История, которую нельзя переписать. Глава 11

Татьяна Кырова
                11.



          Прошлым летом Зубков заезжал к дальнему родственнику матери и оставил адрес, просто так, ни на какое чудо не рассчитывая. Незадолго до Нового года неожиданно получил открытку, содержание которой его потрясло. Из послания следовало, что отец жив, у него новая семья, и он приглашает в гости. Без лишних раздумий Михаил собрался в дорогу, но чем ближе подлетал самолёт к затерянному посреди бескрайней тундры городку, тем беспокойнее становилось на душе. Предстоящая после двадцати лет разлуки встреча пугала. В самолёте было холодно, хорошо, что Зина помогала укладывать вещи, и почти силой закутала в шарф, а Прасковья Павловна связала будущему зятю шерстяные варежки. Андрей дал для такого случая свои унты, можно сказать, собирали всем миром.

          Городок больше походил на сильно разросшуюся вширь деревню, впрочем, из-за обилия снега, размеры поселения угадывались весьма условно. За исключением десятка добротных домов в два этажа, жилой сектор состоял из бараков. Такой тип построек настолько полюбился советской власти, что имел широкое распространение по всей стране: дёшево и сердито. Уникальный архитекторский  проект годился даже для крытых загонов для скота.

          Странности системы: прежняя власть узурпаторов-временщиков строила на века, а власть народная обустраивала Россию скупо и весьма уродливо. Провинциальная жизнь резко отличалась от курортной и, тем более, столичной. Поэтому те, у кого была возможность, проводили отпуск в Москве, Ленинграде, отдельные счастливчики на черноморском побережье. На Север ехали за длинным рублём, там создавали семьи, рожали детей, несмотря на это, всё вокруг считалось временным. И средства на развитие инфраструктуры таких регионов отпускались самые минимальные.

          Сидеть в здании щитового аэропорта не имело смысла, пассажиры быстро рассосались, кто куда. Что делать дальше, Зубков не знал. Освещение на улицах почти отсутствовало, а бледный свет луны, отражаясь от белоснежного покрова, придавал пейзажу неживой вид марсианской пустыни. Как же он не догадался дать отцу телеграмму.

          Невесёлые размышления прервал хриплый голос, высунув голову из кабины остановившегося вездехода, парень крикнул:

          - Эй, тебе куда!?

          Ни на что, не надеясь, Михаил сказал адрес.

          - Садись, подвезу.

          Любой транспорт подхватывал попутчиков без лишних разговоров, просить не приходилось, здесь так принято. Пропетляв минут десять между сугробами, остановились возле жилища. Зубков поблагодарил парня и на прощание крепко пожал руку.

          Долго раздумывать перед входной дверью мороз не позволял. Оказалось не заперто, и он сразу угодил в тепло, но это было особое тепло, которое окутывает тело неприятной липкостью чужой неприкаянности. Обитатели барака в основном спали, и плохо освещенный узкий коридор, до отказа набитый разного рода барахлом, хорошо просматривался. Было трудно определить в этом хаосе степень жизненной необходимости той или иной вещи, впрочем, Зубкова это интересовало в последнюю очередь. Михаил старался угадать в каком направлении двигаться.

          За крайней дверью слышался гул застолья, постучал, никто не ответил,  толкнул и вошёл без приглашения. Компания радостно зашумела при появлении новенького, увиденная картинка по всем приметам напоминала воровскую малину. На одной из кроватей заваленной верхней одеждой, ничуть не стесняясь присутствующих, обжималась парочка. Какой-то рыжебородый мужик потянул Зубкова к столу, наполнил стакан до краёв самогоном из зелёного эмалированного чайника. Молодой гитарист рвал струны, выплёскивая душу цыганским романсом. Парочка уединилась, занавесив угол грязной простынёй. Рыжебородый  равнодушно махнул рукой, взглянув на Зубкова, типа, а ну их, не обращай внимания.

          Михаил несколько раз пытался отстранить от лица увесистый кулак с граненым стаканом, но возражения не принимались и в ответ на вопрос, где можно найти геолога Николая Зубкова, рыжебородый только мотал головой. Гитарист перешёл на «крутится, вертится шар голубой», хмельная компания  с радостью подхватила.
 
          Если сидевшие за столом гости ещё живы, то вероятность быть отравленным мала, решил Михаил и выпил мутную жидкость. Хозяин одобрительно крякнул, дал закусить малосолёным куском красной рыбы и, молча, потянул в коридор. Главный механик уезжал на большую землю и третий день поил всех без разбора, всё это безобразие называлось отвальной. После убойной дозы принятого на грудь спиртного он крепко держался на ногах, но изъяснялся исключительно жестами. Рыжебородый, удовлетворившись результатом, вытянул Зубкова за рукав обратно в коридор и ткнул указательным пальцем в нужную дверь, а сам провалился спиной в противоположном направлении. Михаил хотел было доставить тело по адресу, но из глубины комнаты, в которую без разрешения ввалился главный механик, злой голос приказал:

          - Не трогай. Закрой дверь с той стороны. Пусть спит, утром сам уйдёт.

          Зубков слегка обескураженный таким вертепом, выполнил распоряжение и постучал в указанную дверь. Через минуту раздался легкий шорох, и в проёме показался сухощавый невысокого роста старик.

          Обниматься они не стали. Когда Михаил представился, отец лишь слегка качнулся в его направлении, затем суетливо пошарил рукой по стене и зажёг свет. В комнате, поделённой на три основные зоны ситцевыми занавесками, было относительно чисто. Скрипнула кровать и, откинув штору, появилась женщина неопределенного возраста, запахивая старенький халат, под которым виднелась белая ночная рубашка. Она, не глядя на гостя, на ходу собрала распущенные волосы и поставила греться чайник. Михаил невольно сравнил её с матерью, где-то в глубине души кольнуло. Женщина, так же молча, собрала на стол и легла спать.

          Отца он помнил плохо, в детстве тот казался ему  богатырём, сейчас тщедушная фигурка выглядела потеряно. Зубков осмотрелся и присел на предложенный стул.

          Десятилетний мальчик раздражённо боднул головой в сторону, когда Николай Михайлович положил свою руку на русые кудри младшего сына:

          - Отстань, я спать хочу.

          - Коля, это твой брат.

          - Ну и что, приехал и приехал. Дай поспать, -  и ещё плотнее укутался в одеяло.

          Зубков сразу почувствовал ненужность своего приезда, было неуютно в этом чужом мире. Решил, что сошлётся на занятость и завтра же обратно, но нелётная погода стояла всю неделю. Все поступившие предложения о трудоустройстве однозначно отклонил.

          Главный механик надорвал здоровье, пить уже не было сил и, огорчившись, разогнал своих гостей табуреткой.  После чего Николай Михайлович обратился к нему с просьбой, чтобы приехавший старший сын мог ночевать в его комнате на свободной койке.

          Отец продолжал много работать, и виделись короткими вечерами. С братом Колей два раза прогулялись по городку, вернее сказать, пробежались в метель до библиотеки и обратно.

           Целыми днями Михаил сидел, уперев взгляд в книгу. Новую жену отца так и не смог запомнить, но готовила она вкусно. Часто снилась Зиночка, девушка смеялась и кружилась в свете уличных фонарей. Этот Новый год пришлось встречать в аэропорту Красноярска.

          Вам приходилось когда-нибудь лежать на чистом речном льду. Замерзшие растения и прозрачная вода превращаются в таинственный мир застывшей красоты, как напоминание об ушедшем лете. Странно и немного страшно, если внизу глубина в несколько метров. Помните: он шёл по воде…

          Это природа так устроена, а отношения между людьми не носят характер сезонности. «Зачем ездил?» - спрашивал себя Зубков – «Хотел вернуться в прошлое – невозможно. Правильно говорят, в одну реку дважды не войти».

          Было горько видеть, как Николай Михайлович старался проявить заботу, но оба понимали всю запоздалую ненужность этой встречи. Если раньше ещё оставалась иллюзия душевной теплоты, то теперь связующая ниточка рассыпалась в прах. Два взрослых человека оказались друг другу чужими. После всего пережитого они здесь в этом мире, но существуют параллельно, и ничего нельзя исправить, всё так. Зубков старался оправдать отца, пожалуй, он правильно сделал, что не разыскал его раньше. Ледяной каток заморозил далёкое прошлое, оставив в душах лишь осколки воспоминаний, которые не дают покоя и доставляют боль. И эта боль останется с ними до конца дней.

          Придёт весна, растает на речке лёд, обновится растительность, и сезонные чудеса природы вновь будут радовать глаз. История не терпит сослагательного наклонения, её уже не переписать. Когда же появилась та трещина, в которую безоглядно рухнул прежний уклад жизни. Сумеют ли отыскать потаённый смысл ледяного катка прокатившегося по России. А пока остаётся только боль.