Самоволка

Анатолий Звонов
   После  окончания института призвали Сашку офицером в Армию на два года. С любимой пришлось расстаться не навсегда, конечно. Из родной Москвы пришлось ехать аж в Новосибирск, хорошо, что не в сельскую местность. Должность вроде бы денежная и по специальности, но грязная и утомительная: заместитель командира автороты по технической части. Рота транспортная, то есть машины, грузовики, как на гражданке, каждый день на работу выезжают. По всем уставам и наставлениям Сашка должен и за машины и за солдат ответственность нести. Словом, в чужом городе, по 16 часов на нелюбимой работе, да еще вдали от любимой девушки. Не то, что счастья, минуты радости в сутках не случалось. А выходных у офицера два: один весной, другой – осенью! Некоторым утешением были наряды по ВАИ на сутки, да командировки, обычно с несколькими машинами куда-нибудь в горы.
   Для сельского малообразованного парня работа водителем была мечтой, исполненным желанием, радостью среди «тягот и лишений воинской службы». В роте у Чистова - почти сотня водителей, солдат срочной службы. Половина - старослужащие, с новенькими ухоженными машинами, а другая половина – «салаги», за которыми автомобили хоть и закреплены по приказу, но чтобы выехать в город на них, надо столько трудностей преодолеть, что далеко не каждому это удавалось. Причина тому чаще всего жесткое противостояние молодых и стариков – дедовщина!
  А что такое выехать в город на своем грузовике? В первую очередь – это выбраться за территорию части, на свободу, общаться с новыми людьми. Автомобиль - это и любимая работа на 8 часов, и деньги дополнительные, если немного задержишься, да и знакомства с девчонками: Новосибирск город огромный и многолюдный. Правда, ради света в окошке солдаты частенько в самоволку убегали на ночь. Для некоторых это было временное благополучие, блуд. Но, если кому посчастливится, то увозили ребята с собой в родные места красавиц-невест.
   
   В конце марта 1973 года, ближе к вечеру майор Карпенко ходил по кабинету командира и решал, кого послать в командировку на ремонтный завод. Кого-нибудь из кадровых отправить? Пропьют все, а то еще и в комендатуру попадут. Оправдывайся потом! Да и дела не сделают! Попробовать «двухгодичника» послать? Вот Чистов из Москвы. Этот не пьет, в парке с машинами возится, да с солдатами в казарме. В машинах разбирается, солдаты его уважают. Уж больно простодушный, за все себя ответственным признает, потому и исполнительный: что прикажешь – все выполнит. Майор даже усмехнулся.  Письмо с ремонтного завода, как всегда, было ни о чем: Автомобиль  номер …, паспорт №…не принят в капитальный ремонт. Причина отказа: не соответствие требованиям…  Вопрос, кого посылать в Свердловск, на завод, Карпенко решил в пользу Чистова.
  Встреча была короткой. Говорил Карпенко, как всегда отрывистыми фразами и хриплым голосом, стоя в позе боксера, временно опустившего согнутые в локтях руки:
- Там, в Свердловске, наш самосвал, они все в твоей роте. Приемщик не принимает, езжай, надо, что б приняли. Письмо пришло - не соответствует требованиям.
Он прервался. Подошел к сейфу, открыл его, сунул руку внутрь, достал письмо, пачку денег. Чистов не поверил глазам: пачка денег в его огромной ладони не «котлетой», а спичечным коробком казалась. Отсчитал, протянул лейтенанту, продолжил, глядя из под лобья:
- Вот, двести рублей, ему дашь, хватит, примет.
Протянутые деньги и письмо лейтенант взял. Быстро вспомнил, что значит «не соответствует». Это либо грязная машина в ремонт ушла, либо – недоукомплектованная, уточнил:
- Когда выезжать? Но взяток я никогда не давал.
- Ну, не взятку, сводишь в ресторан, напоишь, накормишь. А в Свердловск надо уже утром, так что первым самолетом, возьми командировочное и денег, суточные, там, на проезд. Понял? Тогда, кругом – шагом марш! – прохрипел майор.
Выйдя из кабинета, лейтенант невольно вспомнил, как машины месяц назад в автопарке готовились к отправке на капитальный ремонт. Укомплектовывались так, что «комар носу не подточит» - все годное снимали, а негодное ставили, прикручивали, приваривали. Перед погрузкой на платформы хорошенько вымыли, на железной дороге под охрану сдали.

   Получая командировочное предписание на 5 дней и деньги на дорогу, суточные, лейтенант думал, как использовать все это богатство. Если разобраться, работа предстояла пустячная, но деликатная. Можно грамотно к ней подойти, уложиться в один день, а лучше, если и деньги останутся. Тогда и время и деньги есть на то, чтобы слетать в Москву повидаться с любимой женщиной и маленьким сыном, хоть «свет в окошке» увидеть. От Новосибирска до Свердловска – это ровно половина дороги к Москве. Самолетом, два часа туда и два – обратно. Начальство даже и не узнает никогда. Главное не попадаться на глаза патрулям: в Москве комендатура строгая, за такую самоволку можно еще и пару лет дисбата схлопотать. Лучше всего на этот случай гражданскую одежду с собой взять, да уж больно тяжело тащить, не охота. Понадеялся на авось. С вечера он приготовил и погладил повседневный мундир, брюки на выпуск, чистую рубашку и галстук, шинель, почистил черные ботинки на тонкой кожаной подошве. 

  Был конец марта. В Новосибирске после оттепелей еще лежал слегка почерневший снег. До Толмачево ехать на автобусе - просто удовольствие: утреннее солнышко за окном, морозец! Сашка ощутил радость от всего этого. Там в части все так темно и безрадостно! Впереди целых пять дней  относительной свободы. Летать хотелось…
 Он и полетел раненько утром из Толмачево до Кольцово. Приземлившись, купил и съел пахучий пирожок с мясом. Перевел часы на местное время. Получилось, что на перелет не затратил ни минуты! На автобусах с одной пересадкой быстренько до завода добрался, как раз к началу рабочего дня. Перед проходной осмотрел себя – вроде все в порядке, не испачкался даже. Через проходную прошел по удостоверению и предписанию, спросил, где приемщик располагается, показали. «Вот такая работа мне нравится», порадовался за себя Сашка.

   А когда вышел из двери во двор завода, сразу был неприятно удивлен. Прямо посреди двора, метрах в десяти от ворот увидел свой, из его роты, темно зеленый самосвал с нарисованным белой краской номером на заднем борту. Номер машины в голове командира бессознательно соединялся с фамилией последнего водителя – Умиров, он погиб почти полгода назад. Больше во дворе ни людей, ни техники не было. Молодой лейтенант, чтобы подготовиться к разговору с приемщиком, подошел к машине, осмотрел.  Она не грязная, капот веревочкой привязан, чтобы не открылся в пути. Все на месте, только фаркопа нет – это мелочь! Оценил эту промашку рублей в пятьдесят. Тем больше времени и денег останется на самоволку!
   Вот с такой предварительной подготовкой зашел Чистов в узкое длинное помещение, еще и перегороженное вдоль прилавком. В правой части народ стоит: военные, гражданские, немного, человек пять. За прилавком, то разговаривая с очередным посетителем, то подходя к столу или к сейфу, находился тот самый приемщик. Лейтенант встал в конце очереди и разглядывал его оценивающе, думая, как построить разговор. Мужчина за прилавком - среднего роста худой, лет 40. Лицо у него было такое, будто он желудочной болезнью страдал: худое и почти неподвижное. Время от времени он с усилием глотал слюну, при этом морщился, кадык на шее вверх и вниз ходил. Какой с ним ресторан, только денег дать на лекарство! Посетители оканчивали свои разговоры один за другим, сворачивая бумаги, торопливо выходили из помещения. Обстановка было благоприятная: один на один.
Лейтенант достал из портфеля письмо и протянул приемщику с вопросом:
- Если все дело в фаркопе, то мы можем это решить просто, - и полез во внутренний карман шинели за приготовленными еще во дворе пятьюдесятью рублями. Приемщик сразу понял намерения офицера и левой рукой прервал его жест:
- Так Вы из в/ч 96660? Посмотрели машину? Мы ее со двора не стали убирать. Хотите, обратно забирайте, хотите, в порядок приводите. Пойдемте вместе посмотрим!
У Сашки екнуло сердечко. Он намеревался быстренько договориться с приемщиком не только по делу, но и попросить его отметить командировку на три дня вперед, чтобы смотаться в Москву.
Подошли к самосвалу. Приемщик загадочно сказал:
- Смотрели? Посмотрите еще разок!
Лейтенант обошел машину, осмотрел колеса, заглянул под кузов. Даже гидроцилиндр - на месте. Этот ребус ему никак разгадать не удавалось, пожал плечами, глухо спросил, едва удерживая эмоции:
- Все на месте, кроме фаркопа, чего еще не хватает?
- Фаркоп – это ерунда, мы их сами здесь делаем, своя конструкция, - приемщик с гордостью поднял указательный палец, - но есть что-то лишнее, нам чужого не надо! Загляните в кузов!
Сашка, забыв о необходимости содержать в чистоте одежду, вскочил на заднее колесо, ухватился за железный борт самосвала и заглянул внутрь, ожидая увидеть какие-нибудь запасные части или даже целые агрегаты. Но кузов на две трети был заполнен застывшим бетоном! «Вот это да! Слетал в Москву!», Сашка был буквально сражен.
   - Не расстраивайтесь, лейтенант, - приемщик взял его под руку, чтобы успокоить и приободрить, - на той стороне улицы есть воинская часть, договоритесь со старшиной, даст он Вам человек пять солдат, за день выдолбят и вон туда на свалку перенесут ваш бетон. Он показал на ворота и на кучу мусора в конце двора.
   Сашка решил послушать совета опытного человека и направился прямехонько на противоположную сторону улицы. В проходной попросил дежурного солдатика вызвать старшину. Аккуратно одетый строевой служака, прапорщик, вежливо ответил, что такие услуги его воинская часть проезжим офицерам не оказывает ни за деньги, ни за какие другие блага. Надежда удрать в самоволку постепенно исчезала, подступало уныние. Пока переходил улицу, считал: «если 5 солдат за день, то один  - за пять дней, но, ведь, и одного солдата нет!».
   Сам Чистов мог только выполнять то, что придумывали другие. Например, чтобы поступить в институт, он целый месяц пытался решать конкурсные задачи по физике и математике, но чаще всего смотрел решения и запоминал их. В институте он учил, зубрил, готовился, писал конспекты. В результате его «академическая справка», которая никого, кроме самого владельца не интересует,  содержала на несколько троек меньше, чем у остальных, получавших целых пять лет максимум удовольствий от студенческой жизни. Даже в своем увлечении спортивным туризмом Чистов использовал чужие отчеты и успешно водил друзей по традиционным маршрутам. Другие, более дерзкие, прокладывающие новые маршруты ребята, брали его с собой, ценили за то, что он добросовестно греб, шагал, топтал лыжню, рубил ледорубом ступени, но не ждали от него неординарных предложений.
 
   Осознавая свои возможности, Сашка принял вполне заурядное решение. Вошел через проходную и направился прямо к  приемщику, обращаясь твердо:
 -  У вас найдется какая-нибудь спецодежда и инструмент?
 - Откуда? у меня ничего нет, только бумаги, - приемщик даже испугался решительного вида и тона своего клиента, - может у дворника в каптерке что-нибудь есть, она там за свалкой.
 - Еще один вопрос. Как только кузов будет свободен, примете самосвал в ремонт? А еще мне позарез надо в Москву. Поставите мне отметку в командировке, что я уехал от Вас не сегодня, а будто бы через три дня? – Сашка доверил свое тайное намерение едва знакомому человеку.
Увидев такое решительное выражение лица, приемщик закивал головой:
 - Вы только приезжайте, я сразу отмечу, я всегда здесь, с 9-ти до 5-ти!
Через полминуты хорошо одетый офицер уже беседовал с дворником в его тесной комнатенке:
 - У тебя лом, лопата есть?
Скуластый низкорослый дворник, думая, что этот чистенький офицер хочет заставить его долбить бетон, стал жаловаться на здоровье, а не на отсутствие денег, но показал в угол, где стоял не лом -  топор, приваренный к железной трубе. Таким инструментом зимой долбят лед. Там же была прислонена к стене совковая лопата. Чистов весело продолжал наступление:
 - Годится! А одежда для работы найдется?
Догадавшись, наконец, что затеял этот пышущий здоровьем парень, дворник начал помогать, чем мог:
 - Да, халатик вот есть, а еще тапочки суконные, руковицы, - в его словах явно проступал уральский говорок. Тем временем он уже достал из шкафчика вещи и протянул Сашке.
Переодевание было стремительным. Молодой офицер моментально превратился в оборванца, прячущего свое обнаженное тело в синем халатике, с явно недостаточным количеством пуговиц, но зато был поясок. Вся офицерская одежда лежала на стуле, сложенная по-военному.
 - Только я закрываю свою комнату, когда ухожу, а вдруг Вам что потребуется, - запричитал дворник, понимая, что в халатике на дворе можно замерзнуть, простудиться.
Сашка уже приметил навес над курилкой, взял сложенные стопкой офицерские наряды и перевесил через одну руку шинель, зацепил ботинки, портфель. В таком виде, практически раздетый, Сашка шагнул из каптерки и направился в летнюю курилку, ступая на мокрый асфальт суконными тапками. Оставил там одежду, вернулся и взял инструмент. Было холодновато, да еще этот мелкий дождичек! Услышал только вслед:
- Рукавицы-то возьми, а то руки рассадишь…

   Оборванец в синем халате и серых суконных тапочках, на ходу хватая рукавицы у дворника из рук, съежившись от холода, подбежал к самосвалу, легкими движениями забросил в кузов лом и лопату, а потом и сам последовал за ними. Взявшись за работу, он еще не был уверен в ее успехе: ему никогда не приходилось долбить монолитно застывшие почти пять тонн бетона. А кому приходилось? Первые несколько ударов были пробными, не сильными, по самой границе металла и бетона. Откололись несколько небольших кусочков. Но это воодушевило Сашку, дало маленькую надежду на успех. Он наносил удары, стараясь сокрушить это препятствие, бил все сильнее, движения становились более размашистыми и мощными. «Не раздолблю, так согреюсь!», кроша ненавистный монолит, шутил он про себя. И действительно ему становилось теплее. Через несколько минут промокший было сатиновый халат, начал испарять влагу. Кусочки бетона разлетались в разные стороны, попадали на волосы, ударялись в веки сощуренных глаз, мелкие серебрящиеся песчинки покрывали убогую одежду чернорабочего. Первые минут двадцать в успех всего предприятия как-то не верилось, хотя отколотые острые камни можно было уже со дна кузова зачерпнуть лопатой. Прежде, чем сделать это, надо решить, а бросать-то куда? Просто на землю – не хорошо сорить в чужом дворе.
   В куче мусора нашелся кусок линолеума. Его Сашка, конечно, подстелил  на асфальт у заднего левого колеса, но сразу сообразил, что на этом линолеуме отколотую щебенку до свалки не утащить, ковриком служить будет. Осмотрелся. Впереди, по направлению носа автомобиля, стояло одноэтажное длинное строение, цех что ли?
    Забежал в широкую дверь, больше похожую на небольшие ворота, и попал в темное, неопределенной длины неширокое помещение. Людей не видать. Повернул и пошел в левую сторону, к яркому свету, проходящему сквозь окна у самого потолка.
   Плохо видимый из-за встречного освещения, почти неслышно появился мужчина в грязной рабочей одежде. Он уже было прошел мимо, вдруг остановился и доверительно спросил:
  - Так это ты взялся бетон долбить? На эту машинку уже и удивляться перестали. Стоит и стоит. Я уж подумал, как тебе помочь. Приготовил кувалду 10-ти килограммовую.
  - Слушай, - Сашка запнулся, не зная как называть своего благодетеля, - а корыта какого-нибудь здесь не найдется или тачки?
  - А ведь есть корыто, мы его подставляем, когда масло надо сливать, - обрадовался рабочий одновременно тому, что может еще чем-нибудь помочь этому сумасшедшему, и тому, что скоро этот железный памятник с середины двора наконец-то уберут.
Спустя пять минут сумасшедший герой был уже вооружен тяжеленной кувалдой с замасленной рукояткой и железным корытом, с прикрепленной к носику проволокой. Проба первого цикла оказалась удачной. Скинув вниз, в корыто все, что удалось отбить топором с трубой, а этого набралось совсем не мало, Сашка удачно отволок бетонный бой на свалку и вернулся обратно. При этом издавался ужасный, но вполне характерный скрежет железа об асфальт, на котором оставались светлые царапины. Спокойно подсчитал: если так работать и двух дней не хватит.
  Однако продолжение было уже на новом уровне. Удары тяжеленной кувалдой по краю прочной бетонной массы привели к ошеломляющему результату: появилась пара трещин, в которые можно было проникнуть топором и отделить достаточно крупные глыбы. Напрягая все силы, удалось их обе приподнять до уровня кузова и скинуть в корыто. Прыжок с борта. Теперь уже для перетаскивания груза потребовались все его физические возможности. Жаль, что  тележки с колесами на заводе не нашлось. А еще скользили, буквально буксовали, войлочные тапочки. Но появилась надежда, что освободить кузов вполне реально за сегодняшний день.
Сашка долбил, сбрасывал, таскал, опрокидывал много, много раз подряд. Дождичек прекратился, но небо оставалось сереньким. Работа стала слишком монотонной, поэтому в голове назойливо повторялся вопрос: как этот бетон оказался застывшим в машине? Постепенно Чистов восстановил всю картину.
               
   Прошлой осенью строился подземный бункер для Командующего. Именно Сашкиной роте поручили перевезти тысячи тонн бетона с завода на стройку. Бетон должен быть очень прочный, особого состава и «непрерывный». Это значит, что каждая последующая порция бетона должна поступать к стройке до того, как предыдущая порция застынет, то есть не долее, чем через двадцать минут. Утром, в последний день этой работы, на дороге сломался один из самосвалов. Другой хотел его отбуксировать. Тогда еще фаркоп, которым так гордился приемщик, оторвался и угодил прямо в голову, наблюдавшего за этим Умирова.  Солдат погиб. Машину отогнали в парк, где она и стояла в сторонке.Кто, кроме хозяина, будет смотреть – пустая она или груженая. Никто не хотел ее брать - примета плохая. Вот так машина и простояла целых три месяца, пока не пришла разнарядка: отправить в капитальный ремонт 8 самосвалов. За это время бетон крепчает намертво. Выездной суд вынес решение признать гибель солдата несчастным случаем, а в частном определении усомнился в прочности фаркопа.

    В Свердловске, на ремонтном заводе заканчивался рабочий день. Уже к четырем вечера мимо самосвала с веселыми шуточками начали свое движение рабочие вымытые, хорошо одетые. К оборванцу в кузове  отношение было разное. Вчерашние «дембеля»  враждебно шипели, что-то вроде, так, мол, тебе и надо, офицерик белоручка! Пожилые рабочие одобрительно улыбались. Но не было ни одного безразличного человека. Один из них приветливо помахал правой рукой – как раз тот, появившийся из света благодетель, снабдивший Сашку кувалдой и корытом.
  Работы оставалось часа на два. На асфальте от самосвала, до свалки отчетливо прорисовалась сплошная светлая полоса. Усталости не было, был азарт: сегодня улететь в Москву, спать с любимой женщиной, увидеть сынишку, ощутить это счастье. А сейчас он долбил, швырял, прыгал, таскал, опрокидывал, возвращался и снова все с начала.
    Мимо уже проходили служащие, хорошо одетые образованные женщины и мужчины из технической части, те, которые изобрели фирменный фаркоп, бухгалтера, в общем – интеллигенция, элита завода. Это они подготовили и отправили ответ на частное определение суда. В нем сообщалось, что делается фаркоп на основании ТУ, согласованного с заводом-изготовителем. Вот им было совершенно безразлично, кто там что долбит и таскает. Эти сплетни до них дойдут только завтра, тогда они и подивятся за чашечкой чая с тортиком геройству какого-то долбильщика бетона. А о том, как оказался бетон в кузове, и о некоторой своей причастности к этому никто из них и никогда не узнает.

    Офицер, он же оборванец, он же чернорабочий, к шести часам работу свою закончил, нашел рукомойник, смыл пот и грязь с лица, рук и отправился в аэропорт Кольцово. Два часа полета до Москвы Сашка предвкушал встречу с любимой.Ни одного облачка не было над аэродромом. Светило закатное солнышко. Разница поясного времени между Свердловском и Москвой – два часа. Время в полете - два с половиной. Считай, во сколько вылетел, во столько и прилетел, да еще при ярчайшем свете солнца, навстречу которому с огромной скоростью перемещался Чистов вместе со всеми пассажирами и экипажем.
   Около восьми вечера он уже был в Домодедово. Автобус первым подошел тот, что до «Парка Культуры» едет. «Ну и пусть», подумал лейтенант, «там, на метро быстро до Щелковской доеду, с одной пересадкой!». В автобусе какой-то пожилой женщине объяснял, как ей доехать до улицы Кравченко, да и еще кто-то спрашивал из приезжих как им добраться до того или иного места. Сашка был весел и чувствовал себя, как настоящий москвич, знающий Москву, всегда готовый помочь.

   Выйдя из автобуса, не мешкая, нырнул в метро, спустился по родной мраморной лестнице на площадку. И в это время, откуда-то сзади раздался негромкий, но твердый голос:
- Товарищ лейтенант! Товарищ майор просит Вас подойти!
Сашка оглянулся и увидел рослого сержанта, держащего руку «под козырек». Он был один. Никакого майора рядом не было. «Вот так здорово», подумал лейтенант, «все так хорошо складывалось, а тут попасть в комендатуру в часе от мечты!».
  - А где же майор? Я очень тороплюсь, может, Вы скажете, что не успели меня задержать, народу, мол, много, - попытался выкрутиться из создавшейся опасности  самовольщик.
  - Нет, майор уже видел, пройдемте, - совершенно на одной ноте произнес сержант.
 Пришлось подчиниться.
  Майор сидел за столом лицом к двери. На левой его руке красовалась яркая красная повязка с белой надписью «ПАТРУЛЬ». Лейтенант протянул документы. Майор невыносимо долго их изучал. Лицо его выражало недоумение. Наконец он взглянул на задержанного и сделал вид, что ничего не понимает:
  - Служите в Новосибирске! В Свердловске – в командировке! А что Вы в Москве-то делаете?
Чистов был подавлен, но быстро собрался с духом. Он решил действовать так, будто выполняет приказ: вытянулся, уставился веселыми глазами на майора и четко объяснил:
 - Полгода сынишку не видел. Хочу его и жену навестить. Они здесь в Москве, а родился сын в Новосибирске!
При этом Майор тоже встал, слегка наклонил голову, с интересом разглядывая молодого офицера. У него не укладывалось в голове, как этот молодой, пышущий здоровьем военнослужащий, вместо того, чтобы весело провести время в командировке, вдали от жены и от детей, наоборот, спешит к ним за тысячи километров. Взгляд его стал теплым и внимательным, а речь спокойной и доброжелательной:
  - Я Вас вообще-то за нарушение формы одежды остановил, ботинки у Вас не уставные, как можно офицеру по Москве в Английских корочках ходить? Думал – вот щеголь! А жена где живет? – Майор уже искал повода, чтобы отпустить странного арестованного.
  - На Щелковской, - выпалил лейтенант.
  - Свободен! Не расхаживай в форме, переоденься! Соседи мы. Я на Первомайской живу, - с этими словами майор завернул удостоверение офицера в командировочное предписание, протянул Сашке, - только поэтому и отпускаю.
  Майор не знал, через какое испытание прошел лейтенант, чтобы увидеть любимую женщину и сына, и как благодарен он патрульному за то, что может исполнить свои намерения.

   Уже через сорок минут влюбленный молодой человек звонил в заветную дверь на третьем этаже. Учащенно билось сердце в предвкушении желанной встречи.
Дверь открыла старенькая бабушка Наталья Ивановна, подперев правой ладошкой щеку, опешила:
- Ой, Саша! Не может быть, а Оля скоро придет, нет ее, заходи, сынишка твой спит у них.
«У них» она называла родителей Ольги, как бы подчеркивая свое униженное положение в семье. Тут же появился Михаил Иванович, отец Ольги,бывший офицер, одобрительно похлопал по плечу:
- Пойдем, покурим, снимай свою шинель!
Курил он всегда на кухне. Задымили. Выпили по семнадцать граммов Московской Особой. Поговорили. Им почему-то всегда было о чем потолковать, в основном, о житье-бытие.

   Очень скоро вошла Ольга, быстро с улыбкой ухватила молодого мужчину за руку и потащила в свою маленькую комнату. Оставила его там, сидящим на кровати. Сбегала и перенесла спящего малюсенького сынишку в кроватку, стоявшую здесь же в ее комнатке. Не успел он наглядеться на своего спящего наследника, как ощутил в руках  чистое махровое полотенце. Наконец-то смыл со своего натруженного тела пот и погрузился в чистую постель, где ждала уже его любимая женщина.
   Три, проведенные с Олей ночи, Сашка причислял ко сну и отдыху. На самом деле молодые люди не могли насытиться друг другом. Даже, когда он засыпал ненадолго, она смотрела и смотрела на его спокойное лицо, и наоборот. Получалось, что они спали по очереди, либо вообще не спали, а наслаждались близостью.
  Сын спал эти три ночи так спокойно, будто не хотел мешать своим счастливым родителям. Зато днем молодой папаша сам радовался, да и всех освободил от большей части забот о маленьком сыне. Он и гулял с ним, и кормил, и спать укладывал, и над горшочком держал, и попку подмывал. А сын старался сделать первые шаги, а говорил пока почему-то не мама, не папа, не деда, не баба, а одно слово «отдай».
 В субботу они втроем съездили к Сашкиным родителям. У матери после прошлогоднего инсульта не полностью восстановилась речь, но двигалась она достаточно хорошо, чтобы обнять сына и внука. Отец по случаю встречи с сыном и его семьей устроил обед с водкой, вином и всякими деликатесами. Все пили и ели, а потом пели под баян, на котором играл Сашка.
  Дни пролетели незаметно. В воскресенье, последним ночным рейсом, довольный, отдохнувший лейтенант, попрощавшись с Олей, оставив ей все оставшиеся деньги, улетел в Свердловск.
  Самосвал с площадки убрали, да и был ли уже этот самосвал? Приемщик встретил и проводил командировочного, поставив печать в предписании, отметив доброжелательным взглядом. К ночи лейтенант был уже в своей комнате на Клещихе. Спал крепко, но не долго. В половине третьего в дверь постучали Вошел солдат с повязкой.
   - Товарищ, лейтенант! Вас дежурный по части вызывает, - сказал так тихо, будто боялся кого-нибудь разбудить. Но будить было некого, кроме лейтенанта-инженера Чистова.
  - Иди! Я сейчас буду, - отозвался Сашка, уже надевая галифе, - что там, самовольщики?
Солдат что-то утвердительно промычал.
  Когда в роте обнаруживались самовольщики, прослуживши полтора года, Чистов знал, кого и где искать и что делать. Во-первых, он будил двоих поздоровее солдат и одного просто водителя, неважно какой  силы, лишь бы машина бортовая была, не самосвал. Дальше, вся эта команда во главе с лейтенантом выезжала, например, в общежитие трамвайного парка. Там надо было делать все быстро, чтобы не спугнуть и не вызвать лишнего шума. А технология захвата простая: открывают дверь, самовольщику прямой удар в лицо, погрузка, отъезд.
   На сей раз, хоть и обидно было, что поспать не дали, вся ночная работа была сделана точно, как всегда. Только без удара в челюсть. Совестно! Ведь сам только что из самоволки прибыл!