудились возле монитора. Немного посовещались и отправили за Колей министра обороны Шойгу. Ну, Шойга поехал и тоже пропал. За ним Рогозин и Жириновский. И с такими же результатами. То есть, как поехали, так ни ответа – ни привета. И телефоны не отзываются. Абонент, дескать, временно недоступен. А на мониторе с того места, где определилась география вышеупомянутых Зноби с Белой Берёзой, ваще полня технологическая мудня в смысле непонятных видеосигналов. Что-то такое из области самой фантасмагорической палитры, а поверх палитры некий вульгарный бабский смех. И этому смеху какая-то сука другим женским голосом, но более интеллигентным, подхихикивает.
- Ничё не понимаю, - устало рухнул на председательский стул генерал Абакумов. – Почему баб двое? Ведь должна быть одна…
- Как-с? – угодливо заинтересовались его сотрудники.
- Что, Пушкина не читали?! – заорал взбешенный Сил Силыч. – Чё там в конце про золотого петушка, забыли?
- Так… мы… это… Пушкин, он чего-то только не понаписал… разве ж всё упомнишь… - смущённо заблеяли сотрудники, большинство из которых в своё время были твёрдыми троечниками.
- Да, чего он только не понаписал, - машинально повторил Сил Силыч и принялся оперативно распоряжаться: - Где сейчас президент?
- Известно где-с, демонстрируют-с, - доложили сотрудники.
- Как, до сих пор? – удивился генерал.
- Так оно это, сами понимаете, - возразили сотрудники.
- Президента из демонстрации срочно изъять и доставить сюда! – велел Сил Силыч.
- Вы… это… оно… конечно… генерал и всё такое… однако ж как можно командовать изымать самого президента?.. - стали пыхтеть сотрудники.
- Молчать! – завизжал генерал ФСБ. – Про полный карт-бланш слыхали?! Исполнять немедленно, иначе вам сам президент бошки поотрывает!!!
Ну, исполнили. Изъяли, то есть, нашего дорогого президента из мирной демонстрации, которая продолжалась уже вторую неделю кряду, и доставили известно куда. А демонстрация пошла дальше. И у некоторых выдающихся демонстрантов от столь длительного однообразия плюс реакция на отмену порчи началось размягчение мозгов. Матвиенко принялась сшибать булыжниками с карнизов московских высоток так называемые сосули. А чё ей? Баба она здоровая, выковыряет себе из брусчатки булыжник да ка-эк запустит его метров на сто выше уровня собственной головы, так что только звон стоит. А Чубайс стал по пути следования демонстрации протирать собственным батистовым платочком фонарные столбы. А потом зашёл в одно ТСЖ (или ЖЭК по-старому) и попросил принять себя на работу электриком седьмого разряда.
А Владимир Владимирович прибыл в свой Кремль, который он уже собрался снова передать в общее государственное пользование, и между ним с генералом Абакумовым произошёл следующий разговор.
- Я, Владимир Владимирович, конечно, дико извиняюсь, что позволил себе и всё такое, однако ж случилось так, как я и боялся, - Сил Силыч.
- А как вы боялись? – Владимир Владимирович.
- Очень сильно, потому что ситуация обещает стать матовой, - Сил Силыч.
- Вы ведь не об оттенке ситуации говорите? – Владимир Владимирович.
- Увы, - Сил Силыч.
- А нельзя подробней? – Владимир Владимирович.
- Окончание сказки А. С. Пушкина «Золотой петушок», - предельно кратко объяснил Сил Силыч, полагаясь на лучший общий образовательный «ценз» президента по сравнению с его подчинёнными.
- По-ня-тно, - протянул Владимир Владимирович, сделал брови домиком и осведомился: - А нельзя вместо меня на рандеву с шамаханской царицей поехать моему пресс-секретарю?
- Я так думаю, не получится, - возразил Сил Силыч. – К тому же финал складывается не совсем классический. Вот…
С этим словами генерал ФСБ вывел президента в общий зал, где трудилась специальная команда, и показал Владимиру Владимировичу на экран.
- Я очень надеюсь, что не совсем классический, - слегка пожался президент, слушая подозрительные звуки (вышеупомянутый глумливый хохот и корректное хихиканье в женском исполнении) и наблюдая неприятную гамму красок. – Мне, знаете ли, не нравится быть в перспективе клюнутым нашим «петушком» в виде золотого бегемота промеж глаз. Я, знаете ли, и можно сказать, только жить начинаю…
- Ну, насчёт быть клюнутым не извольте беспокоиться, - не по-уставному замахал руками генерал Абакумов, - насчёт этого я позаботился заранее с помощью астрального пакета превентивных колдовских отговоров. Так что мы можем бояться всего, но только не этого.
Сил Силыч постарался быть убедительным, но про себя подумал:
«Я, во всяком случае, очень на это рассчитываю».
- Вот за это большое вам человеческое спасибо, - с чувством пожал обе руки генерала президент. – Так я поехал?
- Да, поезжайте. Большой кортёж не устраивайте. И журналюг не берите. На всякий случай, пригласите с собой нескольких силовых специалистов из женского дурдома.
- Ага, - понятливо кивнул головой Владимир Владимирович и отбыл.
Тем временем в стране творилось вообще чёрт знает что. Главное дело, сам собой переписался российский календарь. В нём снова «всплыли» советские праздники, какие запретил, пребывая в сумеречном состоянии из-за порчи, Владимир Владимирович. Вместе с ними остались новые, которые придумал он же. Плюс прибавились день памяти Марии Мнишек и годовщина утра стрелецкой казни.
А что сделалось в административно-чиновной среде?
Бедным бабушкам, задолжавшим за сиротское потребление родного природного газа, деятели из местных администраций перестали отключать газ. А потом и вовсе стали списывать беднякам все долги по жилищно-коммунальной теме. И почему нет? Ведь простил давеча наш президент восемьсот миллионов долларов Узбекистану. Ещё раньше – простили полтора миллиарда тех же долларов Ираку. Кое-какие слёзы в виде совокупных семи миллиардов долларов списалось по графе «что упало – то пропало» остальным недоразвитым странам из афро-азиатского контингента. Так почему нельзя простить семнадцать тысяч худосочных рублей бедной российской бабушке и не отключать у неё газ в самую лютую стужу? Запросто можно. Особенно в новых условиях, когда страна, наконец, избавилась от порчи, а все российские чиновники снова стали людьми, а не какими-то испорченными ходячими арифмометрами-злыднями, умеющими сквернословить, мочить конкурентов по бизнесу и политике в региональных сортирах, трескать шампанское с водкой, брюхатить секретарш и тырить бюджетные средства.
Одновременно разрасталось (до пределов, достигнутых при проклятой Советской власти) передовое сельское хозяйство. Те банковские ретивые молодые люди, которые нечаянно оказались на Цейлоне, таки вернулись на Родину, нашли целину и принялись её возделывать с ещё лучшим пылом, нежели тем, с каким они некогда впаривали своим клиентам сомнительные кредиты. И целина заколосилась бахчевыми культурами, попёрли в рост яровые с бобовыми, а там и сям возникли разные аграрные предприятия. В одном месте, например, вырос совершенно сказочный животноводческий комплекс–свиногигант имени безвременно почившего от трудов на благо России Егора Гайдара. И, пока в комплексе раскумаривалась первая свиноматка, Зуев с Кириллом Самсоновичем Пригожиным, обтрескавшись очередной порцией натуральной жратвы с натуральным бухлом, дрыхли на представительских диванах. Затем Кирилл Самсонович встрепенулся, спорхнул со своего дивана, поклевал из початой банки нормальной паюсной икры, запил обычным грузинским вином 72 года розлива и полетел будить Зуева. Для этого бывший инструктор Грязносельского райкома партии просто клюнул бесчувственного карлика в его несимпатичный нос. Зуев очнулся, выплюнул кусок недоеденной краковской колбасы и пропищал:
- Ты чё, падла, совсем охренел?!
- Вставай, пора, - кратко пискнул в ответ Кирилл Сасонович.
- Пора – куда? – прокряхтел Зуев, свешивая короткие ножки с огромного дивана.
- Пора привести себя в порядок, - менторским тоном молвил Кирилл Самсонович, - а то сейчас ты меньше всего похож на звездочёта. Про мудреца скромно умолчу. В общем, харю у тебя после халявных брашн с бухлом, изготавливаемых для нашей политической элиты по советским гостам, реально перекосило…
- Это не от них самих, а от их передоза, - возразил Зуев и, шатаясь, направился в раздельный санузел повышенной комфортности. – Я и не знал, что шоколад и полукопчёная колбаса могут быть такими вкусными…
В санузле он привёл себя в должный вид, припудрил разноцветную после длительной пьянки физиономию и подканал к большому столу, за которым уже заседал его вынужденный приятель и пил чай.
- Присаживайся, - буркнул Кирилл Самсонович, - похлебай горяченького..
Он посмотрел на свои волшебные часы и сообщил приятную весть:
- Скоро будем брать философский камень…
Глава 38
И, пока приятели пили чай, Владимир Владимирович похоронным шагом въезжал на безразмерный пологий холм, ориентируясь на точные координаты, полученные из рук Сил Силыча. Позади осталась Белая Берёза, впереди предполагалось Знобь-Новгородское. Ехал Владимир Владимирович на специальном автомобиле эксклюзивной проходимости. И катился по колее, которую наездили его предшественники Коля Валуев, министр обороны Шойга и господа Рогозин с Жириновским на своих «джипах». Охрана, прислуга и прочие официальные лица следовали на почтительном за Владимиром Владимировичем расстоянии. Так велел генерал ФСБ Абакумов. Единственно, две силовые сестры из женского дурдома имени Черномырдина сидели в поместительном багажнике специального автомобиля нашего дорогого президента, освежались медицинским спиртом и резались в козла на шелбаны.
- Очень интересно, - пробормотал Владимир Владимирович, таки одолевая пологий подъём и натыкаясь на беспорядочно припаркованные «джипы» предшественников. За «джипами» виднелась мобильная реанимация, рядом с ней стоял шатёр. Из шатра доносились – судя по интонациям – похабные песни, исполняемые женскими голосами на украинском и немецком языках.
- Оч-чень интересно, - повторил давешнюю фразу Владимир Владимирович и позвонил в багажник, чтобы объявить специальным дамочкам готовность номер один. Затем он осторожно вылез из автомобиля и, никем не обнаруженный, заглянул в мобильную реанимацию. И там увидел предшественников под капельницами на походных больничных койках, оборудованными съёмными парашами и кнопками экстренного вызова.
- Владимир Владимиро…
- Господин пре…
- Спасите-помо…
- Отец родной… - зашелестели со своих коек пациенты, пытаясь тянуть к Владимиру Владимировичу свои исхудалые руки.
- Эй, та у нас тут ещё гость! – послышался сочный женский голос с малороссийским акцентом.
- Дас ист гут! – одобрил некто, потому что данная фраза в переводе с немецкого языка на наш означает «это хорошо».
«Блин, зря я тачку на виду шатра бросил!» - запоздало спохватился Владимир Владимирович и попятился на выход.
- Не ходите, не на…
- Господин пре…
- Я вас умо…
- Отец родной… - снова зашелестели пациенты.
«Да что тут всё-таки произошло?» - задался мысленным вопросом наш дорогой президент, силясь провести аналогию между классиком и реальностью. Но аналогия получалась какая-то неубедительная. Её неубедительность ещё больше подтвердилась, когда Владимир Владимирович таки выкатился из реанимации. И увидел двух расхристанных баб почти в чём мать родила. Вернее, в вульгарном макияже и эротическом белье. При этом одна баба была Юлия Тимошенко, другая – Ангела Мёркль.
- Ой, та то ж Вова! – пропела первая вульгарная баба и поехала на нашего президента.
- Комен цу мир, мейн херц! (88) – более корректно поддакнула другая.
- Кто вы такие? – решил на всякий случай уточниться наш дорогой президент.
- Та ты шо, Вова, Пушкина не читал? – осклабилась Юлия Тимошенко. – Я – шамаханская царица, а Анжела – моя сменщица. Тю! Погнали в шатёр, покувыркаемся!
С этими словами шамаханская царица попыталась схватить нашего дорогого президента за воротник его походного смокинга, но Владимир Владимирович резво отскочил в сторону. А там его, откуда ни возьмись, поджидала Ангела Мёркль. Или дублёрша Юлии Тимошенко. Или сменщица шамаханской царицы. Поджидала, протягивала свои руки и приговаривала:
- Йа, йа, махен эйн дутзенд пурзельбаум (89) .
- Ну, ни хрена себе, махен пурзельбаум! – почти по-русски ахнул Владимир Владимирович и свистнул в специальный свисток, одновременно (и наконец) идентифицировав плачевный вид своих братанов по партии и одного мягкого оппозиционера с их «заболеванием». Идентифицировав, наш дорогой президент схватился за сердце, представляя себе такое безобразие, как групповое изнасилование себя двумя не первой свежести дамами. В принципе, Владимир Владимирович очень хорошо относился и к Юлии Тимошенко, и к Ангеле Мёркль, но не до такой же степени?!
Но изнасилования не произошло, а героя новейшей российской истории спасли известные дамочки из багажника. Хрустя на ходу солёными огурцами, которыми дамочки закусывали медицинский спирт, они дружно навалились на расхристанных баб из шатра, скрутили их по рукам и ногам, положили рядом с президентом и кособоко (спирт, всё-таки, а не разведённый церковным старостой кагор) вытянулись перед ним якобы в струнку.
- Ну, ни хрена себе, - промямлил Владимир Владимирович. В это время звякнул телефон, настроенный на двустороннюю связь. Звонил генерал Абакумов. Он телепатически наблюдал за происходящим, всё «видел» и распорядился с помощью специального кода:
- Грузите трофей телегу и мухой домой для окончательного расчёта с посредником.
- Вас понял, - с помощью того же специального кода ответил Владимир Владимирович и моргнул дурдомовским дамам. Те взвалили на себя по трофею и рванули за бугор, туда, куда подтягивались сопровождающие нашего президента официальные лица и кое-какая техника.
- Вас ду махен, мейн менге? (90) – подала голос Ангела Мёркль, мешком повиснув на крутом плече одной специальной дамочки.
- Вова, шо ты творишь, люба моя?! – вопила Тимошенко, дрыгая голыми ногами на аналогичном плече другой силовой леди.
Тут самое время рассказать о том, как наши уважаемые официальные лица в виде депутатов Госдумы Коли Валуева, Вовы Жириновского, Димы Рогозина, и в виде одного маршала обороны Шойги попали в вышеописанную мобильную амбулаторию. Но ещё раньше пару тёплых слов о нашей замечательной соседке Юлии Тимошенко и о нашей доброй знакомой (по добрым международным отношениям) Ангеле Мёркль. Дело в том, когда наши таки отбоярились от проклятой порчи, и Юлия Тимошенко, и Ангела Мёркль решили завязать с политикой (а Юлия Тимошенко – и с бизнесом), но заняться чем-нибудь отвлечённым. Ну, типа, заняться вышиванием, музицировать или организовывать литературные вечера с живыми картинками. В общем, остановились на картинках. Выбрали Пушкина и поехали на известный бугор. Там встали лагерем, разбили шатёр и пригласили из Рижской оперы голых мальчиков. Такая категория сотрудников появилась в Рижской опере, благодаря последним усилиям руководства коллектива по радикальному изменению отсталого исполнительского регламента от классического в сторону самого передового европейского. Данные мальчики исполняли разные функции: они, одетые в одни манишки, инсталлировали оперы Гершвина, или, сменив манишки на ковбойские шляпы, подпевали музыкальным композициям Луи Армстронга и Боба Дилана. Также эти способные мальчики массажировали сотрудников оперы в ведомственной (при Рижской опере) бане. Но там они, правда, обходились и без шляп, и без манишек. Вот этих мальчиков и пригласили Юлия Тимошенко с Ангелой Мёркль играть роль бойцов отряда быстрого реагирования из войска царя Дадона. А так как мальчики в Рижскую оперу принимались по возрастному ограничению «дети до восемнадцати лет не допускаются», то потеха у Юлии Тимошенко с Ангелой Мёркль получились на славу. Одним мальчикам стало не до смеха. Потому что они на собственных голых шкурах испытали всю ту страсть, с какой Юлия Тимошенко тырила в своё время деньги, а Ангела Мёркль прыгала макакой перед американцами. И которую (страсть) ни Юлии Тимошенко, ни Ангеле Мёркль стало некуда девать после истребления известной порчи.
Выдержали, в общем, голые рижские мальчики количеством и ростом с две баскетбольные команды всего три дня и три ночи. Затем они вызвали санитарный автобус и под издевательское улюлюканье Юлии Тимошенко и Ангелы Мёркль отвалили поправлять сильно пошатнувшееся здоровье в свою культурную Ригу. И, не успела улечься пыль за этим автобусом, как на бугре нарисовался «джип» Коли Валуева. Вылез Коля из своей тачки, расправил богатырские члены и, не успел моргнуть глазом, как попал в разделку к двум энергичным бабам. Сначала Коля показал себя молодцом. Первым делом он понял, что от него хотят эти бабы, у которых от вынужденного безделья вся их энергия пошла в похоть. Вторым Коля превентивно дал обоим по короткому хуку, и, перехватив инициативу, стал окучивать Тимошенко. Потом Коля «пересел» на Мёркль, потом снова занялся Тимошенкой. Однако в начале седьмого раунда наш депутат стал сдавать, а в середине восьмого, как-то нечаянно оказавшись под Юлей, спёкся.
Дамы подхватили нашего выдающегося политического деятеля и отволокли его в известную реанимацию. А тут и Шойга на подходе. Он, в отличие от Коли, не продержался и десяти минут, но в реанимацию, надо отдать ему должное, уполз сам. Оставив форменные штаны с маршальскими лампасами устроительницам литературных вечеров в виде трофея.
Затем были Рогозин и Жириновский. Рогозин особенной прыти не проявил, и его также пришлось кантовать в мобильную реанимацию общими усилиями шамаханской царицы и её сменщицы.
А вот Жириновский продержался дольше всех. Он не стал ни на кого наскакивать петухом, но беспрекословно позволил затащить себя в шатёр и опрокинуть на спину. Первая на нашего многоразового кандидата в президенты взгромоздилась Юлия Тимошенко. И только возьмётся за дело, но посмотрит на Жириновского и ну хохотать. Она хохочет, а он, наш оракул сизокрылый, давай снизу комментировать. Ну, Юлия Тимошенко хохотать пуще прежнего. И если б не её сменщица, баба насчёт российского юмора более сдержанная, ещё неизвестно, кто бы из последней разборки вышел победителем. А так поковырялся наш демократический либерал под немецкой экс-канцлершей, поёрзал, но затем глазки таки закатил и скапустился.
В общем, укатали общими силами и Владимира Вольфовича. Но Владимира Владимировича таки не смогли. И поехали злокозненная шамаханская царица вместе со своей европейской напарницей, как мы уже описали выше, под усиленным конвоем и в принудительном порядке, в столицу нашей замечательной Родины. В Москву, то есть.
А в Москве такие дела.
Низкая облачность, просеиваемая нудным дождиком, и умеренный ветер с порывами до ураганного. Кругом велосипедисты, пешеходы, скейтбордисты и инвалиды-колясочники. Они все братаются с полицейскими, а бывшие сотрудники ДПС вовсю (и безвозмездно) ухаживают за пожилыми людьми, которым вдруг вздумалось перейти улицу. Каковую московскую улицу трудно перейти не потому, что она забита иномарками вперемешку с отечественными рыдванами, но это так плотно разрослась мирная демонстрация в составе бывших российских генералов от политики и экономики.
Зуев тем временем выполз в известный кремлёвский зал, где работали генерал Абакумов со своей командой. Там же с минуты на минуту ожидался и президент. Бывший директор снова облачился в халат звездочёта, а Кирилл Самсонович раздвоился: часть его поместилась в чёрной жемчужине, украшающей колдовскую трость в виде зонтика, а часть прилепилась к уху Зуева в виде замысловатой серьги. Таким образом, Кирилл Самсонович предполагал более качественно транслировать мысленные инструкции в консервативные мозги своего подельника.
- Ага, вот и вы, - приветствовал «звездочёта» Сил Силыч. – Вовремя.
Российский колдун седьмой категории одновременно наблюдал две картинки на своём внутреннем телепатическом мониторе: первая транслировала прибытие президента, вторая показывала поведение бегемота на маковке Спасской башни. Бегемот, между прочим, вёл себя подозрительно. Вернее, он вёл себя подозрительно по сравнению со своим прошлым поведением, но не для генерала Абакумова. Потому что тот сразу определил в переменившейся позе оригинального золотого петушка намерение слететь с маковки, чтобы затем сесть на дорогого президента и клюнуть его в темечко. И хотя экс-капитан принял меры предосторожности, кое-какие опасения у него оставались.
«Интересно, чем он будет махать во время перелёта», - машинально задался мысленным вопросом Сил Силыч и сделал отмашку подчинённым на встречу президента. Те выстроились в две шеренги вдоль двери, дверь распахнулась, и в зал вошли две дурдомовские дамочки. Перед ними, с загнутыми назад руками, ковыляли любительницы литературных вечеров с картинками. Позади дамочек следовал Владимир Владимирович.
- Виват! – заголосили присутствующие.
- Всё нормально, - скромно отмахнулся президент.
- Ну? – наехал на Зуева Сил Силыч.
- Чё – ну? – не понял Зуев.
«Щас эти козлы попытаются впарить тебе своих баб», - подсказал Зуеву Кирилл Самсонович.
- Послушайте, любезнейший, не тяните время, - попросил Зуева генерал Абакумов. – По сюжету вы должны просить царя… нашего дорогого президента, чтобы он отдал вам шамаханскую царицу. В нашем случае – в комплекте с напарницей.
- Речь шла об исполнении любой моей воли как своей, - пересказал подсказку подельника Зуев, - а моя воля такая: гоните мне философский камень. А баб можете оставить себе.
- Ну… ты… это… не кочевряжься… бери, что положено, и проваливай!.. – зашумели ассистенты.
- Да в гробу я видал то, что положено! – завизжал от себя Зуев, потому что Кирилл Самсонович вдруг замолк. А потому замолк, что он стал объединяться. То есть, сорвался с зуевского уха, прилепился к жемчужине, затем жемчужина преобразовалась в средней упитанности птеродактиля, а птеродактиль долбанул своим ужасным клювом по туловищу генерала Абакумова. Генерал не выдержал удара и прилёг на спину. Птеродактиль ловким движением того же ужасного клюва выхватил из внутреннего кармана пиджака Сил Силыча философский камень и рванул на выход из кремлёвского зала. Он пробил своей бронированной головой витраж окна и взмыл в поднебесье. За ним туда же взмыл и Зуев на своём чудо-зонтике. Из поднебесья они спикировали на давешнюю помойку, где Кирилл Самсонович снова превратился в маленькую ужасную птичку. На помойке они засели в комендантский контейнер и стали колдовать.
- Так, меня через десять минут отправить в Грязносельск на должность мэра и хозяина всех ночных ресторанов, - заказал себе Кирилл Самсонович. – А этого обратно на место директора склада в его прежнем виде.
- Не совсем в прежнем, - попросил, немного смущаясь, Зуев, и посмотрел на себя ниже пояса.
- Понял, не дурак, - буркнул Кирилл Самсонович и добавил какую-то реплику по-латыни.
- А почему через десять минут? – поинтересовался Зуев, которому вот как надоело ошиваться в Москве в виде карлика. Или торчать на помойке в качестве её коменданта.
- Надо успеть спрятать философский камень, - объяснил Кирилл Самсонович. – А ну как его начнут искать всей администрацией президента?
- Понял, не дурак, - пробурчал Зуев. Они быстренько спрятали философский камень под бордюрным камнем за площадкой для мусорных контейнеров и, только присыпали камень песочком, как волшебство заработало и их обоих, бедного директора Зуева и бывшего инструктора райкома, разнесло по заявленным местам.
Глава 39
Но вернёмся к нашим… гм!
Когда Кирилл Самсонович похитил философский камень из-под носа самого президента, в Кремле произошло сильное замешательство. И длилось оно ровно столько времени, сколько генерал Абакумов пребывал в беспамятстве. Но он скоро очнулся, проверился по личным астральным данным, затем поколдовал за одним из компьютеров, подсоединённых к монитору, глянул в окошко на многотонного «петушка» и дал полный отбой поднявшейся тревоге. Потому что оснований тревожиться не было. Ведь царь в виде президента не выказал классического желания оставить себе шамаханскую царицу вместе с её напарницей, но хотел чистосердечно уступить её мудрецу в виде Зуева. Вот бегемот и раздумал лететь клевать президента. Но слез с низкого старта и принял первоначальную сторожевую позу. Что же касается пропажи философского камня, то и тут Сил Силыч выказал терпимость. То есть, не велел за ним бегать и морочиться на организации дорогостоящих розыскных мероприятий. Потому что свою главную функцию философский камень выполнил, а дальше видно будет.
И действительно.
Мирная демонстрация, первоначально заключившая в свои ряды руководителей страны и её крупных предпринимателей, разрослась до рядовых партийных функционеров и мелких финансовых аферистов. А шелкопрядильный московский завод, окончательно разорённый во время первого президентского срока нашего дорогого Владимира Владимировича, дал на-гора первую тонну отечественного шёлка. И бегемот таки закукарекал. В ответ на новую инсинуацию натовских злопыхателей насчёт того, дескать, что русские ладят очередную пусковую установку для баллистической ракеты следующего поколения и повышенной дальности. Он, то есть, кукарекнул, а наши военачальники из РВСН (91) давай привычно хохотать. И приговаривать: да какая же это баллистическая ракета? Обыкновенный муляж, купленный по бросовой цене в братском Китае. Эх, помирают со смеху наши отчаянные генералы, и каково ж легко напугать вас, грозные натовцы!?
Зуев протёр глаза, поморгал и замер от прилива небывалого счастья. Он не только сидел в своём директорском кресле, но сидел в этом кресле в виде нормального самого себя, а не в виде какого-то карикатурного карлика. И одежда на Зуеве была нормальная, от специального московского кутюрье, который «обшивал» консервативно настроенных директоров складов, старших менеджеров по продажам в супермаркетах и средних чинов из столичных префектур. Время перевалило за восемь весеннего вечера, но в офисе привычно хлопотало, поскольку сегодня служащие работали продлённую смену. Где-то в коридоре простучали женские каблуки, рядом с директорским кабинетом бухнула дверь, а на производственной площадке скрипел автокран, загружая литьём клиентский «КАМАЗ».
- Чёрт побери! – с чувством произнёс Зуев и потрогал себя ниже пояса. – Гм! – с удовлетворением прокомментировал он, поскольку господин Пригожин его не надул. Однако лишний раз провериться не мешало. Зуев потянулся к рабочему телефону, но по коридору снова простучали каблучки, кто-то поскрёбся в директорскую дверь, невидимый голос спросил «Можно?» и Зуев увидел бухгалтершу. И если раньше он видел в бухгалтерше одну лишь бухгалтершу, то сейчас наш директор обратил нормальное мужское внимание на аппетитную фигуру, смазливую физиономию и вполне податливый взгляд.
- Можно, входи, Ромашкина, дверь за собой закрой, - велел Зуев и стал вылезать из-за своего стола.
- Да вы как-то даже посвежели, Валерий Дмитриевич, - кокетливо произнесла бухгалтерша, приближаясь к столу, - после командировки-то…
- Гм! – повторил Зуев. – Такое дело, Ромашкина. Клади свой отчёт сюда, а сама встань вот так…
Зуев развернул бухгалтершу к столу передом, к себе задом и, не чинясь, задрал своей подчинённой юбку.
- Валерий Дмитриевич! – восторженно ахнула бухгалтерша. В принципе, она и раньше мечтала завалить на себя такого завидного, во всех отношениях, мужчину. Но всё как-то не получалось, потому что дорогой директор не шёл ни на какие контакты внеслужебного свойства с любвеобильной бухгалтершей. Вот ей и приходилось довольствоваться либо средним персоналом, либо водителями электрокаров. К грузчикам, к слову сказать, госпожа Ромашкина не снисходила.
- Ну, чё, Валерий Дмитриевич? – сопел Зуев, проверяя действие философского камня в комплекте с дополнительной латинской репликой Кирилла Самсоновича. – Я уж сорок лет как Валерий Дмитриевич. И ничего себя, а?
- Ой, ничего! – стонала бухгалтерша.
- Ладно, иди, работай, - разрешил Зуев, когда, минут пятнадцать спустя, окончательно убедился в своём лучшем мужском превосходстве над слабым полом. – А отчёт я тебе верну завтра…
Потом Зуев приехал домой, в московскую квартиру. Там его с кислой физиономией встретила жена. Тёща с приёмной дочерью отсутствовали. Сын уже спал. Зуев съел невкусный ужин из полуфабрикатов и, дождавшись, когда жена закончит свои научные занятия за компьютером и уляжется спать, отвалил от телевизора, снял бухарский халат и ринулся на жену. Жена сначала ни черта не поняла, а потом минут сорок непривычно верещала, занимаясь с благоверным камасутрой и прочими увлекательными делами интимного свойства. Потом она отдышалась и обещала: а) испечь домашних пирожков; б) связать Зуеву клубную жилетку; в) прописать его в новоарбатской квартире.
В общем, жизнь у директора Зуева стала налаживаться. И на службе всё происходило так, будто он никуда не пропадал, а только в командировку съездил, и дома образовалась полная гармония с точки зрения Зуева. Жена, то есть, его не надула. И а) испекла хреновых домашних пирожков; б) связала Зуеву совершенно непотребную безрукавку, украшенную эмблемой какого-то зарубежного университета; в) таки прописала его в новоарбатской квартире. Однако, по мере улучшения зуевских кондиций домашнего качества, у нашего героя образовались некоторые претензии внешнего свойства.
Так, во-первых, он приобрёл довольно сомнительную репутацию среди женского персонала центральных московских аптек, куда Зуев зачастил за специальным средством для унятия чрезмерной мужской агрессивности плюс презервативами индивидуального пошива. А какому приличному человеку понравится, когда в него открыто тычут пальцем, делают круглые глаза и говорят «Вау!»
Во-вторых, наш директор сразу не одобрил известную демонстрацию. В рядах которой шли уважаемые Зуевым люди, пели какую-то советскую ерунду и обещали раздать свои деньги какому-то сраному народу.
В-третьих, Зуев сразу почувствовал недомогание на работе, когда слегка отошёл от эйфории благополучной «личностной» метаморфозы и стал с ужасом отмечать изменения, происшедшие в окружающей его производственной действительности и, вообще, в стране и мире. Ведь, пока он отсутствовал, наша страна, избавившись от порчи, сделала попытку освоить практический гуманизм взаимоотношений, когда различия между классами начали рассасываться, а взаимоотношения между их представителями впервые показали тенденцию к преобразованию в приблизительно христианские. Нет, частная собственность никуда деваться не собиралась, но страна реально намылилась в тот капитализм, у которого есть якобы человеческое лицо. Хотя какое может быть человеческое лицо у капитализма?
Но тем не менее.
А Зуев только кряхтел, ощущая на собственной шкуре консервативного сноба перемены на родном производстве, которые напрямую зависели от перемен вокруг данного производства.
Сначала Зуева хлопнул по плечу какой-то работяга и обозвал директора Валерычем. Потом пришла пора получать зарплату, и оказалось, что её выдают в общей кассе, предварительно отоварив всех сотрудников расчётными квитанциями. В каковой гадской бумажонке Валерий Дмитриевич с очень неприятным чувством увидел сумму к получению всего двадцать четыре тысячи рублей. Ровно столько, сколько получала аналогичная категория служащих по всей России, а не почему-то в два с половиной (с учётом некоего московского преимущества) раза больше. Затем Зуев побрёл к окошку, где выдавали деньги, и ему пришлось встать в очередь. Перед ним стояли крановщик, два водителя электрокаров, один кладовщик и сменный мастер. Из разговоров Зуев с ещё большим неприятным чувством узнал, что крановщику в этом месяце начислено тридцать с копейками тысяч рублей, а рядовой кладовщик должен получить всего на пять тысяч рублей меньше чем директор, а не три раза.
«Чё за херня? – шевелил желваками Зуев. – Как это крановщик может получать больше директора склада?»
Валерий Дмитриевич с неприязнью слушал весёлые голоса рабочих и служащих, он с ненавистью посмотрел на крановщика и в очередной раз ощутил в себе искреннюю нелюбовь к своему народу. Нет, всяких вышестоящих Зуев искренне уважал, но равных по званию и подчинённых – не очень. В принципе, наш герой был не одинок в своей антипатии к своему народу. Таким образом, он и ему подобные, брезгливо дистанцируясь от основной массы своих неуспешных соотечественников, пытались подчёркнуть своё превосходство, некую несуществующую избранность и какую-то особенную культурность.
А очередь двигалась, народ радовался трудовому празднику, Зуев продолжал ни хрена не понимать, а тут ещё как гром среди ясного неба. Вернее, на этаж поднялся сам господин Сидоров, хозяин складского комплекса, и, балагуря, встал в очередь за зарплатой.
«Это что ж такое творится? – с ужасом подумал Валерий Дмитриевич, трясущимися руками принимая деньги и расписываясь в общей ведомости. – Это ж как дальше жить прикажете?!»
Он сунул деньги в карман и, стараясь не смотреть на хозяина, бывшего суррогатного либерала с консервативным душком, побрёл в свой кабинет.
- Слушай, Сидоров! – зычно гудел мастер по свету Платонов. – Мы сегодня после смены будем Колькиного первенца обмывать, так что за бухлом придётся тебе ехать. У нас, понимаешь, ещё кой-какая работа осталась, а тебе всё равно делать не хрен. Ну?
- А чё ж не сгонять? – демократично возразил господин Сидоров. – Только вы с работой не тяните. Закругляйтесь и – на поляну! Эй, Валерий Дмитриевич, не желаешь присоединиться?
- Спасибо, - похоронным голосом ответил Зуев, - у меня что-то печень барахлит. В следующий раз обязательно…
«Вот тебе и хрен по колено! – мысленно разахался он, вползая в директорский кабинет. – Вот тебе и новоарбатская прописка! Да кому всё это надо, если всякий простой работяга тебя по плечу всю оставшуюся жизнь хлопать станет?! И некому будет лизать задницу…»
Аналогичные дела произошли и в Грязносельске. Кирилл Самсонович тоже оказался несогласный с переменами, наскоро пообщался с красавицей-женой, которая вернулась к нему, и рванул на известную помойку. И так получилось, что там они встретились с Зуевым. Под покровом темноты, между прочим.
- Здорово! – буркнул Кирилл Самсонович.
- А, это ты, - вместо приветствия возразил Валерий Дмитриевич. Он сразу узнал своего вынужденного подельника, хотя в человеческом виде встречал впервые.
- Ты посвети, а я камень достану, - велел Кирилл Самсонович.
- Ну, посветил… чего ты возишься?
- Подсоби!
- Ага… так… есть!..
- Чё, не понравилось в обновлённом виде в свете перемен? – пробубнил Кирилл Самсонович, ладя философский камень на раскрытых ладонях рядом с какой-то бумажкой.
- Да как может понравиться такое безобразие приличному человеку?! – воскликнул Зуев.
- Аналогично… ты вот сюда свети… я по бумажке буду… так… ага!
С этими словами Кирилл Самсонович стал чего-то завывать на незнакомом Зуеву языке. Бывший инструктор райкома партии завывал минуты две, потом, когда на его голос стали отзываться весенние коты, камень засветился и вдруг воспарил над компаньонами.
- Ты чего такого наговорил? – машинально поинтересовался Зуев, наблюдая за светящимся философским камнем. – И на каком языке?
- Да тебе какая разница? – удивился Кирилл Самсонович. – Ты всё равно кроме русского никакого не знаешь…
- Можно подумать, ты знал больше, пока тебя в колдовские дела не закрутило, - огрызнулся Зуев.
- Да, тоже тёмный был, - не стал спорить бывший инструктор, - однако…
Однако камень вспыхнул особенно ярким светом и распался на искры.
- Что такое?! – перепугался Зуев.
- Всё нормально, - буркнул Кирилл Самсонович, - теперь можно и по домам. Одно неудобство: канать придётся на своих. Или ехать, но, опять же, за свои. Дай двадцать штук, возьму тачку до Грязносельска.
- К-как двадцать? – опешил Зуев. – А я за какие шиши добираться буду?!
- Ну чё ты прибедняешься? – слегка озлился Кирилл Самсонович. – У тебя в брючном пистоне всегда триста долларов припрятаны. Используй, баксы снова в цене…
- Уверен?
- Век воли не видать! – побожился бывший инструктор. – Я такую «молитву» над философским камнем зачитал, что всё мгновенно вернулось на круги своя. Жаль, камень от последнего волшебного усилия рассыпался, но что делать? Всё, бывай здоров. Будешь в Грязносельске, можешь посетить любой ночной кабак по льготному тарифу. Два раза…
Кирилл Самсонович куда-то свистнул, где-то там тормознула тачка, и подельник Валерия Дмитриевича исчез.
Что ж, господин Пригожин снова не надул Зуева. Ну, типа, насчёт того, что всё вернулось на круги своя. Вернулось, да ещё как. И мы не станем описывать качества обратных перемен вместе с итоговым результатом, потому что всё итак всем хорошо известно. Наверно, потому, что метаморфозы туда и обратно получились очень уж стремительными. И вряд ли кто забыл своё прошлое состояние в прошлой среде. Так же, как не привык к новому состоянию в новой. Поскольку всё как-то заманчиво мелькнуло, попыталось трансформироваться в реальность, но раз – и тотчас пропало. Одно только эхо последнего «ку-ка-ре-ку».
Спасская башня, кстати, накренилась, а бегемот упал на Красную площадь. И прихлопнул собой небольшую толпу зевак, всего пятьдесят три человека, среди которых не оказалось ни одного россиянина. Так, сколько-то китайцев, две дюжины южных корейцев, три индуса и один пьяный финн. А наш дорогой президент открыл новое заседание в одном из кремлёвских залов. Присутствовали почти все те важные лица, которые начинали демонстрацию. О ней они, кстати, или начисто забыли, или старались не вспоминать. Благо, демонстрация так и не завершилась тем финалом, когда предполагалось вернуть деньги, утаённые нашими казёнными деятелями в своё время, государству и народу. То есть, или не вспоминать, или начисто забыть им было не трудно. И все выглядели вполне довольными жизнью и собой. Голикова снова побила рекорд среди голливудских кинозвёзд по стоимости дневного макияжа, а Матвиенко старательно морщила лоб, вспоминая, чего же такого заказал её сынок Серёжа. Не то прикупить рассады для огорода, не то полить фикус в московской квартире?
- Нет, я не понимаю, - разорялся Владимир Владимирович, - какого хрена в следующем квартале ожидается повышение цены на бензин на десять процентов? Ведь цена нашей нефти упала почти вдвое. Ладно, я согласен с инфляцией в теме продовольствия и товаров, но бензин, бензин!?
- Газ тоже подорожает, - ни к селу – ни к городу брякнул Лёха Миллер.
- И электричество, - поддакнул глава Минтопэнерго.
- Так надо же что-то делать! – загорячился наш дорогой президент, тайком поглядывая на карманный транслятор видеосъёмки, производимой непременными представителями российских СМИ. Выглядел он, в общем, убедительно. А вот подельники его – не очень. То есть, рожи они в ответ на горячность президента сохраняли каменные, хотя на виду у всей страны им следовало разнообразить выражения своих лиц. Вплоть до откровенного горя по поводу вынужденного изобретения новых налогов или нового вида обязательного страхования.
«Да чёрт с ними, мне ли за их популярность париться? – мысленно сетовал Владимир Владимирович. – Меня, авось, мой народ по-прежнему любит...»
И, правда.
Потому что наш народ – ого-го!
Не таковский, в общем, чтобы кого-то разлюбить за какую-то десятипроцентную инфляцию. Тем более что наш народ знает: в этой гадской инфляции виноват кто угодно, но только не Владимир Владимирович. Потому что всегда, как случиться её (инфляции) очередному скачку, наш президент загодя ругает данное гнусное явление. Вот и не люби такого…
Кстати, а как там Авдей Блинов и кореш его, Пётр Иваныч Гмуров?
Да никак.
Пётр Иваныч стал президентом союза домовых России. Напился по поводу своеобразной инаугурации и спьяну подписал дарственную на свою квартиру одному из организаторов банкета. Который оказался обычным жуликом, а не каким-то домовым. И где теперь бывший московский доцент? Одни видели его за Старым Косино, на 3-м полигоне для переработки мусора. Другие утверждают, что гном убрался на родину, в Шварцвальд. Где поселился в городке Фрайбург и пишет совершенно невероятные (по понятиям нормальных европейцев) мемуары.
Авдей же Блинов снова трудится на складе. Но не на том, которым руководит директор Зуев. Судьба занесла Авдея на границу Московской области, потому что ближе устроиться не получилось. Но Авдей не унывает. Он снова зачастил в подпольное казино и надеется сорвать счастливый куш.
Зуев сильно приподнялся. Его складской комплекс объединился с частным природоохранным предприятием, зарплату нашему герою удвоили и теперь он член нескольких столичных клубов и сопредседатель некоего благотворительного фонда имени Страдивари. Членство с сопредседательством сильно кусаются, однако Зуев терпит, потому что не привык экономить на собственном тщеславии.
А ещё Зуева стала носить на руках его интеллигентная жена. Фигурально выражаясь, потому что куда ей, учёной селёдке, поднять такого кабана.
Но и это ещё не финал.
Весь фокус в том, что кроме жены, Зуева стали носить на руках ещё три посторонние женщины. Нет, бухгалтерша не в счёт, поскольку как может подобный важный господин позволить носить себя на руках какой-то затрапезной бухгалтерше? Поэтому его носили на руках посторонние женщины следующих престижных профессий. Это, во-первых, спарринг-помощница депутата Мособлдумы, во-вторых, директор 125-го музыкального колледжа с юридическим уклоном и, в-третьих, заведующая экспериментальной химической лабораторией при МПЗ (92) имени Микояна.
Вот такие дела.
(87) Правильное погоняло известного «целителя» и культового деятеля современности – Григорий Петрович Грабовой
(88) Иди ко мне, сердце моё
(89) Дословно: да, да, делаем одну дюжину сальто (или кувырков)
(90) Что вы делаете, мой хозяин
(91) Ракетные войска стратегического назначения. Или российские, хрен его знает. В гнусные советские времена не было таких грозных аббревиатур, однако остальной мир трепетал и без них
(92) Мясоперерабатывающий завод