Моим детям и детям моих сверстников
После выхода из детского сада началась череда нескончаемых влюбленностей.
Сначала это были женщины, которые много старше меня.
Я был влюблен в одну десятиклассницу. В молоденькую мамашу, которая лежала в больнице в соседней палате, с заболевшим младенцем. В свою двоюродную сестру. Наконец, в кино героиню из фильма «Два капитана».
Влюбленность выражалась в потребности быть рядом и быть полезным. А если нельзя было быть рядом, то в мечтах об этом. Но способы выражения ничего не говорят о том загадочном и влекущем томлении, которое я испытывал.
Мои трепетные и длительные влюбленности перемежались и сочетались с быстротечными влечениями.
Первой сверстницей, в которую я влюбился в шестом классе, была детдомовка Аля Давлетшина. Она так и не узнала о моей любви.
После Али я влюбился в девушку, которая каждое лето приезжала в Пестяки к своим родственникам на каникулы, и была как и Аля на год моложе меня.
Два лета я был скромным, но неистовым её поклонником. И у меня не было потребности форсировать нашу дружбу в любовные отношения. Но в этом возрасте всё меняется иногда очень стремительно. И в конце второго лета, перед началом учебы в девятом классе, я признался ей в любви.
А в последний день, перед её отъездом, я решился поцеловать её.
Наши губы встретились – и она ответила на мой поцелуй.
Я испытал эмоциональный удар. Шок. Восторг и наслаждение переполнили меня. Это был такой фейерверк ощущений, какой я не испытывал уже никогда.
Мне открылся новый мир. Я готов был целоваться бесконечно. Но она сказала, что ей надо идти домой, готовиться к отъезду, и ушла раньше обычного. Перед самым расставанием, когда мы поцеловались второй раз, она попросила меня не приходить завтра к автобусу, чтобы проводить её. Она объяснила это нежеланием посвящать родственников в наши отношения.
Домой возвращался самый счастливый человек в мире. Все во мне звенело и пело, от любого движения, от любой мысли. Эйфория продолжалась, пока я ни уснул.
Утром я проснулся за час до отхода её автобуса. Я мог просыпаться в любое нужное мне время без всякого будильника.
Я был счастлив. Более того, все, что меня окружало – тоже было переполнено счастьем.
Я не мог не пойти к автобусу. Я должен еще раз, перед разлукой, увидеть её.
Я только посмотрю издали. Родственники не заметят.
Я стоял в укромном месте, и наблюдал посадку в автобус. Я никого не замечал, кроме неё.
Автобус ушел, а я стоял и смотрел ему вслед.
Ко мне подошел Генка Ушаков, известный забияка и драчун. Он встал рядом и тоже смотрел вслед автобусу.
- Думаешь, она тебя любит?- спросил он без всяких эмоций, ровным голосом.
- А что?- машинально среагировал я.
Помолчав, он таким же ровным голосом сообщил:
- Я вчера её трахнул.
Во мне ничто не дрогнуло. Врет. Вчера весь день и весь вечер мы были вместе.
- Это как?- с осторожной усмешкой спросил я, уже ожидая заготовленного оскорбления.
- Просто,- ответил он,- ты её проводил, а я вызвал. Она вышла, и мы тут же у двери в коридоре трахнулись.
Он не стал ждать моей реакции. С последними словами, не спеша, но твердо он зашагал от меня.
Я стоял ошеломленный.
Так не врут.
Врут, чтобы унизить, поиздеваться и насладиться этим. А он сообщил – и ушел.
Я только что был на вершине счастья.
Теперь же я был глубоко несчастен.
Сумбурные мысли роились в голове.
Не может быть. Не может быть.
Я искал варианты для объяснения его лжи. И не находил.
Три дня я провел в глубочайшей апатии.
В конце третьего дня я взял лопату, и в огороде закопал тонюсенькую пачку её писем и записок. Странно, но мне стало немного легче. Возник привкус жалости к себе. Как в песне: «Вот умру – закопают …».
Мысли о случившемся постоянно возвращались, хотя все реже и реже.
Я анализировал каждую мелочь.
По понятиям самцов – Генка был победителем.
Но его поведение совсем не соответствовало этому статусу.
Однако это несоответствие не отменяло предложенную им трактовку, а означало лишь то, что он - не самец. Он тоже любит её. И если он не врет, то получается, что она вышла к нему из-за девичьего сострадания. А он сумел разгорячить её – и воспользовался.
Для влюбленного это не победа, скорее наоборот.
Другой вариант для него был еще хуже.
Если она уже перешагнула порог девственности, то он оказывался всего лишь утешителем её потребности, тогда как я оставался конечной и желанной целью.
Но все это – вилами на воде писано. Неопределенность терзала меня. Если бы я застал их – мне было бы легче.
К этому времени я уже пришел к пониманию бессмысленности любовных клятв. Любовь свободна. Клясться можно только в верности. Но тут множество тонкостей.
Положим, она не девственница. Что это меняет во мне? Почти ничего.
Буду ли я, делая предложение любимой, ставить условием девственность? Никогда. Так что же я так переживаю, тем более, что все может быть враньем.
Но почему она так рано ушла? Знала и ждала, что он придет?
После окончания учебного года, я уехал погостить к тете Зине.
Когда я вернулся, Она уже была в Пестяках. И, как мне доложили доброхоты, была весела и общительна.
Я подошел, как ни в чем не бывало. Она обрадовалась встрече, и ничего не спросила.
Как и прошлый год, мы все дни проводили вместе, в компании общих друзей. А вечером, как стемнеет, уединялись.
В первый же вечер я поцеловал её, и она страстно ответила.
Мы целовались, и я ласкал её грудь. Но обнажать грудь она не позволяла.
Я хотел знать: кого я обнимаю,- и внимательно следил за её реакциями в провокационных ситуациях.
Как-то мы целовались у одного из палисадников, когда мимо нас прошел парень, на пару лет старше меня.
- Смелее,- сказал он, со странным выражением.
Я почувствовал, как чуть дрогнуло её тело.
Совет формально был адресован мне. Но вся, тревожащая прошлое, интонация была адресована ей.
Я сделал вид, что ничего не заметил.
Она – тоже.
Прогуливаясь, мы перешли мост, и вышли из поселка.
Вдруг она ойкнула – и остановилась, припав на ногу.
- Поднести,- спросил я.
- А не тяжело будет?- она откровенно подзадоривала.
Опыт был. Я легко поднял её (совсем не худенькую) на руки и понес к поселку. Она удобно сложилась у меня на руках, и обняла за шею. Я нес её, и мы целовались.
Легко было метров сто.
Справа, чуть в стороне от дороги, стоял сарай. Бывшая колхозная кузница, где Шурка Бурунов накачал свою силу, работая подмастерьем.
Решение пришло само. Я свернул к сараю.
Она тут же выпрямилась, и соскользнула с рук.
- Я туда не хочу,- сказала она.
Я уговаривал. Она отказывалась.
Я проводил её до дома.
При расставании мы никогда не назначали следующего свидания.
Не назначили и в этот, последний раз.
Весь остаток лета она была весела и общительна.
Нижний Новгород, декабрь 2014г.