Среди нераскрытых тайн, будоражащих умы поколений людей на протяжении столетий загадка Шамбалы – самая интригующая. Предание о затерянной в Гималаях обетованной земле и ее жителях – духовных наставниках и хранителях человечества, которые в будущем спасут мир от самоуничтожения, издавна бытовало на Востоке. Его отголоски слышны в древней китайской легенде о чудесной обители Ши Ванг Му, куда две с половиной тысячи лет назад удалился отрекшийся от мира Лао Цзы, и где, обретя бессмертие, он будто бы живет и поныне, тюркских сказаниях о волшебной горе Музтаг-Ата с небесным городом Джанайдар на ее вершине, наконец, в рассказах о заколдованной долине Кхембалунг в Непале. Вплоть до недавнего времени происхождение предания о Шамбале связывали с древнеиндийскими эпическими хрониками-пуранами и буддийским учением Калачакры. Согласно первым Шамбала – это место рождения божественного Калки. В конце времен, когда согласно этой традиции люди духовно деградируют, а миром будет править зло, он спустится с горных вершин верхом на белоснежном скакуне и во главе победоносного воинства праведников положит конец тирании варваров, после чего на земле наступит золотой век счастья и процветания. К слову сказать, буддийский источник также упоминает грядущего поборника истины, но только под именем Рудры Чакрина. Однако ни этот факт, ни описание несметных сокровищ мистической цитадели вечного блаженства до конца не объясняют феномена всеобщего интереса к Шамбале. В конце концов, у каждого народа есть своя версия мифа о некоем невидимом земном рае. На мой взгляд, особую притягательность повествованию о Шамбале придает идея существования где-то в нашем мире братства избранных, которые пекутся о благе всей вселенной со всеми ее обитателями, а вовсе не о непостижимых и часто нелогичных в своих делах богах. Каждый, кто найдет в себе силы отрешиться от мирских соблазнов и поставит целью войти в это братство, рано или поздно непременно попадет в Шамбалу. Так, по крайней мере, утверждают авторы старинных тибетских рукописей.
Новые находки и переводы рукописных текстов религиозного учения Бон, возможно, старейшего из известных сегодня на Земле, позволили ряду востоковедов и в их числе автору этих строк установить генетическое родство Шамбалы с еще более таинственным и на сегодня прочно забытым историей государством Олмо Лунрин. Сохранившаяся в одном из манускриптов стилизованная карта с перечнем вариантов названий этой страны (среди которых, между прочим, упоминается и Шамбала) дала толчок к организации поисковой экспедиции по маршруту, скорректированному с учетом новых открытий.
По следу стрелы
События, о которых пойдет речь дальше, хотя и окутаны мистическим ореолом, все же имели место в действительности. Я решил рассказать о них, используя прием двойного угла зрения, чтобы передать пережитое мною во всей полноте и представить все так, как я это увидел и прочувствовал – глазами исследователя и беспристрастного наблюдателя и сердцем «очарованного странника».
Контрольно-пропускной пост в Джанги – это последнее относительно людное место по дороге в малообжитые, труднодоступные области по обе стороны от индийско-китайской границы в Западных Гималаях. Здесь каждые час-два скапливается до десятка машин, ожидающих процедуры проверки документов. Иностранцы и сегодня редкие гости в этом суровом краю. Тяготы путешествия таковы, что их могут переносить лишь бродяги-первопроходцы, которыми так восхищается и примеру которых никогда не последует обыватель. К тому же, въезд в режимную зону требует соблюдения определенных формальностей, и часто связанная с этим бюрократическая волокита настолько остужает пыл менее настойчивых искателей приключений, что многие отказываются от задуманного.
Стоя под палящим солнцем перед дощатым столиком, за которым упитанный усатый офицер с отсутствующим выражением лица изучал мои документы, я думал о конечной цели своей поездки, гадая насколько близко я смогу к ней подобраться. В памяти снова и снова всплывали слова моего учителя – ламы Кхамтрула Ринпоче, едва ли не единственного из ныне здравствующих тибетцев, побывавшего в Шамбале. Во время нашей последней встречи на мой вопрос о ее местонахождении и о возможной связи с другой легендарной страной Олмо Лунрин он сказал, между прочим, следующее: «По моему убеждению, Олмо Лунрин, прародина религии Бон, и Шамбала буддистов – это одно и то же место». Готовясь к поездке, я основательно изучил почти все доступные на сегодня материалы, включая первоисточники, прямо или косвенно касающиеся вопроса существования где-то в Центральной Азии обетованной земли, и обнаружил факты, проливающие новый свет на проблему ее локализации. Поразительное сходство в описании обеих вышеупомянутых стран еще более укрепило меня в мысли, что я на правильном пути. Последние акценты помогла расставить хронологическая таблица, в которой бонские, индусские и буддийские версии легенды расположились последовательно по мере их появления в истории. Примечательно, что из 18-ти эпических сказаний-пуран лишь три упоминают о Шамбале. Все они, а именно Вишну, Бхагавата и более поздняя вспомогательная Калки-пурана, а также эпическая поэма Махабхарата были сложены и записаны приблизительно в 9-10-х веках новой эры. Между прочим, опираясь на них невозможно сколько-нибудь точно установить географическое местоположение загадочной страны. Махабхарата, в частности, помещает Шамбалу между горами Нила на юге и Меру на севере. Обе вершины до сих пор не обрели физических эквивалентов на карте Земли, несмотря на многократные усилия ученых. Можно лишь утверждать, что описываемая в тексте эпоса земля святых отшельников Уттаракуру, или Шамбала находится где-то в Гималаях. Согласно же Калки-пуране Шамбала – вообще всего лишь деревня, чье местонахождение и подавно неясно. В сравнении с ними буддийская Калачакра-тантра более конкретна и с уверенностью помещает легендарное царство в области, примыкающие к священному пику Кайлас. Но первые упоминания о тантре Калачакры относятся также к 9-10 вв. нашей эры. По счастью, в анналах добуддийской тибетской цивилизации Шанг Шунг, исповедовавшей вероучение Бон, сохранились значительно более ранние сведения о Шамбале (или Олмо Лунрин). Учение Бон получило распространение в Тибете без малого четыре тысячи лет назад,* поэтому я счел логичным вначале обратиться к свидетельствам самой древней традиции. Я обнаружил, что в отличие от буддийских канонических «путеводителей» в Шамбалу, датируемых, как уже говорилось выше, 10-16 вв. и вдобавок изобилующих неясностями и противоречиями, бонские источники совершенно определенно отождествляют Олмо Лунрин с ныне безлюдными высокогорными долинами к северо-западу от священной горы Кайлас. Согласно им с этой стороны, следуя направлению полета своей стрелы, пришел в Тибет провозвестник учения Тонпа Шенраб. Найденная мной старая тибетская карта позволила восстановить его путь от самых границ его мистической родины и обозначить отправную точку моих поисков. После недолгих колебаний я решил начать с правобережья верховьев реки Сатледж. Где-то здесь некогда упала стрела, а позднее было основано самое раннее тибетское государство Шанг Шунг. Моей задачей было найти место, откуда она была выпущена, повторив вспять ее траекторию. Именно этой дорогой вдоль неистового водно-грязевого потока, каким здесь предстает глазам путешественника река, все вверх и вверх в самое поднебесье, надсадно всхрапывая на особенно крутых подъемах, карабкался теперь взятый внаем джип, увозя меня от бестолковой суеты повседневной жизни навстречу тайне. Казалось настоящим чудом находиться здесь на головокружительной высоте среди исполинских заснеженных кряжей, стерегущих границы самого загадочного места на земле. Позволят ли мне переступить черту, отделяющую оставшийся далеко внизу в какой-то другой жизни суматошный мир от обители вечного покоя и вселенской мудрости? Откроется ли невидимый глазу простого смертного проход? Я мысленно повторял затверженные наизусть строки древнего манускрипта, рисовавшие картину, которая в те минуты разворачивалась передо мной воочию.
«Тебе предстоит пробираться узкими извилистыми тропками через бесконечный лабиринт скалистых гор. Многие из этих тропинок ведут в ущелья и долины, из которых страннику уже не суждено возвратиться. Если ты выберешь ложный путь, то безнадежно заплутаешь без единого шанса на спасение».
Я думал о своих предшественниках. Многие из них положили жизнь на поиски, в конечном итоге оказавшиеся бесплодными. Это были люди, готовые к любым испытаниям ради достижения заветной цели. Беда в том, что они слишком буквально понимали средневековые тексты, написанные символическим языком-шифром специально, чтобы не допустить в Шамбалу самонадеянных выскочек или просто людей не готовых к этому кармически. В своей книге «Посвящение в Калачакру» один из непререкаемых мировых авторитетов в вопросе о Шамбале и мой давний друг профессор Гарвардского университета Алекс Берзин излагает официальную трактовку старинных документов высшим духовенством Тибета. Вот что он пишет: «Искушенные в науке медитации ламы составили на санскрите и тибетском языках руководства для достижения Шамбалы. Они описали путешествие как физическое только до определенного места. Тот, кто сумеет туда добраться, должен затем миллионы раз начитать предписанные сакральные формулы-мантры и выполнить сложные ритуалы, для того чтобы подготовить себя к последнему нематериальному этапу пути. Таким образом, путешествие в Шамбалу это главным образом духовное предприятие». К сожалению, почти все искатели чудесной страны пытались проникнуть в Шамбалу как раз физически, что порой приводило к поистине курьезным ситуациям. К примеру, Рерихи, объездившие с этой целью едва ли не всю Центральную Азию и последовательно искавшие обетованную землю то в высокогорных регионах княжества Сикким, то в бассейне реки Тарим в современном Синьцзяне то, наконец, в старообрядческом Беловодье, не подозревали, что их индийское поместье в долине Куллу находилось всего в нескольких днях пути от «южных врат» в Шамбалу. Быть может, лабиринт горных хребтов и каньонов с никуда не ведущими тропами, упоминавшийся автором манускрипта, наряду с естественными преградами и опасностями в аллегорической форме изображал блуждание в мире иллюзий и миражей? Очевидно, это предостережение от самой главной опасности на пути в Шамбалу – принимать за действительность игру собственного воображения.
Итак, сопоставив сведения, почерпнутые из бонских и буддийских источников, я наметил маршрут, следуя которому, в конце концов, неминуемо должен был выйти хотя бы к тем самым «южным вратам». Я ожидал найти их в отрезанной от внешнего мира долине Спити. Далее на северо-запад лежит не менее изолированные долины Лахул и Занскар, за ними – княжество Ладак, а там уже высятся и вовсе непроходимые отроги Каракорума и Кун Луня.
Тайная весть
У тибетцев есть обычай воздвигать в труднодоступных местах с особой энергетикой, обычно на вершинах гор или перевалах, а также рядом с монастырями и центрами паломничеств, священные сооружения-ступы, олицетворяющие в ламаизме путь избавления от земных страданий и обретения просветленного состояния Будды. В некоторых из наиболее почитаемых ступ хранятся мощи святых подвижников или частицы пепла с кремационного костра самого основателя буддизма. Сегодня уже невозможно сказать, что побудило великого ламу Ринчена Сангпо во время его беспримерной гималайской одиссеи более тысячи лет назад отметить на своем пути крохотное высокогорное озерцо Нако, основав вблизи его храм и установив ступы. Ясно лишь, что на этих открытых всем ветрам каменистых вершинах, где присутствие человека до сих пор практически не ощущается, можно в полной мере вплоть до последнего атома тела и наиболее потаенного уголка души ощутить девственную пустоту мира. Человек здесь перестает быть обособленной, запертой в чулане своих привязанностей и страхов личностью, а вместо этого сознает себя неотъемлемой частичкой животворящего вселенского целого, бесконечного в своих бесчисленных проявлениях.
Я сидел на гребне горы, провожая заходящее солнце. Розовые сполохи на заснеженных пиках постепенно сменялись алыми, малиновыми и багровыми. Сгущались сумерки. Время текло все медленнее, пока с приходом ночи, казалось, совсем не остановилось. Большие и малые звезды заполнили все пространство вокруг. Мне удалось распознать некоторые созвездия. Ниже всех едва различимый над линией горизонта таинственно поблескивал Жертвенник. Над ним сияла Южная Корона, еще выше мчался к какой-то ему одному известной цели вечный странник Стрелец, а немного правее изгибался хвост Скорпиона. В основании его жала горела путеводная звезда Нуб, которая стояла надо мной в минуту моего рождения и под которой прошла вся моя жизнь. Она напоминала о себе странными видениями в детстве, освещала прокуренные потемки моей богемной юности, в зрелые годы позволила постигнуть единообразие жизни и смерти в минуту одновременного переживания обеих, а сейчас привела на Крышу Мира, откуда уже только один шаг до разгадки всех тайн бытия. Я чувствовал близость какого-то важного и вместе с тем необыкновенного события.
Должно быть, я провел не один час, сидя на вершине горы и глядя на звезды, но, в конце концов, холод загнал меня под крышу единственной в Нако плохонькой гостиницы в тесный каменный мешок, который язык не поворачивался назвать номером. Помню удивительное состояние, владевшее мной той ночью. Все мое существо переполняли покой и умиротворение. Никогда прежде я не переживал ничего похожего. Я искал объяснения этому чувству на страницах книги, которую в те дни возил с собой повсюду. В ней были собраны переводы фрагментов древних рукописей, описывавших путешествия в Шамбалу, предпринятые тибетскими ламами много веков назад. На одной из страниц я обнаружил следующие строки: «Тот, кто возжелает попасть в Шамбалу, должен прежде встать на путь нравственной чистоты и приобрести опыт медитативных бдений. Ему необходимо получить высшее тантрическое посвящение, быть искушенным в науке тайных ритуалов и вдобавок иметь пытливый ум и разучиться лгать. Лишь обладая всеми этими качествами и знаниями, он может войти в особое пограничное состояние сознания и просить своего сокровенного духовного наставника подать ему знак. После этого у него будет видение Шамбалы, означающее разрешение на путешествие. Если же кто-то попытается достичь Шамбалы не получив такого знамения, он столкнется в дороге с великими испытаниями и смертельными опасностями, и все его усилия пойдут прахом. Такие люди подобны неразумным детям, задумавшим достать луну, взобравшись на кучу навоза». Я раз или два перечел отрывок, попутно вдохновляя себя припоминанием своих реальных и мнимых положительных качеств и всех, полученных к тому времени инициаций, а затем, должно быть, задремал.
В ту ночь мне приснился сон. Я медленно брел по дну неглубокого горного ручья по направлению к его истоку. Идти было тяжело, так как приходилось то и дело пробираться через каменные завалы. Кроме того, мешали плывшие по течению черные волокнистые сгустки не то травы, не то тины. Подъем с каждым шагом становился круче. Из последних сил я поднимался все выше и выше, пока, наконец, неожиданно не очутился у входа в пещеру. Ручей вытекал из ее жерла, только здесь он был кристально-чистым и слабо фосфоресцировал голубоватым светом. Какая-то неодолимая сила побудила меня войти внутрь. Пещера была довольно просторной и, похоже, рукотворной, вырубленной в гигантском монолите драгоценной бирюзы, которую тибетцы называют «камнем души». Внезапно все вокруг будто ожило. На стенах появились, с каждой минутой проступая все более рельефно, бесчисленные лица. Некоторые из них были мне смутно знакомы, как полузабытые сны из моего детства. В чертах других угадывались как бы обретшие плоть потаенные желания сердца. Однако больше всего меня притягивало одно. В нем, казалось, воплотились все те именитые и безымянные учителя, с которыми на протяжении жизни меня сводила судьба. Я чувствовал на себе пристальный испытующий взгляд, а затем вдруг услышал голос, хотя губы на лице не двигались.
- Ступай в Табо. Там в Храме Тридцати Трех обретешь ясную цель.
В ту же самую минуту я проснулся. В комнате все еще было темно, хотя посветлевший проем узкого окна-бойницы указывал на то, что снаружи ночь отступила, и на смену ей едва различимый в призрачных одеждах предрассветных сумерек шел новый день. Восход солнца застал меня уже в дороге.
На пороге вечности
Монастырь Табо всегда пользовался славой одного из самых мистических мест в Гималаях. Сравнительно небольшой по площади комплекс поражает простотой и строгостью форм своих сооружений, сложенных не из камня, как большинство тибетских храмов, а из необожженных сырцовых кирпичей.
Сегодня здесь властвует безмолвие. Ничто не напоминает о временах, когда сотни мирян и монахов стекались сюда отовсюду в надежде приобщиться к высшему знанию. Теперь монастырский двор день и ночь пуст. Насилу отыскав монаха-привратника, я попросил его проводить меня в Храм Тридцати Трех. Я не удержался и пересказал ему все, что приснилось мне накануне ночью, не преминув заметить, что сам я склонен был считать свой экзотический сон чем-то вроде горной болезни. Монах странно посмотрел на меня и сказал: «Я оставлю тебя одного в собрании Просветленных. Здесь отворяются врата, и познается сокровенное. Отныне твоя жизнь изменится. Не спеши покидать храм, покуда не услышишь слова напутствия».
Он впустил меня в святилище и тотчас ушел, плотно притворив за собой дверь. Я осмотрелся. Изнутри храм оказался гораздо более внушительных размеров, чем можно было предположить, глядя на него с улицы. После слепящего солнечного света и полуденной жары здесь царил полумрак, и было прохладно. Стены украшали великолепные, но к несчастью изрядно попорченные временем и сыростью фрески. Кроме того, по всей их длине по периметру зала располагались мастерски изготовленные скульптуры тайных покровителей ламаистского учения, чьи имена известны лишь посвященным в святая святых тибетской Тантры. Я обошел помещение, желая рассмотреть их получше. Все они были высотой в рост человека и покоились на лепных цветках лотоса. Каждая отличалась от прочих цветом, а также особым положением пальцев рук. Я переходил от одной к другой и никак не мог отделаться от жутковатого ощущения их одушевленности. В них, особенно в глазах, определенно была жизнь! Храм продолжал жить в каком-то ином непостижимом измерении. Внезапно стены будто растаяли, и я обнаружил себя посреди безбрежного океана света, в котором едва угадывались силуэты окружавших меня фигур. Никакими словами не описать то возвышенное экстатическое состояние, в котором я пребывал в продолжение последующих нескольких минут. Затем уже знакомый мне по вчерашнему сновидению голос произнес слова, которые сразу же и навсегда отпечатались в памяти.
- Ты вступил в пределы запретной земли, но твое время еще не пришло. Ты не готов остаться здесь. В одной из своих прошлых жизней ты не завершил своей миссии в мире рождения и смерти. Отныне твое предназначение служить проводником для непосвященных. Ты должен указывать им путь к Истоку. Однако прежде тебе следует посетить монастыри Лалунг и Ки. В первом тебя встретит божественная Тара. Она очистит твое сердце, омыв его живой водой своего неистощимого милосердия. Во втором ты заключишь союз с вечным небом, после чего тебе откроются все пути и каждый приведет к цели. Наконец, высоко в горах ты найдешь Лунное Озеро. Это – зеркало твоей души. Наклонись над ним. Ясное отражение означает готовность исполнить свою роль в этой жизни. Теперь возвращайся. Мы встретимся вновь в назначенный срок.
Стоит ли говорить, что я в точности исполнил все, как мне было сказано. Мое дальнейшее путешествие не было легким, а под конец и подавно едва не завершилось трагически. Есть на дороге, связывающей долину Спити с внешним миром место, за которым давно закрепилась дурная слава. Бурный горный поток обрушивается здесь со скалы на тоненькую ниточку дороги, протянувшуюся над бездонной пропастью. Частые камнепады довершают дело, с завидным постоянством сметая хрупкое творение человеческих рук в бездну. Дно каньона, усеянное искореженными остатками автомобилей, красноречиво свидетельствует о многочисленных трагедиях. Я до сих пор не могу вспоминать без содрогания свою переправу по временному подвесному мостику, наспех сооруженному после очередного обрушения из обломков горной породы, кое-как связанных проволокой. Хлипкая конструкция едва выдерживала вес джипа, то и дело сползавшего вниз. Буквально через неделю после этого я узнал о том, что новый мощный сель окончательно стер с лица земли большой участок злополучной дороги. Южные ворота в Шамбалу закрылись у меня за спиной.
Теперь по прошествии времени подводя итоги моей необыкновенной экспедиции, я не могу не отметить перемен, которые она произвела в моей жизни. Как будто с глаз упала пелена, не дававшая ясно видеть. Мне заново открылись простые, но отнюдь не банальные истины. Нужно любить, а не губить мир, в котором живешь, и ежеминутно подтверждать свою любовь делом. Нужно учиться самой главной науке жизни – творить добро, если не в большом, так хотя бы в малом. Нужно каждого считать достойным счастья, которого ищешь сам. В связи с этим я припоминаю слова, сказанные мне Далай-ламой во время нашей первой встречи один на один в апреле 2000-го года: «Только, пожалуйста, не пытайся удалиться от мира в какую-нибудь пещеру. Это никому не нужно. Истинное и естественное предназначение каждого из нас – жить в соседстве друг с другом и помогать друг другу по мере сил». Без всего этого жизнь человека не имеет смысла, а его поиски Шамбалы не приведут к цели, ибо это будет погоня за призраком. Почему?
В Тибете издавна передается из уст в уста предание о некоем человеке, решившим во что бы то ни стало найти Шамбалу. Претерпев множество лишений, оставив за спиной непроходимые перевалы, он, в конце концов, набрел на хижину отшельника. Мудрый старец спросил его: «Что гонит тебя через эти ледяные пустыни?» «Я ищу дорогу в Шамбалу», - ответил обессиленный путник. «Для этого тебе незачем было забираться в такую даль. Шамбала – в твоем сердце».
* Моя датировка религии Бон основана на расчетах известного тибетского ученого Намкхая Норбу Ринпоче. Согласно самой бонской хронологии этому религиозному учению более семнадцати тысяч лет.
**Экспедиция в высокогорную долину Спити была предпринята мной в мае 2002 г.