Преемственность

Николай Катаев 2
    Моё детство прошло в частном доме, а там как известно не обойтись без сторожей, тех что не просят зарплату, но и на сытый желудок с надеждой заглядывают в глаза, авось что нибудь ещё перепадёт перекусить. Я о собаках.
    Сторожа сменяли друг друга. Первый которого я помню был Джульбарс. Старожил, беспородный но довольно крупный, когда я появился в доме, он принял меня новичка как неизбежность, позволяя мне, когда я несколько подрос, трепать его за уши и тягать за хвост. Что поделаешь, как-никак какой-никакой, а хозяин.
    Но с чужаками он становился злобным и бескомпромиссным, не позволяя им не только приближаться к забору, но и переступать через черту определённую им визуально. И однажды случилось так что он проглядел, как какой то некто, посмел не только переступить черту, но и переминался с ноги на ногу уже у самого забора. Джульбарс привычным движением запрыгнул на стоящую с этой стороны забора будку, посмотреть: Кто у нас тут?- Увидев чью-то макушку не стал спрашивать: Чья?- Что бы не спугнуть. Потом когда ещё такой случай подвернётся? Отработанным движением, как будто занимался этим по два раза в день, ухватил стоящего там человека за голову.
    Случай этот принёс ему широкую известность, правда в пределах нашей улицы. Как обстояли дела на соседних, и были ли у него последователи, мне не известно, я опрос не производил. Но повторить его трюк заурядному сторожу, мне думается проблематично. Всякого к забору не подманишь, а без этой хитрости как же нужно изловчиться, чтобы стоящего в полный рост человека укусить за самую макушку. Надеюсь наш Джульбарс был уникален, кусать человека запрещается категорически. О макушке и думать забыть.
    Пострадавшим оказался друг моего старшего брата. Ущерб здоровью был нанесён незначительный, и когда ему оказывалась первая и последняя медицинская помощь (ввиду несущественно пострадавшей макушки), он смешил окружающих своими остротами: Джульбарс чуть не снял с меня скальп!
    На смену Джульбарсу пришёл Серый. Тоже известная личность, среди собак нашей улицы. Малорослый, он за какую то призрачную собачью идею, гонял всех собак по улице невзирая на их рост, вес и прошлые заслуги до встречи с ним. Если же рост оппонента превышал его собственный в несколько этажей, а весовая категория не позволяла Серому сдвинуть того с места даже с разбега, самолюбие позволяло ему ретироваться в узкую щель в заборе, пропуск на вход и выход в которую был выписан только на его имя.
    Очутившись с безопасной стороны забора, и заметив что мы видели как он спасся от той собачьей морды, что заглядывала в щель( весь мордоворот не проходил по габаритам ), он напускал на себя беззаботный вид разбитного парня. Разве что не насвистывал беспечно показывая нам, что тот громила за забором тут ни при делах, а он сам забежал в свободную минутку водички испить. Кроме множества собачьих боев проведённых им своей потехи ради, он обладал даром перевоплощения.
    Серого сменил популярный среди моих друзей Пирс. Породы боксер, он уже в ранней молодости, слегка подросшим щенком подавал большие надежды, что значит порода. Он не только знал и понимал все команды, как всякий уважающий себя боксер, но и удивлял моих друзей, которые гурьбой приходили услышать  как этот вундеркинд выговаривает слово: Мама!- Пусть с собачьим акцентом, но очень даже по-людски, так что создавалось впечатление будто он зовёт свою маму, для того даже взялся изучать трудный в произношении язык человека. Жаль она его не слышала, она бы им гордилась. Соседские девчонки, те так вообще когда Пирс начинал звать мамку, не моргая глядели на него, и как в замедленных кадрах фильма, от удивления медленно раскрывали рты. А как они думали? Это им не на скакалке скакать, с утра до ночи.
    Я обучил его этому, когда увидел в телевизионной передаче, как московская сторожевая хвасталась своими познаниями и умениями. Но в отличии от столичной дылды, мы с Пирсом были ещё подростками, и тем её превзошли. Знай наших, провинциалов.
    Желания стать телезвездой он не обнаруживал, а знаний и умений, что бы быть своим в рабочей среде ему доставало, потому  занятия с ним языком я свернул. Не то глядишь, обогатив речь и проработав произношение, однажды утром, увидев что я не тороплюсь покидать теплую постель (хотя самое время его выгуливать), он нетерпеливо переминаясь с лапы на лапу, вместо маловыразительного поскуливания, поторопил бы меня внятно: Ну вставай уже что ли, на прогулку давно пора!