Источники святой Селестины

    Книга , скорее , для взрослых читателей, чем для совсем уж  юных,18+. «Источники Святой Селестины» продолжение серии о королевстве Кэмлайт . Роман  разбит  на  главы, но я не стала нумеровать их и давать заголовки. Так же я не знаю, к какому жанру относится это произведение, и стоит ли вообще трудиться его определять. )))  Приятного чтения )))


                Источники святой Селестины

           **

Замок Мерлина  – так называлось владение леди Илэйны, единокровной сестры короля. Именно туда так любил возвращаться после своих путешествий сэр Ланселот, прославленный королевский рыцарь.
С того времени, как сэр Ланселот был просто Лансом, девятнадцатилетним юношей, оруженосцем своего дяди, графа Гильома, с тех пор как Ланс принял участие в последнем походе короля Артура – прошло восемь лет. За это время сэр Ланселот многого достиг, молодость не терпит философии и медлительности преклонных лет. Года молодости включают в себя, подчас, десятилетия старости.
Сэр Ланселот достиг всего, что обещал себе, когда решил остаться в Кэмлайте, служить королю… Но лучшим своим достижением считал он то, что может теперь вот так, запросто приезжать в замок Мерлина… Любимое, обожаемое им место, тихое и спокойное владение единокровной сестры короля, лэди  Илэйны. Здесь он отдыхал телесно и душевно. И здесь он мог, хотел бы провести долгие-долгие годы своей жизни… Теперь уже, без сомнения, желал этого.

Илэйна так же - всё чаще и охотнее теперь жила в своём замке, недалеко от Кэмлайта. И не думала так часто о своих и Зигвельда владениях на севере страны, у моря. 
Этот скромный замок был небольшим. Он походил скорее на красивый каменный дом из красного кирпича с кружевными высокими башенками. Дом этот стоял на берегу небольшого озера, в окружении сада, а немного дальше – парка, граничащего с лесом. Там, дальше находилось ещё одно озеро, темнее и глубже. Изящный замок леди Илэйны летом украшали кусты вьющихся роз, душистого хмеля. Весной в бордюрах, возле перил и вдоль окон, возле витиеватых чугунных решёток высаживались цветы: пёстрые анютины глазки, красные герани. Сад был полон цветов, благоухал ими в разное время года, и в разное время суток по-разному. Много там было пёстрых и красных, как кровь, гвоздик, весной – распускались под деревьями целые купы нарциссов, ландышей, нежных фиалок и первоцветов. В воду озера печально гляделись фиолетовые ирисы, с острыми мечевидными листьями. На взрыхленных грядах красовались тюльпаны, самых разных расцветок. Илэйна любила украшать комнаты сэра  Ланселота, его кабинет, небольшими букетами цветов, если он в это время бывал дома. Красными тюльпанами, пёстрыми гвоздиками или розами, кремовыми или тёмно-красными… Ланс никогда не бывал против таких милых украшений – её скромных и драгоценных знаков внимания.
А осенью распускались звёзды астр и хризантем. Веточки белых хризантем и пёстрых астр часто украшали стол к ужину, когда приятно потрескивает камин, и оттого становится ещё уютнее…

Сэр Ланселот нередко привозил Илэйне из своих путешествий диковинные подарки, украшения для её дома: книги, восточные ковры, драгоценную посуду, гобелены.  Простые, чисто выбеленные стены замка украшали эти произведения искусства. Лавки и сундуки в доме застилались коврами. Но в спальнях господина и госпожи, а так же Зигвельта, мягкий восточный ковёр лежал так же и на полу.
В спальне сэра Ланселота над тёмной дубовой кроватью висел синий бархатный полог, мягкий шерстяной плед закрывал постель, тонкого полотна. В нише, в стене находились его платья и снаряжение. Камин в спальне к его приезду всегда был растоплен. В небольшом кабинете находились полки с его любимыми книгами, а так же стол и тяжёлые резные стулья. На столе, на подносе стояли  драгоценные кубки, восточной чеканки. В сундуке  нахотелись вещи, которые хотел хранить у себя Ланс. Такой же сундук стоял и в спальной, в дополнение к удобному креслу возле камина и небольшому, восточному столику с красивой инкрустацией. Окно в спальной сеньора скрывалось тяжёлой тёмно-синей портьерой, дверная арка в соседнюю комнату – так же отделялась портьерой. В углу комнаты, за ширмой находился умывальник, изящный серебряный прибор, таз на табурете, и всегда чистые полотенца.
……………………………………………………..

**
Наступили самые суровые зимние месяцы, и славный Королевский рыцарь сэр Ланселот приехал в замок своей обожаемой лэди. Весь следующий день, и последующие за ним – тоже, они провели в блаженном безделье. В замке стояла необыкновенная тишина, её нарушал только шорох снегопада за окном. В эти дни ни Ланс, ни Илэйна не покидали своего жилища. Разве что выходили прогуляться в парк, или, вечерами, поднимались на замковую стену, откуда, с одной из сторон, открывался необыкновенно красивый вид.
…Они любовались звёздами.  Снегопад прошёл, небо прояснилось, совершенно очистилось от туч. По узкой лестнице из внутреннего двора замка они поднялись на стену. Серп луны был едва заметным, младенчески свежо обозначился на небе. Воздух после снегопада колол лёгкие холодом необыкновенной чистоты и совершенным безветрием. Илэйна закуталась в длинный, подбитый мехом плащ. Подняв голову, она долго вглядывалась в небо. Хрустальные, холодные отсветы звёзд падали на белейший пушистый снег и удваивали пронзительность своего света… Ланс – скоро перевёл взгляд на окрестности замка, на дорогу, деревню, и там, дальше – был Кэмлайт… И королевская служба, о чём думать пока что не хотелось. Волосы Илэйны и край опушки её широкого капюшона побелели от дыхания.
--Морозная нынче ночь, -- заметил Ланс.
--Самые короткие дни, самые длинные ночи, -- отозвалась Илэйна, -- Зима в расцвете своих сил. Холодно – и чисто.
--И темно, -- откликнулся Ланс.
--Пожалуй что так… Возвращаемся?
Взглянула в его сторону Илэйна. Они повернули обратно, к лестнице.
В доме было тепло. В большой господской спальной давно топили камин. После лёгкого ужина они могли лечь на мягкий ковёр, произведение искусств Востока -- у огня, совершенно по-восточному, на разбросанные шёлковые подушки. Илэйна заварила напиток из листьев чайного дерева – так же подарок сэра Ланселота, редкий и ценный в Кэмлайте. Две кошки громким мурчанием вполне заменяли собой и певцов и музыкальные инструменты. Любимицы Ланса, они старались казаться ласковыми, старались угодить хозяину, жмуря свои хитрые огромные глазища.
Блаженно развалясь, подложив под голову подушки, Ланс смотрел на огонь.
--Как я мечтал об этом в походе!… Один раз чуть не отморозил себе пальцы, руки потом болели. Казалось, что железо пристывает к самому телу!
Илэйна, вздохнув, заметила:
--Что, в таком случае, заставляет вас всякий раз, всё равно уходить в эти походы?…
Сэр Ланселот ничего не ответил, с наслаждением потягивая душистый чайный напиток. Он мог бы сказать – «это необходимо», или «так я живу, и, на самом деле, привык к такой жизни». Он мог бы так же рассказать Илэйне, и иногда рассказывал, что нынче его путешествия совершаются, чаще, не с военными целями. И всё чаще требуется не его меч, а смекалка, и даже хитрость, и умение говорить, заключать выгодные соглашения. А крепкий отряд за плечами и броня на груди – это всего лишь необходимая поддержка – для весомости слов.
В дверь тихо постучали, камеристка госпожи , Бригитта, сообщила, что купальня готова.
--Ты не придёшь ко мне? – негромко спросил Ланс, отставляя на ковёр чашечку чая.
--Сегодня я в спальной подожду тебя, -- так же негромко отозвалась Илэйна.
При слугах они всегда так вели себя. Ланс, так же как Илэйна, считал это правильным, истинные чувства должны быть скрыты от чужих глаз. Да ведь и не всем приятно видеть чужое счастье – и не всем следует им кичиться, а то недолго и потерять.
 
Сэр Ланселот любил услады роскоши, и прежде всего чистоту, и тела и белья, и умащение тела ароматными маслами. Всё это пришло в быт знатных людей северного королевства  с Востока, знающего толк в настоящей неге и роскоши.  Теперь для Ланса приготовили свежее бельё и домашнее платье из ярко-цветной восточной ткани, и мягкие восточные туфли без задников –  дань последней моде, и в немалой степени удобству.
Купальня представляла собой небольшую комнату, разделённую на две половины, с крохотным окошком под потолком для вентиляции. Каменный пол этой комнаты специальным способом прогревался и мог быть весьма горячим, поэтому застилался соломенными циновками. В небольшое каменное углубление-бассейн подавалась горячая и холодная вода. Жаровни с горячими камнями наполняли комнату паром, на них часто бросали пучки душистых трав или капали целебные ароматические масла и настойки. В дальней половине этой комнаты, за перегородкой, на широкой деревянной скамье, застеленной чистым полотном, слуги сначала разминали и растирали тело господина, тёрли душистым щелоком и скребли скребками, смывали грязь. Из-за жаровен, наполненных горячими камнями, воздух там мог прогреваться до очень высокой температуры. После чего необыкновенно приятно было погрузиться в прохладную воду бассейна, чувствуя расслабленность и тепло в каждой, самой мелкой косточке тела. Но горячий пар и скребки требовались не каждый день. Ежедневно лишь согревали купальню до тёплого воздуха, так как господин любил вечером принять тёплое омовение. 
Иногда Илэйна сама прислуживать господину в купальне, сэру Ланселоту это очень нравилось. Он был уверен, что касания её рук к голове, когда она мыла его волосы, снимают всю усталость, без остатка, изгоняют все дурные мысли и заботы… Самая древняя женская магия – всего лишь прикосновение любящих рук…
Во время ежевечернего омовения Ланс не прибегал к помощи слуг, раздевшись, погрузился в тёплую воду. Потом вымыл свои густые полудлинные волосы душистыми щёлоками и чисто выбрил подбородок.  Избавляться от бороды стало привычным для мужчин в последние года. Но ещё его дядя, сэр Гильом, насколько помнил Ланс, не делал этого и носил бороду, лишь подстригая её время от времени, так как терпеть не мог длиннобородых.  Теперь Ланс считал, что брить бороду более удобно и гигиенично, чем ухаживать за ней. К тому же бритьё представляло собой особый ритуал, требовало разных косметических средств – так считал Ланс. Небрежное бритье острием не совсем чистого ножа было не безопасно для здоровья, из-за неизбежных мелких порезов. После бритья Ланс смазал кожу лица особым маслом. Ещё раз искупавшись, вышел из бассейна, промокнул остатки воды мягким полотном и облачился в длинную рубашку и длинное домашнее платье.
Многие вещи с Востока нынче входили в господский обиход, и даже в светскую моду. К примеру – яркие, тканые рисунки. Раньше и господа, и простолюдины довольствовались гладко окрашенной шерстью, большой редкостью считался бархат и шёлк. Яркое, цветное ткачество  замысловатых узоров не было в такой степени распространено. Теперь же  дамы при королевском дворе предпочитали цветистую парчу  всем другим тканям, и тонкие шёлковые рубашки – простым и грубым, из льна. Руки дам стали нежнее, они не садились, как прежде, ежедневно за прялку или ткацкий станок, отнюдь не изнуряли себя шитьём белья для своих домочадцев. Нынешние дамы больше времени уделяли танцам, игре на музыкальных инструментах и чтению романов, что вошло в большую моду. Сэр Ланселот сам любил книги, и немало редких манускриптов привёз сюда, домой. Наверное, эту любовь он унаследовал от дядюшки. Книги, кроме ценности самого содержания, представляли собой шедевр каллиграфии и удивляли необыкновенной красотой миниатюр, заглавных и листовых оформлений, были настоящим произведением искусства.
    Замки господ постепенно становились всё более приспособленными для жизни, для комфорта и даже для роскоши, на второй план отходили военные нужды, и, может быть, тому способствовал долгий мир. Но сколько времени он продлится?, этого никто не знал. Здоровье короля оставляло желать лучшего, старость и болезни ежедневно глодали тело Артура.
Прежде чем подняться в спальню, Ланс посетил ещё одно, необходимое в каждом доме, место. Здесь оно было тёплым, содержалось в чистоте, и, по последнему методу, регулярно смывалось водой, по специальным отводным стокам (нововведение это в быт северных сеньоров так же пришло с Востока). Находилась в этом месте и всегда чистая и оттдушенная вода для омовения. Но во многих замках, где доводилось бывать Лансу, не спешили устраивать подобные, как считалось, не слишком-то нужные нововведения. Эти места были, по старинке, такими грязными, такими отвратительными, что лучше было сделать все дела на улице – хоть это и не подобало приличию.
Подобная скупость оборачивалась против самих же хозяев тяжёлыми болезнями от холода и сквозняка, или смертоносной заразой.  Впрочем, некоторые уже начали понимать, что на чистоте и тепле как раз экономить не следует. Иногда, особенно после длительных разъездов по делам государственным, Ланс мечтал провести строгий королевской указ – об устройстве в каждом доме и на каждом постоялом дворе обустроенного подобного места. Но понимал, что если уж не все сеньоры осознают необходимость этого, то простолюдины и подавно!      
 Так или иначе, теперь эти проблемы не тревожили нашего рыцаря.
 Сэр Ланселот поднялся в спальню своей возлюбленной леди, и был вполне, вполне этим доволен.

В те дни, когда сэр Ланселот бывал дома, Илэйна уступала ему ежевечерние омовения, ограничивая себя более скромными, утренними. Ей нравилась его привычка ухаживать за своим телом, нравилось, что в постель рядом с ней ложился чистый, благоухающий приятными ароматами мужчина. Нравилось утром тихонько гладить блестящие тёмно-каштановые, почти чёрные кудри Ланса. Бывало, что от этих лёгких прикосновений он просыпался. Но часто сэр Ланселот спал дома крепко, как младенец, лишь что-то сонно бормотал, натягивая на голову подушку. В такие, особо сонные дни, Илэйна предпочитала его не будить. Терпеливо ждала за завтраком. Потом он только охал – как же можно было столько спать!, и очень напоминал ей Зигвельда своим совершенно по-детски заспанным видом.
Потом, в течении дня, Ланс, конечно, раскачивался, некоторое время непременно посвящая физическим упражнениям и тренировкам, верховой езде. Терять свою физическую форму было не полезно и не безопасно. И – поздно ложился спать, часто засиживаясь за книгами, или за приятной беседой. Илэйна очень любила эти вечера. Но ещё больше нравились они ей когда, к ним двоим, присоединялся Зигвельт. Тогда, очень часто, мужчины коротали вечер за игрой в шахматы, в жарких, подчас, шумных баталиях – на шахматной доске. Тогда лэди Илэйна с удовольствием становилась наблюдателем, и эта мирная картина нравилась ей больше всех других.
………………………………………………………..

 **
 
Но в прекрасном замке благородной сестры короля, лэди Илэйны, случались и не такие идилически-прекрасные сцены… Виновником которых, чаще всего, тоже становился первый ,ах, во всём!, рыцарь.
Иногда (к счастью, это случалось редко!) сэр Ланселот чрезмерно увлекался… узами дружеской компании… Так произошло и теперь, когда Ланс  решил ненадолго покинуть уютное гнездо, наведаться в Кэмлайт. И в этот раз, вернувшийся чуть раньше сеньора слуга, сообщил Илэйне именно о таком, неприятном развитии событий.
--И где же он? – нахмурилась Илла.
--Везут сюда. Скоро будет, -- опустил глаза посыльный, сам будучи не вполне трезв.
Илэйна махнула рассерженно рукой и велела служанке приготовить спальню к приезду господина.
Знаменитый Королевский рыцарь сэр Ланцелот скоро прибыл, слуги не провели, но почти что пронесли его наверх, где уже Илэйна и оруженосец (и личный камердинер сеньора), Питер, занялись им. Ланса переодели и уложили в постель. Илэйна принесла нашатырь, чтобы привести в себя больного активным растиранием, острым запахом.
-- Как, как можно было дойти до такого!... – негромко и сердито повторяла она то ли камердинеру Ланса, то ли самой себе.
--Мне важно было привезти его сюда, а то бы он замёрз… Очень холодно…, -- нерешительно заметил Питер.
--Он пил иногда… Но до такого, до такого состояния!... -- снова вздыхала Илэйна, -- Это ужасно!, это просто ужасно…
Больной пришел в себя на очень краткое время, и снова впал в полузабытьё. Позже приступы рвоты и нашатырный спирт как будто немного очистили голову сеньора, состояние бесчувственного опьянения начало проходить. Ланс застонал, откидываясь на спину, путано говоря о чём-то, совершенно не относящемся к действительности.
--Уложи его в постели на бок, -- обратилась Илэйна к Питеру, -- Следи. Не думаю, что в желудке его что-то осталось, но осторожность не повредит. Он сейчас в таком состоянии, что ничего не соображает. Я пойду на кухню.
Скоро две служанки, вместе с леди Илэйной, принесли в комнату господина таз, полотенца и два больших кувшина воды. Взглянув на молодого рыцаря, бессмысленно лежащего на постели, служанки невольно переглянулись. Илэйна строго взглянула в их сторону и отослала на кухню, плотно закрыв за ними дверь и отгородив кровать от двери ширмой.
--Питер, ты поможешь мне, -- обратилась Илэйна к личному слуге Ланса.
Минул час. Питер по указанию леди Илэйны, прибрался в комнате. Женщина всё время находилась рядом с больным. Ланс лишь иногда ворочался, но чаще лежал спокойно, молча. Лекарства уж начали действовать, рубашка больного пропиталась потом, её тотчас сменили. И совершенно внезапно поднялся сильный жар, лицо господина переменило недавнюю бледность на сильную красноту. Илэйна потрогала пульс больного, послушала его сердце, не понимая – отчего могла возникнуть такая бурная реакция.
--Оставайся здесь, -- сказала она Питеру, -- Не обязательно сидеть возле господина, но присматривай за ним… Можешь расположиться отдыхать на сундуке, тебе принесут постель. Ведь ты тоже выпил?...
--Был грех, сеньора, -- сознался слуга.
--Но ты-то держишься на ногах и здраво соображаешь, в отличие от него, -- заметила Илэйна, -- Оставайся с ним, я ещё зайду. И если господину станет плохо, тогда позови меня. Сейчас он должен заснуть.
Заглянув к больному через полчаса, Илэйна нашла всех спящими. Слуга спал на сундуке, укрывшись пледом. Приступ жара, внезапно охвативший больного, постепенно проходил. Сэр Ланселот спал спокойно. Илэйна оставила огонёк ночника на каминной полке и вышла из комнаты.

На следующий день сэр Ланселот очень страдал после этой бурной «безобидной» дружеской пирушки, несмотря на все меры, которые предприняла Илэйна накануне. Лёжа в своей комнате, в своей постеле, Ланс не мог головы оторвать от подушки, не мог даже на минуту встать. Время от времени леди Илэйна навещала больного, сидела рядом с ним, давала питьё небольшими глотками. Нынешняя ситуация всё-таки была  исключительным случаем. Ещё никогда, сколько помнил Ланс, он не чувствовал себя отвратительней, из-за всего общего состояния.
Наутро следующего дня сэр Ланселот всё ещё был болен, и во второй день почти до самого вечера лежал пластом. Редко, в полудремоте, принимал питьё и дважды за день лекарства во вливаниях. К ночи он почувствовал себя немного лучше, хотя снова поднялся сильный жар. Илэйна потрогала руку и лоб больного.
--Судя по всему, ты простудился, -- заметила она, -- завтра к тебе привезут лекаря.
--Не нужно, -- слабо поморщился Ланс, -- Завтра уже будет легше.
--Видел бы ты своё лицо, -- заметила Илэйна, -- У тебя нос разбит, всё лицо – опухшее, в синяках и ссадинах… Ты знаешь, что если бы не слуга, то замёрз бы в дороге?...
--Да, кажется, я упал с лошади. Лежал в снегу… Он меня отыскал, поднял…
--Достойно ли это?... – строго заметила Илэйна.
Ланс прикрыл глаза, тяжко вздохнув, поморщился.
--Я лучше посплю, если смогу.
Илэйна принесла лекарства. Приняв их, Ланс задремал, натянув на плечи одеяло, завернувшись в него с головой.
 
Врач – учёный монах – приехал в дом леди Илэйны на следующий день утром. Женщина сама встретила его и проводила в комнаты сэра Ланселота, описав кратко ситуацию.
Пожилой монах попросил Ланса встать с постели и перейти на приготовленное ложе поближе к свету – на широкой и длинной скамье, возле окна с которого отодвинули портьеру. Молодого человека всё ещё ощутимо пошатывало, но Ланс, из упрямства, самостоятельно добрёл до указанного места, лёг. Монах присел рядом, взял в прохладные, по-старчески сухие пальцы запястье больного. Кожа была горячей, от лихорадки.
--Подогните ноги в коленях, сэр, -- попросил монах, пальпируя живот, потом правое подреберье больного, коротко расспрашивая о самочувствии.
Лекарь попросил молодого человека сесть, прослушал его лёгкие, осмотрел язык и белки глаз, снова замер, слушая пульс.
--Всё. Можете лечь в постель, сэр, -- почтительно обратился он к молодому человеку, -- Нет ли у вас затруднений, боли при мочеиспускании? Постоянного желания помочиться?
--Нет, -- качнул отрицательно головой Ланс.
На этот раз лекарь помог ему дойти до постели. Леди Илэйны рядом не было, и монах, слегка склонившись в сторону кровати, сказал негромко:
--Король очень сердит. После вашей пирушки и спора, кто кого перепьёт, многие господа рыцари очень больны… Некоторые получили серьёзные травмы. Более нелепой травмы трудно вообразить, сэр!… И всё это люди молодые, полные сил… Вам повезло, что ваш оруженосец выпил меньше вас, и что леди Илэйна умеет грамотно оказать помощь.
Монах замолчал.
-- Пожалуйста, если не трудно – скажите мне, кто особо пострадал? – спросил так же негромко Ланс.
Монах назвал имена, повторив:
--Многие покалечились в возникшей, невесть как, пьяной потасовке. Поломали руки, ноги, рёбра… Это… вызывает гнев короля… Так что…Болейте. Переждите, пока заживут синяки и ссадины хотя бы на лице. Потом уж… Вы отделались легко, сэр... Я навещу вас дня через три.
Монах слегка поклонился сеньору и вышел из комнаты. 
 
Илэйна ожидала монаха-лекаря в гостиной, отложила рукоделие и встала ему навстречу, предложила присесть, прежде чем внимательно выслушать рекомендации.
--Он никогда, никогда! не приходил в таком состоянии, -- заметила Илэйна, -- Его слуга и оруженосец, Питер, был там, с ним. Он так же нездоров. Хотя приехал сам и привёз сюда господина. Я хочу попросить вас осмотреть и нашего слугу тоже…
Монах кивнул согласно.
Питера он осматривал едва ли не дольше, чем сэра Ланселота. Слуга выглядел, и правда, хуже своего господина.
--Такая вот картина у многих после той ночи, -- заметил монах, снова встречаясь с Илэйной, -- Жив-то он , конечно, будет, но лечение станет вам подороже, леди.
--Это совершенно не важно, -- заметила Илэйна, -- Вы пришлёте лекарства из монастыря?
Монах кивнул, присаживаясь к столу, чтобы написать ещё одни рекомендации.
--Когда пришлю лекарства, парню станет легче. Успокойте его, а то он испуган, -- заметил монах.
Илэйна поблагодарила лекаря, отсылая вместе с ним слугу, чтобы лекарства как можно скорее прибыли в замок.  Проводив монаха, Илэйна распорядилась, чтобы слугу сэра Ланселота перенесли наверх, в одну из более тихих, господских комнат, навестила его. После чего вернулась к сэру Ланселоту.
Ланс не спал. И, хоть выглядел лучше своего слуги, но лихорадил. Илэйна присела на край постели, вглядываясь в лицо молодого человека, она уже давно не злилась на сэра рыцаря за его ужасное, ужасное поведение. Он расплатился сполна и без того.
--Монах уехал, -- сообщила Илэйна, --Он пришлёт лекарства и для Питера.
--Мой слуга тоже болен? – взглянул на хозяйку дома Ланс.
--Да, я поместила его в одну из наших комнат, наверху. Без него – ты бы погиб… Он спас тебя, помог.
Ланс нахмурился.
--Что с ним?
--Примерно то же, что было с тобой... Монах обещал прислать лекарства, скоро должны привезти. Получилось так, что моя злость оказала тебе услугу, Ланс! Я очень разозлилась, что ты так по-свински напился! … И готова была на всё, чтоб ты наконец-то пришёл в себя. Потому что смотреть на тебя было страшно, поверь мне. Если бы ты видел себя со стороны! У тебя лицо было… не человеческое… всё разбитое… И… и совершенно белое, словно у мертвеца… Сказать честно, я очень испугалась... 
Ланс вздохнул, чуть-чуть нахмурился. Он взял руки Илэйны и приложил к своему лицу, горящему от жара, поцеловал их, и снова вздохнул. Илэйна погладила его волосы.
--Вы – хитрый, подлый человек, сэр Ланселот, -- заметила устало Илэйна, но всё ещё улыбаясь, -- Вместо того чтобы не делать такой глупости – вы теперь… подлизываетесь…
--Милая моя, драгоценная леди, это была просто пирушка, обыкновенная пьянка, и ничего больше, -- заметил Ланс, -- Я понимаю, что это плохо. Но такое бывает… И что получил по роже – это пустяки. А, может, где-то упал?, я уже не помню… Питер совсем неважно себя чувствует?
--Хуже тебя. И монах осматривал его дольше.
Ланс опустил глаза, вздыхая уже в третий раз.
--Знаешь, я должен завтра уехать в Кэмлайт. Жар к завтрашнему дню спадёт, я должен туда поехать. Утром. Воздух не слишком морозный, всё обойдётся. Питер, конечно, останется здесь, нужно найти кого-то другого, толкового парня из твоих слуг, Илла… И не возражай мне, прошу.
Илэйна снова погладила его волосы, шею, нежно провела ладонью по лбу и щеке.
--Хочешь есть?
Ланс согласно кивнул.
Служанка принесла господину лёгкий обед, сообщила, что вернулся человек с лекарствами для Питера. Ланс пообедал, принял лекарства и задремал.
 Проснулся он только к вечеру. От лекарств рубашка насквозь пропиталась потом, но жара не было. Ланс вызвал слугу и попросил принести тёплой воды, свежую рубашку и подать домашнюю одежду. Молодой парень, как понял Ланс, поставленный на место Питера, расторопно и без лишних слов выполнил все просьбы господина.  Сеньор самостоятельно поднялся с постели, за ширмой снял рубашку и сел в широкую лохань, на чистое полотно – тогда как слуга стал поливать его тёплой, почти горячей водой из  большого кувшина, смывая пот болезни и душистый щёлок. Приняв душ, Ланс почувствовал будто от чистоты тела как будто бы  вернулась часть здоровья. Он насухо вытерся, стоя на ковре, возле лохани, одел чистую, хрустящую от крахмала рубашку, накинул на плечи свежее длинное платье, всунул босые ноги в мягкие восточные туфли. И когда расчесал перед зеркалом волосы, забирая их в плотный хвост, и выбрил аккуратно подбородок – хотя руки ещё дрожали от слабости – сэр Ланселот всё же почувствовал себя наполовину здоровее прежнего.
 Ланс вышел из своей комнаты.
То, что позавчера Ланс показался перед слугами в таком скверном состоянии, немного смущало его. Да, кажется, позавчера, хотя целый день вылетел, как ни бывал… Впрочем, наверху, в господских комнатах, слуг было мало. Ланс не встретил никого, пока шёл к комнате, где разместили оруженосца. Он неслышно открыл дверь. Кровать больного была отгорожена от двери ширмой. Илэйна и ещё одна служанка находились с ним. Парня мучительно рвало в таз, который держала служанка. Приступы только что прекратились, Илэйна дала больному сполоснуть рот, жестом показала, чтобы служанка всё унесла. Поглаживая по спине больного, Илэйна спокойно уложила молодого человека в постели. Служанка прошла мимо Ланса, не заметив его, ширма отбрасывала тень.
--Ох, леди Илэйна, зачем понадобилось это делать?… -- жалобно простонал Питер.
--Лекарь прописал тебе очищать желудок, -- заметила Илэйна, -- Скоро  введут лекарство, и ты заснёшь. Завтра будешь чувствовать себя намного лучше.
Питер вздохнул.
--Вы говорили мне то же вчера.
--Значит, лечение займёт чуть дольше времени. Поспи. Вот питьё, рядом. Пей небольшими глотками… Всё будет хорошо, уверяю тебя…
  Илэйна оглянулась, почувствовав взгляд Ланса.
--Илла, можно мне несколько минут поговорить с больным? – негромко спросил рыцарь.
Илэйна кивнула согласно, уступая место возле постели сэру Ланселоту, проходя мимо, пожала ему руку. Ланс опустился в кресло, придвигая его ближе к постели, и негромко позвал больного по имени.
 --Ох, сэр, -- открыл глаза Питер, -- Вы уже как будто поправились…
--Да, мне лучше, -- кивнул Ланс, -- Ты слушайся леди Илэйну, и всё будет хорошо, поверь мне… Завтра станет легше.
--Ваши слова – да Богу в уши, сэр… -- слабо отозвался Питер, -- Я и пил-то совсем немного.
--Об этом я и хочу тебя спросить. Хоть тебе трудно, но вспомни что можешь, о том празднике… Что ты пил, где? Откуда приносили вино? Может, вспомнишь что-то особенное, чего я не помню, не заметил?... Гхм, сам знаешь по какой причине…
Питер поморщился, подгибая ноги в коленях, заговорил через некоторое время:
-- Я почти весь праздник не пил, пригубил только то питиё, которое принесли к концу… Но уж оно показалось мне крепким, скажу я вам!... Я выпил первый кубок и сильно захмелел.... А потом уже началось всё то, что так плохо закончилось. Рыцари стали задираться друг перед другом и хвастать. И – принесли ещё вина, все стали пить непомерно. Снова хвастаться, а кое-кто даже драться. Я более не пил, вышел на свежий воздух, что немного отрезвило меня. И потом уже отыскал вас и увёз оттуда. Вы были сильно не в себе, лежали в снегу. Наверное, вовремя я вас нашёл… За время дороги я немного протрезвел. Было холодно… И это всё, что я могу вам рассказать сейчас, сударь… Потому что больше ничего не могу вспомнить… Спаси меня Господи и Пресвятая Дева! – я вина больше в рот не возьму, клянусь в этом…
Ланселот ещё некоторое время оставался с больным, подавал ему питье и успокаивая, как мог, пока не пришла леди Илэйна с приготовленным лекарством. Ланс вышел из комнаты.
…………………………………………………………..

** 

Наутро сэр Ланселот оставил замок своей обожаемой лэди. Его сопровождал другой оруженосец и слуга, не Питер. Ланс постарался привести себя в должный вид, прежде чем отъехать, но синяки и ссадины на лице не скроешь, и ночью кашель и жар опять донимали его, спал он совсем мало. Однако же ехать было нужно. Перед отъездом Илэйна снабдила слугу подробными рекомендациями.
--Я вернусь через день-два, -- пообещал Ланс.
Но леди Илэйна не очень-то этому поверила, и взяла обещание и с него и со слуги, что господин обязательно продолжит лечение.
Прежде всего другого, по прибытии в Кэмлайт, Ланс навестил нескольких своих знакомых, кто вместе с ним разделили ту «весёлую» пирушку. Везде увидел он ту же картину, что у постели несчастного Питера, и часто – намного хуже того. И везде выслушал терпеливо многочисленные упрёки и обвинения от родственников больных, если таковые рядом были. Побеседовать мало кто смог. … Никто ничего толком не помнил, да и не в состоянии был что-то вспомнить…

Выйдя из последнего дома, Ланс сел верхом и направил коня к королевскому дворцу. Идти туда с разбитой рожей было не самым приятным занятием. К тому же Ланс чувствовал слабость и лихорадку, но упрямо ехал вперёд, ни на что не обращая внимания.  Спешившись возле королевской конюшни, Ланс сразу же поднялся в покои племянника короля, невозмутимо минуя служанок, провожавших его тихими охами. Зигвельта не было в его комнатах, и Лансу скоро сказали, что юноша на занятиях. Не тратя время на пустые разговоры, Ланс прошёл к королевским покоям. Проходя по открытой анфиладе, он взглянул во внутренний двор, заметил там приметную повозку, уже распряжённую.
--Кто это приехал? – спросил он проходившего мимо слугу.
--Леди Гвен, сэр, -- испуганно сказал слуга, наконец-то узнавая Ланса, в первую очередь по одежде и по знакам отличия.
--Когда?
--Рано утром, сэр.
--Где мне найти Артура?
--Король у себя, сэр. Но леди Гвен пошла к нему,… когда приехала.
Ланс невозмутимо продолжил свой путь в сторону королевских покоев. Скоро он попросил слугу доложить о своём прибытии королю. Артур приказал впустить его. Сэра Ланселота провели в кабинет, который находился возле королевской спальной.
Артур сидел возле камина,  в просторном кресле, укрыв ноги пледом, и читал. Он взглянул на сэра Ланселота, криво усмехнулся, отложил книгу. Ланс поклонился, потом, следуя жесту короля, сел на один из стульев, напротив. Артур всё молчал, заговорил с ним строго, сразу о нашумевшем событии:
--Что бы ты сделал с людьми, которые забывают честь и доброе имя от вина?...
--Сэр, я бы, прежде всего, трезво разобрался в случившемся, -- ответил Ланс.
--Трезво – это очень хорошее слово!
--Я сам так считаю, -- отозвался Ланс, -- И сам я – вполне трезв, несмотря на…
--Да, не смотря на… Говори, что хочешь сказать.
--Я хочу сказать только одно, сир – позвольте мне во всём разобраться, -- коротко ответил Ланс.
Король некоторое время молчал, оглядывая рыцаря.
--Да, видок у тебя… Так ты считаешь есть в чём разбираться?
--Я считаю, что есть, -- снова негромко ответил Ланс, -- Пострадали, и весьма серьёзно, мои друзья.
--По пьяной лавочке, -- нахмурился король.
--Возможно, сир. Но я хочу разобраться.
--И что тебе для этого нужно?
--Кое-какие ваши указания, сир, что я действую от вашего лица. Ваши слова, ваша печать на листе бумаги.
--Сядь и напиши всё сам.
Указал король на стол. Ланс некоторое время писал под пристальным взглядом короля, потом подал ему бумаги. Артур внимательно прочёл их, попросил достать сургуч и взял в руки перо.
--Я вижу, вы немногословны сегодня, сэр Ланселот. Действуйте, если вы считаете это нужным… Как поживает моя сестра?
--Леди Илэйна здорова, -- ответил Ланс, -- Я хотел бы увидеть Зигвельта.
--Он в оружейном зале, тренируется. Но, знаешь, лучше повремени. Лучше вернись сюда вечером. Я желаю, чтобы ты остановился здесь.
--Как скажете, сир. Если я буду в Кэмлайте вечером… Я слышал – леди Гвиневра здесь...
Король согласно кивнул, но не добавил больше ни слова. Ланс поклонился королю и вышел.

Проходя один из просторных покоев, Ланс вдруг остановился и осторожно шагнул за портьеру – словно бы чутьём что-то угадав. Через секунду-две двери отворились и в ту же залу, с другой стороны, вошла Гвен в сопровождении двух служанок… Ланс давно уже не видел королевы. Она казалась несколько утомлённой, немного больше прежнего исхудавшей, повзрослевшей – но эта худоба шла Гвен… Королева, как по закону подлости !, остановилась как раз напротив того места, где спрятался Ланс !
Лэди Джин сжала руку служанки, говоря негромко:
--Так ты считаешь, король будет ласков со мной?... Так сказали твои карты?... – спросила она служанку.
--Без сомнения, госпожа. С утра, все говорили, наш господин был очень занят… Он ещё сердился на тот случай… А теперь – вы так хорошо выглядите!…
--Я подурнела за это время, я знаю.
--Неправда. Вы по-прежнему очень красивы.
--Говорят, у короля только что был этот рыцарь…, -- заметила другая служанка, моложе -- Тот, кто заступился тогда за вас перед Ганейлом … Сэр Ланселот. Служанки видели его. Боже мой, как он выглядел!
--Как именно? – слегка покраснела Гвен.
--Простите мне, госпожа, -- как чорт после попойки!, вот как…-- вставила своё слово служанка старше.
--Когда он служил при моём Замке Зелёной Стражи, он считался одним из самых красивых молодых людей, -- слегка улыбнулась Гвен.
И Ланс снова, не мог не заметить!, о нём помнили… Хотя уж сколько лет прошло! И он совсем не был частым гостем в замках Зелёной Стражи…
--Но он предпочёл уехать при первом же удобном случае. Говорят, много шатался по дорогам. Говорят, и это правда, я знаю, он в любовной связи с сестрой короля. А она-то старше его почти на десять лет!, она колдунья, госпожа моя, она, но никак, никак не вы!...Она!
--О, тише, тише… -- негромко заметила Гвен, -- Леди Илэйна мне не враг. Я не хочу вражды с ней. И что мне до этого рыцаря? Пусть он любит, кого захочет… Он ещё очень молод…
Гвен невзначай скользнула взглядом именно по той портьере, за которой прятался Ланс. Молодой рыцарь увидел её лицо прямо, не в полупрофиль, он увидел её глаза – зеленовато-карие, тёмные, большие. В них теперь не было прежнего, прелестного выражения – но словно бы надолго поселилась какая-то неизбывная пустота – или тоска… Ланс не мог ясно объяснить того, что почувствовал. Волна изменений прошла по лицу Гвен, словно бы тёмное облачко, она сжала руку старшей служанки. Эту женщину Ланс тоже хорошо разглядел из своего укрытия, чёрную, словно цыганка, не столько старую, сколько некрасивую. Служанка эта обладала той внешностью, в какой трудно угадать возраст женщины, и бархатный богатый наряд её совсем не красил.
--Пойдём, пойдём… -- тихо вздохнув, произнесла Гвен, опуская голову словно послушница.
Три женщины спешно пошли дальше. Скоро дверь за ними закрылась.
Последние две-три минуты, пока дверь за женщинами закрылась и ещё чуть-чуть, Ланс с трудом, до слёз сдерживал кашель. Прислонясь к стене, тихо сполз на стоявшую рядом со стеной скамью, прикрывая рот платком, старался кашлять тише. Потом вытер лоб, чувствуя поднимающийся жар. Но – останавливаться было нельзя. Нет, он не мог ни в чём подозревать леди Джинейлу… Хотя слова старой карги, её служанки, о сестре короля больно задели его. И он усмехнулся, вспомнив, как его обозвали «чортом после попойки!». «После чортовой же попойки, -- добавил про себя Ланс – И нужно успеть разобраться … со всеми этими чертями – реальными, и не реальными… чёрт возьми…». Ланс поднялся на ноги, спешно идя в сторону конюшни, где приказал ждать слуге, увы, не своему верному Питеру, проверенному и в походной жизни и в делах дворцовых. ……………………………………………………………………

**

Сэр Ланселот отлично запомнил те полгода, что прослужил в Замке Зелёной Стражи королевы Джинейлы. Да, при первом удобном случае, он сбежал оттуда… Но Джинейлу, «сладчайшую королеву» как называли её там, но это странный замок – он не мог забыть, никогда.  То было время испытаний, худших, чем испытания кровью и мечом…
Он был совсем желторотым юношей. Его мать и даже глубокочтимый дядя, сэр Гильом, не рассказывали ему никогда ни о чём подобном. Мать Ланса считала, что даже простое рукопожатие мужчины и женщины – уже кокетство и любовное заигрывание. Что касалось дяди, то, конечно, женщины у него были. Но мальчик никогда не видел,  чтобы  сэр Гильом открыто, прилюдно проявлял свои чувства, в присутствии других людей: откровенно заигрывал с дамой или бы простой девушкой, из слуг. Хотя женщины у него, конечно, были, это Ланс знал. И из служанок, и из более знатных дам.
 Когда Лансу исполнилось тринадцать,  и ночами, вставая в туалет по малой нужде, он нащупывал рукой нечто твёрдое, а иной раз бывало что и мокрое (не по причине недержания мочи), сэр Гильом провёл с ним с глазу на глаз беседу на эту тему. С тех пор у них иногда возникали подобные беседы, но длились они недолго и возникали не часто. По поводу «побед на любовном поприще» -- сэр Гильом ответил Лансу, что он рыцарь, и предпочитает побеждать на поле боя. Зато подробно описал мальчику, чем опасны беспорядочные связи со слишком многими женщинами. Особенно испугала Ланса болезнь, которая завершалась гниением заживо и сумасшествием.
--К чувству истинной любви беспорядочные, бесцельные связи не имеют никакого отношения, -- скупо заверил Ланса Гильом.
И ещё юноша знал, что девственность придаёт рыцарю мистические, волшебные силы. Ланс вполне искренне верил в это.
И вот он оказался в замке леди Джин – самым юным из всех, окружавших королеву рыцарей. Сэр Ланселот прибыл в замок леди Джиневры чистым, возвышенным душой девятнадцатилетним юношей. Он писал стихи, пел красивые песни, сочинял музыку. Дамы леди Джин сразу отметили самого юного – и самого красивого рыцаря… И это было самой жестокой школой для Ланса, и он её прошёл… Свой юношеский пыл и , неизбежное, здоровое влечение к противоположному полу Ланс с необыкновенным рвением переносил на тренировки  –  в беге, в борьбе, в стрельбе из лука, в плавании. Если с утра не было воинских обязанностей, Ланс заставлял себя делать длительную пробежку, гимнастические упражнения – с утяжелениями и на гибкость, плавал, озёр и рек было достаточно в окрестностях замка. В этом он следовал школе физического воспитания, которую привил ему дядя Гильом, и не было дня, чтобы Ланс не благодарил, мысленно, дядю за эту прекрасную науку ! Отстояв свой караул, Ланс снова шёл в зал, тренироваться с оружием, после, закрывшись в своей комнате, читал.
Служба в Замке Зелёной Стражи не была обременительной, не была опасной. Навыки, полученные во время военного похода, не забылись. И то, что он уже принимал участие в настоящих военных действиях, это прибавляло Лансу авторитет, так же как его рыцарское звание. Все помнили о его схватке с Ганейлом, и , конечно том, что Ланс, в свои-то всего девятнадцать лет!, уже не паж или оруженосец, но рыцарь, посвящённый в рыцарское звание самим Артуром. И если пару раз Лансу пришлось применить свои умения в воинском деле, так это только понравилось ему, взбодрило. Обычно – он вел себя ровно, лишний раз не хвастаясь.
Но -- Замок Зелёной Стражи был полон потайных окошек, замаскированных дверей, таинственных ходов внутри стен… Часто Ланс скорее чувствовал, чем знал, что за ним наблюдают. Это подтверждал позже едва слышный скрып заботливо смазанных задвижек, или же деревянных половиц -- под чьей-то неосторожной ногой… Ланс обладал музыкальным слухом, что иногда служило ему плохую службу. Ланс чувствовал это наблюдение и в купальне, и очень часто именно в купальне!, и у себя в комнате… Благо, что не в отхожем месте!
Но однажды – это случилось всего один раз – сэр Ланселот сам стал таким вот наблюдателем. Он проходил по полутёмному коридору, из тех, что были в дальних крылах замка, редко кем посещаемых. Караул его закончился, и Ланс возвращался в свою комнату. Внезапно он услышал подозрительное движение, и, секунду поразмыслив, шагнул в полутьму, в сторону. По долгу службы, ему полагалось замечать всё подозрительное, что бы ни происходило в замке. В этот раз в полутьме он увидел открывшуюся нишу с приступкой, с ярко светящимся оконцем... Ланс понимал, что смотреть в него – не следует… И всё же шагнул в ту сторону, и скоро бесшумно поднялся на деревянную ступеньку. Окошко кто-то услужливо открыл, ранее. И сэр Ланселот взглянул в это окошко, и он даже услышал, что портьера за его спиной тихо опустилась на прежнее место – но не оторвался от своего занятия….
Он увидел комнату, вероятно, королевы, и саму Джин в тонкой ночной сорочке – так что сквозь ткань просвечивали её небольшие  розовые грудки. Через несколько часов намечался праздник и королева готовилась к нему. Прямо перед собою, и достаточно близко, Ланс видел деревянное ложе, застеленное чистым полотном. Джиневра легла на него, повернувшись в его сторону спиной… Ланс не знал, почему он в эту минуту не отвёл взгляд, не соскочил с этой приступки, но, наоборот, придвинулся к окошку ближе… Дамские ухищрения в достижении интересной бледности и тонкости своей талии были многочисленны. Леди Джин подняла до пояса свою рубашку, слегка подогнув ноги в коленях. Служанка стояла так, что Ланс прекрасно видел то, что раньше срывала тонкая рубашка – белые бёдра, красивый, и в этом положении ещё более глубокий изгиб талии. Служанка закончила все приготовления, и следовало бы оторвать взгляд от окошка… По окончании, того, что он увидел, Ланс почувствовал, что в штанах его не только стало очень твёрдо, но ещё и очень мокро. Служанка дважды повторила процедуру. И во второй раз Ланс тоже не отвёл глаз, не отошёл в сторону, всё продолжал жадно наблюдать. Джин через несколько минут поспешила за ширму, а служанка королевы быстро взглянула точно в сторону окошечка, чуть-чуть улыбнувшись. Только тогда Ланс, очень неуклюже, сошёл со ступеньки – вероятно, виной тому была снова страшная тяжесть меж ног. Он испытывал такое чувство, какого не бывало никогда раньше – сладостное, … томное… тёмное… И … странным образом, необходимое…
Ланс быстро дошёл до своей комнаты. Он знал, что это личное пожелание королевы… Ланс чувствовал, что возбудился до тошноты, до отвращения – и потому пришлось закончить все так, как он не очень любил делать – поиграв со своим дружком… Впрочем, облегчился он быстро. Пришлось поменять одежду. В купальню он не хотел идти, зная, что и там есть подобные же окошки. Ланс как можно быстрее и незаметнее покинул замок, прихватив с собой испачканное бельё. Было лето,  Ланс очень быстрым шагом дошёл до самого дальнего озера. В это место он прибегал купаться по утрам, подальше от замка, чтобы никакие наблюдатели не могли…  А теперь он сам стал вот таким же… Ланс освободился от одежды, видя прекрасно, что от одних только воспоминаний об этом – плоть снова начинает твердеть. Он бросился в прохладную озёрную воду и долго плавал. Потом лежал на тёплом песке, под солнцем, и опять долго, до усталости плавал…
 Постепенно мутные чувства улеглись. Ланс снова спокойно мог наслаждаться водой, и воздухом, и природой, что видел вокруг. Умиротворение спокойной воды вернулось в его душу. Он смотрел на зелень камышей, на покачивание травинок, на высокие, старые ивы вокруг озера, и на небо с лёгкими, высокими облаками. Небо постепенно менялось. Близился вечер. Всё было тихо вокруг… И Ланс не знал, как сможет вернуться обратно?… Одежда, выстиранная в ручье, уже высохла на солнце, за время его отдыха. Он стал про себя рассуждать – является ли всё то, что произошло, потерей его девственности?... И он, во второй раз решил, что этого хотела Джин… Так, наверное, на это ложе перед окошечком возлегали многие… в поисках пикантных ощущений… Но почему он не ушёл? Разве он не знал, что будет дальше? Конечно, знал. И не ушёл… Зная прекрасно так же и то, что леди Джин жена его сюзерена, которого Ланс по-настоящему глубоко почитал...

В тот день Ланс нашёл в себе силы вернуться в замок, пришёл ровно к тому времени, чтобы успеть поужинать и переодеться для караула на празднике леди Джин. Праздничные цвета караульных да и сам костюм, очень шёл Лансу. Он думал теперь об этом с отвращением, когда стоял на своём посту недалеко от дверей зала. Он радовался только тому, что со спокойным сердцем может не принимать участия в этом празднике. Может, без всяких оправданий, уйти к себе после караула, хотя праздник ещё будет продолжаться. Лицо его горело, он опалил кожу на полуденном солнце. Ланс невозмутимо смотрел на многих дам, что прошли мимо него, смотрел, как обычно – одновременно и видя, и не видя их. Но вот подошла Джин, на секунду, всего лишь на секунду, она остановилась напротив него и взглянула прямо в глаза, быстро, исподлобья. Никто не заметил этой маленькой заминки, тем более, что королева что-то обронила, и служанка нагнулась поднять предмет. И взгляд королевы был странным – одновременно и детским, и каким-то змеино-быстрым. Глаза её вдруг показались Лансу очень тёмными. И он, за одну эту секунду, увидел всё её тело под платьем. И он не опустил глаз, не отвёл их, но стоял всё так же, совершенно спокойно. Только яркой вспышкой злость родилась в его сердце, и прошла, а Джин уже улыбнулась кому-то и с кем-то заговорила. Ярко сверкнули в её ушах тяжёлые изумруды – леди Джин любила украшать себя роскошно.

Через месяц Ланс покинул замок Зелёной Стражи, использовав первый же удобный случай, чтобы переменить эту «спокойную» жизнь, на более беспокойную…  Король Артур наконец-то ответил положительно на его просьбу – испытать себя в поединке за звание Королевского рыцаря. Сэр Ланселот знал, что этот поединок будет вестись по жеребьёвке, с незнакомым ему противником из числа Королевских рыцарей. И на боевом оружии. Если он проиграет, то может погибнуть. Но Ланс замечательно развил своё тело в боевом мастерстве. Наверное, это было известно Артуру.
Случилось невероятное на взгляд многих Королевских рыцарей: сэр Ланселот с первого же поединка вошёл в их число. И  этим его честолюбивые планы не ограничивались. Он хотел занять своё место за Круглым Столом Артура, и, всего лишь год спустя, – достиг этой цели. Многие рыцари стремились к этому годами, от поединка к поединку, и не достигали таких результатов. Рыцари, которые были как будто бы сильнее сэра Ланселота, и, конечно, старше. Но, видно, не в одной физической силе было дело. Поговаривали, что Ланс обладает каким-то секретом,  или особым даром… Верил ли в это Ланс? Иногда – верил, потому что стечение обстоятельств вещь важная. Но редко когда полагался только на удачу. И вот он стал одним из самых молодых рыцарей за столом легендарного Артура, если не самым молодым. В тот день, когда сэр Ланселот занял своё место –  он готов был плакать от счастья, и был горд собой. В тот год он навестил дядю Гильома и даму Клодию, со сдержанной гордостью показал им свой рыцарский знак. Он знал, что дядюшка его тоже мог похвалиться таким знаком. Те, кто сидел хоть недолгое время за Круглым Столом Артура – могли сохранять этот знак на протяжении всей жизни, даже если уже не были в числе лучших Королевских рыцарей.
Дама Клодия устроила праздник по этому поводу. Ланс очень уважал  жену своего дяди, не уставал любоваться ими. Миниатюрная дама Клодия умела своими вопросами незаметно открыть все тайники души собеседника – если хотела того… И, так уж получилось – то ли так подействовало особое вино дамы Клодии – ей одной Ланс рассказал о своей жизни в Замке Зелёной Стражи  королевы Гвен. И сразу же почувствовал, что сердце его и мысли освободились.
 Дама Клодия серьёзно, внимательно слушала его… Они сидели в тёмном, ночном саду, на каменной скамейке. Была ранняя осень, и листья терпко приятно пахли. Звёзды светили по-осеннему прозрачно и ясно. Ланс говорил едва слышно, так, что только Клодия могла слышать его. Он говорил свободно обо всём, о чём хотел рассказать, и не смотрел в сторону дамы Клодии. Она же сидела прямо, немного строго сложив руки на коленях, крепко сжав их. Иногда смотрела в сторону молодого человека, но старалась не смущать его своим взглядом, иногда вставляла несколько слов в его, в основном, непрерывный монолог.            
   --Я не знаю – почему, почему не ушёл тогда?... – повторил Ланс, коротко взглянув в сторону дамы Клодии.
--Это сильнее нас, -- очень тихо произнесла Клодия, -- Ты просто не сумел… Потому что…
Она не закончила, того, что хотела сказать, чуть приподняв брови. Ланс помолчал.
--Я не смог бы никому об этом рассказать. Ни дяде Ги, ни матушке, тем более… Означает ли это, что я…
Ланс глубоко вздохнул, опустив голову на руки, продолжая говорить:
--Трагедии ни в чём нет, это правда, кроме того, что…
Молодой человек почувствовал, что густо краснеет, благо, было темно.
--Послушай, -- дама Клодия крепко сжала руку молодого человека, -- Этого захотела она. Тобой играли. Ты понимаешь? Это была уловка, хитрость… Придёт другое время, и другие чувства – правдивее, прекрасней… Ты ведь понимаешь это, Ланс?... Может быть, уже есть девушка, или женщина, которая нравится тебе. Ведь так?...
Улыбнулась Клодия, снова крепко пожимая его руку.
………………………………………………………………

    **

Когда сэр Ланселот прибыл в замок, прошёл в свою комнату, принц Зигвельт первым пришёл к нему. Видок одного из лучших и сильнейших рыцарей страны был не ахти какой. Ланс устал, его мучил кашель и озноб. Слуга помог господину переодеться в домашнее платье, коротко сказал, что сейчас приготовит лекарства. Ланс кивнул согласно. И после того осторожно обнял Зигвельта, улыбнувшись, усадил рядом с собой. Мальчик возмужал, был крепким, сильным, и очень походил на мать.
--Ланс, ты болен, я лучше пойду, -- покачал головой Зигвельт, взглядывая с жалостью в его лицо..
--Нет, ничего – это всё пустяшная простуда. Сейчас лекарства принесут – леди Илэйна строго наказала лечиться.
Зигвельт улыбнулся, расспрашивая сэра Ланселота о матери.
--Всё хорошо,  всё в порядке, -- ответил Ланс, --Лучше расскажи, что делается здесь?... Давно ли приехала леди Джин?...
--Сегодня утром. Я видел её, поздоровался с нею.
--И как она тебе?...
Зигвельт пожал плечами.
--По-прежнему красивая женщина… Но королю сейчас не до неё. Вернее бы сказать – не до этих проблем.
--Он недомогает? – тихо спросил Ланс.
--Он… я бы сказал сильно недомогает, -- нахмурился Зигвельт, -- Он, конечно, лишний раз не жалуется, но я-то вижу… Он сильно сдал, изменился. Часто страдает бессонницей. Наши комнаты рядом, недалеко, и я часто вижу свет у него ночью. Раз в неделю к нему приводят лекаря. Он избегает говорить об этой проблеме.
Сэр Ланселот вздохнул. В эту минуту вошёл слуга с подносом в руках.
--Я лучше пойду, -- поднялся на ноги Зигвельт.
--Подожди, я лягу в постель и приму лекарства – подожди.  Мне нужно знать, что говорит король, и вообще во дворце о нашей пирушке. О том, что произошло.
Зигвельт кивнул согласно. Ланс лёг в постель, выпил из небольшой чашечки лекарства. Юноша, присел в кресло возле постели, ожидая. Ланс развернулся на спину.
--Ты выглядишь неважно, -- заметил Зигвельт,-- и даже не из-за ссадин и синяков на лице.
--Мой слуга-оруженосец, не этот, а тот, кто был со мной там, выглядит ещё хуже, -- заметил Ланс, отирая дрожащей рукой лоб, взглянул на юношу, -- Так говори, пожалуйста. Ты знаешь, что довольно сильно покалечились мои друзья, некоторые из них?...
Зигвельт кивнул согласно. Ланс сжал губы, покачал головой.
--Этого не могло произойти просто так! Случалось, мы пили и раньше. Да точно - сегодня утром приехала Джин?
--Зачем ты так думаешь о королеве?... Мне она показалась… очень, очень… несчастной.
Ланс усмехнулся.
--Ну да, конечно… Я сегодня был там, где мы собирались. Расспрашивал, разузнавал всё подробно, до минуты… Ничего!... Так и выходит, что это мы сами! Все сразу!.. Но завтра я поеду туда снова.
Зигвельт опустил глаза, несколько минут они молчали.
--Многие сочувствуют королеве, -- заметил юноша, -- Она такая покорная, всему, чего бы не потребовал от неё король. Совсем другая, чем раньше. Нет, её здесь не было в эти дни, это совершенно точно. Приезжали разные люди, но не королева Джиневра, и никто из её слуг и приближённых к ней рыцарей… Был сэр Мортайн…
--Кто это?
--Он приезжал полгода назад. Ты был в отъезде. Он снова пытался стать королевским рыцарем. Не вышло. Сэр Овайн попался ему в соперники, этого никому не пожелаешь!... Кажется, переломал ему все кости, ну, или отшиб всё на свете…
--Как выглядит этот Мортайн?
--Светлый, и, в общем, невзрачный. Не опишешь… Обычный. Глаза светлые, и – залысины на висках. Кадык торчит. Глаза какие-то навыкате. Сэр Овайн обломал его на раз-два. И – уже несли на носилках. Но это было недели две назад… Об этом Мортайне ходят странные слухи.
--Что он сын короля Артура? Что сам заявлял об этом?
Зигвельт кивнул согласно.
--Но, ты слышал сам, что дядя только смеялся этим слухам. И он видел, как обламывали этого Мортайна… Клянусь тебе!, я видел, заметил, что Мортайн, когда его проносили мимо, шепнул – «отец». Так, беззвучно шевельнул губами.
 --Тебе было жаль его?
--Сэр Овайн сильный противник…
Ланс опустил голову на подушку, вздыхая, закрыл лицо рукой. Жар оставлял тело, и Ланс чувствовал непреодолимую сонливость, голова тупо проминала подушку как большой камень.
--Я завтра, снова поеду, -- пробормотал он, -- Спасибо тебе, Зигвельт. Прости, я хочу спать, не могу с собой бороться… Не могу думать.
--Спи, -- поднялся на ноги юноша, -- Спокойной ночи, Ланс.

………………………………………………………

**

Леди Гвен только что навестила короля – и он никак не отреагировал на её появление, ровно пожелал спокойной ночи. Добавил: «Тебя никто не гонит отсюда, Джинейла… Зачем ты бежишь?». А про себя мог бы сказать: «Свой дом, здесь, на земле, мы давно уже потеряли… Меня ждёт дом на небесах – или в земле, или под землёй… Вобщем, где-то уже не здесь, милая Джин… Я не знаю, где. И никто не знает. Ты по-прежнему красивая женщина, но уже не для меня. Нет, не для меня».

--Мне здесь нет места, просто нет! – со слезами на глазах воскликнула Джин, --Не твои ли карты говорили мне, что король вернёт свою благосклонность?! Говори, Аза! Разве это я теперь вижу?!
--Сеньора, вы не утратили своей привлекательности, нет. Но…
--В чём же дело? – нетерпеливо переспросила Гвен.
--Разве вы сами не понимаете?... Король… уже видит другие чертоги… Холодные и никому неведомые до срока.
Строго закончила служанка. Леди Джинейла не нашлась, что сказать. Эта мысль как-то не пришла ей в голову.
--Вам стоит обратить внимание на того человека, который посещал вас недавно, -- заметила служанка.
--Зачем? Он мне не понравился.
--Но вы понравились ему. Так же, как когда-то нравились его отцу.
--Это сэр Мортайн. Причём здесь его отец, и кто он? И какое мне до этого дело? Он распускает слухи, будто бы его отец Артур. Но сам Артур никогда не говорил мне ни о каких сыновьях. Если бы они были!
--Есть вещи, о которых говорить неприятно… и даже стыдно… Карты сказали мне, что человек этот не врёт. Так оно и есть. Но признать сэра Мортайна своим сыном – для Артура значит признаться в тяжком преступлении. Карты называют его ясно – прелюбодеяние… 
-- Но кто?!...
-- У Артура есть ещё одна сестра. Далеко отсюда. Я знаю об этом. И ещё некоторые знают, далеко не все. Она – так же королева, и так же могущественна… Её владения в намного более северной стране, намного более холодной, где большую часть года землю укрывает снег. Её племя – древнее, древнейшее… Они в родстве по матери Артура… Мортайн был отослан в наши земли с самого рождения. Он не к месту там, возле своей матери – как видно, не у дел и здесь тоже… Но если кто-то поможет ему, поддержит… Сильная женщина, имеющая власть, влияние, верных слуг…
--Аза, ты говоришь мне странные вещи!
--Ничуть, моя госпожа. Посмотрите на Мортайна, он не кажется красавцем, да, оттого, что некоторой крови лучше бы совсем не смешиваться друг с другом. Это так… Но… В нём есть другое… Обделённый физической силой, он получил силу другую, природа не терпит пустоты. Посмотрите на него внимательнее. Жизнь сделала его изгоем, да, леди Гвен… Имея живых и отца и мать, он никого из них не видел, никому из них не был нужен. Помогите ему, и вы получите свою награду… Свою, законную, власть.
Тихо заключила служанка. Склонившись близко к Гвен, она продолжала расчёсывать волосы леди, и говорить, так же тихо:
--Что вам этот молодой щёголь, который разобьёт вам сердце, а сам останется и вовсе в стороне? Нужно любить тех, кто любит нас… Нужно получать от этого свои выгоды – и удовольствие…
Леди Джинейла залилась лёгким румянцем.
--Это тоже сказали тебе карты, Аза? – насмешливо спросила королева, но голос её слегка дрогнул.
--Мне довольно было видеть, как вы смотрели на него, ещё тогда, когда он служил в вашем замке. И вы были в большей силе. Он был юнцом. Что вас могло привлечь? Смазливая внешность ? Его юношеская застенчивость? Ах, «и на садик роз упала тень от хижины ресниц»!... Баловень. И судьбы – и женщин. Чем он был бы сейчас, если б не являлся считай что официальным любовником женщины богаче и старше его?...
Джинейла выпрямилась в кресле, слегка отстраняясь от служанки. Встала с места, несколько раз прошлась по комнате, потом прямо взглянула на служанку.
--Конечно, ты знаешь многие мои тайны, Аза, но не все !… И тебе не должно быть дела до того… Одним словом, зачем тебе нужна моя связь с Мортайном?... Пусть судьба обошлась с ним неласково. Мне-то что? Я не из тех женщин, кто любит утешать и опекать. Пусть сам заслужит своё уважение! А что касается сэра Ланселота, то я знаю, что такое зависть. Сильнее этого чувства – нет в людских сердцах! Они готовы и невинную девушку обозвать прелюбодейкой, колдуньей, предавшейся дьяволу! Из года в год повторять одно и то же, пока… Пока и в самом деле не случилось беды… Мне ли не знать!... Может, и тебе, Аза, нравился его детский румянец, его невинность ? Да у тебя-то шансов было ещё меньше, чем у меня!
--Я не хотела вас злить, госпожа, -- смиренно заметила служанка, теперь продолжая молча стоять в стороне.
Джинейла подошла к заснеженному, замёрзшему окну, выглянула во внутренний дворик, заметённый снегом. Всё было грустно, смутно… Зимние глухие сумерки опутывали деревца там, внизу, отягчённые снегом. И снег всё шёл, шёл, шёл…
--Что передать мне сэру Мортайну, госпожа?   
--Я поговорю с ним. Пусть приходит... Иди, оставь меня.
……………………………………………………


**
 
Король снова мучался сильными болями. Через час или два, как ушла леди Гвен, он почувствовал очередной приступ. Некоторое время терпел, надеясь, что боль сама собой утихнет, потом всё же вызвал к себе слугу. Принесли таз, мучительная рвота присоединилась к тяжким болям. Приступ приходил уже второй раз за месяц, такого раньше не было, и Артур знал, что никакие лекарства не прекратят этих адских мучений. Боли пройдут сами собой – только вот через какое время?...  Терпеть их уже не было никаких сил.
--Принц, -- осторожно разбудил Зигвельта слуга, -- Пожалуйста, проснитесь…
Юноша заспано протёр глаза.
--Королю опять очень худо. Как в прошлый раз, и, по-моему, даже хуже.
Зигвельт слегка побледнел, вздохнул.
--Конечно, он никого не слушается?...
--Такие боли, что он… Вряд ли может что-то говорить… Нужно бы послать за лекарем.
Зигвельт кивнул согласно.
--Но прежде приведите ко мне слугу сэра Ланселота. Его самого не будите, не нужно… Я знаю, только леди Илэйна сможет уговорить дядю быть послушным. Идите скорее. Я сейчас оденусь, и пойду к нему.
Слуги скоро покинули замок. Один направился в сторону замка леди Илэйны, второй должен был привести лекаря. Как видел Зигвельт, когда лекарь пришёл, и сам он был немало напуган, осматривая больного, не уверен в себе. Прописал какие-то лекарства. Но дать их было невозможно, всё выходило рвотой и чёрной желчью. И доставило больному ещё большие мучения. Зигвельт сердито махнул рукой, мол, довольно. И постоянно смотрел на часы, ожидая приезда матери. Юноша сам прислуживал больному, не слишком-то доверяя слугам. Уже забрезжил рассвет. Артур провёл всю ночь в мучениях, но теперь боли стали слабее, сами собой утихали. Он уже не стонал так сильно.
 Вспомнив советы матери, Зигвельт попросил приготовить подкисленное питьё, смачивал время от времени губы больного. Мучительная рвота как будто прекратилась. Зигвельт тоже начинал дремать, сидя в кресле, проведя всю ночь в волнении.
Под утро посланный слуга вернулся вместе с леди Илэйной. Зигвельту сообщили об этом, и он вышел из комнаты, чтобы встретить мать. Леди Илэйна ласково обняла сына, пригнула к себе, чмокнув его в щёку, ибо принц Зигвельт был уже выше её ростом. Потом спросила об Артуре.
--Ему немного лучше. Но приступ был сильный. Очень. Точно так же, как в прошлый раз.
Илэйна покачала головой.
--Иди, отдыхай. Теперь я с ним побуду. Здесь ли лекарь?
--Здесь. Но его снадобья, кажется, только вредят.
Леди Илэйна снова кивнула, и второй раз повторила, чтобы мальчик шёл отсыпаться. Служанка приняла верхнюю одежду леди Илэйны, подала ей тёплой воды, вымыть и согреть руки. Илэйна прошла к больному. Приступ стал слабее, но не прошёл окончательно. Артур открыл глаза, увидел сестру, когда она села на его постель, с краю, осторожно погладила его руку.
--Я пошлю за врачами, Артур… Потерпи немного, боли пройдут. Я выслушаю врачей, и решу, что делать. Я сейчас вернусь к тебе.
К тому времени, когда леди Илэйна вернулась в комнату больного, подоспели приглашённые ею лекари.  Каждый, в порядке своего пребывания, осмотрел больного под наблюдением леди Илэйны. Артур уже чувствовал себя легче. Илэйна попросила всех лекарей собраться в соседней комнате, подождать её.
Больше часа, молча выслушивала она их заключения и рекомендации, у каждого -- свои. Она поблагодарила всех, кто пришёл помочь больному, одинаково щедро заплатила всем за визит, и со всеми простилась. Она выбрала то лечение, которое ей самой показалось разумным, сама приготовила и дала больному лекарства, и немного позже послала слугу к выбранному ей лекарю, с просьбой навестить больного – нынче же утром или в полдень. Лекарем этим был всё тот же монах, которого приглашала леди Илэйна к сэру Ланселоту.
За это время, под действием лекарств или сами по себе, боли прекратились, Артур крепко заснул. Илэйна все равно не оставляла его комнат. Расположилась в соседней со спальной, села сначала читать книгу, потом попросила принести из своей комнаты рукоделие. Спросила служанку, что делает сейчас Зигвельт?
--Принц в это время на занятиях. И он не отменил их, несмотря на бессонную ночь.
Илэйна согласно кивнула, отпустила служанку, склоняясь над вышивкой.
Перевалило за полдень. Артур крепко спал уж около четырёх часов, боли не приходили.  Илэйна надеялась, что приступ не повториться. Мысли её немного успокоились ещё и благодаря равномерному занятию с нитками и иглой. Когда возле двери послышался какой-то шум, Илэйна поднялась со своего места, опасаясь, что этот шум разбудит больного, вышла через ещё одну, небольшую комнату, к двери. И тот час же столкнулась с леди Джиневрой, учтиво поклонилась ей. Леди Джин сильно раскраснелась, спросила сразу же и очень резко:
--Почему этот кретин-слуга меня не впускает?!... Это ваши распоряжения?
--Моим распоряжением было не пускать никого постороннего к больному. Конечно, это распоряжение вас никак не касалось, -- вежливо ответила Илэйна.
Они вошли вместе в комнату. Илэйна плотно закрыла дверь, и сказала немного успокоившейся королеве.
--Брат всю ночь страдал от сильного приступа .Теперь заснул. Поэтому я так приказала слуге.
--Я слышала об этом, -- высокомерно ответила Джинейла, -- Почему-то ваш сын нашёл правильным послать за вами, а не за мной, которая находилась в сто раз ближе.
--Сын скорее вспоминает о матери, когда чем-то испуган. Ни я – ни вы не лекарь.
--Здесь собрали врачей, на консилиум. Почему не позвали меня? Разве я больше не жена своему мужу, и не королева?!...
Илэйна устало взглянула в сторону Джин.
--Лэди Джинейла, умоляю вас говорить немного тише… Всё собиралось спешно, в большой спешке и суете, я занята была больным до самой последней минуты… Он был очень измучен приступом. Зигвельт, которому пришлось видеть всё это собственными глазами, был просто испуган.
--И вы забыли, что здесь присутствую я тоже!
--Я не знала об этом.
--Это ложь! – зло воскликнула Джинейла.    
Она вернулась к двери, резко раскрыла её и вышла из комнаты.
Илэйна, вздохнув, опустилась в кресло недалеко от двери. Она сама чувствовала усталость, но ссора с Джин была серьёзным происшествием. Илэйна знала, что ничего не добьётся любыми разговорами и просьбами… Она опустила голову на руки, закрыла глаза, на полчаса погружаясь не то в дремоту, не то в тяжёлые раздумья. Её разбудил Зигвельт, мальчик вошёл – а Илэйна не услышала этого. И подняла голову лишь тогда, когда он коснулся её плеча.
--Тебе нужно отдохнуть, мама. Иди, я останусь здесь.
Илэйна встала с места, ласково обняла сына, улыбнулась.
--Но ты ведь сам был без отдыха всю ночь?
--Немного поспал, часа три-четыре. Достаточно. Если дядя спит – я стану заниматься. Если он проснётся, что тогда делать?
--Не позволяй ему вставать с постели, не давай никакой еды. Давай небольшими порциями питьё, и лекарство, которое я оставлю… Леди Джинейла, она недавно была здесь…
--Она уехала из замка, мама. Мне так сообщили, когда я шёл сюда.
Илэйна нахмурилась.
--Это не хорошо... Она поспешила.
 Лэди Илэйна прошла в соседнюю комнату, приглашая туда же и Зигвельта, во второй раз, подробнее объяснила ему по поводу питья и лекарства.

Илэйна вошла в свои комнаты, в те комнаты, которые обычно занимала, когда приезжала в Кэмлайт. Она чувствовала сильную усталость – и сильное беспокойство. Особенно из-за ссоры с Джин. Королева не поверила ей, королева была сильно расстроена и могла совершить самые необдуманные поступки… Илэйна видела её в первый раза довольно долгое время спустя. Нет, леди Гвен не слишком изменилась, и не подурнела. Но до выяснения ли отношений было теперь Артуру?... Он не злился на неё, не прогонял. Но многие мысли и многие необдуманные поступки приходят со зла, в горячке, из-за глупой болтовни и злобных сплетен. Этого опасалась теперь Илэйна.
Когда она вошла в смежную со своей спальной комнату-кабинет, Ланс поднялся с кресла возле окна, откладывая книгу. Он ласково приобнял Илэйну, женщина, улыбнувшись, потянула его в спальню. Там они сели на кровать.
--Не стал стучаться в королевские комнаты. Все уже знают, что был сильный приступ. Зигвельт почему-то не разбудил меня. Я проспал до одиннадцати, как сурок – совершенно безмятежно!
Илэйна улыбнулась, ласково проводя рукой по волосам Ланса.
--Ты выглядишь лучше… А Зигвельт испугался. Прекрасно понимаю его!... Я пригласила нескольких врачей, и целый час внимательно их слушала… Они все говорят разное, Ланс. И каждый убеждает именно в своей правоте! Я выбрала то, что показалось мне наиболее разумным… Но, Ланс, я считаю, что это лечение вряд ли поможет Артуру. Приостановит, приглушит на какое-то время приступы, да. И то – если Артур выдержит все требования. И не одну неделю, а несколько недель, месяц или даже дольше того, изо дня в день.
Илэйна вздохнула.
--Я слышала, на Юге, у сарацин есть врачи… Они, наверное, могли бы помочь… Их врачебные знания гораздо глубже, гораздо древнее наших – они-то ни от чего не отказывались, и ничего не забыли, приняв другую веру… Но, я слышала, что у них очень суровые законы. За разглашение секретов, за помощь врагу – смерть… Никакое золото здесь не поможет!
--Если королю нужен лекарь-южанин, мы его добудем. Подкупим, заставим силой, увезём… Всё, что угодно!
--Ему нужен хороший врач, даже из южан. И тот, кто согласится по доброй воле помочь врагу… И вся беда в том, что как можно скорее…

………………………………………………………………….

         ***

Уже четыре недели  король Артур находился на строгой диете, прописанной ему лекарем-монахом. Диета заключалась в самом щадящем виде питания, в разнообразном принятии лекарств. Илэйна наотрез отказалась изводить больного обильными промываниями, на чём начали было настаивать лекари. Артур без того чувствовал сильную слабость. Из всех, предложенных лекарями методов, Илэйна выбрала самый щадящий.
Но более капризного и мрачного больного, чем собственный брат, Илэйне не доводилось видеть никогда в жизни. Исключительно страх перед приступами – и теми жестокими мучениями, о которых Артур ещё помнил – заставлял его следовать указаниям врача. Зная болезненную щепетильность брата, Илэйна сама готовила ему почти все лекарства и делала все назначенные процедуры. Монах-лекарь теперь уже через три-четыре дня осматривал больного, делая свои заключения. Лечение, если и не могло искоренить причины, то хотя бы предупреждало обострение болезни. Но это достигалось постоянной борьбой с самим больным. И эти недели длились для Илэйны дольше многих месяцев. Она понимала, что за такое короткое время невозможно привезти человека из столь отдалённых земель, и каждый день молилась, чтобы сэр Ланселот выполнил своё обещание, и выполнил его как можно скорее.
Она не знала, сколько ещё выдержит Артур, он уже проявлял все признаки нетерпения, поскольку чувствовал себя лучше. Уже с отвращением ел по утрам кашу, а в обед с огромным трудом обходился без жареного мяса и вина. Илэйна знала, что Артур всегда терпеть не мог кашу и постные, овощные супчики. Из мяса ему разрешалась только варёная нежирная птица, и то – изредка. За время вынужденного поста король, конечно, почувствовал, что его желудку и печени стало намного легче. Жареное мясо с острыми приправами и вино – это были как раз те блюда, которые Артур привык употреблять в пищу каждый день, и не мыслил своего обеда без них, несмотря на тяжесть такой пищи. Перелом всех привычек привёл к ухудшению настроения, глубокой меланхолии по поводу старости. Король стал неимоверным занудой и брюзгой, по всякому поводу и без него.
Илэйна помнила, как поразил рыцарей Круглого Стола вид Артура, когда он пришёл на совет едва отдышавшись после приступа. Ни у кого не осталось сомнений тогда, что король очень и очень серьёзно болен. Его слабость, нехороший цвет лица, остаточные, неприятные боли – невозможно было не заметить. После ухода Артура рыцари потребовали объяснений, и леди Илэйна в первый раз вошла в круглый зал, пред лицо всех его рыцарей – в этот зал до неё не входила ни одна женщина, включая леди Джин, номинально, всё ещё  королеву. Сэра Ланселота среди присутствующих рыцарей уже не было, и ещё несколько других мест пустовало. Рыцари обратились к Илэйне с просьбой – пояснить всю ситуацию.
--Я уверена, что вижу здесь только друзей Артура, -- заговорила, немного собравшись с мыслями, Илэйна, -- Конечно, старость и болезни – неизбежны…
--Значит ли это самое худшее?... – спросили нетерпеливо рыцари.
--Нет,  я так не думаю, -- качнула отрицательно головой Илэйна, -- Болезнь серьёзна, но при нужном уходе обострений можно избежать. В этом я согласна с нынешним врачом нашего сюзерена… У лекарей нет одного мнения, но я считаю, что болезнь происходит от неполадок в работе печени – что иногда даёт такую картину, жутких болей и неукротимой рвоты. Это наблюдалось во время произошедшего приступа… Нужно долгое лечение – вот что, пожалуй, труднее всего для Артура. Я не знаю, насколько корректно говорить об этом…
Леди Илэйна оглядела рыцарей, до этой минуты не вглядываясь особо в лица тех, кто присутствовал.
--Леди Илэйна, здесь исключительно мужское общество – не считая вас,  ближайшей родственницы нашего сюзерена, -- заметил снова один из рыцарей.
Илэйна слегка вздохнула, продолжая говорить.
--Не знаю – Артур всегда так щепетилен в этом вопросе… Не любит выносить на обсуждение ничего, что касалось бы его лично. Тем более сфер таких… сугубо телесных… Всё это, в целом, очень угнетает короля... Из всех метод, я выбрала самое щадящее и самое длительное лечение… Нужно сказать, что лишь страх перед жуткой болью во время приступов заставляет Артура соглашаться на лечение. И так же необходимо заметить, что король нуждается в осмотре и помощи знающего во внутренних болезнях врача. Я говорю о врачах-южанах… Во врачебном ремесле они опередили всех… Но где найти такого человека? Кое-какие попытки уже предприняты. Однако же -- на всё воля Бога.
--Значит ли это, что король может внезапно скончаться от приступа этой печёночной колики, как вы предполагаете? – снова услышала Илэйна вопрос, не вполне различая, кто его задал, из-за неясного света, который отбрасывали светильники на стенах.
Илэйна удивлённо помолчала несколько секунд.
-- Самые знающие наши доктора не могут прийти к одному решению даже о причине болезни – а вы спрашиваете меня – может ли приступ закончиться летально?!... Я не знаю! Я знаю только одно, и вы сами видели сегодня Артура, могли убедиться  в этом – королю необходимо грамотное лечение, долгое и постоянное. Я жалею о том, что не занялась этим вопросом раньше, не настояла. Но, зная характер короля, вы понимаете – переубедить его в чём-либо почти невозможно. До тех пор, пока дело не дойдёт до крайности.  И если кто-то может привезти сюда, в Кэмлайт, знающего лекаря-южанина – поспешите с этим.
Илэйна учтиво поклонилась, простившись с господами рыцарями. Но обсуждения этого вопроса длились ещё долго, как ей рассказали позже.

Илэйна внесла в комнату накрытый чистым полотном поднос, Артур, увидев его в руках сестры, тяжко вздохнул, откидывая с ног плед и поднимаясь с кресла возле камина, отложил книгу. Сестра короля поставила поднос на столик в спальной, возле кровати. Артур лёг на кровать. Илэйна раздвинула возле кровати ширму, хотя никто и так не побеспокоил бы короля. Слуга возле дверей в личные комнаты Артура был предупреждён. Но таково было желание короля.
--Всё это мне порядком надоело. Уже несколько недель, твой врач, Илэйна, изводит меня диетами и лекарствами! Сколько можно ? Мне надоело,  – повторил Артур.
--Но, согласитесь, лечение идёт вам на пользу, -- ответила Илэйна.
Артуру нечего было возразить.
Всё время пока Артур принимал лекарства, женщина не уходила из комнаты. Уж известно было, что при любой, самой незначительной помехе, Артур не замедлял прервать процедуру. За больным приходилось следить постоянно.
--Сир, вам лучше поспать, -- заметила позже Илэйна.
--Через несколько часов у меня совет, я обязан быть на нём, -- ворчливо заметил Артур.
--Я непременно разбужу вас, -- пообещала Илэйна, подавая больному тёплое питьё и порошки.
Илэйна не торопилась уходить из комнаты, отодвинула ширму, несколько раз неслышно заглядывала в комнату, до тех пор, пока не убедилась, что больной заснул под действием принятых лекарств. Илэйна не пошла в свои покои, но в соседней со спальной комнате занялась тихо шитьём. Время от времени посматривая на часы.
Король проспал около двух часов. Никто не заходил, не тревожил его.  Сестра подала ему умыться, потом помогла переодеть платье – Артур не желал выходить на совет в домашней одежде. Тем временем принесли ужин, накрыли в соседней комнате стол. Артур с нескрываемой брезгливостью смотрел  на постные кушанья, на листья салата, выращенного в теплицах, при королевском замке, на пёрышки зелёного лука, на пустую овсяную кашу без всяких приправ и почти без масла. В графине находилась жидкость красного цвета, но это был всего лишь ягодный морс. Илэйна обедала вместе с братом и невозмутимо разложила по тарелкам овсянку, сваренные на пару овощи , зелень и паровые котлетки. Артур невольно приступил к трапезе, ничего другого не оставалось.
За время своего вынужденного поста Артур заметно сбросил вес, и живот его опал, цвет лица изменился в лучшую сторону. И всё же цвет его лица нельзя было назвать вполне здоровым, и монах-врач не говорил ничего обнадёживающего леди Илэйне, не сообщал о значительном улучшении. Удавалось лишь не допускать обострения болезни, не более того.
Они разговаривали о делах дворцовых, об учении принца, и о тех рыцарях, кто нынче приедет на Совет Круглого Стола. Как знала о том достоверно Илэйна, сэр Ланселот был всё ещё где-то далеко от Кэмлайта. И никаких известий от него не приходило за всё это время , уже немалое. Королева жила в Замках Зелёной стражи. Впрочем, Артур редко и мало говорил о Гвиневер. Разговор зашёл теперь только из-за того, что Гвен просила дополнительных денег на свои расходы. Артур без лишних слов подписал все бумаги, передавая их слуге.   
--Месяц назад, когда Джин была здесь, и с вами, вы помните, случился приступ – мне показалось, что королева в обиде на меня, -- осторожно сказала Илэйна, -- Она, возможно бы, хотела… То есть,  разве ей нельзя вернуться сюда? Быть рядом с вами?
--Разве я её прогонял, Илэйна? – спросил Артур, -- Но что я теперь могу ей предложить?... Делать мужу вливания от старческой вялости желудка,  и подавать ночную вазу?... Боюсь, что это слишком мало для молодой, красивой женщины.
Артур промокнул губы салфеткой и встал из-за стола. Приближалось время совета, король не любил опаздывать и не терпел этого в других.
--Сир, -- вежливо заметила Илэйна, -- Если вы почувствуете необходимость уйти, сделайте это. Вас поймут. Это настоятельная просьба.
Король поморщился, вздохнул.
--Хорошо, -- он вздохнул снова, -- А теперь мне пора. Зигвельт уже там. И все остальные, я уверен.
Илэйна слегка поклонилась, дав знак слуге, чтобы он сопровождал господина и ждал его у дверей залы.
Артур появился перед господами рыцарями во второй раз после своей болезни, и снова в сопровождении Зигвельта, посадив юношу по правую от себя руку. Выглядел король намного лучше, чем месяц назад. В чём все присутствующие могли убедиться лично. Артур с улыбкой поприветствовал их:
--Вы видите, господа, что слухи о моей смертельной болезни сильно преувеличены. Но мой племянник, принц Зигвельт, посвящён во все дела, и теперь будет присутствовать на этом совете вместе со мною. Или – если мне случиться заболеть – вместо меня. Об этом я говорю открыто, перед всеми… А сейчас – займёмся делами.
--Государь, прежде всего другого нас волнует ваше здоровье, -- заметил один из рыцарей. – Скажите нам, прежде всего другого, как вы чувствуете себя?
--Хорошо, -- снова слегка улыбнулся Артур, -- Я чувствую себя хорошо. Приступы прошли. Я уже думаю, что Илэйна слишком меня опекает. Можно было бы слегка отступиться от советов врачей – мне порядком надоело питаться словно корове, одной травой.
--Сир, мы все здесь ваши друзья, ваши давние товарищи по оружию, -- вступил в разговор пожилой рыцарь, -- И мы просим вас быть терпеливым. Выполнять все рекомендации…
--Я слушаюсь, выполняю, -- нетерпеливо прервал его король, -- По мере сил… Что поделать! Старость, как говорится, не радость!
--Не старость, сеньор, нет, -- но обострение болезни, которую необходимо утихомирить, -- заметил всё тот же немолодой рыцарь, -- Мы молимся о вашем здоровье.
--Благодарю вас, -- кивнул Артур, и знаком попросил, чтобы Зигвельт подал ему принесённые свитки.
Принц Зигвельт, впервые оказавшийся именно на совете Круглого Стола, смотрел во все глаза, и слушал во все уши, но не проронил ни слова, молча прислуживал дяде. И вел себя скромно «словно набожная девица», прокомментировал потом Артур Илэйне его поведение. Зигвельт удивительно походил на мать, а, стало быть, и на своего дядю. Чёрные волосы его так же кольцами лежали у красивого лба, но глаза были больше, открытые, материнские, всё лицо – более нежное и по-юношески миловидное. Чего принц Зигвельт стеснялся. Рыцари Круглого Стола внимательно смотрели на юношу – кто знает! Быть может, в совсем недалёком будущем их сюзерена!
Совет прошёл благополучно. Лишь в самом конце, когда все вопросы были решены, Зигвельт заметил, что король будто бы чувствует себя хуже.
--Матушка просила вас, если нужно, оставить Совет, -- очень тихим шёпотом заметил юноша, -- Пожалуйста, последуйте её просьбе…
Артур секунду помедлил, потом всё же встал с места. И поручил Зигвельту закончить Совет.
--Я попрощаюсь с вами до следующего месяца, -- сказал Артур собравшимся, и вышел из комнаты.
--Господа рыцари, просим извинить нас, -- впервые за всё время заговорил Зигвельт, внезапно заалев, словно маков цвет, -- Мой дя…э-э..  Король ещё принимает и лечение, и вынужден уйти раньше.
--Вы не обязаны нам этого пояснять, -- сказал уважительно один из молодых рыцарей Круглого Стола, -- Ни вы, принц, ни наш сюзерен.
--Я сказал это потому, что король Артур никогда бы не позволил себе бестактности в отношении тех, кто сидит за этим столом. Славнейших рыцарей королевства. Уважаемых мною – и им, рыцарей… Но – закончим голосование по этому вопросу, и я сообщу дя... королю о его результатах.
Завершил Зигвельт, уже уверенней, свою речь, и постепенно возвращаясь к естественному цвету своего лица – нужно сказать, довольно благородного.

Артур вошёл в свою комнату некоторое время спустя, чувствуя слабость, сразу же лёг на постель. Больной  позволил Илэйне переодеть себя в рубашку и уложить в постель, принял лекарства. Артур терпеть не мог всей этой возни, но нынче выпил неприятный настой даже без брезгливой гримасы на лице.
--Я устал, -- сказал он с глубоким вздохом сестре, передавая ей пустой стакан, откидываясь на высокие подушки в своей просторной постеле.
Илэйна отставила поднос и стакан на столик, присаживаясь на край кровати, на багряный шёлк одеяла.
--Артур, ты наберёшься сил, -- улыбнулась она, -- Ты ведь чувствуешь себя лучше, ведь так?...
Король помолчал, вздохнул.
--Не знаю, Илла… Я устал не от чего-то конкретного – не от лечения, и даже не от непривычного мне режима … А от всего вместе… От чего-то внутреннего… Я не знаю, как объяснить.
Илэйна слегка нахмурилась, медленно, сосредоточенно погладила руку короля – большую, в переплетениях выпуклых вен и морщин, и совершенно безвольную, безучастную… Она ощутила страх, прихлынувший внезапной волной к сердцу – и усилием воли поборола его, улыбнулась.
--Эта слабость пройдёт, -- заметила Илэйна, -- Всё будет хорошо. Всё будет просто прекрасно. Ты поправишься.
--Хорошо бы так, -- вновь тяжело сказал Артур, и повторил – Хорошо, если так… Но -- мне хочется отдохнуть, Илла. Иди и ты отдыхать.
Илэйна вновь ласково погладила и крепко пожала руку короля, прежде чем встать, унести поднос.

Сестра короля ушла в свои комнаты, здесь во дворце. Впервые за всё это время она ослабила свой неусыпный контроль над больным. Она понимала то, о чём говорил Артур. Она тоже неимоверно устала, и так же как брат понимала – если ничего не изменится, не произойдёт – она не знала, что будет дальше. Это постоянное угнетение, постоянное давление разными, чаще всего невесёлыми мыслями… Сэр Ланселот был далеко, был неизвестно где… Артур – тяжело болен, и состояние его не улучшалось… Из Кэмлайта ей передавали слухи о том, что, якобы, видели в городе Гвен. Что видели этого рыцаря… Илэйна не помнила его имени, кажется, Мортайн. Что, якобы, они были вместе с Гвен и, якобы, скрывались… Но по другим источникам – Гвен так и жила в Замке Зелёной Стражи.
Илэйна вздохнула. Она не любила ни Кэмлайта, ни своих комнат в этом дворце – уже давно чужом ей. Она приезжала сюда словно бы в гости, или на шикарный постоялый двор. Здесь постоянно менялись люди, всё и неизбежно постоянно менялось. Илэйна никак не обустраивала этих комнат. Она с трудом представляла себе, почему Зигвельт любит жить в Кэмлайте. Все слуги Илэйны остались в её доме, в доме Мерлина, и здесь ей прислуживала та же девушка, что и госпоже Гвен, в своё время. У себя дома Илэйна привыкла доверять своим, немногочисленным слугам. Её служанка-сарацинка, привезённая сэром Хьюго в свой замок ребёнком, воспитанная в их вере, оставалась для Илэйны не столько служанкой, сколько подругой, а с некоторого времени почти что младшей сестрой. Слуги госпожи Илэйны, приехавшие с ней из владений сэра Хъюго, верно служили ещё ему.
Илэйна вдруг ощутила острую тоску. Ей не было хорошо ни здесь, ни даже в доме Мерлина – прекрасном, но слишком игрушечном, слишком близко отстоявшим к Кэмлайту доме. Ей захотелось уехать в свои владения и увезти с собой Зигвельта – непременно увезти его. Возможно, мальчик уже забыл, что такое море. Хотя море там было северное, суровое – и всё же прекрасное. Но Зигвельт забыл, забыл владения своего отца, его больше притягивал теперь к себе пёстрый Кэмлайт… Он забыл чистоту и древность северных лесов, девственную прелесть глубокого снега, очищающей вьюги… Он пристрастился к дворцовым нравам и обычаям… Илэйна чувствовала себя плохой матерью…
………………………………………………


 

  **

Леди Илэйна вошла в комнату к брату, Артур капризничал. Она спросила брата – лучше ли он себя чувствует? Артур покачал отрицательно головой, и от завтрака отказался.
После повторившегося недавнего приступа короля мучила сильная слабость, но более того – упадок духа и общая апатия. Пятые сутки Артур не поднимался с постели и отказывался от всякой пищи. Длительными уговорами Илэйна заставляла его пить жидкие отварчики – вот и вся пища, за несколько дней. Илэйна понимала его, прошёл едва ли месяц со времени прошлого приступа. Мысленно она молилась, чтобы сэр Ланселот поскорее отыскал так необходимого сейчас им, знающего лекаря. Сейчас Илэйна больше всех надеялась именно на него.
Артур снова подозвал к себе сестру.
--Что-нибудь подать? – спросила, подходя, Илэйна.
Артур отрицательно качнул головой.
--Скажи мне, была ли здесь Гвен?…
--Возможно, она приедет. Хотя я не сообщала ей, что ты болен. Ты хочешь её видеть? Послать слугу за королевой?
Артур слегка усмехнулся.
--Ты думаешь, она ни о чём не знает?… Дай мне пить, Илла… Но чуть-чуть.
Илэйна взяла со столика чашечку с питьём и, приподняв осторожно голову больного, дала ему сделать два глотка, не больше. Потом Артур снова погрузился в полудремоту. Илэйна тихо отошла к своему креслу за приоткрытую дверь, в другой комнате, занявшись там рукоделием.
Эта мерная работа с иглой и нитками успокаивала. Сейчас хотя бы ей нельзя, никак нельзя было допускать до себя дурные мысли. Но уже не только Илэйне стало ясно, что болезнь короля Артура очень серьёзна. Всё это создало особый настрой, охвативший весь дворец, да и весь Кэмлайт тоже. Зигвельд, давно уже посвящённый во все дела своего царственного дяди, взял их на себя – с позволения и указа Артура. Но шепотки бродили по Кэмлайту. Сам дворец стал намного тише. Намного… И дело было не только в болезни короля, как понимала Илэйна.
Артур ещё несколько раз подзывал к себе сестру, по разным надобностям. И всё же, наконец, успокоившись, задремал крепко.
К вечеру Илэйна велела принести лёгкий ужин, не особо надеясь, что Артур захочет что-нибудь поесть. Король проснулся, Илэйна подошла к нему, заметила, что больной присогнул ноги в коленях, что являлось признаком какого-то беспокойства.
--Не хочешь чего-нибудь поесть?… Чего-нибудь лёгкого, хотя бы немного каши, -- спросила она, оправляя постель.
Артур отрицательно качнул головой.
--Нет… Снова начинается...
 
Король тяжко вздохнул, отвернулся к стене – видно, ему становилось совсем худо. Через некоторое время Илэйна заметила, что лицо больного покрылось нехорошей, землисто-желтой бледностью, уже знакомой ей по прежним приступам. Она ничем не могла облегчить его страдания. Все средства, прописанные лекарями, уж были испробованы, безрезультатно.
Через час-полтора боль усилилась настолько, что Артур не мог сдерживать крик, лоб его покрылся лихорадочным потом. Из желудка уже ничего не выходило и не могло выйти. Прошёл ещё час, второй подходил к середине… Илэйна вышла из спальни в соседнюю комнату, и не могла заставить себя вернуться… Стоны больного то усиливались, то затихали, боль приходила волнами, но никак не отпускала.
Илэйна как раз стояла у стола, сосредоточенно перебирая лекарства, хоть это было совершенно бессмысленное занятием. В комнату кто-то зашёл и женщина обернулась. 
--Зигвельт!, -- тихо вздохнула Илэйна, увидев в полусумраке комнаты вошедшего,-- Я не знаю, совершенно не знаю, что делать!
Стоны больного вновь стали громче. Зигвельт осторожно прошёл к двери, из-за портьеры заглянул вглубь спальни, на белевшую в сумерках постель, и снова вернулся обратно. Войти туда не хотелось, было попросту страшно… Зигвельт ощущал запах болезни, плотную ауру страдания вокруг этой комнаты.
--Матушка, неужели король…
--Я не знаю, Зигвельд, -- тихо отозвалась Илэйна, -- Но ты… ты должен быть ко всему готов. Никто из наших врачей не может помочь королю, они все здесь уже побывали… Да и, сказать честно, не рвутся сюда.
Добавила Илэйна тихо.
Зигвельд опустил голову. Ему было страшно – за эти дни, без покровительства и поддержки дяди, он в полной мере осознал это чувство беспомощности. Огромное государство страшило его… Королём, прославленным королём был его дядя, а он сам оставался только простым юношей, почти мальчишкой. И Ланселот… Сэр Ланселот – по каким дорогам он теперь путешествует?… Лучший и самый преданный друг их семьи где-то так далеко!
--Я знаю, что леди Джин видели в Кэмлайте. Почти наверняка – это была она, -- сумрачно сказал матери Зигвельт. 
--Сюда она не приходила, -- заметила Илэйна.
--Зачем ей приходить сюда? – усмехнулся юноша.
--Может быть, она считает… нас врагами?
--А разве это не так?… Законы пока что не разрешают женщине править страной. Но – это всего лишь законы, которые легко переменить.
Зигвельд помолчал.
--Я ни о чём подобном не хочу пока говорить с дядей. Да он и без моих слов всё знает!…
Из комнаты позвали Илэйну. Пожав руку сына, женщина поспешно ушла к больному, взяв со стола приготовленный поднос.

Зигвельд вернулся в покои Артура. Короля, на время болезни,  разместили в комнатах леди Илэйны, более уютных, тихих и небольших. Зигвельд вновь принялся за бумаги, разбирая их. Завтра, утром его спросят о здоровье сюзерена… Юноша поднялся с места, потому что от этих мыслей ему стало очень, очень неуютно… Зигвельт прошёлся по комнате. Сколько раз он бывал здесь, сколько раз помогал дяде во многих государственных делах!, или просто беседовал с ним, бывало, что исполнял его поручения. Но никогда не оставался здесь один, как хозяин…
Зигвельд прошёл в сторону окна, отвёл тяжёлую портьеру – отсюда хорошо виделся почти весь Кэмлайт, легендарный Кэмлайт… Юноша вновь принялся ходить по комнате. Зеркало в углу (Артур редко пользовался этим предметом обстановки) отражало его силуэт: чуть выше среднего роста, красиво сложенный юноша, темноволосый и темноглазый. Зигвельд очень походил на мать, а стало быть, и на своего именитого дядю. Но черты его лица были менее резкими, более приятными, чем у Артура, кожа – более светлой, и тёмно-каштановые густые крупнокудрявые волосы. Всё же Зигвельд сантиметров на пять-семь обогнал дядю по росту, и в сложении, изначально, оставался более стройным, обладая более тонкой костью. Зигвельд, разумеется, больше походил на своих родителей.   
Артур нередко называл его «добрым мальчиком». Как предполагал Зигвельд, за его послушность. Если находились дела, он без капризов шёл исполнять их… И вообще практически никогда не капризничал, оставался терпелив – за это, наверное, Артур и называл его добрым мальчиком… Но ещё отец приучил его к строгой самодисциплине, приучил его к почитанию старших, так что его самого как-то и не за что было хвалить…
Зигвельду исполнилось семнадцать – беспокойный возраст, когда глаза и мысли время от времени застилает туман – мечты о будущем. Но принц ещё ни разу не коснулся ни одной девушки. Если и возникали когда, мимолётно, такие мысли, неясные желания, то вдруг, сразу же находились дела более важные, более спешные занятия -- непременно отвлекали от этих мыслей... Но Зигвельд всегда уважал, жалел женщин какими бы они ни были: старыми или молодыми, красивыми или не очень. Законы одинаковы как для мужчин, так и для женщин, это он знал. И всё же часто, если дело касалось женщины, Зигвельд уговаривал короля поступить с преступницей мягче, чем она того заслуживала. Хотя об этом он говорил только один на один с Артуром (и король почти всегда шёл ему на встречу). Всё же каким-то образом до людей эти сведения – о заступничествах принца -- доходили.
Однажды (случилось это два-три года назад, когда ему едва исполнилось четырнадцать) Зигвельд спешил к себе по большой галерее, после утренней тренировки. Внезапно, словно бы из-за колонны, или из потайной двери в стене, ему навстречу вышла очень красивая девушка –  сказочной, необыкновенной красоты девушка! В ту минуту Зигвельд подумал, что такими прекрасными могут быть только ангелы -- или феи из волшебных сказок! Он – невольно --  остановился, замер на месте. Если это живой человек (в чём он засомневался…), то, может быть, она заблудилась здесь, потерялась в этом огромном здании?…
Образ этой лэди сохранился и до сих пор в его памяти, хотя стал несколько размытым. Сохранилось видение её пышных волос, стройной высокой фигуры, её улыбки, её открытых, глубоких глаз… В ту минуту он поверил в истинность книжного выражения, что глаза могут сиять и лучиться словно звёзды… А может быть, -- это слёзы стояли в её глазах, и они сияли от счастья?, или от какого-то другого сильного чувства? – какого, теперь уже не узнаешь… Так предполагал теперь Зигвельт, став немного старше… Сказочная гостья легко, быстро подошла к нему и – протянула юноше букет лесных, не садовых, цветов,  и -- преклонив колени – вдруг благоговейно поцеловала его руку. Зигвельд вспыхнул, но не смог, не успел, не сумел сказать этой прекрасной гостье ни слова. Девушка, поднявшись с колен, быстро ушла. Исчезла так же внезапно, как появилась.
Много времени спустя Зигвельд рассказал об этом случае дяде. Король внимательно выслушал его, помолчал некоторое время, потом спросил:
--И ты не знаешь, кто она? Никогда раньше не видел её здесь, во дворце? Не знаешь ни знатного или незнатного она рода? Ни каких-либо приметных вещей? Ничего не заметил?
--Я не знаю… -- растеряно пожал плечами Зигвельд, -- Было довольно рано. В галлерее не слишком светло утром… 
--И ты никогда больше не видел здесь эту девушку?
--Ни разу. Но, она старше меня. Ей было лет… наверное, лет двадцать. Или около того.
--Ты добрый мальчик и доверяешь людям. Но -- будь осторожен, -- заметил тогда Артур.
…Зигвельд не мог заниматься делами. Слёзы наворачивались ему на глаза и грусть сжимала сердце. Он запер документы, и вышел из комнаты, проверяя расставленные по его приказу по всему дворцу посты. И, наконец, прошёл в главный зал, туда, где обычно собирались все королевские рыцари Кэмлайта. Там, усевшись за стол (кажется, на место чемпиона короля, сэра Ланселота Озёрного…), Зигвельт почувствовал себя свободнее от этой тоски. Время уж перевалило за двенадцать ночи.



                **

Джинейла внимательно следила за худыми, белыми, до неприятности, руками человека, сидевшего перед ней. Он держал хрустальный отвес над картой дворца в Кэмлайте.
--Всё, юнец покинул спальню короля… Проклятье Тартара, он чем-то сильно защищён! – какая-то магия защищает его, и заставляет избегать моих воздействий. Или, может быть, он сам обладает некими способностями?…
Маг переместил свой отвес. Несколько минут молчал.
--Я и здесь не могу ничего ясно увидеть… Это ведь не ваши комнаты, Джин… Там – владения другой женщины, и они… под крепкой защитой...
Ещё несколько минут молчания, и маг убрал отвес.
--Нет смысла тратить силы. Королю, явно, сейчас не очень сладко. Я снова возбудил в его теле болезнь. Он и сам не понимает – но не так-то просто – обидеть женщину, которую когда-то любил! Так, Джин?… Часть его – всё ещё принадлежит тебе.
Джинейла нервно скрестила перед собою руки, спросила.
--Ты говоришь, что ты маг. Но что если ты лжёшь мне и твоя магия – не действует?…
--Ты ведь слышала сама – по Кэмлайту ходят не слухи, а достоверные сведения, что король тяжело болен. Что дела, временно, в руках этого юнца Зигвельда. Уже целый месяц… За месяц, нас достоверно осведомляли, королю несколько раз становилось очень плохо. Нынче он ослаб… Можно и довести человека до болезни, Джин, но легче возбудить старые токи в теле. Магия, -- целая наука, моя прекрасная королева! При этом – мы настолько в стороне, насколько это вообще возможно представить. Ведь так?…
Гвен медленно, согласно кивнула головой.
 Уже несколько месяцев её не оставляло чувство тоски, какой-то глубокой внутренней подавленности… Королева мало изменилась за это время. Она по-прежнему оставалась красивой женщиной, разве что чуть больше похудела, и, как сказали бы некоторые, повзрослела. Она не знала – хотелось ли ей именно смерти Артура? Быть может, ей хотелось совсем иного, чтобы этот человек вдруг, каким-то чудесным образом , стал намного моложе, и вновь любил её, как прежде. Или даже сильнее, лучше чем прежде – если говорить о теле, а не о душе. А тот, кто был теперь рядом с нею, ей вовсе не нравился. И, может быть, она даже недолюбливала его, если не сказать больше. Но нет, этого Джин не могла сказать о сэре Мортайне. Однажды он появился в её жизни – и уйти, судя по всему, собирался только по собственной воле.
Высокородный сэр Мортайн (так он себя величал) считал себя никак не меньше, чем сыном короля Артура и наследником прекрасного Кэмлайта. Но на своего «отца» он мало походил. У него имелось какое-то письменное свидетельство, которое вполне могло быть поддельным – Джинейла видела эту «ценнейшую» бумагу… Скорее всего подобное убеждение – что он сын короля – уже давно родилось в нездоровой фантазии этого рыцаря… Не самого смелого, не самого красивого, и даже не самого умного… Гвен жалела себя – что ей пришлось связаться с таким человеком. В свободное время (которого находилось много) сэр Мортайн увлекался древними науками – а, вернее сказать, магией.
Насколько эта, так почитаемая им наука, была действенна – Гвен не знала. Она сомневалась. Артур и без влияния Мортайна мог сильно заболеть, просто потому что был стар, оттого что болезни уже давно потихоньку глодали его тело, уставшее от бездействия. Что-то сэр рыцарь видел в правильном свете, но часть – додумывал с неимоверной силой своего воображения…
Сэру Мортайну было за тридцать лет -- белокурый (светлые, редкие на затылке, жиденькие волоски…), чуть выше среднего роста, худой и коротконогий, кривоногий человечек. Огромный лоб (наверняка из-за редеющих волос), и магнетический взгляд серо-голубых глаз , каких-то слишком больших навыкате – вот и всё, чем он мог выделиться. Свой скошенный подбородок сэр Мортайн прикрывал реденькой бородёнкой. А бессилие и непомерные амбиции – личиной Мага. Гвен многое о нём знала. К примеру о том, что у сэра Мортайна слабый желудок, и он никогда никого не перепьёт на пирушке – его жестоко полощет уже после первого кубка слабенького вина, и потом остаётся только поскорее доползти до постели… И всё же человек этот говорил, что он сын Артура. И многие ему верили. Верили! – вот что было странно.
--Время на нашей стороне, Гвен, -- уверенно произнёс Мортайн, -- Мой план непременно сработает. А пока что пойдём отдыхать.
Гвен приподняла одно плечо, в неуверенном жесте «не знаю», или «посмотрим», но полночь давно уже миновала, и следовало отдохнуть с дороги.


                **

Время приближалось к двум ночи, когда приступ, мучивший короля, стал заметно ослабевать.  Илэйна вздохнула спокойнее. Она ещё некоторое время находилась подле больного пока, по его дыханию, не поняла, что он заснул. Тогда высокородная леди Илэйна тихо отошла в сторону большого сундука, сверху покрытого ковром и мягким покрывалом и, приглушив ночник, не раздеваясь, легла на это ложе, пятые сутки служившее ей постелью.
Артур проспал до утра, до самого рассвета. Когда Илэйна открыла глаза, больной как раз только-только проснулся.
--Неужели я проспал шесть часов кряду? – удивился Артур, заканчивая умывание.
От всякой пищи король снова отказался, и при дневном свете Илэйна вдруг заметила, что брат её выглядит намного, намного хуже того, что ей казалось раньше. Нездоровый цвет лица заметно усилился, и за эти дни Артур сильно исхудал.  Этот день обещал быть таким же, как прежние пять… Им оставалось только молиться о том, чтобы приступ не повторился.
Утро тянулось медленно. Илэйна часто заходила к больному, но Артур либо дремал, либо просил только питьё. Позже к ним зашёл Зигвельд. Юноша тоже выглядел не выспавшимся, усталым. Взглянув мельком на больного, который лежал на спине, в полудремоте, положив поверх одеяла руки – Зигвельт дрогнул… Как будто профиль короля слегка заострился… Но Зигвельт, как и лэди Илэйна, не хотел об этом думать. Юноша жестом попросил  Илэйну выйти в другую комнату.
--Матушка, -- тихо заговорил Зигвельд, -- мне только что сообщили, что в ворота города въехал южанин. У него фамильный перстень сэра Ланселота.
Илэйна быстро спросила:
--Это воин, или… или…
--Трудно судить, -- пожал плечами Зигвельд.
--Я пойду вместе с тобой, здесь останется служанка.
Вслед за сыном Илэйна быстро прошла в небольшой зал, где Артур, обычно, любил принимать гостей -- не стал изменять этому правилу и Зигвельд.
Зал этот отличался скорее изысканностью и удобством обстановки, чем роскошью. Мать и сын ожидали известий около получаса, попеременно отводя портьеру от одного из окон -- высоких и узких, почти до самого пола. В сложной раме, в переплетениях цветных и простых стёкол ясно играло утреннее солнце. Мягкая домашняя обувь скрадывала шаги леди Илэйны и принца Зигвельта по выложенному деревянному полу. Стены в этой комнате, практически всюду, покрывали искусные гобелены с изображениями исторических сцен. Если приглядеться, можно было понять, что из жизни Артура и самых славных Королевских рыцарей. Широкие скамьи вдоль стен застилали ковры. Камин в этот день растоплен не был.
Скоро ожидание Илэйны и Зигвельта прекратилось, они увидели королевских слуг, и в окружении их – гостя, огромного роста темнокожего южанина, и ещё его слугу, как поняла Илэйна. Опустив тяжёлую портьеру на место, Зигвельд прошёл к высокому креслу тёмного дерева, с вырезанными на ручках его лапами льва – сверху же его украшала голова льва. Местами искусно вызолоченная, голова казалась почти что живой, хотя глаза льва были закрыты. Но принц не стал занимать места короля, сел на одно из сидений рядом. Илэйна так же опустилась на одну из скамей, у стены. Пятнадцать минут длились неимоверно долго.
--Я сказал, чтобы их пропускали без лишних церемоний, -- тихо заметил Зигвельд, взглянув на мать.
Когда он это произнёс, по коридору, за дверью послышались шаги. Юноша поднялся с места. Слуги распахнули дверь, пропуская вперёд темнокожего южанина -- Илэйне показалось (или так было на самом деле?), что человек этот просто гигантского роста!, и устрашающего сложения. Пожалуй, Илэйне пришлось бы разговаривать с ним подняв голову. С ним вместе вошёл его слуга. Гигант поклонился низко принцу Зигвельду и леди Илэйне, заговорил на понятном им языке:
--Приветствую вас, высокородная госпожа…  Сэр Ланселот попросил нас как можно скорее прибыть сюда.
Илэйна наконец нашла силы подняться на ноги, приняла перстень, который протягивал ей воин – действительно, тяжёлую, серебряную печатку сэра Ланселота, с его фамильным гербом и инициалами.
--Я привёз сюда лекаря для тяжело больного сеньора… Вот этот человек лекарь – не я.
Указал воин на того, кого изначально Илэйна приняла за слугу. Он успешно мог спрятаться за спину своего товарища, оказался намного ниже его ростом, мельче, суше сложением, смуглого, но, конечно, более светлого цвета кожи. Человек этот учтиво поклонился и юноше, и женщине.
--Вы прибыли очень вовремя…, -- замялась Илэйна, не зная как обратиться к гостям, --Как ваши имена,… сеньоры?…
--Меня называйте Саид, моего друга – Ашар. И не называйте нас, недостойных, сеньорами, высокородная дама. Просто по именам – этого будет достаточно.
Вновь разлился по залу густой голос сэра Южанина. Илэйна согласно кивнула.
--Саид, -- обратилась она к гиганту, -- Я бы хотела, чтобы Ашар прямо сейчас прошёл к больному… Понимает ли он наш язык?
Южанин сам ответил, вместо своего друга Саида:
--Хорошо понимаю, благородная госпожа.
--Тогда пойдёмте со мной, Ашар. Саид же пусть останется с моим сыном, Зигвельтом, и расскажет ему о сэре Ланселоте, и отдохнёт с дороги.
Илэйна жестом пригласила следовать за собой лекаря. Но возле двери остановилась, обернувшись к гиганту, спросила:
--Скажите мне, Саид, всё ли благополучно у сэра Ланселота?
--Через несколько часов он будет здесь, высокородная госпожа. Он везёт для вас подарки. И для своего сюзерена – важные сообщения, -- вдруг как-то по-детски ясно и открыто улыбнулся этот великан.
Яркая краска залила лицо лэди Илэйны, она коротко сказала:
--Лучший и самый ценный подарок он уже сделал -- своему сюзерену, … а, стало быть, и мне -- тоже. 
По дороге до спальни больного Илэйна расспрашивала лекаря, из каких он земель, и какого рода практикой больше занимается. Но лекарь, в профессиональных вопросах был молчалив, отвечал, в основном, односложно, и быстро шёл за Илэйной, спрятав руки в рукава своего длинного одеяния – не очень привычного южанину.
--Что вам нужно для осмотра больного? – спросила женщина.
--Побольше света.
--Я всё время ухаживала за братом. Можно ли мне остаться?
Ашар кивнул согласно, попросив её рассказать, как чувствует себя сейчас её брат.


   **

Осмотр длился не очень долго.
Потом они вышли в ту комнату, что находилась рядом со спальной, плотно прикрыли за собой дверь. Илэйна пригласила своего гостя присесть в кресло, возле стола.
--Что вы скажете мне, Ашар? – спросила  она негромко -- Возможно ли излечить моего брата?
Лекарь прямо, спокойно взглянул в лицо леди Илэйны, и она подумала, что, пожалуй, этот человек не станет врать, скрывая за мутными фразами своё незнание – как делали это городские и дворцовые лекари, при этом заикаясь от трусости.
--Болезни, которые зарабатываются годами, не лечатся в один день, госпожа, -- заметил южанин, -- Но если говорить точнее, то боли происходят от камней, образовавшихся в желчном пузыре господина. Они, эти мучительные боли, как вы могли заметить, сами собой не прекратятся. И всё это может привести к смерти вашего брата в любой момент. Желчный пузырь воспалён, и его нужно удалять.  Нужна операция – срочно, без промедления.
Илэйна никогда раньше не слышала таких слов от тех лекарей, которые до этого приходили к её брату. Ни о такой болезни, которую назвал Ашар.
--Это действие, эта операция – как вы сказали -- опасна для больного? – нахмурилась Илэйна.
--Не более опасна, чем то состояние, в котором он сейчас находится. Вы ведь и сами всё видите, высокородная госпожа.
--И вы хотите провести, как вы сказали, операцию прямо сейчас?
--Пока есть дневной свет. Мой слуга поможет мне всё приготовить.
--Это… будет больно?…
Ашар покачал отрицательно головой, улыбка слегка тронула его сухие губы.
--Мы не варвары, -- весомо сказал он, -- И не режем людей на живую. Нам известны специальные составы, которые погружают человека в глубокий сон. Он ничего не почувствует. Потом – ведь господин воевал, я видел следы прошлых ран на его теле. По сути, это действие ничем не отличается от раны. Но долгое время нужен будет особый уход за больным. Человек без желчного пузыря может прожить ещё долго. 
Илэйна ошеломлённо молчала. Никогда раньше, ни от какого другого лекаря она не слышала, чтобы человек мог прожить без какого-нибудь внутреннего органа, и к тому же – долго!
Южанин помолчал секунды две, заговорил снова:
--Но благородная госпожа должна обещать мне одну очень, очень важную вещь. Никто не станет изучать составы наших снадобий, и никто не станет следить – или наблюдать, подсматривать за нами во время операции. В этом благородная госпожа и сам  господин, ваш брат, должны дать мне слово. Этого нам, мне и моему помощнику и ученику, будет вполне достаточно.
--Я даю своё слово, -- без промедления ответила Илэйна.
Ашар чуть улыбнулся.
--Вы видите – я не спрашиваю имени своего пациента, и вашего имени – мне тоже лучше не знать. Как врач я не могу отказать в помощи тяжело больному, скажем прямо -- умирающему человеку. Но пусть каждый останется при своих тайнах…
Илэйна ещё раз согласно кивнула. Ашар сказал далее, что сейчас позовёт сюда своего слугу и в течении часа всё будет подготовлено.
Они вместе поднялись и вошли в комнату больного. Как и предполагала Илэйна, выслушав лекаря, Артур со всем согласился, но попросил некоторое время для решения личных дел.
--Только помните, господин мой, что зимний день быстро проходит. А мне нужен яркий дневной свет. От этого зависит ваша жизнь.
Заметил южанин.
Артур кивнул согласно. Илэйна помогла брату встать, одеть поверх рубашки длинное домашнее платье.

Король так ослабел, что постоянно опирался на руку сестры во всё время пока они шли до его личных комнат. Зигвельта там не оказалось, но Артур всё нашёл сам. Необходимые бумаги скоро были составлены и свидетели приглашены. По лицам этих людей, которые уже около недели не видели Артура, по выражению растерянности, страха в их глазах, Илэйна могла ещё раз убедиться, насколько Артур изменился. И насколько серьёзная опасность ему грозила.
Когда все ушли, король достал металлический цилиндр и положил бумаги в него, потом, плотно завинтив крышку, вручил цилиндр Илэйне.
--Возьми эти бумаги, Илла, -- обратился он к сестре, -- Спрячь их в тайном месте, известном только тебе и Зигвельту... Я забочусь о вас, если вдруг что-то случится.
Илэйна взяла из его рук цилиндр, но твёрдо сказала:
--Эти бумаги не понадобятся ещё долгое время, Артур.
--Об этом судить Богу – не нам, -- ответил король, -- Свидетели, заверившие их, люди знатные. Люди чести.
--Артур, поторопимся вернуться – умоляюще заметила Илэйна.
Король поднялся с места, и скоро уже они добрались до комнат леди Илэйны.
Слуга лекаря хуже, чем он сам, говорил на понятном Артуру и Илэйне языке, но понять, что он требовал от больного, было нетрудно. К концу  подготовки к операции Артур казался совершенно измученным и мрачным. Илэйна пыталась ободрить его, по крайней мере, находилась рядом с ним. Но король оставался ко всему безразличным, прикрыв глаза, всё переносил молча.
Некоторое время спустя к ним вошёл Ашар, осмотреть господина. По-прежнему, в том месте, где он надавливал, прощупывая живот больного, –Артур ощущал боль. Лекарь взял в свои пальцы запястье больного и долго слушал его пульс, попросив соблюдать полную тишину. Илэйна не могла понять по бесстрастному, непривычному ей лицу южанина, волнуется ли он сам? Ашар с обычным спокойствием обратился к больному:
--Как мне говорили, господин прошёл не один военный поход и, наверняка, переживал и худшие испытания в своей жизни, чем какой-то незначительный разрез. К тому же, под действием лекарств, вы будете крепко спать, ничего не почувствуете… И, если вы готовы, то мы перенесём вас в ту комнату, господин мой.
Артур кивнул, и врач и его слуга, не желая никаких посторонних глаз, сами унесли больного на подготовленных носилках  до соседней комнаты. Илэйна прошла за ними до ширмы, но за неё, как и было условленно, не пошла. Она присела за стол в той комнате рядом, в которой совсем недавно разговаривала с Ашаром, и стала ждать, внимательно прислушиваясь к тем словам, что слабо доносились до ней через приоткрытую дверь.
Лекарь сначала, видимо ради Артура и его сестры, говорил на понятном ему языке. Но потом фразы стали короче, и язык переменился, Илэйна уже ничего не могла уловить…
Время тянулось необыкновенно долго… Наверное, прошло всего-то полчаса, или минут сорок. Илэйне же показалось, что миновало никак не меньше часа, может быть, больше. И вот ученик Ашара слегка отодвинул ширму, они вынесли больного на носилках, укрытого до подбородка простынёй, погружённого в глубокий сон. Артура  перенесли в спальню, уложив его на перестеленную постель. Слуга лекаря уже одел на больного чистую рубашку.
Всё это Илэйна наблюдала со стороны, теперь, словно чужая, заглядывая в ту комнату. Южанин вышел к ней, плотно прикрывая за собой двери.
--Господин скоро проснётся, -- обратился он к леди Илэйне, -- Мы будем рядом с ним, и за всем проследим. Вам тоже лучше отдохнуть. Если всё обойдётся благополучно, брат ваш проснётся совершенно в течение часа. Ему дадут лекарства, и он заснёт снова.
--Разве мой брат может не проснуться? – беспокойно спросила Илэйна.
--Он уже не молодой человек, я имею ввиду его сердце. Но вероятнее всего – проснётся. Если суждено было чему-то случиться, оно бы уже случилось. Последуйте моему совету, госпожа. Пока что вы здесь больше не нужны.
Закончил разговор южанин.
--Да…,-- согласилась Илэйна, помолчав, добавила – Если вам что-то понадобится, обращайтесь к служанке, она придёт сюда, если позвонить.
………………………………………………….

   **

Уже выйдя из комнаты, Илэйна вспомнила, что это её комнаты, и что больной занимает её постель. Вспомнила , что она теперь жила в личных комнатах Артура. Илэйна чувствовала, что всё тело её ломит от многодневной усталости и напряжения, что неодолимо хочется спать. Она позвала служанку, которая помогла ей переодеться в рубашку, и, едва легла в постель, сразу же заснула.
Когда Илэйна открыла глаза, то поняла, что наступил вечер. Или уже ночь? Но потом Илэйна решила, что так долго всё же не могла спать. Она позвонила, вызывая прислугу. Молодая девица скоро явилась, внеся в комнату зажжёный подсвешник. Илэйна за эти недели так и не привыкла видеть в своей комнате чужих людей, ведь Бригита, её личная служанка, во всей этой спешке, что случилась уж больше месяца назад, осталась дома. Потому Илэйна не сразу задала свой вопрос, прежде чем поняла, что это не её дом, и не её личная спальня.
--Сколько я спала? – спросила служанку Илэйна.
--Сейчас восемь вечера, госпожа, -- ответила она почтительно.
--Принеси побольше тёплой воды, свежую рубашку и свежее платье. Я хочу хорошенько умыться и прибрать получше волосы… И скажи мне – что Артур?
--Король проснулся, и вновь заснул. С ним эти люди… Которые сюда приехали.
--Хорошо. Иди, и возвращайся скорее.
--Какое платье прикажете принести?
--Обычное… Впрочем, нет. Принеси то, оливковое.
--Которое нравится сэру Ланселоту, госпожа? – не без доли лукавства спросила служанка.
Илэйна строго заметила:
--Оно и мне нравится тоже. Разве сэр Ланселот уже здесь?
--С минуты на минуту будет. Он уже въехал в ворота Кэмлайта, так нам сообщили, -- вновь слегка улыбнулась служанка.
Илэйна не обратила внимания на улыбку девушки, повторила.
--Поторопись. И принеси побольше тёплой воды.
Служанка поспешно вышла из комнаты.
Через полчаса леди Илэйна была одета и вышла в небольшую гостиную, где вечерами любили они коротать время – Артур, Зигвельт и она. Там теперь находился гигант-Саид, их гость южанин, и её сын. Саид, как видно, уже принял купальню и облачился в светское платье, но в этой алой, свободной рубахе ярких восточных цветов, Саид выглядел ещё больше... Увидев леди Илэйну, он почтительно поднялся с места. Огромный рост его и очень тёмный цвет кожи – Илэйна никогда раньше не видела таких людей! — поневоле внушали робость.  Илэйна вежливо поприветствовала гостя, легонько поцеловала сына в щёку, и опустилась в кресло, ближе к Зигвельту, спрашивая у Саида – отдохнул ли он с дороги, хорошо ли его разместили?
--Я прошу извинения, что не могла проследить за всем сама. Но мой брат – он очень плохо себя чувствовал. Вы прибыли как раз в такой момент…
--Да, Ашар уже рассказывал мне. Всё обошлось благополучно. И -- меня устроили прекрасно, госпожа, я всем совершенно доволен. Мы уже некоторое время ведём приятную беседу с вашим сыном.
--Ужин скоро принесут, -- заметил Зигвельт, -- Сэр Ланселот, как всегда, прибыл точно к ужину! Ланс… сэр Ланселот ушёл в купальню, смыть с себя дорожную грязь. Саид рассказывает – они очень спешили. Потребовалось время, чтобы отыскать Ашара. И уговорить его.
--Могу предполагать… -- кивнула серьёзно Илэйна, -- Но… я не могу понять, каким образом сэр Ланселот нашёл вас?... Как произошло ваше знакомство? Он никогда мне не рассказывал…
Илэйна выразительно взглянула на огромные руки Саида, шёлковая рубашка лишь подчёркивала их мощь. Он весело рассмеялся, заметив её взгляд, сказал:
--Нет, леди, это не сэр Ланселот победил меня в поединке!… Но я сам был настолько самонадеянным человеком в своё время, настолько глупым – как я сказал бы теперь – что позволил заманить себя в ловушку. Я попался в плен к недостойному человеку. У нас – как и везде – есть люди достойные, а есть – не столько сильные и смелые, сколько подлые… Вот. Меня много месяцев, около года, держали в темнице, в одном замке. Пленников там было много – не я один. В том числе Ашар, которого вы уже знаете. Ашар был слугой, или как бы вы сказали рабом этого сеньора, и провинился перед ним в непослушании. Он сидел в тех подземельях чуть дольше меня. Выжить было непросто – поверьте мне… Вы – вернее ваша страна – враги нам. Но, поверьте, иногда сородичи – бывают худшими изуверами, чем враги. К сожалению, бывает такое! -- глубоко вздохнул Саид, продолжая рассказ, -- Сэр Ланселот, со своими двумя людьми, где-то в дороге напал на нашего сеньора, и разгромил его, на удивление!, небольшой отряд. Наш «славный» сеньор, зная скольким людям он насолил, редко выезжал без крепкой охраны. Но, видно, само провидение усыпило в этот раз его бдительность… Ланс, сэр Ланселот таким образом разгромил его отряд, а его самого, едва живого, взял в плен. Ланс, то есть сэр Ланселот прибыл с этим… сыном свиньи и шакала!… в его замок, и, в качестве выкупа, потребовал отпустить всех пленных, и, конечно, взял малость золотишка, как это водится. И ещё какие-то книги… Я, помню, потом спрашивал его – зачем книги-то?! Но он страшно упрямый человек, ваш сэр Ланселот! Мы остались благодарны, мы проводили его до границ нашей земли. Это случилось года три - четыре назад, что-то около того. Ашар получил свободу. Кстати, сеньор этот, к которому он пальцем не притронулся, сдох как собака через пару месяцев. Один из людей Ланса был серьёзно ранен в прошедшем бою, и Ашар оказал ему помощь. Так Ланс узнал, что Ашар – врач, и врач весьма неплохой… Потом границы наших государств разделили нас. Ланс щедро заплатил Ашару за помощь его человеку… В общем-то, нужно признаться, что мы подружились за время пути -- как это ни странно. И всё это время иногда, окольными путями, конечно, получали вести друг о друге. И всё такое… Получив свободу, Ашар очень продвинулся во врачебном мастерстве. Но всегда говорил, что без вмешательства Ланса – все мы сгнили бы в подземелье. Протянули бы ещё пару месяцев, не дольше. Ашар бы точно не выдержал дольше, он-то не отличается моим крепким здоровьем… Но и мне пришлось несладко. Очень.
--Вы хотите сказать, что человек этот – пытал вас, и , просто так, из собственного удовольствия издевался над своими соплеменниками?! – удивлённо воскликнула Илэйна, -- И что ваш король никак не пресёк этого?!
Саид отвёл ворот рубашки и лэди Илэйна увидела более светлую полосу-шрам.
--Это след от кольца, на котором меня держали, словно собаку, -- коротко и возмущённо ответил воин, -- Камеры часто заливало водой, до колена, бывало что и  выше. И тогда приходилось сутками не спать. Полчища крыс – приходили на смену воде… И это – лишь малые ужасы, из того, что нам пришлось вытерпеть. Вы правы, леди, этому человеку нравилось издеваться над людьми. Были среди его пленных, среди рабов и женщины. Одному шайтану известно, что он с ними делал… Многие из них, я слышал, сами накладывали на себя руки… Чёрная душа… Видно, по воле Аллаха чужестранец, враг – смог оказаться довольно далеко в пределах нашей земли! Но – когда нас выпустили на божий свет – мы готовы были разнести вокруг всё по камню. Сэр Ланселот удержал нас. Нам всем дали свободу.  Потому я говорю, что я в долгу перед Лансом… Но благородная госпожа должна знать, что Ашар рискует своей головой, за помощь чужеземцу. Врачебные знания – бесценные сокровища нашей страны, каждый лекарь даёт клятву о неразглашении их. Или же их ждёт смерть. Нам, мне и Лансу, пришлось инсценировать, что мы увезли Ашара против его воли, выкрали его… И поэтому нам лучше не знать ваших имён, благородная госпожа.
 --Я понимаю это, -- кивнула Илэйна, -- Прежде чем прийти сюда, я зашла к брату. Но к нему никого не пускают.
--Не стоит переживать, госпожа. Доверьте всё Ашару. Ему можно доверять. Я ведь вам всё рассказал. Главное – хранить спокойствие. Насколько я понял в ситуации с вашим почтенным родственником – худшее уже позади. Мы успели вовремя.
Улыбнулся Саид. Илэйна помолчала, заговорив снова:
--Вы успели вовремя – это не то слово, вы успели в последний момент! – так я сказала бы… Мой брат терпел жуткие страдания. Едва уехал сэр Ланселот, как с нашим господином случился приступ. Очень тяжёлый… Мой брат тоже воевал, Саид, он испытанный в боях воин. Ему разное доводилось переносить, могу вас уверить в этом. Но во время приступа боль была так сильна, что он кричал! К этим жутким болям прибавлялась неукротимая рвота, до желчи. Все наши лекари испуганно спрятались. Я неохотно, поневоле  обращалась к ним -- тем, кто трусит исполнить свой долг, -- сердито нахмурилась Илэйна, -- Брат измучился за этот месяц-полтора... Я тоже. Просто каким-то чудом мне удавалось сохранять относительное равновесие. Потом боли начались снова, вплоть до вашего приезда. Он, естественно, отказывался от всякой пищи. В день перед самым вашим приездом у брата, уж в третий раз за пять дней повторился сильнейший приступ болей. Говорю вам – это ужасно, Саид, видеть страдания близкого человека и быть не в силах ничем, ничем ему помочь! Приступ прекратился, но я не знала надолго ли? Можно было предположить, что ненадолго. А утром сын сообщил мне, что в город въехал человек, южанин, судя по всему, от сэра Ланселота… Так что вы явились нашими чудесными спасителями, в свою очередь,-- улыбнулась Илэйна, -- и мы вам очень, очень благодарны. Могу сказать, что брат мой – очень состоятельный человек, он щедро отблагодарит вас. 
Гигант Саид согласно кивал, внимательно слушая женщину, заговорил, когда она закончила рассказ:
--По большому счёту, дело не в деньгах, благородная госпожа. Хотя, конечно, никто из нас не откажется от звонкого металла. Жизнь так устроена, что деньги дают человеку свободу… Но мы согласились приехать сюда не из-за денег. Из-за своего долга перед Лансом – да… Но и не только … Ашару это могло стоить жизни, нужно было всё обдумать, как всё устроить? И сделать всё быстро. Ланс рассказал нам, что его сюзерен тяжело болен. Мы спросили его – он твой друг?… Ланс сказал, что да. И ещё он сказал, что это близкий родственник любимой им женщины. Любимой, дорогой  жены. Что она очень переживает по этому поводу. Тогда Ашар окончательно решил ехать, потому что, согласитесь, дорогая госпожа, – знать, что спасаешь жизнь врагу – нелегко… Хотя он и врач, и жизнь любого человека для него – ценность… 
Илэйна почувствовала, что на глаза набегают слёзы – оттого ли что спало напряжение, и ей стало намного спокойнее на душе? Но ещё и от того, что сказал этот человек. Вздохнув, она опустила голову, стараясь незаметно промокнуть глаза платком, но потом оставила попытки скрыть свои чувства.
--Саид, я счастлива, что вы согласились приехать сюда. Я, правда, немножко не ожидала, что сэр Ланселот считает меня никак не меньше, чем своей женой…, -- улыбнулась сквозь слёзы Илэйна.
--Он очень любит вас, очень. Я бы сказал больше -- что вы необыкновенно дороги ему… Бывает, вы знаете наверное, что мужчина влюбляется в женщину. Потом это чувство проходит – всякое бывает в жизни… Но отношение к жене – иное. Эта любовь спокойная и долгая. Ланс именно такой человек, который способен на такое чувство. Можете мне поверить. Он считает вас своей женой, единственной, любимой женой. И никаких других женщин ему не нужно… Хотя трудно поверить, что такое возможно. Но – возможно. Я был свидетелем, когда Ланс твёрдо пресекал всякие попытки других женщин. Настолько красивых и соблазнительных женщин, что я готов был бы рискнуть гуриями рая ради них! Но не в красоте дело, леди. Ланс любит вас – и вы достойны его любви… Ведь всё это – провидение, воля Аллаха – встречаются два человека, и им становится ясно,… всё становится ясно, одним словом…
Заключил, шумно вздохнув, Саид, подняв к небу руки. Наверное, так могла бы вздохнуть гора. Илэйна тоже глубоко вздохнула, опуская голову. Украдкой она огляделась, заметив, что Зигвельт вышел из комнаты, видимо поторопить Ланса. Она взглянула на своего гостя – беседа их вышла неожиданно доверительной.
--Вы ведь его друг, Саид… -- заговорила негромко Илэйна, -- Я охотно верю в то, что многие женщины обращают внимание на сэра Ланселота. Трудно не обратить – он такой человек, всегда и во всём стремящийся быть первым… Но… я не знаю, говорил ли он вам, что я на много лет его старше?… Я не понимаю чем, почему именно я заслужила такую глубокую привязанность?… Ланс ещё очень молод. Достаточно молод… Хотя мне, конечно, приятно осознавать его отношение к себе, как всякой нормальной женщине...
--Дорогая госпожа, любовь между двумя людьми – воля Аллаха. Вы зря говорите, что Ланс слишком молод. Он называет вас своей женой – значит, он серьёзен. Иные женщины с возрастом выглядят только лучше и лучше.  И потом, по мере жизненного опыта, понимаешь, что не только в красоте дело. То есть то, что красота человека зависит и от тела, от красоты данной природой, но, в гораздо большей степени, и от ясности, не испорченности души. С возрастом это становится всё яснее и яснее…
Саид не успел закончить свою, неожиданно длинную, речь. В этот момент вошли Зигвельт и Ланс. Илэйна прервала разговор, поднявшись с места. Саид тоже поспешно встал, приветствуя своего друга. Но Илэйна долгое время не могла взглянуть в сторону сэра Ланселота… Прикоснувшись почтительно к её руке, Ланс вдруг почувствовал тёплые капли слёз на своей ладони.
--Я плачу потому, что очень устала за это время, я уже рассказывала Саиду, -- тихо сказала Илэйна, вытирая платком глаза, -- И теперь – будто огромная тяжесть упала с моей души, так легко!
Ланс кивнул согласно, сочувственно поглаживая её руки.
--Пойдём ужинать. Ашар сейчас спустится к нам. Он говорит, что успели в самый последний момент… Я был там, Ашар допустил меня к больному. Король уже пришёл в себя, но некоторое время будет испытывать  страдания – тебе лучше не видеть этого. Ученик Ашара знает толк в уходе за больными. После такой операции нельзя пить, это мучительно, потому что, особенно после усыпления, пить очень хочется. В течении трёх-четырёх дней за больным будет ухаживать Ашар и его ученик, а потом и нас допустят к нему. У лекарей – свои секреты, они обязаны хранить их.
--Да, Саид говорил мне обо всём. Об опасности.
--Теперь уже всё позади, ты должна быть рада.
--Я просто счастлива, Ланс, поверь мне!
--Пойдём ужинать, -- повторил сэр Ланселот, -- вытри слёзы.
Они пожали друг другу руки и, вслед за гостем, вышли в соседнюю комнату, где стоял накрытый к ужину стол.
…………………………


                **

В течении трёх-четырёх дней Илэйна только со слов Ашара узнавала о состоянии больного. Никого из посторонних к нему не допускали. Илэйна смогла отдохнуть и отоспаться за это время. Сэр Ланселот каждый вечер приходил к её спальне – остающейся королевской. Личные покои короля всё это время строго охранялись. И, в конце-концов Илэйна перестала видеть смысл в скрывании тех отношений, которые и без того были давно всем известны. Ланс помогал Зигвельту в делах – разумеется, что юноше самому было ещё трудно со всем справляться. Весомое слово чемпиона короля многое значило для особо строптивых (которые всегдабыли, и теперь, конечно, не скрывали уже своей наглости). К тому же по всему Кэмлайту скоро стало известно, что король вовсе не собирается умирать.
На четвёртый день Ланс, Зигвельт и леди Илэйна могли недолго побеседовать с ним. Артур выглядел, конечно, исхудавшим, ещё больным, слабым, но тот нехороший цвет лица, который так бросался в глаза раньше, теперь прошёл. Король выглядел лучше, несмотря на всю свою слабость. Он пожал руку Илэйне, поздоровался с племянником и сэром Ланселотом, задал несколько вопросов о делах. Но и Зигвельт и Ланс, коротко сказали, что дела идут своим чередом, и всё в порядке – и больше не добавили ни слова.
--Дела подождут, -- заметила Илэйна, -- Поправляйся. Как ты себя чувствуешь?
--Я большей частью сплю… Но чувствую себя легше – прошла тяжесть вот здесь. И болей нет, кроме боли в шве. Но это пройдёт, конечно.
--Тебе уже можно пить?
--Да, разумеется... Ашар показал мне то, что находилось в моём, как они называют это, желчном пузыре.
Король слабым движением указал на небольшую свёрнутую тряпицу, на столике возле постели. Илэйна взяла её в руки, развернув.  То были настоящие камни, некоторые мелкие, другие – весьма крупные, размером до фаланги пальца. У них были острые края, словно у кристаллов соли.
--Неудивительно, что ты терпел такие мучения, -- серьёзно заметила Илэйна, заворачивая тряпицу снова. Она почувствовала, что слёзы навернулись ей на глаза, невольно.
--Я велю выкинуть эту дрянь, -- заметил Артур, -- Ашар говорит, что после операции, если буду придерживаться разумного питания, я смогу прожить ещё долго… Врачебное искусство их, конечно, удивительно!… Просто удивительно, Илла!
Вздохнул король, обращая свой взгляд уже на Ланса.
Через минуту вошёл южанин и прервал их беседу. Посетители безоговорочно ушли.
В следующие пять дней Илэйна могла ненадолго, по нескольку раз в день приходить к больному. Он понемногу принимал сначала исключительно жидкую пищу, потом просто постную. Ашар побеседовал с леди Илэйной, и сообщил ей что такая вот пища должна быть в течении месяца. И дольше – если понадобится.
--Боже мой, я не представляю себе… -- не договорила Илэйна.
--Я поговорю с вашим братом. Лучше жить так, чем не жить никак, вообще, -- довольно сурово заключил Ашар, -- Но я ещё поговорю, позже, с вами об этом.
…………………………………………………..

                **

--Дорогая моя леди королева, звёзды предсказывают мне, что миновав этот опасный рубеж, твой супруг сможет прожить ещё долго… Чёрт бы побрал этого сэра Ланселота! Я знал – в тот день король должен был скончаться! И ты могла бы со спокойной совестью надеть сначала траурное платье, а потом корону!
Сэр Мортайн подождал, так и не услышав ни слова со стороны Гвен.
--Теперь нужно менять наши планы. Я скажу, Гвен, -- пока рядом с королём этот красавчик, пока рядом с королём его сестра, пока сэр Красавчик и сестра короля – вместе и составляют как бы единое целое – это столь надёжная защита для престарелого Артура, что нам её не пробить… Теперь я знаю – книги, обстоятельства, и собственное чутьё мага говорят мне, что леди Илэйна обладает сильной магией. Недаром она выбрала себе для жительства дом Мерлина! В её крови – кровь древних королей, а ,стало быть, и кровь могущественных магов. Только --дух воина достался брату, а силы магии – сестре. Что, вобщем-то закономерно. Природа чаще избирает женщину – но не всегда, как в моём случае. Не всегда.
Горделиво закончил первую часть своего монолога сэр Мортайн. Джин скривила губы, подумав: «Право, ты недалёк от истины… Тебе лучше было бы родиться женщиной…»
--Сэр Красавчик – тоже интересная личность, -- усмехнулся Мортайн, -- Не думай, дорогая, что он просто рубака. Нет… Он – хитроумный человек, иначе никогда бы не добился так быстро первенства. Но ещё, Гвен, ещё он умеет слышать. Знаешь ли ты, что это такое, дорогая Джин?… Это значит его чело тоже отмечено обладанием магическими способностями. Ланселот Озёрный – так его зовут не случайно, не только из-за сентиментальных воспоминаний матери, о том, где произошла встреча и хе-хе! Счастливое, но, увы!, мимолётное совокупление! Имевшее последствия – сэра Ланселота Озёрного… О, нет. Имя – это знак! Девы Озера привели сэра Ланселота к себе в трудную минуту, они же, ещё при рождении, одарили его своей магией. Оттого он так прекрасно играет на лютне, поёт. Вспомни водяных, Гвен, из сказок – вспомни, говорят, что «ручей поёт»… И его красота – это тоже способность, Джин, способность нравиться, располагать к себе, вызывать симпатию. Понимаешь ли ты, о чём я говорю?… Нужно многое уметь видеть, многое замечать!
Джинейла кисло усмехнулась.
--Пока двое, отмеченные печатью Высокой Магии вместе, и охраняют Артура – силы короля практически неиссякаемы. Что из этого следует, моя прекрасная королева?…
--Нужно их убрать? – холодно и спокойно взглянула на Мортайна Гвен.
--Ну зачем же? Убийство – влечёт за собой кару, так определили Высшие силы. Я не хочу убивать этих двоих. Но… Мы можем разлучить их. Ведь у каждого из них есть свои слабости, Гвен, не так ли?… У каждого из них есть в душе сомнение… Разделив ложе твое и Артура, они рано или поздно выдадут эти сомнения мне. Обязательно выдадут!
…………………………………………..

                **

Две недели спустя король появился на большом совете, перед лицом своих рыцарей и городских правителей. Зигвельт сопровождал дядю. Артур ещё опирался на его руку, но шёл сам, и занял своё место за столом в полной тишине.
--Сир, мы слышали, что вы очень больны. Как вы чувствуете себя?, -- спросил один из рыцарей, после несколько затянутых приветствий.
--Хорошо, -- коротко ответил король, -- Слухи о болезни были кем-то сильно преувеличены. Благодаря своевременной помощи, я скоро смогу обрести прежнее здоровье… Конечно, должно пройти какое-то время, не всё достижимо сразу. И, возможно, некоторое время принц Зигвельт по-прежнему станет управлять государством вместо меня. Но только на несколько месяцев. …
Артур помедлил секунду, и вновь продолжил свои вопросы к собравшимся.
В тот день Артур, вернувшись к себе после совета, сразу лёг отдыхать. Он ещё испытывал слабость. После принятых лекарств, сразу же заснул.
 Илэйна в королевских покоях ожидала прихода сэра Ланселота, и они некоторое время были вместе, посвятили эти часы только друг другу. Потом принялись собираться к ужину. Ланс живо изобразил всё в лицах (как умел только он), рассказывая ей, как выглядели некоторые «особо заботливые», когда увидели Артура вполне живым-здоровым.
Меж тем, леди Илэйна позвала к себе служанку, и она помогла ей надеть свежее  платье, в эту минуту – заканчивала делать причёску из её богатых волос. Здесь, в королевском доме, лэди Илэйна должна была хотя бы дважды в день менять платья. Это было золотистое с  кружевами кремового цвета, последним подарком сэра Ланселота. Илэйне очень понравились эти кружева, и она специально под них заказала всё платье. Она не могла отрицать, что у Ланса был вкус  к одежде, ко всевозможным роскошным вещицам. Чемпион короля и лучший рыцарь вольно расположился на королевском ложе, и оттуда наблюдал, как служанка помогает одеваться леди Илэйне.
--Знаешь, это очень хорошо, что ты и здесь, в королевских покоях, допустила меня сюда, -- сказал Ланс, наблюдая за последними штрихами её туалета.
Служанка уже оставила их. Сестра короля сидела перед небольшим столиком, пробуя восточные ароматы , нанесла на лицо лёгкую, незаметную косметику – тоже подарок сэра рыцаря.  Ланс всегда умел отлично подобрать разные подобные «мелочи» -- для любимой женщины.
Помолчав, он добавил:
-- Что я могу часто видеть тебя. Что мы живём как муж и жена, не скрываясь, не как любовники… Непонятно зачем от всех скрываясь.
Илэйна некоторое время медлила, прежде чем ответить:
--Послушай, ведь перед друзьями ты назвал меня своей женой?…
--Да.
--Но это не так. Мы не муж и жена.
--Давай исправим мою ложь, -- легко отозвался Ланс.
Эта тема была для Илэйны мучительной, она отодвинулась от зеркала, развернувшись в сторону Ланса, серьёзно взглянула на него, говоря:
--Мы живём вместе уже пятый год, это так… Но я никогда  не называла тебя своим супругом.
--Почему? Этот вопрос очень интересен мне, Илла. Я думаю, что если люди так долго живут вместе, так искренне привязаны друг к другу, так многое знают друг о друге – они муж и жена.
--Нет. Нет, Ланс… И ты прекрасно знаешь почему.
--Потому что ты думаешь, что я намного младше тебя. Что это слишком неравный союз, что, женившись, я как бы добьюсь своей цели – и мне уже станет не интересно… Одним словом, что именно когда женюсь, тогда я и брошу тебя. Тогда ты мне и надоешь.
--Да, -- спокойно сказала Илэйна.
Сэр Ланселот сумрачно взглянул на неё, кивая.
--Бесполезно доказывать что-то другое… Хоть я три года безответно любил тебя – до того, как дождался близости.
Илэйна вспыхнула алым румянцем.
--Ланс, я была твоей первой женщиной… И не заставляй меня говорить дальше. В семнадцать лет так полюбить, как ты говоришь – невозможно. Невозможно! Любовь – удел зрелости.
--В девятнадцать… И ведь ты сама говорила, что любила своего первого мужа?…
Илэйна промолчала, вновь развернувшись к зеркалу. Ланс подошёл, обнимая её обиженные плечи.
--Посмотри на меня… Я хочу, чтобы ты родила мне сына… Ты хочешь этого?… Поэтому я говорю, что ты моя жена. Ты всяким видела меня, и всяким принимала. Мой дом только там, где твой дом, другого я себе не представляю – поэтому я говорю, что ты моя жена… Хорошо, если не хочешь -- перестанем говорить об этом… Послушай ещё вот что – я привёз Ашара не только ради своего сюзерена. Я привёз его и для тебя тоже.
Илэйна подняла голову, с непониманием взглянув на Ланса.
--Я прошу тебя согласиться на осмотр. Чтобы Ашар осмотрел тебя. Я хочу, чтобы у нас был ребёнок. Почему ты до сих пор не понесла, Илла, ты не задумывалась об этом?…
--Я же говорила тебе, что принимаю меры.
--И что – ты была беременна, и не сказала мне об этом?
--Нет, не была. Это правда.
--Но ты хочешь родить для меня ребёнка?
--Да, -- немного помедлив, улыбнулась Илэйна, -- Однако… по поводу Ашара – дай мне подумать… Дай решиться, вот что я скажу… Ты должен знать, что никто до сих пор, ни одна женщина -- в нашей стране – не допускала до себя лекаря, тем более лекаря мужчину!
Ланс кивнул согласно.
--Да, знаю. Но я знаю так же и то, что у южан – людей по характеру вспыльчивых и весьма ревнивых – мужчина-лекарь может спокойно пройти к жене господина. И уж тем более заботятся они о рождении детей. Можешь спросить об этом у Ашара… Он вообще многому, очень многому удивлялся здесь.
Илэйна помолчала.
--Я согласна с тобой… Мы не считаем себя варварами. Артур завоевал многие земли, и расширил значительно наши владения, но… Иногда я чувствую, что мы всё же варвары! – по сравнению с многовековой историей других народов. С их знаниями, традициями… Порой, даже странно – отчего они теперь так живут?… И всё же дай мне время… Дай мне решиться.
--Ашар ещё неделю пробудет здесь, -- сказал Ланс.

Они вместе вышли к ужину. Гости, невольно, поглядывали в их сторону, конечно, украдкой. Едва ли не в первый раз Илэйна согласилась вот так, открыто заявить о своих отношениях с кем-то. 
Как обычно Ашар и Саид разделяли с ними ужин, и несколько особо близких к королю рыцарей – «в тесном семейном кругу», как выразился бы Артур. Илэйна больше обращала внимание  на мальчика, больше беседовала с Зигвельтом, или спрашивала о чём-нибудь Ашара. После ужина они перешли к столику у камина, к десертному вину и сластями. Сегодня и день, и ужин был необычный – они отмечали значительный перелом в лучшую сторону в здоровье брата высокородной леди Илэйны.
--И всё же я думаю, что смогу уговорить брата – поехать на некоторое время в одно владение – красивое и приятное, и далеко от Кэмлайта, от дел. Чтобы отдохнуть, полностью прийти в себя… Тогда вам было бы проще приехать к нам снова, Ашар, -- сказала леди Илэйна.
--Тогда я мог бы оставить здесь своего ученика – заметил Ашар, -- Если это всё не будет настолько известно всем вокруг. Что это за владения, госпожа?
--Они расположены далеко от Кэмлайта, -- взглянула коротко Илэйна в сторону сэра Ланселота, -- Но я знаю, что там есть монастырь… Святой Селестины. Там -- чудодейственные источники исцеляют больных.
--Источники? Это уже очень интересно!, я слышал о чём-то таком,-- заметил Ашар.
--Это горячие источники, близ гор и в горах. Монахини говорят, что они никогда не замерзают и освящены самой святой Селестиной, покровительницей того монастыря, тех мест вообще. Недалеко до летнего времени. И жизнь на природе – будет намного полезнее брату, чем душные улицы города. Прогулки, движение… Там легче станет соблюдать ваши условия, Ашар. Я сразу скажу, очень нелёгкие для Артура условия! Тогда как здесь – это трудно, практически недостижимо. Вы сказали, что через неделю покинете наш город? Я думаю, что мы отъедем вместе с вами. Я имею ввиду, себя и брата. Зигвельту, к сожалению, придётся остаться здесь, равно как и сэру Ланселоту… О чём я буду очень просить его…
Ашар взглянул на Ланса, говоря:
--Я думаю, что это очень хорошая, очень дельная мысль.
Ланс невольно усмехнулся.
--Если леди Илэйна, моя госпожа, просит меня, я конечно останусь здесь, с принцем Зигвельтом. Я понимаю, что взваливать все дела на плечи юноши, жестоко, немилосердно. И неправильно. Я так же понимаю, что моему сюзерену необходим этот отдых.
--Три-четыре месяца – пустяки, Ланс. Они пролетят – и не заметишь, -- сказал врач.
--Как пролетает вся жизнь, Ашар, незаметно, --  с горечью в голосе ответил сэр Ланселот,--  Ты не согласен с этим?…
--Я думаю, что сэр Ланселот сможет навестить нас в этом уединении, -- сказала Илэйна, -- Так или иначе я, конечно, хочу получать известия от своего сына. Да и мой брат не собирается совершенно удаляться от дел… Монастырь расположен далеко от Кэмлайта, это правда – зато недалеко от границ, известных Саиду и Ашару. Кроме того, я исполню вашу просьбу, сэр Ланселот… И эта поездка важна так же и для меня. К покровительству Святой Селестины прибегают многие женщины…
Ловко уклонилась от прямого ответа Илэйна. Но сэр Ланселот вдруг перестал возражать, несколько секунд молчал, а затем уж разговор завёлся, как всегда о путешествиях. О чём Саид мог много и долго рассказывать. Илэйна интересовалась всем -- их страной, нравами, верой, обычаями. Ланс весь вечер говорил не очень много. И потом они ушли вместе с Илэйной.
……………………………………………..

       **

Как и обещала Илэйна, она смогла уговорить Артура покинуть Кэмлайт. Сделать это решили инкогнито, для чего распространили ложный слух, куда именно отправляется король. Всё предосторожности Илэйна считала необходимыми, и, зная настроение в городе и в стране, Ланс был с ней согласен.
Миновало три недели, Ашару и Саиду следовало вернуться домой. Кроме того, Илэйна не отказалась от своих слов и согласилась на осмотр – о чём Ланс лично сказал южанину.
--Ты можешь находится в той же комнате, -- спокойно взглянул на своего друга Ашар, -- Если в чём-то сомневаешься. Или даже всё время стоять рядом со мной.
--Нет, -- внезапно густо покраснел Ланс, -- Бог ты мой!, я боюсь больше неё!– всего этого… Если вдруг Господь даст нам ребёнка?
--Ведь пока что она не беременна?
--Похоже, нет.
Ашар улыбнулся волнению друга.
--Передай, пожалуйста,  госпоже, что всё нужно устроить так же, как и для осмотра больного в прошлый раз. Я не знаю, отчего вы все всего так боитесь? -- пожал плечами Ашар, -- Разве здоровье женщины – это забота только её одной?… По большому счёту, она ведь рожает дитя, нового человека для государства, а не только для себя или своего мужа.
Илэйна выслушала сэра Ланселота, кивнула согласно, ничего больше не говоря, не возвращаясь больше в разговорах к этой теме, но в тот же день всё было устроено.
Леди Илэйна попросила свою личную служанку и камеристку, Бригиту , пойти с ней.
--Госпожа, что этот лекарь будет с вами делать?… -- испуганным полушёпотом спрашивала её Бригита, пока они шли до тех комнат.
--Я не знаю, -- спокойно ответила Илэйна.
--Возможно, вы так спокойны оттого, что уже рожали дитя, -- заметила робко Бригита.
--Я спокойна оттого, что доверяю этому человеку. Он спас жизнь Артуру. И он друг Ланса, то есть – сэра Ланселота. Ради его просьбы Ашар рисковал жизнью. 
--И всё равно – страшно…
Едва слышно прошептала Бригита, потупив голову, словно монашенка. Камеристкой лэди Илэйны была дочь уважаемых родителей, ещё из дворни сэра Хьюго, первого мужа госпожи, со времени её замужества – она так и находилась рядом с леди Илэйной. Это была тихо и как-то безропотно стареющая девушка, смуглая, черноволосая, с резкими, тяжёлыми чертами лица, выдающими, скорее, меланхолию и скрытность её натуры, чем грубость. В комнате служанка помогла госпоже снять платье, в одной рубашке зайти за ширму. Сама Бригита не пошла за ширму вместе с госпожой, но присела за стол, как раз на то место, где во время операции Артура сидела Илэйна. Туда, за ширму, немного погодя, зашёл и Ашар.
Он задал Илэйне много вопросов, пальпировал живот, низ живота, и грудь женщины, внимательно прощупывая её. Потом подложил под бёдра женщины специальный валик, и попросил её раздвинуть ноги. Илэйна сделала всё так, как просил лекарь.
--Не напрягайтесь так, госпожа. Ведь вы уже рожали… Больше детей у вас не было?… И беременностей тоже? Я имею ввиду – искусственно или по каким-то причинам прерванных?
Илэйна отрицательно качнула головой, совсем откинулась на спину, прикрывая глаза. Лекарь опустил руки на несколько секунд в специальный раствор и потом начал осмотр. Илэйна лежала спокойно, но, в какое-то время, дёрнулась, вцепилась руками в края ложа и закусила губы, чтобы не закричать слишком громко, в голос. 
--Немного больно. Потерпите, -- взглянул на неё Ашар.
Илэйна закрыла плотно глаза, коротко вдыхая и выдыхая воздух.
--Ещё немного, несколько неприятных минут – и всё.
Илэйна терпела боль, плотно закрыв глаза, но больше уже не давала ни стону сорваться с губ.
Потом Ашар опустил её рубашку. Илэйна ещё некоторое время оставалась лежать, вытянув ноги и стыдливо, поспешно одёрнув ниже подол рубашки, --  пока лекарь мыл руки. Немного придя в себя, она сказала:
--Я действительно ни разу не была беременна – после того как родила Зигвельта… За всю жизнь… Но… у меня было не так уж много мужчин...
--Вы совершенно здоровая женщина, -- улыбнулся Ашар, коротко взглянув на госпожу.
--Насколько я понял, вы легко носили дитя. Так бывает – пока двое, вместе ещё не решились, не хотят появления ребёнка на свет, Аллах не посылает им его… Бывает, конечно, и совсем наоборот, все мы – в воле Аллаха, -- вздохнул южанин, -- Я нашёл разве что небольшое воспаление. Вы, равно как и Ланс, примите некоторое, несложное лечение. И желания ваши скоро воплотятся.
Улыбнулся ободряюще Ашар.   
Илэйна села на кушетке, позвала служанку. Она всё ещё не могла взглянуть в сторону Ашара, испытывая некоторое стеснение. Но лекарь уже оставил женщину и её служанку одних.
--Я слышала – было больно, госпожа, -- осторожно заметила Бригита, подавая госпоже платье -- Как вы решились?! Мне даже представить это страшно!
--Страшно представить, что врач – мужчина? Или то, как это больно?
--И то, и другое.
Илэйна помолчала.
--Я считаю, что Ашар прав, -- серьёзно заметила она, -- Мы слишком многого боимся… И многое терпим – из-за страха. Глупого страха.

Через несколько дней южане, а с ними вместе лэди Илэйна и король покинули Кэмлайт – под чужими именами, в сопровождении нескольких верных слуг. Больной ещё не мог сесть в седло, для его передвижения приспособили особую, удобную в долгом пути повозку. Лошадей было достаточно, чтобы путешествовать быстро, не останавливаясь на продолжительный отдых, дороги ещё не развезло от весеннего тепла.
Сэр Ланселот и Зигвельт подъехали проститься, когда этот небольшой отряд был уже за пределами Кэмлайта. Илэйна горячо обняла и расцеловала сына. Зигвельт уже перед тем дал ей тысячу обещаний, по поводу разнообразных «не…» -- и теперь на память кратко повторял весь список, уверяя мать, что всё будет в порядке. Потом очередь дошла до сэра Ланселота, а Зигвельт отошёл к Ашару и Саиду, проститься с друзьями.
--Я приеду в первые же дни, как только дорога позволит это, -- сказал Ланс, -- Значит, не меньше чем через два месяца.
Илэйна кивнула согласно. Всё уже было сказано перед этим прощанием, там, в королевской спальне. Но впервые они прилюдно не просто пожали руки друг другу, но скромно, сдержано обнялись и поцеловались, как муж и жена. Саид и Ашар слегка улыбнулись, сердечно прощаясь с принцем Зигвельтом.
…………………………………………………………..

**

Монастырь святой Селестины находился намного южнее столицы, и путешествие им предстояло нелёгкое. Чем дальше от Кэмлайта отъезжали путешественники, тем труднее становилось повозке продвигаться по дорогам. Артур почти всё время пути находился в состоянии полудремоты, и Ашар внимательно следил за своим больным. Но побывать в стенах святого монастыря (о котором уже многое рассказала ему Илэйна), к своему великому сожалению, врач не успевал. Ученик его должен был через некоторое время вернуться к больному, как пообещал Ашар Илэйне.
За несколько дней перед тем как высокородные путешественники достигли стен монастыря, отряд разделился. Ашар, Саид и ученик Ашара – отъехали в сторону границы, в сторону своих родных земель. Илэйна сердечно и очень дружественно простилась с ними. А их отряд через день-два достиг ворот монастыря, настоятельнице которого уже обо всём было известно. Путешествие завершилось благополучно, о чём Илэйна в тот же день написала в Кэмлайт. Впрочем, здесь, в стенах монастыря, они стали жить под вымышленными именами.
Целебность источников святой Селестины не была выдумкой леди Илэйны. Монастырь, расположенный в довольно глухом месте, среди старых гор, в лесах – не смог бы привлечь к себе никакого внимания – если бы не чудо, исцеляющие горячие источники. Как говорили монахини, освящённые самой святой Селестиной, принявшей свой конец на этой земле, в этих стенах. Её святые мощи показывали, по желанию, всем приезжавшим. Поначалу известие о святых источниках распространилось стихийно, и люди приезжали в эти места просто обрести последнюю надежду.
Со временем монастырь стало посещать достаточно много народа в поисках исцеления от самых разных недугов, и монахиням пришлось задуматься об этом, и даже просить королевской помощи – в переустройстве здания и монастырских угодий. Помощь была оказана – Илэйна лично содействовала этому, о чём могла теперь думать с долей гордости, проезжая к монастырю Святой Селестины по хорошей дороге. С того времени на этот, и другие подобные ему монастыри, всегда выделялись деньги. Впрочем, строгая настоятельница не знала, каких именитых гостей она принимает.
Многие болезни здесь лечились, так что даже люди, приготовившиеся к смерти, поднимались на ноги. Это было правдой. Кроме молитв и привычной работы в стенах монастыря, монахини занимались собиранием лечебных трав и составлением снадобий, которые применялись наравне с целебной водой и целебной грязью из никогда не замерзающих источников.
Королю , пожалуй, давно следовало навестить именно этот отдалённый монастырь, Илэйна знала это. Все, кто приезжал в монастырь (кроме истощённых и ослабленных больных) питались простой, скоромной пищей, той же, что и служительницы монастыря, обязательно молились в полдневный час. Если желали того, то в утренние и вечерние часы гости монастыря тоже некоторое время посвящали молитве. 
Леди Элен и престарелого сэра Уилла Монвиля, её отца, разместили в двух разных, небольших комнатках-кельях (на женской и мужской половинах), но с разрешением навещать друг друга. Другие, менее состоятельные люди (монастырь никому не отказывал в помощи) – размещались в комнатах побольше, от трёх до пяти человек. Личные слуги (не больше одного) – могли жить рядом с господами ,только если в этом была крайняя необходимость. Они так же, как монахини, работали и помогали в обустройстве монастыря.
Илэйна каждый день, подчас не раз в день навещала Артура. Поначалу он чувствовал себя неважно, из-за долгой дороги. К тому же скучал и капризничал, как всякий больной. В первые дни лечения сэру Монвилю назначили совсем малоприятные процедуры и держали на самой скоромной пище (по совету Ашара, его устные рекомендации Илэйна передала настоятельнице монастыря).  Всё это не прибавляло Артуру хорошего настроения. Впрочем, настоятельница была женщиной строгой, неоднократно имела дело с капризными больными – сэру Монвилю пришлось, как и всем, подчиниться, и условиям лечения и распорядку жизни монастыря. Между больными настоятельница не делала никакой разницы, говоря строго, что «в недугах и страданиях – все равны».
К счастью, сэр Монвиль не был высокомерным человеком. Когда ему разрешили спускаться в общий зал, где больные, если хотели того, проводили часы отдыха, где так же находилось несколько книжных полок – небольшая светская библиотека, он охотно сблизился со стариками его же возраста – и старше. Случалось, что долгое время старики проводили за карточной игрой или игрой в кости. Настоятельница не поощряла этого, но и не могла запретить, лишь строго запретила играть на деньги. Весёлое общество быстрее всего другого помогло сэру Уиллу избавиться от хандры, примириться с жидкими кашками и отсутствием вина (за этим следили очень строго и без всяких поблажек).         
Леди Элен тоже могла отдохнуть, заняться своим здоровьем, но не хотела бездельничать, попросив настоятельницу позволить ей помогать монахиням. Несколько недель спустя она охотно сняла с себя платье госпожи, поменяв его (не в первый раз в своей жизни) на платье послушницы.  Дороги все развезло от грязи, из Кэмлайта пришло лишь одно письмо – и на большее рассчитывать пока что не приходилось.

Леди Элен вошла в личные комнаты настоятельницы, женщины пожилой, но столь строгой, так что даже высокородной леди стало как-то не по себе.  Она вспомнила давно забытое чувство – почтительного уважения перед наставницей. Впрочем, строгость настоятельницы касалась в основном законов монастыря, с которыми всех так или иначе заставляли считаться. А во всём остальном – она была женщиной не стремящейся к власти. Редким по душевным качествам человеком, как заключила для себя Илэйна – редкой честности и   жизненной силы, несмотря на свой очень преклонный возраст. Но настоятельница сама, пожалуй, была лучшим примером того, что даже воздух их монастыря исцеляет человека и продлевает его жизнь.
Настоятельница предложила послушнице Элен присесть, разделить с нею вечерний чай. Она её вызвала, скорее, для дружеской беседы.
--Как чувствует себя ваш отец? – спросила настоятельница, придвигая к Элен чашку, наливая в неё горячий, ароматный напиток.
--Спасибо… Мой отец чувствует себя с каждым днём всё лучше… Он собрал тёплую компанию для игры в трик-трак, и радуется этому словно ребёнок, -- улыбнулась Илэйна.
--Хоть азартные игры не приветствуются церковью, но я не могу совершенно лишить людей всего, к чему они привыкли. Достаточно и отсутствия вина. Соблюдать это правило для некоторых очень нелегко.
--Совершенно точно, -- согласно кивнула Илэйна.
Некоторое время они разговаривали о разных вещах, но потом Илэйна поняла, -- приблизились к тому вопросу, который особо интересовал настоятельницу.
--Скажите мне, леди Элен, это правда, что вашего отца лечил врач-южанин? И правда ли то, что больному совершенно удалили желчный пузырь?
--Всё, как я рассказывала вам,-- ответила Илэйна.
Настоятельница несколько секунд молчала, потом заговорила, и в голосе её слышалось волнение.
--Считалось, что это невозможно – чтобы человек жил без какого-либо внутреннего органа. А теперь вот оказывается, что возможно!… Вы видели, как всё это происходило? Хотя бы отчасти?…
Илэйна отрицательно покачала головой.
--Я и мой отец, мы дали слово – помочь сохранить всё в строжайшей тайне. Да и потом, даже если бы я что-то увидела, я бы ничего не поняла и не запомнила.
--Пожалуй, да, -- согласилась настоятельница, -- Этот врач – смелый человек. За помощь вашему отцу он может поплатиться собственной жизнью. Такие там законы, в сохранении тайны врачебного искусства…   
Настоятельница замолчала, задумавшись на несколько секунд.
--Это очень удивительно, что такая страна – в которой море нерешённых проблем – владеет таким искусством! В изучении человека они ушли настолько дальше нас, насколько мы считаем себя выше каких-нибудь отсталых, полудиких племён… Издревле это искусство – познание и врачевание человека – культивировалось в их древней, ещё языческой вере… Когда же они стали веровать в Аллаха,  то знания эти сохранились, разумно не были уничтожены. Их лекари знают такие снадобья и составы, такие секреты над которыми мы бьёмся и сто, и двести лет. А для них – это азы искусства! Рассказывают, что они могут точно определить внутренние болезни человека просто взглянув на него.
--Это действительно так, -- кивнула Илэйна, подробнее рассказывая настоятельнице о визите Ашара.
Настоятельница внимательно слушала её, не пропуская ни одного слова. Когда Илэйна закончила рассказ, она снова заговорила.
--Мы, действительно, варвары в этом вопросе… То, чего мы достигли – крохи, по сравнению с их знаниями… А ведь в их стране столько бед! У них до сих пор есть рабство!... Люди, и знающие лекари в том числе – могут быть рабами… До сих пор их страну раздирает вражда, и государство всё больше чахнет, дряхлеет. Действуют древние, и отчасти уже бессмысленные законы… То, что перешагнули  мы, благодаря правлению нашего короля – то губит теперь наших соседей, без меча и крови извне… Я знаю, что эти врачебные знания – записаны. Всё хранится в строгой тайне. Но, знаете Элен, любая подобная тайна – почти преступление. Эти знания и умения могут помогать всем людям, а помогают лишь некоторым. Я не верю, что государства не могут договориться хотя бы о части, хотя бы о некотором обмене. Ведь нам тоже есть, что предложить. Да и потом, держать закрытыми знания от всего мира – долго не получится. Или можно вовсе лишиться их.
--Возможно, всё это когда-нибудь случится. Я думаю, что движется всё именно к этому,-- осторожно заметила Илэйна.
Настоятельница помолчала, грустно улыбнувшись:
--Жаль что меня в то время, возможно, уже не будет.
--Увы, человек, при всех своих возможностях и усилиях, не может охватить всего, о чём хотел бы знать !
Заметила Илэйна.
-- Вы ещё достаточно молоды, леди, но уже о многом думали… Отдали дань не только рукоделию и домашним хлопотам, но и учению, книгам, -- проницательно взглянула на неё настоятельница.
--Я воспитывалась в монастыре, -- заметила Илэйна, -- До пятнадцати лет. И даже считала всерьёз, что стану монахиней. Монастырь был, конечно, намного меньше вашего, намного скромнее. 
--Я так и поняла, -- кивнула настоятельница, -- Что ж, время отдыха. Не станем нарушать дисциплины.
Улыбнулась она молодой женщине, прощаясь с ней.
………………………………………………….

   **

Миновал незаметно месяц, и второй уже подошёл к своей середине. Илэйна ожидала известий из Кэмлайта. Здесь, на юге дороги уже высохли. Но ближе к столице, наверняка стояла распутица… Артур понемногу начинал скучать, к тому же ему снова начали лечение – далеко не самое приятное.
Тропинки к источникам уже просохли. В лесу было светло, солнечно, хоть и прохладно, от земли тянуло весенней сыростью. Постояльцев монастыря заставляли самих ходить к источникам, тех, кто был на ногах, вполне мог пройтись. Ну а тех, у кого были слабые ноги, выводили сидеть на солнышке, дышать свежим воздухом. Благо, погода стояла солнечная. Середина апреля наступила.
Илэйна как раз возвращалась в монастырь после купания. Вода источников оказывала очень бодрящее действие. Сама кожа словно бы молодела, наливалась упругостью, силой от этих купаний, хотя поначалу непривычно было входить в это жидкое грязевое месиво, кое-где вспученное пузырями. Грязь потом смывали, но не слишком тщательно, приходилось идти до монастыря, чтобы омыться лучше.
Илэйна неспешно шла по лесу. День стоял прекрасный, на редкость солнечный. Зелёная трава и первые пушистые цветы стали появляться на открытых солнцу участках. Лес был смешанный, хвойный и лиственный. В этих местах больше всё-таки хвойный. Хвоя сосен и их смола, растопившись на солнце, давали тот самый, лёгкий аромат, который исцелял многие болезни… Первые цветы были нежными и пушистыми, словно спросонья.
От дел в этот день послушница Элен была освобождена, и поэтому она могла посвятить некоторое время прогулке. Илэйна собрала букет цветов, отойдя с тропинки в лес. Заблудиться она не боялась, потому что уже много раз гуляла здесь, и примерно знала окрестности монастыря. Ей особенно нравился один хвоистый лесной пригорок – забравшись на него можно было увидеть стены монастыря и кусочек дороги, подходящей к нему. И тропу, которая тянулась к монастырю от источников. Взобравшись на прогретый солнцем холм, Илэйна присела возле корней старой сосны. Может быть, даже эта сосна вытеснила всех других соседей с этого участка земли -- такой она была приземистой, с пушистыми, опущенными к земле ветками.
Некоторое время Илэйна сидела, закрыв глаза, подставив лицо солнцу. Потом – словно бы что-то толкнуло её в груди – она очнулась, посмотрела в сторону монастыря, на тропинку. От монастыря на тропу сошёл человек, ещё в дорожном плаще. Зрение леди Илэйны не отличалось сверх-остротой, но она узнала этого человека, не могла бы его не узнать! Она быстро поднялась на ноги и тихо, быстро сошла с холма, скорее того путника  подойдя к дороге, притаившись за одним из деревьев.   
Широкий сосновый ствол надёжно скрывал послушницу Элен. Минут пять она терпеливо ожидала, и когда гость спешно прошёл мимо неё по тропе, женщина негромко позвала его:
--Сэр, добрый сэр… Куда вы так спешите?
Ланс остановился, обернувшись быстро, стремительно. На секунду Илэйна увидела перед собой словно бы и не человека, но  быстрого, ловкого зверя – и поспешила спрятаться за дерево.
--Ох, нет, только не убивайте меня, храбрый рыцарь! – полушутливо воскликнула она, -- Добрый сэр должен защищать женщин, стариков и детей! Это его святая обязанность. Да, святая обязанность.
Илэйна обняла руками ствол дерева, прижавшись щекой к его шероховатой, пахучей коре, выглянув из-за него, улыбнулась. Ланс  сразу же стал тем, кем знала она его всегда – милым и домашним.
--А ты – дух леса, да? – спросил он так же насмешливо, ей в тон.
--Я теперь послушница Элен. И привезла сюда своего престарелого отца, для поправления его здоровья… Хотя, мне кажется, настоятельницу не проведёшь такой простецкой придумкой, славный рыцарь… Пойдём, прогуляемся до источника? Я как раз шла оттуда. По дороге ты мне всё расскажешь. Ведь всё хорошо, да?…
Ланс кивнул согласно. Они пошли рядом по тропе, в сторону источника, негромко разговаривая. 
Когда они, вдвоём приблизились к источнику, Ланс о чём-то коротко сказал служкам, и те ушли, оставив их одних. Илэйна помогла сэру рыцарю снять с себя лёгкие доспехи и одежду, и сказала, как лучше принять эту странно-грязную ванну.
--Да не бойся, ради Бога! – рассмеялась Илэйна, увидев брезгливое выражение на его лице – он до смешного напоминал ей кота намочившего лапы.
Ланс понял, что дольше стоять так голым – и неприлично и бессмысленно, и погрузился в грязевое месиво. Уже через минуту он сказал Илэйне, что никогда не испытывал ничего подобного! И что она непременно должна прийти к нему, добавил сэр рыцарь уже тише.
--Служки не придут сюда, покуда мы не уйдём.
Сказал он Илэйне.
--Ей Богу, Илла, мы никогда больше не сможем так замечательно изваляться в грязи! Согласись со мной!… Я три месяца не видел женщины…
Илэйна стала снимать платье, только недавно надетое, за коим процессом с удовольствием наблюдал Ланс, приняв потом её в свои «грязные» объятия.

Приняв вместе эту приятную ванну, и омывшись чистой водой, нагревшейся на солнце, усталые, они возвращались к монастырю.
--Илэйна, завтра я должен возвращаться в Кэмлайт… Я не хочу надолго оставлять одного Зигвельта, а ты знаешь, что дорога сюда не близкая.
Илэйна согласно кивнула.
--В монастыре мы не сможем провести эту ночь вместе. Как обычно… И, сказать честно, Ланс, наша связь – греховна… Я думала об этом, пока жила здесь. Я пришла к кое-каким выводам.
--Каким же? – спросил Ланс, взглянув на неё как раз в тот момент, когда они проходили солнечный луч, и роскошные волосы Илэйны, которые она не успела убрать, распустила вольно, заиграли яркими рыжеватыми отблесками, блестели,  словно тёмный янтарь, словно рябь озера в солнечный день.
Илэйна вздохнула.
--Если ты хочешь, если ты действительно хочешь этого, мы можем сегодня здесь повенчаться. Никого особо не ставя в известность. И тогда провести эту ночь вместе, как супруги. Свою первую брачную ночь.
Улыбнулась Илэйна.
Ланс остановился, крепко пожал её руки, сказал уверенно:
--Да, я хочу этого.
………………………………………………………………………….


**

Сэр Ланселот уехал на следующий день, утром, сердечно попрощавшись со своей женой.
Бракосочетание прошло очень тихо, незаметно, и никто больше, исключая настоятельницу монастыря и священника, венчавшего их, не знал об этом. Только Артур удивился тому, что Илэйна за всё это время в первый раз переоделась в красивое светское платье. Но он разумно связал это с чувством женского кокетства, с приездом сэра Ланселота.
Он долго беседовал с рыцарем и о многом его расспрашивал. Было ясно, что король уже скучает по более насыщенной и деятельной жизни. Они вместе, втроём, скромно отужинали. За ужином Илэйна разлила по бокалам немного вина. 
--Отметим приезд сэра Ланселота, и те хорошие вести, которые он привёз нам, -- улыбнулась Илэйна – Настоятельница сегодня позволила вам нарушить строгий пост.
--За четыре месяца – в первый раз, -- обратился Артур к Лансу, и потом заметил сестре, что это светлое платье ей очень к лицу.
 Они выпили вино, принялись за ужин, тоже весьма праздничный, по сравнению с тем, что раньше ели Артур и Илэйна. И после, попрощавшись, все разошлись спать.

Со времени отъезда Ланса как-то незаметно прошло месяца два. Жизнь текла по-прежнему в мирных и деятельных заботах в стенах монастыря. Скоро король намеревался покинуть целебные источники, потому что чувствовал себя, как говорил Илэйне, совершенно здоровым. Всем было ясно, что он просто умирает от скуки, и терпение его – закончилось. Илэйна ничего не могла с этим поделать. Впрочем, ей и самой хотелось вернуться в Кэмлайт, увидеть Зигвельта, увидеть Ланса.
Через некоторое время после отъезда сэра Ланселота, она кое-что явно почувствовала и была вполне уверена в этом, уже знакомом ей ощущении – перемены, внезапной встряски во всём организме. Она поняла это сразу же, буквально в первые недели  после отъезда сэра Ланселота. Сильно прилило к груди, и грудь словно бы заметно, как ей казалось, даже визуально потяжелела. Весь организм её, природой предназначенный для самой главной цели – материнства – уже истосковался в ожидании, и теперь бурно перестраивался, создавая все нужные условия для роста и новой жизни. Позже проявились и другие приметы, ясно указавшие на эту счастливую перемену. Но не было ни тошноты, никакого другого нездоровья, впрочем, как и в то время, когда она носила Зигвельта. Естественное для женщины состояние, приносило только радость и покой. Случалось, что вдруг Илэйна хотела какой-то особой пищи, просила об этом настоятельницу. Та, коротко взглянув на женщину, призывала к себе ключницу, без лишних вопросов отдавала ей свои распоряжения.
Один раз она сказала Илэйне, когда осталась с ней наедине:
--Хоть я никогда не носила дитя, и сохранила обет безбрачия, данный Богу, но я понимаю, в чём дело… Если родится мальчик, назовите его Персифаль. Достойное, красивое имя. Каким же красивым он должен быть, судя по его родителям! Господь благословил ваш союз, послал вам это дитя – так значит, живите счастливо. Живите в мире.
--Спасибо, матушка, -- улыбнулась Илэйна.
Но Илэйна ещё не решила говорить ли об этом сейчас сэру Ланселоту? Быть может, это известие станет слишком скорым для такого молодого человека, как Ланс… Хотя сама Илэйна испытывала только счастье и наслаждение жизнью, и чувствовала себя совершенно здоровой, как и говорил ей Ашар.
…………………………………………………….

**

Через некоторое время Артур окончательно решил возвращаться в Кэмлайт. Илэйна не возражала. Лечение закончилось, по крайней мере, Артур чувствовал себя здоровым. Приехавший в монастырь ученик Ашара подтвердил это. И долго беседовал с настоятельницей монастыря, к большому её удовольствию, и увёз послания своему учителю, выехав вместе с Илэйной и Артуром.
Илэйна с тёплым чувством взглянула на стены монастыря святой Селестины – жизнь её здесь, мирное служение, пост, молитвы – увенчались самым необычайным образом! Впрочем, нельзя было сказать, что Илэйна этого не ожидала. Она мысленно попрощалась с густыми хвойными лесами, целебными источниками, с этими травами и цветами – чтобы отправиться к своему дому – уже вдвоём, не одна..., думая об этом всё с большей нежностью.
Лето приблизилось к своей середине, и путешествие их до Кэмлайта заняло меньше времени, чем путешествие к монастырю. Дороги, преимущественно, оставались сухими. Всего несколько раз их застал дождь, и то – скорее, приятно освежил, чем помешал. Теперь Артур и Илэйна, невольно, поменялись местами. Женщина как можно меньше ехала верхом, предпочитая повозку.  Артур же, наоборот, мог ехать верхом, вполне восстановил силы, и наслаждался верховой прогулкой, как он называл нынешнее своё путешествие. Слуги, приехавшие за ними из Кэмлайта, удивлялись, глядя на господина. Не он ли уезжал сюда очень больным, все потихоньку говорили что умирающим! И вот – этот «старик» легко преодолел немалый путь до столицы, и ни разу не пожаловался на своё здоровье. Артур непременно верхом хотел въехать в Кэмлайт.
Илэйна не поехала вместе с братом в столицу. Сославшись на усталость, она пожелала сразу же свернуть в сторону своего дома. Она как можно скорее просила прислать ей Зигвельта и сэра Ланселота, сказать им о её приезде. Артур обещал всё сестре, и почти что у ворот столицы их пути разошлись. Илэйна и правда чувствовала усталость от путешествия, от этой постоянной тряски по дорогам, хотела как можно скорее покойно лечь дома в постель. Шёл четвёртый месяц, ребёнок в её чреве начал заметно расти. Потяжелевшее от родовых вод лоно сдавливало внутренние органы. Конечно, приходилось просить Бригиту составлять нужные лекарства, объясняясь перед Артуром болезнью желудка от походной сухой пищи. Но в дороге всё это было крайне неудобно.
Потому ещё Артур согласился, чтобы Илэйна сразу же ехала домой. Хотел прислать к ней доктора.
--Нет, нет, не нужно, -- покачала отрицательно головой Илэйна, -- Спокойная жизнь дома, не в дороге, поможет мне лучше всего. Я уверена в этом.
--Но я жду тебя в Кэмлайте, когда поправишься, -- заметил Артур, -- Не говоря уже о том, что я не хочу надолго отпускать от себя Зигвельта, хоть и понимаю – ты по нему очень соскучилась.
--Отпусти, хотя бы ненадолго, -- вздохнула Илэйна.   

Замок Мерлина как-то по-особому торжественно ждал возвращения своей хозяйки. Словно бы дому было заранее известно о значительном событии. Лето в этом году выдалось не засушливое, тёплое и достаточно влажное. Парк вокруг замка пышно зеленел, множество цветов распустилось в бордюрах, необыкновенно украсив замок. Особенно обильно цвели розы и шиповник, их было достаточное количество вокруг. Вился по красно-кирпичным стенам, по сводчатым аркам плющ с пушистыми, медвянно-пахнущими белыми цветами.
Слуги почтительно, радушно встретили госпожу. Глядя на свой нарядный дом, Илэйна испытала необыкновенное чувство умиления и покоя -- до слёз. Такая сентиментальность и ей самой показалась чрезмерной. От Бригитты слуги уже знали, что госпожа недомогает. Поэтому Илэйна сразу же поднялась к себе, умылась и легла в постель. Лёгкий обед ей принесли в спальню, и госпожа не страдала отсутствием аппетита, как заметил повар. Потом, оказавшись в привычной, спокойной обстановке, Илэйна крепко заснула.  Жаркий полдень, белейшее бельё, прохладная постель – всё это клонило к отдыху и сну, совсем разморило её. Бригитта оставила открытым окно в спальной госпожи, прикрыв его лишь лёгкой белой сторой, от прямых солнечных лучей. 
В этот день ни Ланс, ни Зигвельт не приехали – и это очень огорчило Илэйну. Вечером, выйдя подышать в сад, она снова расплакалась – по непонятной причине. Но, вернувшись домой, велела подать себе ужин, и, отужинав, крепко проспала всю ночь, несмотря на долгий дневной сон. Она знала, что после тряской дороги необходимо некоторое время побыть в покое, много лежать, хотя никаких угрожающих признаков Илэйна не чувствовала. Господь, действительно, послал ей здоровую и лёгкую беременность, как и говорила ей настоятельница. Но всё же на следующий день Илэйна попросила принести завтрак в комнату, и почти не выходила из своей спальной. 
Ланс и Зигвельт приехали в послеобеденное время, когда Илэйну снова сморила спокойная дремота. Их встретила Бригита.
--Доложи, что мы приехали, -- с порога сказал ей Ланс, -- Мы хотели ехать сюда вчера, но король не отпускал нас. И прежде Зигвельт должен был передать нашему сюзерену все дела. Где же Илэйна, отчего она сама не встречает нас?
--Госпожа недомогает, -- низко поклонилась Лансу Бригита, -- Это началось в дороге. И теперь она у себя. Спит… Она очень ждала вас вчера. И… и по-моему была очень огорчена, что вы не приехали.
Ланс всё равно, хотел было подняться в комнаты Илэйны. Но потом раздумал её тревожить, велел приготовить купальню и обед. Обычно всё это приготовляла к их приезду Илэйна, предпочитая сама встречать своих гостей и домочадцев. Всё это очень насторожило Ланса. Когда, перед обедом, доложили, что купальня готова, он первым отправил в неё Зигвельта. Едва лишь юноша ушёл, сэр Ланселот ещё раз подозвал к себе камеристку леди, подробно обо всём её расспрашивая.
--Я ничего не знаю, сеньор, -- оправдывалась Бригита, -- Во время путешествия госпожа ехала большей частью в повозке, а не верхом, как по дороге к монастырю. Время от времени, наверное, от походной пищи, госпожа жаловалась на плохую работу желудка, сама составляла для себя лекарства… Больше ничего особенного, никаких других болезней или недомоганий. Теперь она выглядит вполне здоровой и отсутствием аппетита не страдает. Правда, больше спит, много времени проводит в своей комнате. Должно быть, она просо устала в дороге. Пыль, тряска, походная пища… Я доложу ей, что вы приехали, когда госпожа проснётся. По-моему, она даже плакала вчера, что вы не приехали… Но точно я ничего не знаю.
--Плакала?… -- удивился Ланс.
Конечно, было немного нехорошо, что они не поспешили. Но обычно Илэйна всё понимала, и прощала подобные задержки. Ланс вздохнул про себя, постарался выбросить всё из головы – человек устал в дороге, устал быть вдали от дома, только и всего. Ведь Илэйне очень редко приходилось путешествовать. Потому, когда набрали новую купальню, Ланс вдоволь насладился тёплой водой, а затем они с Зигвельтом с аппетитом отобедали.
Леди Илэйна спустилась к ним лишь к ужину. Тепло поцеловала сына в щёки, обнялась с ним, и холоднее (как ему показалось) отнеслась к Лансу. Но всё равно ужин прошёл, как всегда, прекрасно. Ланс сам заказывал блюда повару, и все они  были отменно приготовлены. И сервировка стола, и все эти мелкие, но важные, детали – всё было исполнено в лучшем виде.  Слуги замка любили господина, старались выполнять его приказания хорошо, вполне признавая его, наравне с лэди Илэйной, так же хозяином этого дома.
Дух красоты и эпикурейства витал и за столом и над всем, что находилось в пределах замка Мерлина. Илэйна любовалась повзрослевшим за эти месяцы Зигвельтом. В его речи, в движениях – прибавилось уверенности, он стал совсем юношей, и очень привлекательным, обходительным  юношей. В этом сказывалось немалое влияние сэра Ланселота, Илэйна была благодарна своему супругу – хоть и не выражала этого вслух. Она так же с аппетитом отужинала вместе со всеми, после чего Ланс предложил прогуляться по парку, для крепкого сна. Зигвельт отказался. Было заметно, что глаза его уже слипаются, что он и так заснёт крепко, без всякой прогулки. Илэйна ещё раз ласково расцеловала его в щёки, отправляя спать. 
Сэр Ланселот предложил ей руку, и, накинув лёгкий плащ, Илэйна спустилась вместе с ним в тёмный, влажный после недавнего дождя парк. Было ещё очень темно, тучи не открыли луны, и дождь в скором времени обещал начаться снова. Но душисто и сильно пахли все цветы, и в темноте всё-таки видны были дорожки. Они прошлись немного вглубь парка и присели на скамью. Ланс рассказывал о своей жизни в Кэмлайте, о том, почему вчера они не смогли приехать. Илэйна, слушая его, понимала теперь, что обиды её были совершенно пустыми и глупыми. Она не раз тихо вздохнула во время рассказа.
--Зигвельт на несколько дней останется здесь… Но я завтра утром должен уехать, -- заключил Ланс.
--Зачем? – подняла голову Илэйна.
Ланс в свою очередь вздохнул, усмехнулся:
--Королева интересуется здоровьем своего мужа, и меня посылают к ней. В Замок Зелёной Стражи. Я ведь когда-то входил в число личной охраны Джинейлы, леди королевы.
--Артур посылает?
--Конечно.
Илэйна помолчала.
--Что ж, ты не можешь уклониться от приказа своего сюзерена…
Ланс хотел было сказать, что Леди Гвен лично попросила, чтобы эти вести в её замок привёз либо сам король, её дражайший супруг – на что она, бедная изгнанница, впрочем, и не надеется, либо «чемпион короля, славный сэр Ланселот». Но передумал сейчас говорить об этом Илэйне.
--Что случилось, скажи мне? Слуги говорят, что ты нездорова, -- спросил Ланс, -- Бригита сказала мне.
--Немного – да, но незначительно… Дорога, духота… Да ты и сам всё понимаешь.
Илэйна крепко пожала его руку в темноте. Ланс не знал, что он должен был понять. Обычно, Илэйна редко болела и редко жаловалась на свои недомогания, разве что в исключительных случаях. Она улыбнулась, говоря тихо:
--Ты спрашиваешь так, будто бы не господин мой… Если выразишь желание – как я могу отказать своему супругу?… Но… я боюсь. Вернее, я ещё не очень здорова.
Ланс мирно поцеловал её волосы, прекрасно пышные, душисто пахнущие.
Некоторое время они тихо прохаживались по самой широкой дорожке в парке, и потом вернулись в замок, пожелав друг другу спокойной ночи. Разошлись каждый в свою спальню.
……………………………………………………………

**

Приехав в Кэмлайт, Ланс ещё дня три провёл со своим сюзереном, и только после повторного, настойчивого письма королевы Артур согласился, чтобы сэр Ланселот съездил к ней. Взамен ему скоро должен был вернуться от матушки Зигвельт.
Ланс прекрасно знал дорогу к замкам Зелёной Стражи. Это были очень изысканные, куртуазные строения, в нескольких милях от Кэмлайта. Они расположились среди совершенно особой природы, созданной небольшими, но чистыми, довольно глубокими озёрами. Когда-то король подарил эти замки в полное и безраздельное владение прекрасной своей королеве, Гвен. Именно для юной королевы они были разработаны и построены, в ином стиле, совсем не как военные сооружения – разрабатывали их в том числе пленные художники с Востока. В последние годы королева жила там практически безвыездно. Она считала себя «несчастной изгнанницей», так и писала в своих редких посланиях к супругу (в основном с просьбами о чём-либо).
Но Гвен как-то забыла, что года четыре назад – сама уехала из Кэмлайта, не пожелав больше в него возвращаться. Иные злые языки винили в этом некоего молодого рыцаря, с которым она поселилась в Замках Зелёной Стражи… Но может быть страсть рыцаря была недолговечной? Или злые языки лгали, а королева просто решила уединиться на природе, посвятить своё время философским раздумьям?… Так или иначе, но Артур не стал мешать своей жене. Он не отказывал королеве в финансовой поддержке, удовлетворял просьбы, которые она выражала, но  не отвечал на её письма.
Как человек не чуждый искусству, Ланс восхищался творением многих мастеров – замками Зелёной Стражи. Он знал, что прекрасные росписи украшали их стены внутри, так же как тончайшие каменные кружева и великолепно изваянные фигуры людей и животных снаружи. Это были не столько замки, сколько великолепные Дворцы Любви, изысканный архитектурный ансамбль. И – прекрасные сады, отчасти созданные самой природой, отчасти руками садовников, окружали их. Но всё же, хоть Ланс и восхищался ими, как творением талантливых зодчих, ближе и роднее ему всегда оставался скромный, по сравнению с этими дворцами, дом леди Илэйны. Нынче, как и всегда, он хотел как можно скорее туда вернуться.
Совсем не торопясь, лишь к вечеру, Ланс подъехал к замку Зелёной Стражи, тому из них, где нынче жила королева. И слуги сообщили рыцарю, что леди Гвен на верховой прогулке со своими приближёнными. Ланс решил, что не станет гоняться за королевой по лесам и долам, лучше спокойно дождётся её дома. Он спешился, велел расседлать коня, и  прошёл в замок. Распорядитель королевы тотчас узнал, как он подобострастно выразился, «славнейшего рыцаря». Ланс спросил у него комнату, ужин, воды умыться и решил немного поспать – до прибытия королевы, до того часа, когда она сама захочет услышать вести о своём дражайшем супруге.
Джинейла нескоро пожелала увидеть «славнейшего рыцаря королевства». Уж Ланс успел вздремнуть, затем прогуляться по галерее, откуда открывался необыкновенный вид на одно из прекрасных озёр. Уж в небе свежо засеребрился тонкий серп луны -- а его только тогда попросили пройти в покои королевы.
Ланс не в первый раз в своей жизни видел Джинейлу, да и когда-то служил в личной охране королевы. С того времени она не изменила ни своим привычкам, ни нравам. Но сэр Ланселот отметил одного человека в её окружении, которого не видел раньше. Обычно Гвен любила красивых молодых людей, этот же был прямо противоположен всем её вкусам – немолодой, тщедушный, и к тому же блондин. Он старался быть незаметным, стоял в стороне, и даже учтиво поклонился сэру рыцарю. И всё же Ланса не так-то просто было провести низким поклоном. Он прекрасно помнил, что рассказывали о Замках Зелёной Стражи нынче, и о сэре Мортайне, приобретшем неоспоримую власть над королевой. Ланс приблизился к Гвен, учтиво поклонился, поцеловал её руку.
--Мы ужинаем поздно, -- после приветствия сказала королева, -- Присоединитесь к нам? Вы должны помнить обычаи Замков Зелёной Стражи. Ведь вы и сам были когда-то одним из моих пажей… Хоть и недолгое время.
--Прекрасно всё помню, леди королева, охотно присоединюсь к вам. За ужином я расскажу о делах в Кэмлайте. Вести благоприятные.
--О да, мне говорили, что король, супруг мой, тяжко болен… Но – я уже много лет не покидаю своего изгнания…
Вздохнула королева. Прежде чем она успела продолжить свои жалобы, сэр Ланселот коротко ответил ей:
--Благодарение Богу, король в добром здравии.
И предложил пройти к столу. 
Ведя застольную беседу, Ланселот не забывал наблюдать за своими сотрапезниками и самой королевой. Всё же Гвен изменилась. Она оставалась красивой женщиной, но чётче обозначилась её, природная, худоба, и, пожалуй, Ланс не чувствовал основного, что было в прежней королеве – её яркости и силы, пусть даже выраженной в женском кокетстве. Словно бы кто-то прикрыл невидимым колпаком огонь её внутреннего света, и нынче он едва тлел, так словно бы ему не хватало  воздуха. Неприятно удивило Ланса и обилие тяжёлых золотых украшений, которые одела к ужину Джинейла. Прежде женская интуиция не изменяла королеве.
 Когда сэр Ланселот рассказал обо всех основных переменах, произошедших в Кэмлайте, когда ужин был давно уже закончен, и глубокая ночь опустилась за окнами замка, Джинейла поднялась со своего кресла, по-королевски украшенного изображением льва.
--Благодарю вас, -- протянула она Лансу свою руку, --Время позднее, и долгая прогулка утомила нас. Но я ещё о многом хотела бы услышать, сэр Ланселот. Я вас прошу остаться моим гостем – хотя бы на один день.
Ланселот вздохнул. Ему не хотелось оставаться. Другие мысли беспокоили его, он думал об Илэйне, её нездоровье в пути впервые показалось ему подозрительным. На его памяти Илэйна редко когда жаловалась на недуги. Может быть, он чего-то не знал? Недопонимал чего-то? Ланс хотел как можно скорее вернуться в замок Мерлина, и уже готов был сказать о том, что завтра непременно уезжает.
Но королева крепко сжала его руку, сказала тихо и уж как-то вовсе не по-королевски:
--Пожалуйста, побудьте недолго моим гостем… С некоторых пор – гостей здесь так мало…
--Хорошо, госпожа моя, -- сломался Ланс, услышав эти просящие нотки в её голосе, всё ещё абсолютно чудесном и чарующем, -- Но только один день. А потом меня ждут неотложные дела в Кэмлайте. Уж простите мне эту спешку.
Джинейла кивнула согласно и пожелала гостю спокойной ночи. 

Утро в Замках Зелёной Стражи начиналось где-то в полдень. Ланс проснулся в десять утра, самое позднее для себя время, и больше заснуть не мог. Прогуливаясь по галерее, с прекрасным видом на озеро, он тихо ругал себя – ему было тоскливо здесь, и хотелось уехать. Но обещание, данное Джинейле, он нарушить не мог.
В полдень королева и все её приближённые спустились к завтраку, после того Джинейла увела гостя гулять, ушла с ним в сопровождении своих дам. И долго ещё расспрашивала его о Кэмлайте, пока не стало ясно, что и сами вопросы уже иссякли.
--Сегодня вечером будет более праздничный, чем обычно, ужин-обед, -- улыбнулась Джинейла, -- Вы обещали пробыть моим гостем целый день. И потому я жду вас там. Я знаю, что вы к тому же прекрасный кавалер – хорошо танцуете, играете на лютне, поёте.
--Ей-Богу, я уже сто лет ничем подобным не занимался, -- откровенно ответил Ланс, -- И забыл даже примитивный аккомпанемент.
--Пожалуйста, я очень прошу вас, -- вновь повторила Джинейла, -- Вы сможете просто посетить наш скромный праздник?
Ланс мысленно проклял ту минуту, когда дал Джинейле обещание, а так же то, что матушка, в своё время, обучила его всем этим светским премудростям, этикету, рыцарскому почитанию прекрасной дамы, и прочей белиберде. Будь он неотёсанный болван – было бы намного проще, и отказаться, или же что-нибудь соврать.
Праздник, устроенный вечером, был, наверное, весёлым, красивым и занимательным, но мало интересовал Ланса. Он скучающе сидел за столом, Джинейла мучила его вопросами, и пару раз пришлось пройтись с ней в танце. От всего прочего Ланс категорично отказался. Он не мог не замечать кокетства королевы, всех этих её фраз и движений, но отвечал на них предельно ясно.
Ланс обращал внимание больше на гостей леди Джин. Здесь были в основном те, кто как-то не пришёлся ко двору Артура, или же никогда там не бывал, какие-то едва оперившиеся молодые люди. Сэр Мортайн вообще не появился на празднике, и Ланс не стал интересоваться – куда он делся. За всё время праздника Ланс занимался тем, что отведал прекрасной королевской кухни (успев проголодаться с полудня), и потихоньку пил вино. Нужно было признаться, что отменное. Да пару раз побеседовал с теми, кого знал ещё в Королевских рыцарях. Они не выглядели счастливыми оттого, что потеряли это звание – несмотря на весь свой гонор нынче.
Вообще, всё на этом празднике в конце-концов начало казаться Лансу утомительным и мало реальным, даже сама королева. Это не значило, что он много выпил – выпил-то он как раз не много. Но таковым было всё настроение вокруг – начиная от этих призрачных, холодных видов с галереи, которыми он до чёртиков налюбовался при свете дня,  и видел теперь, в лунном освещении, через широко распахнутые окна. Это озеро ему не нравилось. Туманные и тёмные, спокойные воды – казались слишком спокойными и, наверняка, очень холодными. Особенно в лунном свете. Ему нравилось, когда вода бежала, струилась – другими словами тогда в ней словно бы появлялась жизнь и мелодия. Может быть, скукой и упадком веяло из-за бархатных портьер и сглаженных углов этого дворца. Так внезапно ощущаешь струю затхлости, более того, какой-то отвратительный всему нутру приторный запах покойницкой – вдруг, среди блеска и великолепия, и якобы жизни…
Время приблизилось к двум ночи, времени, когда в Замках Зелёной Стражи отправлялись на покой.
--Сэр Ланселот, я чувствую, что вам здесь скушно, и не смею вас больше задерживать, -- улыбнулась Джинейла, -- Но выпьем по бокалу вина перед сном. Завтра вы покинете мой замок, я разрешаю вам не прощаться, потому что спим мы долго. Спасибо, что навестили меня, исполнили мою просьбу.
Джинейла разлила в хрустальные кубки вино со своего стола. С мелодичным звоном коснулась краем своего бокала, бокала гостя, и пригубила вино. Ланс выпил вместе с нею. После того он поднялся с места, пожелал королеве спокойной ночи.
Минут через десять, после того как сэр Ланселот покинул общий зал, королева так же поднялась и тихо ускользнула от гостей.

Уже в коридоре Ланс ощутил, что запах покойницкой вовсе не мерещился ему. Он присутствовал здесь на самом деле, и это было отвратительно. Сильная боль прилила к голове, ото лба к вискам, охватив вскоре всю голову. Он остановился, вынужден был остановиться и передохнуть. Дальше, так он предположил, возможно было выйти на галерею, широкий балкон, чтобы вдохнуть свежего воздуха. А оттуда потом добраться до своей комнаты. Ланс почувствовал, что лоб его покрылся холодной испариной, и руки так же стали холодны от пота, и какое-то мерзкое дрожание появилось в них. Он добрался до галереи, вдыхая прохладный ночной воздух, стало как будто легче.
--Сударь, вы потерялись? Заблудились? – послышался позади негромкий женский голос, наверное, одной из служанок, -- Вас проводить до вашей комнаты?
--А вы знаете, где она? – слабо спросил Ланс, пытаясь в полусумраке разглядеть эту служанку.
--Конечно, знаю… Обопритесь, сударь, не бойтесь, -- тихо отозвалась служанка.
Всё остальное помнилось Лансу с трудом, да и почти не помнилось. Эта служанка, которой он так и не разглядел, довела его до комнаты – его или не его комнаты Ланс не мог понять… Они опустились на постель. Язык, как и всё тело, слушалось Ланса с огромным трудом. Всё кружилось перед глазами. Он помнил, что в комнате было полутемно, и кровать почему-то отчасти скрывал полупрозрачный полог. Служанка тихо, невнятно разговаривала с ним… Он же закрыл плотно глаза, легче не становилось, лишь хуже и хуже.

   Наутро Ланс проснулся в своей комнате, в своей постели. Он чувствовал себя совершенно больным после этого праздника. Вылив кувшин холодной воды на голову, он, как мог быстро, оделся и вышел из комнаты, спустился к конюшне. В Замке, разумеется, все господа ещё спали. Впрочем, коня ему оседлали быстро, и Ланс поскорее покинул это странное место.
Только раз, после той пирушки, за которую некоторые поплатились здоровьем, Ланс не чувствовал себя так, как теперь – очень скверно. Он помнил только, что какая-то служанка помогла ему дойти до комнаты, лечь в постель. И, кажется, потом ему некоторое время было так плохо, что он уже ничего больше не помнил, кроме мерзкого привкуса во рту. Теперь Ланс прилагал все свои силы, чтобы держаться в седле. Поехал он не в сторону Кэмлайта, а сразу же – домой.      
……………………………………………….

**

Илэйна испытывала сомнение и странное беспокойство в душе, когда Ланс уехал. Эта поездка в Замки Зелёной Стражи окончательно убедила её рассказать о своём положении, как только он вернётся. Ланс ничего не обещал, но хотел приехать на следующий же день, или как можно быстрее.
Через два-три дня, никого не дождавшись, превозмогая своё дурное настроение и раздражительность, Илэйна послала в Замки Гвиневры своего человека. Теперь, когда сэр Ланселот стал её законным супругом – странное чувство непомерной собственности иногда просыпалось в Илэйне, несмотря на всё, что рассказывал ей Саид. «Ланс молодой и очень красивый мужчина, -- сумрачно думалось Илэйне, -- Двор леди Джин славится своими куртуазными нравами… Боже мой, неужели я так унижусь, что всё готова буду простить ему ради того, что он отец моего ребёнка?!» Думала она с негодованием, но с чувством тоски и ожидания всё спрашивала слуг – не едет ли кто-нибудь?

Стивен был старым слугой в доме леди Илэйны, из той дворни, что приехала вместе с госпожой в Кэмлайт, к её брату, из владений сэра Хьюго, первого мужа госпожи. Он относился к числу тех немногих слуг, кому леди Илэйна доверяла безоговорочно. Он исполнял в замке Илэйны обязанности и лесничего, и охотника, и старшего конюшего. 
До Замков леди Джин Стивен добрался за несколько часов,  глубокой ночью. Впрочем, путешествовать ночью ему приходилось не впервые, он опасался только того, что приедет в неурочное время. «Подожду до утра, переночую под открытым небом, -- решил старый слуга -- Зато наутро, пораньше, или встречу господина, или узнаю, куда он поехал». Так решив, он скоро издали увидел очертания высоких строений, направил к ним свою лошадь.
К его удивлению, несмотря на глубокую ночь (было уж около двух, как определил он по звёздам) в замке леди Джинейлы ещё и не думали ложиться. Его встретил вежливый , не слишком высокого роста, светловолосый слуга, спросил кто он, откуда. Стив, в свою очередь, спросил, где можно найти сэра Ланселота, здесь ли он ещё?
--Что сказать ему? Кто вы? – спросил слуга.
--Скажите, что приехал его человек, из Кэмлайта, -- ответил осторожно Стивен.
Слуга попросил подождать, но ждать пришлось недолго.
--Если вам нужен сэр Ланселот, то идите за мной. Он ещё здесь, никуда не уезжал, -- сказал тот же слуга, появившийся через некоторое время, -- Проводить вас к нему? Или попросить господина выйти к вам?
--Проводите к нему, поручение не терпит чужих ушей. Мне велено передать лично, -- спокойно ответил Стивен.
Слуга пошёл впереди, освещая путь неяркой лампой.
--Я думал, в замке давно все спят, -- заметил Стив.
--Нет, господа здесь поздно ложатся, и поздно встают,-- отозвался слуга, -- Ваш сеньор должен был сказать об этом. Он здесь далеко не в первый раз… Можно сказать – частый гость.
--У этого господина я недавно на службе, раньше служил другому. Я думал, мне редко придётся сюда ездить… Больно далеко от Кэмлайта.
--Нет. Сэр Ланселот бывает здесь часто… Вон там две комнаты, которые он всегда занимает, когда приезжает сюда. Только постучитесь сами… Я не уверен, что сеньор ваш сейчас свободен… Или можете подождать – как хотите.
Слегка поклонившись, слуга отошёл в сторону лестницы, ещё раз указывая нужную дверь. Дождавшись, когда слуга спустится вниз, скроется за перилами лестницы, Стив осторожно прошёл к указанным дверям и тихо отворил их.   
Ещё с порога он услышал звуки, насторожившие его, задержал шаг. Но всё же прошёл дальше, бесшумно затворил за собою дверь. В первой комнате было темно. Во второй горел слабый свет, дверь в неё была приоткрыта. Неслышно передвигаясь, так, чтобы не сбить, не уронить ненароком никакого предмета, Стивен прошёл ко второй двери, заглянул внутрь следующей комнаты…
Света от небольшой лампы, что стояла в изголовье кровати, было вполне достаточно, чтобы увидеть ясно всю картину. Стив убедился сам, что не перепутал дверь, что это действительно была комната его господина, сэра Ланселота Озёрного, и на кровати лежал он сам. Сверху же, в позе «раскачивающейся богини», на нём находилась женщина, абсолютно без одежды… Тела любовников лоснились от пота, и стройная, светловолосая дама стонала в экстазе, прижимая к своей груди руки любовника… Она склонилась к партнёру, отводя от лица длинные пряди волос, и тогда Стивен чётко увидел хорошо знакомый ему профиль -- благородной леди Джинейлы… Вздрогнув, он отшатнулся назад, в тень. И ещё несколько минут мог всё видеть и слышать… Сэр Ланселот отвечал своей возлюбленной, взаимно, стонами и вздохами, удерживая любовницу за руки, отводя от себя её руки. Не веря своим глазам, Стив стоял эти несколько секунд в оцепенении – перед ним были счастливые любовники, леди Джин, жена короля Артура, и его господин, сэр Ланселот Озёрный! Ошибки быть не могло. Он узнал даже их одежды с фамильными гербами, разбросанные по полу, узнал рубашку и колет сэра Ланселота. Судя по всему, влюблённые предавались подобному занятию так часто, что уже и дверь не запирали. Да и чего им было опасаться, чего бояться леди Джин в своих собственных владениях?…
Стивен так же тихо вышел из комнаты, плотно закрыв за собой дверь, спустился по лестнице и скоро вышел в знакомый холл. Дорогу до этих комнат он запомнил прекрасно. Слуга, провожавший его, больше нигде Стивену не встретился. Он вернулся в конюшню, лошадь его ещё не расседлали. Потому, вскочив на неё, Стив скупо со всеми простился, и крепко поддал свою лошадь по крупу. «Уж лучше ты напьёшься воды из ручья, и пощиплешь немного травы, чем наешься сладкого овса в змеином гнезде!», -- подумал он про себя, отъезжая подальше, в сердцах, сплюнул на землю.
Ещё до обеда, утром он был у замка своей госпожи, леди Илэйны. Слуги, видя хмурое его лицо, ни о чём не решались спросить. Стивен сразу же поднялся к госпоже, некоторое время говорил с ней с глазу на глаз. А потом, такой же хмурый и молчаливый, спустился во двор и ушёл к своему дому… Вскоре и без пояснений Стивена всюду разнеслась новость, о том, что увидел лесничий в Замках леди Джинейлы. О поступке их господина, сэра Ланселота. Никто не хотел верить, но многие знали Стивена, знали, что он ради пустых баек врать не станет.
Леди Илэйна закрылась в своих покоях, никого не допуская до себя, кроме Бригиты.
……………………………………………………..


**
 
Ланс добрался до дома к вечеру, больной, уставший, опустошённый и морально и физически – так, словно бы побывал не в прекрасных замках леди Джин, а в логове зловонных упырей.
Слуги встретили его молчаливо, странными взглядами. Молча приняли его коня, молча отворили перед ним двери, выполнили приказания, которые он дал. Ланс попросил принести ему в комнату тёплой воды, умыться, и немного молока с крепким чаем, вместо ужина, и вообще вместо еды -- за весь день. Все эти приказания исполнили, как обычно, быстро.
Переодевшись в свежую рубашку и выпив молоко с чаем, Ланс лёг в постель, скоро погрузившись в сон. Думать сейчас ни о чём не хотелось, и не хотелось ни на что обращать внимание.
Ланс открыл глаза утром. Сон не принёс облегчения, пустынная сухость стояла во рту, лихорадило, и безумно болела голова. И он знал подобное состояние раньше ! Ланс позвал слугу, снова велел принести себе только крепкого чая с молоком, достал лекарства. Некоторые лекарства, из тех, какими снабжал его Ашар, Ланс всегда имел под рукой.
Слуга, его личный слуга, здесь, в замке леди Илэйны, скоро вернулся, принёс питьё. Ланс проглотил сразу две пилюли, потом медленно пил чай, медленно приходил в себя. Слуга, конечно же, ушёл. Ланс вызвал его снова, присев на постели, говоря:
--Принеси мне одежду. Свежую рубашку не забудь.
Юноша молча выполнил приказание.
Помогая сеньору умыться и одеться, слуга всё так же молчал. Чувствуя себя немного лучше, уже одетый и ощутивший свежесть воды на слегка стянувшейся от мыла коже, вытирая  рушником руки, Ланс внимательно взглянул в почтительно-неподвижное лицо своего камердинера, спросил:
--Так объясни мне, сделай милость!, чего вы все ходите так, словно бы палку проглотили?!… Что госпожа? Как себя чувствует?
Юноша едва взглянул в его сторону, сказал негромко:
--Плохо, сударь. Бригита говорит, что много плачет. Закрылась и никого не допускает к себе… Многие вас винят. Но -- я  не знаю… Может что-то напутал Стивен? Верить-то его словам, без сомнения, можно. Но ведь все люди ошибаются… Не верится мне – хоть и не поверить невозможно.
Ланс отбросил рушник в сторону.
       --А Стивен-то здесь причём?…
--Госпожа его за вами, в Замки леди Джин посылала. Вы ведь хотели скоро вернуться… Она беспокоилась.
--И?…
--Стивен сказал… Он приехал вчера утром, в спешке – лошадь свою совсем заморил дорогой… Он говорил лично, с госпожой. После чего она закрылась у себя, никого до себя не допускает. Только Бригиту. И – плачет без конца, так Бригита говорит.
--О чём Стивен говорил госпоже – знаешь?…
Юноша кивнул согласно, низко опустив голову.
--Говори, -- спокойно повторил Ланс, -- Говори – не бойся.
--Он сказал… Сказал, что сам видел… Как вы спали с леди Джин… -- слуга поперхнулся от дерзости этих слов, продолжил -- Джинейлой… Он поклялся, что видел всё собственными глазами. И что слуга королевы сказал ему, не зная, что он человек леди Илэйны, будто бы вы далеко не впервые гостите в Замках Зелёной Стражи, что часто туда приезжаете. 
--Он так сказал?! Он точно так сказал?!…
Слуга отшатнулся в сторону, кувшин с водой разбился о стену, залив пол озером воды.
--Слуги так слышали, краем уха…
Пятясь за спинку кровати, повторил слуга.
--Я не верю, сэр… Но Стивен – он врать не станет, это все знают. Он поклялся, именем Божьей Матери, и другими Святыми… Я не знаю… отчего он так решил?…
Ланс вышел из комнаты.
До полудня он простоял возле двери леди Илэйны, сначала стучал в неё изо всех сил, но леди знала, в каких покоях следует закрыться, чтобы двери выдержали этот натиск. Потом просто ждал, что госпожа выйдет. Он знал, что в эти комнаты нет другого входа… Дверь не открылась ни на узенькую щелку, никто не выходил, ни единого движения не слышалось за дверью. Вторую половину дня он просидел в кресле, недалеко от двери. Голову ломило, ничего не хотелось есть и боль отдавалась даже в зубах. От лекарств клонило в сон, и поэтому он перестал принимать их.
Ближе к пяти вечера послышался лёгкий шорох – дверь слегка приоткрылась, в неё тихо скользнула Бригита сразу же, поспешно захлопнув её за собой. Ланс крепко поймал служанку за локоть, так что женщина испуганно вздрогнула. Но тут же испуг прошёл, вернее, Бригита взяла себя в руки, и стояла спокойно, опустив взгляд себе под ноги. Холодность, суровость отразилась в углах её губ, в чуть нахмуренных бровях.
--Бригита, -- вздохнул Ланс, -- Я не делал ничего того, о чём ей сообщили. Я узнал от своего слуги, о чём ей сказали. Скажи так госпоже – что я ничего такого не делал. Никогда. Клянусь честью.
Служанка молчала.
--Попроси свою госпожу выслушать меня. Поверить мне. Скажи ей, что это обман, меня нагло обманули!  Меня, и её, и нашего слугу, которому всё это намеренно показали! Ты не веришь мне?…
Служанка несколько секунд молчала.
--Я всё передам госпоже, сударь. Всё в точности так, как вы сказали – если только вы перестанете ломиться в дверь. Останетесь здесь. И потом спокойно выслушаете ответ… Только так. Иначе – я и шага не сделаю. Поклянитесь мне.
Твёрдо сказала Бригита.   
--Хорошо, -- Ланс опустился в кресло, -- Я клянусь… Только попроси её выслушать меня. Поверить мне! Ради всего святого – только выслушать!
Бригита согласно кивнула, и всё же дождалась, когда Ланс отойдёт подальше. Только тогда служанка тихо постучалась в дверь. Её впустили.   
Бригита вышла недолгое время спустя. Приблизилась к господину, который так и не вернулся  в место своей засады, оставался стоять возле окна, в конце коридора. Эта престарелая, некрасивая девица с завидным самообладанием твёрдо взглянула на сэра Ланселота – выше её чуть ли не в полторы головы.
--Сударь, моя госпожа видеть вас не желает… Оставьте её в покое, -- твёрда сказала Бригитта, --  И ещё – она передаёт вам вот это. 
Камеристка протянула свою руку над ладонью Ланса – в неё упало что-то холодное. Уже поняв что это такое, Ланс не торопился взглянуть… Потом закатное солнце ярко сверкнуло на аметистовых гранях… Сэр Ланселот вздрогнул, крепко сжал кольцо в ладони. Бригита стояла, склонив голову, сжав сурово руки. Пульсирующая боль вновь влилась в голову Ланса, лишая чувств, лишая всех мыслей… Но не от этой боли слёзы навернулись ему на глаза. Ничего не сказав больше Бригите, он прошёл к лестнице, сбежал вниз, скоро оказавшись во внутреннем дворе замка, возле конюшни… Бригита видела это в окно, как видели все слуги замка… Как видела это леди Илэйна из своих комнат. Но никто не  стал его  останавливать.
……………………………………………………
 
     **

--Он едет сюда, -- сказал Мортайн, -- Будь готова. Он скоро будет здесь.
Гвен смотрела неотрывно в сторону этого плюгавого, кривоногого человечка.
--Как ты это знаешь? Откуда ты это знаешь? – спросила она, с явной неприязнью.
--Это – Магия, моя прекрасная, -- тонко улыбнулся сэр Мортайн, возведя к небу руки, -- Это – Магия!
--Ты не можешь этого знать!, -- взорвалась вдруг Гвен, вскакивая с места, бросаясь к нему словно кошка, -- Что ты вообще знаешь, ты – урод! И само уродство природы, а не мужчина! Я ведь говорила тебе – он не мог спать со мной, ведь ты непременно что-то подмешал ему в вино! Он даже не пытался – понимаешь?! Как только я всё это изобразила, перед глазами слуги – ты ведь дал мне знак, ты помнишь?! – его вывернуло прямо в постель!
--Тише, Гвен, тише, моя прекрасная королева… Что, тебя задело больше всего, что он не спал с тобой?… Или то, что он не смог спать с тобой?
Внезапно слёзы навернулись на глаза Гвен.
--Ты… ты – губишь, его и меня. И не только нас двоих – возможно ещё больших людей, намного больших. Намного, намного больших! Я так чувствую это. И тебе всё равно!
Гвен замолчала, опустилась в кресло. В комнате вновь стало тихо, только ветер шевелил на открытом окне лёгкую стору. Минут десять сэр Мортайн вглядывался из окна на дорогу, потом обернулся к Гвен:
--Всё. Он едет, -- Мортайн подошёл к женщине, -- Не выходи отсюда, не выходи из этой комнаты. И овладей им, уже безо всякого вина и дури. Ты слышишь меня, моя прекрасная королева?… Это – Магия, запомни.
Произнеся последние слова, Мортайн коснулся её плеча, и тихо, как-то даже слишком тихо для него, неслышно вышёл из комнаты. Гвен осталась сидеть в кресле, как была, полуодетой, хотя время перевалило за полдень, с растрёпанными волосами, и только, опустив голову на руки, изошлась горьким рыданием. Когда слёзы прекратились – она впала в оцепенение, взгляд её стал словно бы пустым. Все картины той ночи проносились у неё перед глазами.
Она, правда, никогда в своей жизни не видела столь красивого человека… И столь беспомощного, как в ту ночь. У него было просто мертвенное лицо. Руки – словно не живые, деревянные. Гвен всё сыграла, она играла так много раз в своей жизни. Но она запомнила, как мучительно, многократно рвало его потом, когда Гвен прекратила свою игру, как раз через некоторое время, когда слуга лэди Илэйны, стоявший возле (специально для него!) приоткрытой двери тихо исчез. Судя по всему, это было последствием дурмана, подсыпанного Мортайном… Господин маг прекрасно разбирался в дурманящих веществах и травах! Насколько поняла Гвен – это было частью его обожаемой древней науки, вещества, открывающие силу иного, могущественного сознания… Королева была уверена, что некоторые из этих снадобий господин маг непременно ( и не раз) испытал на себе, несмотря на весь свой тщедушный вид. Гвен не была уверена, что Мортайн и с ней самой ничего подобного не делал… Когда потом Ланс потерял сознание – ей показалось, что он умер – оттого она в ужасе убежала из комнаты, едва прикрывшись… Она испытывала острую жалость к этому человеку.
Гвен так и сидела, в том же кресле, уперевшись взглядом в узор на ковре – в одну его точку. Ланс рывком распахнул дверь. Женщина не шелохнулась.
--Ты!… Ты!… -- выдохнул он ряд тех слов, которые неприлично слышать женщине, и в особенности приличной женщине в отношении себя.
Гвен повернула голову, не поднимая её, с прежней ленью в движениях.
--Я не спал с тобой – ты это знаешь!
--Да?…
На щеках леди Гвен всё ещё были слёзы. Лицо, волосы – всё в беспорядке, всё в ней казалось помятым и усталым, нос покраснел, губы распухли. Она всё ещё всхлипывала, тихо вздыхая… И вдруг что-то накатило на Ланса, накатило от самого сердца – так, что потемнело в глазах. Картины стали проходить перед взглядом. Картины того ложа, которое они делили с Илэйной в королевском дворце, в спальне Артура – или того ложа здесь, в этом замке?… Он ласкал Илэйну, но это была Гвен. Он лежал рядом с Гвен – но это была Илэйна… Он уже и сам точно не знал, что сотворил в ту ночь!
--Она мне не верит, -- заговорил Ланс.
По голосу, по блеску глаз казалось, что он что-то выпил, какой-то дурман, или всё ещё продолжалось действие прежней отравы,  просто его всего трясло, словно в лихорадке. Он заговорил снова, всё так же жёстко, как будто спокойно, но это спокойствие было очень страшным. Гвен понимала, что он совершенно не в себе.
-- Хорошо, пусть это будет правдой, пусть! Раз она так хочет – пускай так и будет! Пускай!
Ланс даже не потрудился прикрыть дверь – или же совсем не думал об этом. Гвен ничему не сопротивлялась. Он просто задрал платье королевы, коснулся её голых коленок. Лихорадочно разорвал тесёмки на своих штанах, грубо, сильно развернул женщину к себе, в свою сторону, раздвинул её ноги, схватил за ягодицы. Он безжалостно и резко вошёл в это лоно. Гвен вздрогнула, всем телом ощутив боль. Она тоже впилась ногтями ему в кожу так, что брызнула кровь… И снова – вошёл глубоко, жарко, плотно – Гвен закричала, чувствуя как её вдавливают в дерево кресла, едва ли не ломая ей позвоночник, разрывая всё нутро – и опять она кричала. Ланс становился при каждом резком движении всё более яростным и мертвенно-бледным, холодный пот струился по его лицу… Потом его плоть содрогнулась, исторгая оплодотворяющую жидкость – в бесплодное лоно… 
Он отпустил бёдра Гвен, и отшатнулся в сторону.  Сплюнул несколько раз на пол набежавшую в рот густую слюну. К счастью, в желудке не было ни капли воды, ни крошки пищи – уже несколько суток. Накатила безмерная слабость. Он видел, что Гвен сползла на пол, на колени, платье её задралось, обнажая белую плоть бедра и медленно синеющий след от его рук. Потом она упёрлась головой в пол, в свои сцепленные руки – словно молилась… Всё это было какое-то безумие, чистой воды безумие… Ланс дрожащей, бессильной рукой, кое-как затянул тесёмки, одёрнул своё платье и плащ… Он… только что грубо изнасиловал эту женщину, эту несчастную женщину… «Это Магия…» -- вдруг возникли в его сознании какие-то непонятные слова, невесть откуда взявшиеся – не его, нет, не его слова. Ланс вышел из комнаты.   

Он вернулся в Кэмлайт, зашёл в первую попавшуюся гостиницу, где совершенно машинально попросил для себя комнату. И на этом в памяти его образовался провал.  Ланс помнил ещё только одно, как приступ жуткой боли расколол его голову, пронзил тело до самых чресел, отдаваясь в крестец. Боли повторялись и повторялись, и потом совершенно перетекли в низ живота, так что он бессильно скорчился на постеле. Кажется, он даже обмочился. И – нагрянуло забытье, непроглядно-чёрное. Безмерное. Совершенно, совершенно безмерное…
Сознание вернулось к нему через несколько дней… В комнате было полутемно. Ланс чувствовал, что губы его запеклись, потрескались. Потом появилось перед взглядом лицо, которое он смутно знал. Лицо светловолосой женщины, худой светловолосой женщины. Она приподняла осторожно его голову, поднесла к губам чашку с водой. Почувствовав запах воды, Ланс жадно прильнул к ней. Но женщина дала ему сделать лишь несколько глотков, и убрала чашку.
--Довольно…
Он вновь закрыл глаза, стараясь окружить себя темнотой.
--Ты несколько дней так, -- заговорила она снова, -- Лекарь говорил, что ты можешь умереть.
Неимоверным усилием ослабших, каких-то одеревенелых  мускулов Ланс повернулся на бок, лицом к стене… Кажется, она ушла через некоторое время, так Ланс почувствовал. Возле него остался только слуга.
Но светловолосая женщина продолжала приходить через день-два, всё время пока он находился в этой гостинице, всё в той же комнате. Несколько дней спустя он смог понемногу принимать пищу. И почти всё время проводил в отупляющей дремоте – никак не переходящей в глубокий нормальный сон… Чаще – оставался ко всему безучастным. Ничего не спрашивал, ни о чём не говорил, исключая самые естественных надобности.
Светловолосая пришла днём. Стало немного прохладнее, и в открытое окно веяло дождевою влагою. Мелкий дождик стучал по жести. Ланс слушал этот монотонный стук, постепенно всё вспоминал. Слуга только что переменил больному постель и бельё, подал ему свежей воды, умыться. Ланс сам попросил у него воды и немного мыла именно для того, чтобы умыться. Потом пришла светловолосая женщина… Она всегда садилась на одно и то же место, слегка в отдалении от кровати, в небольшое полукруглое кресло без спинки, закинутое то ли зелёным плащом, то ли просто покрывалом. Нынче платье на ней тоже было зелёного, изумрудного цвета. И лицо – очень серьёзное, исхудавшее, так что тёмные глаза стали ещё больше, ещё глубже. Она села, скрестив на коленях руки. Некоторое время смотрела на него, слегка склонив к левому плечу голову… Дневной свет падал на её светлые волосы, на лицо. Волосы она немного завила и уложила, они словно струились  -- эти длинные, волнистые пряди. И на глаза, на лицо – наложила немного краски, поярче… Её звали Гвен.
--Тебе стало лучше, -- уверенно заметила женщина.
Ланс ничего не отвечал ей. Слуга, перед уходом, высоко поднял его подушки, потому он полусидел в постели, положив руки поверх одеяла. Гвен сжала плотнее губы, потом снова заговорила.
--Ты очень красивый… Хотя давно не мыл волосы, и весь как-то… слегка… Загрязнился, -- нашлась она, чуть-чуть улыбнувшись.
Ланс вздохнул про себя. Как ей объяснить?… Он испытывал глубокое чувство стыда. Он разлепил губы, заговорив:
--Скажи, тебе было больно?… Остались… следы?…
Гвен медленно, утвердительно качнула головой.
--Вот здесь, -- она рукой скользнула по бёдрам и указала дальше на спину, -- Синяки. Немного содрала  кожу. Синяки уже почти сошли… А там – нет, не больно. Я ведь уже давно не девственница, слава богу, -- снова слегка усмехнулась она.
Ланс во второй раз глубоко вздохнул, это даже больше походило на тихий стон, чем на вздох.
--Прости меня. Прости, что так всё… Я себя не помнил, клянусь.
--Да… И в первый, и во-второй раз соитие со мною сопровождалось у тебя… с… не самым приятным желанием!
С долей грусти в голосе произнесла женщина.
--Прости меня, Гвен, -- повторил Ланс, чувствуя что на глаза набегают слёзы, -- А теперь, пожалуйста, иди. Я, может быть, посплю…. И ещё – несколько дней не приходи. Я хочу побыть один.
Гвен медлила подняться с места, потом всё же встала, прошла к двери, придерживая небольшой шлейф. Возле двери она полуобернулась в сторону Ланса, говоря:
--Я простила тебя… Но, скажи – не сейчас – потом, чуть позже – мы будем вновь когда-нибудь, лучше, по-другому принадлежать друг другу?
Её движение, и движение длинного хвоста её платья было очень гибким. Рассеянный свет пасмурного дня так падал на её худую, высокую фигуру, на её светлые, струистые волосы, что словно бы окружал их мягким ореолом. Словно бы это было чужое – не его, Ланса, впечатление. Или, если быть точным, даже воспоминание. Он хотел ответить твёрдо, безоговорочно: «Нет». А сказал:
--Не знаю… Иди – пожалуйста.
Вновь на губах Гвен появилась слабая улыбка. И она вышла из комнаты, плотно прикрыв за собою двери. Ланс некоторое время слышал её шаги. Потом они стихли.
Он остался один и ощутил, что по щекам неудержимо бегут слёзы. Дождь за окном прошёл, вновь пахнуло прохладным ветром. Он понимал, что совершился какой-то ужасный, жуткий перелом в его судьбе. И в то же время в голове ещё не было ясных представлений, ни о чём. Вертелись только обрывки мыслей и фраз, и почему-то навязчивое слово: «магия, магия… какая-то, чортова магия!… всё это… » Вошёл слуга, взглянуть на своего подопечного, не ожидая, как всегда, услышать от него ничего более разумного, чем просьбы попить или помочиться. Слуга удивися, когда Ланс попросил помочь ему встать и одеться. И потом спросил – можно ли поблизости купить лошадь, хоть какую бы ни было.
--А… обедать-то будете, сударь?…-- спросил слуга.
--Принеси …немного, -- согласился Ланс, упрямо, самостоятельно поднимаясь с постели.
……………………………………………..

  **

К вечеру Ланс добрался до замка Мерлина… Ещё издали он увидел, что окна в замке темны, горит лишь одно-два окошка. Ночевать в поле или в лесу он не мог. Упала холодная роса, и Ланс чувствовал, что продрог до костей, чувствовал, что для него такая ночёвка – смерти подобна.
Он подъехал к замку и стал стучаться в ворота. Не сразу, через некоторое время – однако же с той стороны раздался знакомый голос привратника, и Ланса впустили во внутренний двор. Затем, освещая дорогу лампой, привратник проводил его в жилые комнаты – совершенно тёмные – отомкнул дверь.
--Хотите отужинать, сударь? – вежливо спросил он, оглядывая осторожно Ланса.
--Нет. Разве чего-нибудь очень лёгкого… Приготовьте мне постель.
Попросил Ланс, опускаясь в холле в кресло.
Дом был пуст. В нём уже никто не жил. Привратник собрался уйти, когда Ланс остановил его вопросом:
--Как давно уехала отсюда госпожа?
--Неделю -- две… Она собрала свои вещи, и слуг – частью распустила, частью взяла с собой. Заперла свою комнату на ключ. Но ваша комната открыта, и ваши вещи не тронуты, все здесь.
--Она ничего не просила передать мне? Ни письма, ни на словах?…
Привратник помолчал, потом медленно отрицательно покачал головой.
--Нет… Ничего, сударь…
Через некоторое время Лансу принесли простой ужин, который он попросил – стакан молока и немного хлеба. Он ничего больше не хотел есть, и попросил привратника помочь ему дойти до своей комнаты, лечь в постель. Старик подставил под его руку своё плечо.
Когда господин лёг, прежде чем унести свечу, слуга спросил:
--Вы как будто нездоровы, сударь?
--Есть немного, -- согласился Ланс, -- Скажи, леди Илэйна переехала к своему брату, в Кэмлайт?
--Да… Так если что понадобится – звоните, мы с женой будем знать, услышим. Спокойной ночи, сударь.
--Спокойной ночи, -- отозвался Ланс, отворачиваясь к стене.
Слуга зажёг огонёк ночника, и вынес свечу из комнаты.   
Ланс прожил в замке леди Илэйны больше недели, оправдывая это тем, что не вполне окреп для дороги. Было что-то отчаянное в том, как он цеплялся за эти стены, по-сути, уже мёртвые, или умирающие. Так можно жить среди призраков, видеть, чувствовать рядом присутствие того, кого уже в этом доме нет… Он хотел написать Илэйне, в Кэмлайт. Брался за перо, писал – и изничтожал эти листы. Хотел написать Зигвельту… Но о чём он мог им написать?… О том, что в первый раз -- напился до бесчувствия, а во второй раз – вполне осознанно  изнасиловал жену своего сюзерена?…И всё же стены этого дома помогли ему, поддержали его. Ланс принял решение. Во-первых блеснула какая-то надежда в сплошь мрачной картине, которую он рисовал себе. Конечно же следовало уехать, так, чтобы его проступок  притупился, стёрся. Чтобы… Илэйна смогла его простить.
--Если любят – прощают, -- твердил про себя Ланс эти слова, словно молитву.
Только нужно, чтобы прошло время. Достаточно времени. Быть может, год или даже полтора, два года. Он сможет это пережить, будет путешествовать. Можно поехать к Саиду и Ашару, или ещё дальше, вместе с Саидом. Они совершат дальнее путешествие – как давно уже мечтали. За это время Илэйна остынет. «Совсем остынет к нему…» -- промелькнула мысль. На левой руке его, на мизинце, теперь искрился аметист – Илэйна сама отдала ему этот волшебный талисман, котрый он обрёл когда-то , в походе, и подарил сестре короля – далёкой, совершенно недостижимой для него, ещё совсем юнца… И волшебство закончилось… Если только верить в волшебство, а не в силу истинных, человеческих чувств! Ланс отогнал от себя эти мысли. Всё таки они законные муж и жена, и многое их связывает, много прекрасных, добрых дней... «И в первые же месяцы супружеской жизни – ты изменил своей законной жене», -- вновь шепнул издевательский голос. «Нет, нет! – всё взорвалось отчаяньем, всё, что накопилось в душе Ланса, -- Нет!!… Пока что я уеду, чтобы всё успокоилось. Я напишу письмо, и оставлю его здесь. Я напишу всю правду».
Эти мысли настолько утешили его самого так, что вернули некоторое спокойствие. И он впервые за долгое время не мучился бессонницей, погрузился в крепкий сон, когда вечером коснулся головой своей подушки. Наутро Ланс принялся собираться в дорогу. Конечно, все вещи здесь напоминали об Илэйне, о том, как она помогала ему собираться перед любым долгим путешествием. Но Ланс вновь и вновь повторял себе, что это только на время… Иначе, попросту, можно было сойти с ума.
Вечером он поужинал в одиночестве, и велел согреть купальню… Илэйна оставила дюжину свежих рубашек, чистые простыни, бельё… Всё хранило тепло её рук, её заботы. «Жена, дорогая жена моя! Драгоценная, любимая моя жена!», -- так и рвалось всё это крикнуть, чтобы стены сохранили всю боль, чтобы донесли ей, чтобы она поверила… Кажется, Ланс плакал, уткнувшись в эти рубашки.
Потом, вернувшись в свою комнату, он написал письмо. Рассказал обо всём коротко, безжалостно вычёркивая всякие длинноты и описания собственных чувств. Сказал, что три недели был болен, поэтому не мог приехать раньше. Ему хотелось написать: «Если любят – прощают». Но он не написал этого… так и не смог попросить о прощении… И запечатал письмо своей печаткой, положил на стол, под тяжёлую подставку для перьев – но так, чтобы виден был адресат.
На следующий день рано утром сэр Ланселот покинул замок Мерлина.
………………………………………………..

        **

Время перевалило за середину осени, утренняя роса обратилась в иней – наступил октябрь. Привратник готовился к зиме. Судя по всему, никто не собирался возвращаться в замок, поэтому им с женой следовало самим позаботиться о зимних запасах. Однажды, холодным утром в дверь снова постучали. Привратник не сразу дошёл до ворот, не сразу отпер засов, вновь сварливо спрашивая, выглядывая осторожно в маленькое оконце:
--Кто там?…
--Отвори мне, -- раздался так хорошо знакомый, женский голос.
Привратник вздрогнул и принялся быстрее справляться с засовами, приговаривая:
--Конечно, госпожа. Сию секунду, госпожа…
Ворота отворились, в них въехала леди Илэйна, следом за нею – принц Зигвельт и те несколько слуг, кого взяла с собой в Кэмлайт леди. Как и в прошлый раз, Илэйна ехала верхом, но медленно, осторожно. Она улыбнулась, здороваясь со слугой, проехала дальше, к дому. Ей помогли сойти с лошади. Леди Илэйна поднялась на крыльцо, ожидая терпеливо, когда привратник отыщет ключи.
Слуги тотчас принялись исполнять приказания госпожи – в доме было холодно, и ни капли съестных припасов. Разожгли камин в гостиной, возле которого Илэйна устроилась, зябко кутаясь в большую, пуховую шаль, помимо широкого плаща. Зигвельт тихо бродил по комнате. И сын, и мать – молчали. Скоро в замке заработала кухня, стало немного теплее. Приготовили завтрак. Зигвельт и леди Илэйна завтракали вдвоём, за большим столом в гостиной.
Илэйна выглядела в чём-то изменившейся – хотя это и не сразу это бросалось в глаза. Пожалуй, особенно переменилась походка и сами движения – стали более медлительными, плавными, и в то же время несколько неуклюжими. Илэйна мёрзла и постоянно куталась в свою просторную шаль. Во время завтрака мать и сын обменялись не многими словами, потом Илэйна сказала, что хочет подняться к себе, отдохнуть.
--Нужно дождаться, когда сюда привезут карету. Дорогу уже подморозило, мы спокойно проедем. Ехать верхом я не смогу.
Зигвельт кивнул согласно.
--Ты всё ещё недомогаешь, мама?
--Да, -- задумчиво качнула кудрявой головой Илэйна, и слегка улыбнулась,-- Что ж, я пойду отдохнуть. Я устала немного… Через несколько часов – займусь делами… Ну, что приуныл?…
Уже веселее обратилась она к сыну.
--Меня беспокоит, что ты нездорова.
--Это пройдёт, не волнуйся. Нужно поскорее добраться до наших земель, домой. Теперь для нас это жизненно-необходимо, Зигвельт. Поверь мне… Так что поскорее бы доставили сюда нашу карету.
Зигвельт помолчал, заметив:
--Матушка, тебе не кажется, что дядя скоро одумается? Перестанет нас подозревать?… Ведь это такая глупость! Даже просто предположить – что ты всё это время потихоньку травила его!… Ведь это глупость! Что ты и сэр Ланселот – хотели убить его, выдав всё за смерть от болезни, и для того привезли сюда иноземных врачей, наших врагов, проклятых варваров. Что вы хотели поскорее возвести меня на престол, и править за моей спиной… Глупость, ерунда!
--Хуже того, Зигвельт, это клевета, подстроенная с определённой целью, -- очень серьёзно заметила Илэйна, -- Я не знаю, как, почему в неё поверили люди, раньше столь преданные нам?… И почему в неё поверил мой родной брат?!… Но, послушай, мой дорогой мальчик, успокойся. Теперь важно уехать отсюда туда, где мы будем в безопасности. Даст Бог, Артур увидит истину. Сейчас его убеждать в этом бесполезно, я хорошо знаю своего брата.
Илэйна пожала ободряюще руку сына, и встала с места, пошла к себе в спальню.
В комнате госпожи уже несколько часов горел камин, поэтому было относительно сухо и тепло. Бригита ждала её. Для женщины нагрели тёплой воды, немного умыться, согрели постель и приготовили домашнее, свободное платье. Теперь одна только Бригита прислуживала госпоже. С некоторого времени никого, кроме этой тихо стареющей девушки (ещё из дворни сэра Хьюго), Илэйна не хотела видеть подле себя. Это легко было понять – после тех ужасных обвинений, в которые поверил-таки король Артур!, приближать к себе малознакомых людей было бы неразумно.  Служанка приняла тёплую шаль леди, и стала расшнуровывать сзади её платье. Заметно располневшая фигура госпожи чётко обозначилась теперь. Илэйна умылась, переоделась в просторную одежду и мягкую обувь.
--Всё уже тесно, Бригита, -- сказала Илэйна служанке, -- сейчас пошли такие месяцы, когда живот начинает стремительно расти. Нам с тобой нужно за это время что-то придумать… Посмотри из одежды, здесь что-то есть, я точно помню.
--Простите мне эти слова, госпожа, но отчего вы не сказали ничего сыну? Неужели он не должен знать правду, что у него будет брат – или сестричка?… По-моему, это было бы большой радостью для него…
Негромко говорила камеристка. Стоя на коленях, она мягким полотном вытирала госпоже ноги. После согревающей  ванночки, втёрла мазь в её ступни, а затем натянула чулки, подавая Илэйне домашние туфли. Заметно округлившийся живот рос не по дням, а по часам, и уже мешал Илэйне наклоняться. 
--Спасибо, Бригита… Ты ведь знаешь, никто, и Зигвельт тоже, не знают о моём втором браке. А теперь я и не хочу никому говорить об этом… -- Илэйна нахмурилась, совсем как брат, свела сумрачно брови, -- Для меня теперь одна забота важнее всех прочих – оградить от опасности своих детей. И чем меньше будут знать о моём положении, тем лучше. Дома и стены помогают, Бригита. Есть ещё преданные сэру Хьюго люди… Как ты думаешь – разве не осудят они меня за то, что я променяла память о муже – на любовь какого-то… юнца? Который на третий месяц после свадьбы – забыл меня, опозорил наш брак?!…
Бригита молчала, зная, что госпоже лучше не возражать. Хотя она сама, да и многие из слуг оправдывали в душе сэра Ланселота, любя его, и помня, как человека, господина доброго и справедливого. Илэйна не раз говорила о вспыльчивости и, часто, о скоропалительности решений своего брата – но и сама она обладала похожим характером, разве что чуть-чуть по-женски более терпеливым… Бригита унесла воду и пожелала госпоже хорошо отдохнуть.
Илэйна легла в постель. Она устала. Невыносимо было весь последний месяц терпеть откровенную, оскорбительную подозрительность Артура! Кто-то вливал в его уши такие порции лжи, что Илэйна и Зигвельт не успевали её опровергать. Источник этой клеветы Илэйна никак не могла найти. Артур, разумеется, утверждал, что до всех этих диких умозаключений он додумался сам. К тому же, в нынешнем своём положении, Илэйне, невольно, больше всего хотелось тишины и покоя. Узнав ночью, от верных слуг, о тяжких обвинениях в свой адрес, они не выдержали этой неосязаемой осады -- бежали из Кэмлайта… Уехали в большой спешке…
Илэйна вздохнула, прижавшись щекой к прохладной, пропитавшейся сыростью ткани. Теперь на её руках были две жизни, бесконечно дорогие ей. Она почему-то с самых первых дней оставалась уверена, что родится сынок. Много примет совпадало с тем, как она носила Зигвельта. Но этот мальчик был подвижнее и крупнее. Она невольно улыбнулась. После еды их  всегда клонило в сон. А кушать он просил прилично!, Илэйна на аппетит не жаловалась. За одно дело точно можно было поблагодарить «безупречного рыцаря», сэра Ланселота Озёрного, что он зачал ей здоровое дитя…
Женщина проспала совсем недолго. Открыв глаза, она не стала сразу звать служанку. Ей хотелось побыть в одиночестве. Видно, пока она спала, Бригита потихоньку поддерживала огонь в камине, и теперь воздух в спальне госпожи стал сухим, тёплым. Так уютно потрескивали дрова!… И всё это здесь, в том доме, где столько раз они с огромной охотой оставались вдвоём с Лансом, где всегда ждали их мирные радости, нежность, ясная светлая обоюдная нежность… Обида болезненно защемила сердце … Но теперь, когда прошло какое-то время, и в особенности когда произошли все эти события в Кэмлайте, невесть откуда всплывшая клевета – откровенная клевета! Но все почему-то в неё поверили!… -- Илэйна вспомнила, сколько раз сэр Ланселот оказывал их дому неоценимые услуги. Вновь вернулось осознание того, что знала она всегда – был ли у Артура слуга и друг лучше, преданней, чем сэр Ланселот Озёрный?… Ведь он говорил тогда, ведь он умолял – выслушать его, поверить ему. Разве Илэйна не знала за ним одной пагубной привычки – его умения напиваться до беспамятства, из чистой бравады?… Что, если всё было подстроено, чтобы именно разлучить их, а потом удалить от Артура?… Разве пришлось бы ей вот так, нося под сердцем – любимое и отцом и матерью – дитя, бежать из Кэмлайта, будь здесь сэр Ланселот Озёрный?…
Все эти вопросы вдруг возникли перед Илэйной с необыкновенной ясностью. Тогда, конечно, обида затемнила ей разум, она ничего не увидела. Но почему же она не поверила Лансу, почему хотя бы не выслушала его? Что за странное наваждение нашло на неё?…
Илэйна откинула одеяло, и села в постели, ногами нащупала туфли, одевая их. Теперь, в этом доме –  цитадели зарождения и расцвета их чувства, их союза – наваждение словно бы разлетелось бессильно. Илэйна дотянулась до шали, натягивая её на плечи, зябко кутаясь в неё. Никого не зовя, женщина тихо вышла из своей комнаты, дошла до комнаты Ланса – её словно бы притянуло туда, на другой конец коридора.
Она толкнула дверь, с лёгким, протяжным скрипом распахнувшуюся, и огонёк свечи затрепетал от сквозняка. Здесь было промозгло, сыро, понемногу запах жилья – исчезал. Илэйна тихо вошла в комнату, прикрыв плотно за собой двери… Каждая вещь здесь подбиралась ею, подбиралась с умыслом в душе, что Лансу это понравится, будет приятно… Вот его постель. Не сама ли она следила, чтобы бельё всегда было чистым, одеяло -- самым мягким, не сама ли желала, чтобы эти подушки всегда дарили ему лёгкие сны? Здесь, на этом широком сундуке он складывал свои воинские доспехи, хранил их там. В складках балдахина, в изголовье Илэйна видела блестящую рукоять его меча… И тогда спокойствие и мир были в этом доме… Вот его книги, вот стол, письменный прибор – всё на месте… Внезапно взгляд Илэйны остановился на письме, положенном под тяжёлую подставку для перьев. Там чётким почерком Ланса было написано её имя… Она могла поклясться, что этого письма здесь не было, когда она оставляла дом в последний раз!
Илэйна взяла письмо, отошла к постели, присаживаясь на неё, поставила подсвечник на низкий столик для книг в изголовье. С обратной стороны конверт был запечатан личным перстнем сэра Ланселота, и стояла дата… Конец сентября – месяц назад… Илэйна вскрыла конверт, вынимая два листа бумаги, исписанных ровно, словно бы по линейке. Впрочем, Ланс при любых обстоятельствах так ровно и красиво писал, как будто сидел в безмятежности дома и писал с необыкновенно лёгкостью на душе… Илэйна прочла письмо несколько раз. Оно было довольно кратким. Ни слова лишнего о каких-то своих чувствах, переживаниях. Но предельно честным, Илэйна просто знала это – как можно знать любимого и любящего человека. Тем больше открывалось ей внутри каждой строки… Илэйна прочитала последние слова, несколько секунд сидела в тихом раздумьи.
--Тот, кто любит – прощает…, -- тихонько, про себя шепнула она самому воздуху в комнате, словно бы добрые берегини их дома могли теперь донести до Ланса эти пожелания.
Илэйна поднялась на ноги, в волнении забыв в комнате подсвешник, прошла к себе. И как раз, когда вошла, когда закрыла дверь – она вновь тихонько открылась, пропуская Бригитту. Служанка, стараясь как можно меньше шуметь, несла ещё поленьев в камин. Столкнувшись со своей госпожой, камеристка вздрогнула и чуть не уронила свою ношу на пол. 
--Я уже встала, Бригита, отдохнула достаточно,-- сказала Илэйна.
Бригитта внимательно взглянула на госпожу. На минуту ей показалось, что леди Илэйна недавно плакала. Госпожа прошла к своей постели, грузно опустилась на неё, говоря служанке:
 --Послушай, я хочу, чтобы ты привела сюда, ко мне привратника. Скажи, мол, госпожа хочет тебя видеть. Срочно.
Служанка сложила поленья у камина, поспешно ушла, а Илэйна снова достала из под шали письмо, теперь читая внимательней. Он писал, что три недели был болен, и потому не мог увидеться с ней… Ей же говорили, что сэр Ланселот приехал в столицу, что он  якобы болен! А на самом деле живёт нынче в одной из гостиниц, продолжая практически открыто встречаться со своей любовницей, такой же бесстыжей, безмужней женой, леди Гвен! Чем вдвойне оскорбляет их королевское достоинство… Илэйна уже не помнила, откуда, от кого именно исходили эти шепотки, ей казалось, что они неслись отовсюду, из каждого угла, ото всех без исключения людей.
В дверь постучали осторожно, Илэйна плотнее запахнула шаль, и сказала, чтобы вошли. Это был старик-привратник, хорошо знавший и её, и сэра Ланселота. Поздоровавшись с ним, Илэйна спросила – верно ли, что дом посещали в её отсутствие?
--Сэр Ланселот приезжал… Но вы не говорили мне, чтобы я запрещал ему здесь останавливаться, госпожа. Да и к тому же здесь осталась добрая часть его вещей.
--Я не сержусь, -- махнула рукой Илэйна, -- Расскажи мне, как всё случилось? Когда? И каким тебе показался сэр Ланселот?…
--В конце сентября, уж вечером, когда выпала холодная роса – вдруг стучатся в ворота… Я не сразу раскачался, чтобы открыть. Простите, госпожа, всё же не двадцать лет мне, и даже не сорок… Это был наш господин. Простите, -- сэр Ланселот.
--Ничего, называй его так, -- ответила Илэйна, -- И что же дальше?
--Он… Г-хм!, в дом прошёл. Сразу сел в кресло. Я предложил ему поужинать – отказался. Потом выпил стакан молока и съел кусок хлеба, и тем насытился. Конечно, никогда с ним такого не бывало… Моя старуха расстелила ему постель, в его комнате, я помог ему до этой комнаты добраться.
--Разве он сам не мог?
--Да позвольте мне заметить, он выглядел так, что краше в гроб кладут.
--Но, Боже мой!, почему ты не сообщил мне ничего сразу? Сколько времени он здесь прожил?
--Всем было известно, что вы видеть его не хотели… Может, конечно, зря не сообщил – догадки, старому дураку, не хватило… Он прожил здесь неделю, или чуть больше. Малость окреп. Потом скоро собрался и уехал. Путешествовать, я так думаю. Взял, что обычно брал для дальнего похода.
--Но не сказал хотя бы, в каком направлении? Ни одного имени не назвал?… Припомни!
Старик задумался.
--Ничего. Ни слова. Он вообще – мало говорил в эту неделю. Да и с кем было говорить?… Но я бы запомнил имена. Нет, ничего. Коротко попрощался со мной и уехал.
--Хорошо…, -- вздохнула Илэйна, -- Спасибо тебе, можешь идти.
Когда старик ушёл Илэйна ещё некоторое время оставалась одна в комнате, погрузившись в свои мысли… Людей из Кэмлайта не было… Значит, их просто-напросто отпустили, или вернее было бы сказать – выставили таким вот образом из королевского дворца. Илэйна догадывалась, кому это было нужно. Теперь эти догадки перешли в уверенность. Что ж!, были совершены ошибки – никто не спорит с этим! Но разве следует теперь всю жизнь казнить себя за это?…
Илэйна села к столу и написала два письма. Одно из них останется здесь. Другое – отправится вместе с гонцом к южанину Ашару, ещё одно – к Саиду. Если Ланс задумал уехать, то наверняка куда-нибудь далеко – в неведомые дали... Такое уже случалось однажды. Но, может быть, он захочет связаться с кем-то из своих друзей? Южанину Илэйна написала более пространное послание, и даже намекнула на своё нынешнее положение: «…Всё, что вы обещали мне – исполнилось… Если же сэр Ланселот появится в ваших краях, то передайте ему – кто любит, тот прощает. Ни к чему вечно терзать себя за прошедшие проступки. Передайте, что я уезжаю в своё владение, в земли моего бывшего супруга. Там постараюсь переждать смутное время, которое нынче наступает в нашей стране». Илэйна окончила писать и запечатала своим перстнем оба конверта. Одно отнесла в комнату сэра Ланселота, положив его под ту же тяжёлую подставку. Два других опустила до времени в карман своего платья. Следовало ещё найти надёжного гонца – кто бы отважился на рискованное путешествие.
Вернувшись к себе, Илэйна скоро увидела свою камеристку.
--Я зашла сказать, что карету привезли. Она в полной исправности, лошади тоже готовы.
Сказала служанка.
--Пора собираться, медлить не стоит. Я думаю, нам нужно уже сегодня покинуть замок Мерлина, -- при этих словах Илэйна слегка вздохнула, заговорила тише,-- И вот ещё что, Бригитта… Я по-прежнему не хочу никому открывать своего положения. Вот что я решила… Ты должна помочь мне. Я попрошу у тебя не малого… Но поверь мне, что это очень нужно, что это очень, очень важно.
Илэйна помолчала, продолжая говорить ещё тише, беря Бригиту за руки и приближая свою голову к её голове:
       --Я прошу тебя… разыграть, будто ты сама носишь дитя. Когда я рожу на свет ребёнка, это будет словно бы твой малыш... Понимаешь?… Сына служанки – никто не будет искать, ему ничего не угрожает. Но ребёнка королевской крови – искать будут, и не остановятся даже перед тем, чтобы убить младенца. Такие времена сейчас наступают, Бригита… Я очень не хочу, чтобы они пришли на нашу землю. Но, похоже, здесь мы бессильны… Согласна ли ты помочь мне?… Я спасаю своё дитя – ты должна это понять.   
Камеристка несколько секунд молчала, склонив голову, скрыв лицо от госпожи... Она была далеко не красавицей. Нетрудно было понять, что ей, уже немолодой девушке, после этого придётся совсем забыть о замужестве. Эти мечты хоть изредка, слабо, но всё же иногда посещали голову Бригиты. Даже имени парня, в предполагаемые отцы своего вымышленного ребёнка, Бригита не смогла бы назвать.  Но она согласно кивнула, говоря так же тихо, как леди Илэйна:
--Что ж…, Господь не дал мне семьи, ребёнка – так хотя бы послужу спасению вашего… Стану любить его, как своего собственного. Он и голос мой уже слышит, и руки чувствует. Как же я могу его не любить?… Уедем отсюда поскорее, госпожа.
--Спасибо, Бригитта, -- крепко пожала её руки леди Илэйна, -- Ни я, ни сэр Ланселот не забудем твоей службы… Начнём поскорее собираться. Скажи о том же Зигвельту. 
Два часа спустя все слуги уже собрались возле кареты госпожи. Все они ехали верхом, и Зигвельт вместе с ними. Илэйна в последний раз оглянулась из оконца кареты на замок Мерлина… Потеплело, но оттого погода не стала уютнее. Накрапывал холодный дождь, здание казалось серым, опустевшим и печальным. Глубокая печаль закралась и в душу леди Илэйны. Но она заставила себя побороть это чувство, вздохнув, негромко сказала:
--Даст Бог, мы ещё вернёмся сюда.
И опустила занавески на оконцах кареты, приказав двигаться вперёд. 
……………………………………….


      **
 
Прошло несколько месяцев с тех пор, как леди Илэйна покинула Кэмлайт, как говорили, уехала в свои владения. Никто не знал так же о том, куда подевался сэр Ланселот, о его проступке ходили многие сплетни по всему городу, по всей стране. Три месяца назад в свои королевские покои в Кэмлайте вновь вернулась королева Джинейла.
Король был ко  всему безразличен, как отмечали те, кто раньше близко знал его. Его вновь мучили приступы болей, и бывало так, что он по нескольку дней не покидал своей спальни. При дворе плотно обосновался сэр Мортайн, многие уже начали всерьёз побаиваться этого странного человека – но лишь те, в ком трусость изначально перевешивала смелость. Никто из королевских рыцарей уже не сомневался, что сплетни  о сэре Ланселоте были, от первого до последнего слова, произведением Мортайна. Но сэр Мортайн имел неоспоримое и какое-то пугающее влияние на леди королеву. Джинейла подчинялась безоговорочно единому его взгляду.
Так или иначе, Кэмлайт готовился к весёлому Рождеству, королева Джинейла любила праздники и потому лично занялась их приготовлением. Пиршество обещало быть грандиозным. Много приглашено было гостей. И, как в прежние времена, королевский двор посетили многие прекрасные дамы и знатные кавалеры. Но некоторые рыцари Артура, напротив, предпочли уехать, так же как сделал это сэр Ланселот. Поговаривали, что они уехали именно на его поиски. Впрочем, это были всего лишь слухи.

--Моя прекрасная Джин, -- улыбнулся сэр Мортайн, поглаживая женщину по плечам, -- Знаешь ли ты, что рыцари короля, те, кто не подчинились моему м-м-м… ненавязчивому влиянию, уехали на поиски сэра Ланселота?…
--Могу предположить это, -- сухо ответила Джинейла, размерно проводя по волосам щёткой, -- судя по всему, ты его боишься. Боишься того, чью жизнь разбил…
Мортайн нахмурился.
--Нет, я не боюсь его, моя прекрасная Джин, -- упрямо заметил он, -- Я только хочу сказать, что после смерти Артура ты всё равно станешь королевой. И мы бескровно одержим победу над своими врагами!
Улыбнулся Мортайн. Королева опустила голову.
--Супруг мой, Артур, очень болен. Я это вижу… Я чувствую свою вину перед ним, и хочу облегчить хотя бы последние его дни.
--Вот видишь, -- многозначительно заметил Мортайн.
--Но если Артур умрёт до, во время или сразу же после Рождественских праздников, я пойму что это дело твоих рук. Какую бы иную причину не назвали самые честные и неподкупные врачи.
Она сказала это очень тихо и очень чётко, всё так же не поднимая головы, медленно расчёсывая светлые, длинные пряди.   
--Леди Джин, -- слегка высокомерно заметил Мортайн, -- Все мы в воле Господа. И только он один знает, когда призовёт нас к себе.
--Тебе вряд ли следовало упоминать Имя Господа, -- вновь отозвалась Джинейла – Ведь ты в Бога не веришь!
Мортайн несколько секунд молчал.
--Ты вдруг пытаешься проявить свою волю, милая, которой, увы, у тебя нет… Потому что вся твоя воля – принадлежит мне. Ты это знаешь. Многое нас связывает. Я уже говорил тебе, что в тот день когда умру я – считай дни до захода собственной жизни… И никакой сэр Ланселот, или другой прекрасный рыцарь, не спасёт тебя, Джин. А сэр Ланселот, к тому же, никогда не простит тебе того, что ты его – и всех – обманула. Потому что это не я, а ты «разбила жизнь», как ты выразилась!, своего чудесного сэра Красавчика!
Лорд Мортайн значительно помолчал:
--Знаешь ли ты, леди Джин, в чём заключается истинное мастерство Мага?… Не в заговорённых пассах, нет! Но в умении поставить перед собой цель, и -- оказаться в нужном месте, в нужное время, а время это особо тонкая материя! И легко, одним словом, может быть очень коротким, или же одним действием – без всяких там пассов  и магической силы! Зачем они нужны! – повернуть поток чужих судеб так, как тебе это нужно! Вот это и есть Магия, милая Джин! 
Мортайн мягко, удовлетворённо улыбнулся. Королева сжала рукоятку своей щётки, хрупкий треск нарушил тишину комнаты. Бросив на ковёр сломанную вещь, она обернулась к Мортайну, произнесла спокойно.
--Но бойся людского гнева, о Великий Маг. И Гнева Божьего, – сказала она серьёзно.
--Гнев – тоже орудие, которое можно использовать.
--И всё же – бойся.
Весомо заключила Джин.
…………………………………………………………………..

   **

Стояли январские морозы, необыкновенно сильные уже вторую зиму подряд. Только-только миновало Рождество.
Шли последние дни, Илэйна чувствовала, что ребёнок скоро должен появиться на свет. Ей стало тяжело, трудно носить эту тяжесть, и она почти не покидала своей комнаты. Лишь поздно вечером она выходила прогуляться, поменявшись одеждой с Бригитой, в сопровождениисвоей верной камеристки.
В замке вовсю судачили о несчастной Бригите, бедной старой деве, которая, судя по всему, понесла… от святого духа, что ли?… Но госпожа всячески жалела и опекала свою молчаливую служанку, и доктор, какой-то странный южанин, приехал и жил последние две недели в замке. Люди побаивались его, обходили стороной.
На время болезни матери Зигвельт жил в половине отца, управлял замком. Леди Илэйна редко приглашала юношу к себе, принимая его всегда лёжа в постели. Юноша очень переживал, видя явную слабость, болезненное состояние матери. Но этот южанин, Ашар, вполне успокоил Зигвельта своими словами, сказав, что матушка его  непременно скоро поправится. И вообще, когда он приехал в замок, то словно бы привёз с собой частичку Юга – стало намного веселее и оживлённее, и как будто  немного теплее. Но сам южанин никак не мог привыкнуть к колючему ветру с моря и северному холоду. Даже в замке, где по меркам слуг было очень тепло, Ашар ходил закутавшись в шубу. Южанин подолгу беседовали с принцем Зигвельтом, обсуждая невесёлые события в Кэмлайте, вести оттуда до них регулярно доходили.
Вся эта смута, жаждущий власти кривоногий сэр Мортайн, королева, безраздельно подчинённая ему, и её, Илэйны, нынешнее изгнание – всего этого могло бы не быть… Думая об этом, Илэйна не могла не видеть своей вины. Она искренне жалела своего брата, говорила обо всём с Ашаром. Но сэр Ланселот канул в неизвестность. И может быть даже, хотя Илэйна не хотела допускать до себя этой мысли, в дороге, неожиданность, случайность могла привести его к страшному исходу… Илэйне оставалось только молиться – о своём дорогом муже, о брате, о том ребёнке, который со дня на день должен был появиться в этом мире. Она просила для всех –  только жизни и счастья.   
В один из первых дней января, ночью, Илэйна проснулась – незначительные боли приходили и уходили через равные промежутки времени. Это означало, что роды начались. Она не стала никого будить, но лежала одна, глядя сначала на лунный, а потом и на утренний серый свет, вливающийся в окно. Схватки ещё не были слишком болезненными, и в промежутках между ними она впадала с состояние полудремоты, так само собой получалось, для экономии сил. Но ближе к утру – боли стали продолжительнее и сильнее. Несколько раз Илэйна садилась на постели, раскачиваясь, тихо вздыхая, сдерживая стоны. Потом вставала, недолго тихо прохаживалась по комнате, и вновь ложилась. Боли постепенно усиливались, но осознание того, что вот сейчас, в эти часы идёт рождение новой жизни, и то, что Илэйна уже не боялась самого процесса – делало эти боли как будто незаметными. Ей только одного хотелось, чтобы и её муж в этот момент был бы где-нибудь рядом… И чтобы он радовался вместе с нею, и через некоторое время – услышал бы плач своего сына, своего первенца… Большей радости, чем рождение ребёнка, Илэйна не знала в своей жизни. Терпя боль, она больше сожалела о том, что не сказала всего Лансу, что скрыла от него. В эти часы она горячо молилась об этом Богоматери, прося её заступничества и прощения – покровительницы всех рожениц.
Когда совсем рассвело, Бригита, как обычно тихо зашла в комнату госпожи, из своей, соседней комнаты. Она увидела, что Илэйна не спит.
--Тихо, Бригита, -- крепко сжала её руку своей влажной рукой госпожа, -- Пусть позовут сюда доктора. Уже схватки… Уже сильные. 
Служанка лишь молча всплеснула руками, лихорадочно зазвонила в колокольчик, вызывая слугу.
Ашар пришёл скоро и, осмотрев роженицу, укоризненно покачал головой.
--Вы, конечно, сильная, терпеливая женщина, леди. Но не до такой же степени!
Тот час забегали слуги, поспешно готовя всё к родам, которые, по словам Ашара, с минуты на минуту могли произойти. Бригита оставалась рядом с госпожой, потому что для всех остальных рожала-то как раз она, Бригита, а не леди Илэйна.
…Но Илэйне пришлось помучиться, ребёнок был крупный. Для вторых родов, уже открытых, свободных родовых путей – она страдала довольно долго в непрерывных схватках. К счастью, знания и опыт доктора помогли ей разрешиться благополучно. В полдень раздался крик – совершенно новый крик в этом доме – и в этом мире тоже. И южанин, вслух, горячо поздравил своего друга, сэра Ланселота, с рождением прекрасного сына, на редкость крепкого и здорового малыша.
Илэйна плакала.
--О, как жалею я теперь, что моего дорогого супруга теперь нет рядом с нами! – взглянула она на врача, осторожно прикладывая младенца к груди. Ребёнок был сильный и здоровый, и сразу же затеребил её сосок.
--Вы сделали Ланса счастливейшим человеком в мире , вы родили ему здорового, прекрасного сына, и должны радоваться этому, а не плакать. Вместе с вашим молоком – дитя должно вкушать радость, а не слёзы, -- заметил Ашар.
--Я сделала Ланса несчастнейшим человеком в мире !, -- вздохнула Илэйна, -- Я позорно скрыла от него, что он в скором времени станет отцом !… Может быть тогда всего, что произошло, и вовсе бы не случилось…
--Он узнает об этом, Саид разыскивает его, и, будьте уверены, что отыщет… Всё в воле Аллаха, дорогая госпожа моя… И испытания, которые он нам посылает, мы должны проходить с честью. А сейчас, судя по всему, как раз и наступило: время испытаний. 
……………………………………………………………………………

 **

Илэйна ещё не могла знать, что несколькими днями раньше в Кэмлайте скончался в мучениях её брат, славнейший король Артур. В этот час, в полдень, тело его покрытое богатым покровом, лежало на столе. Люди пришли проститься с ним. Королева Джинейла рыдала над изголовьем скорбного сего ложа. Колючий снег бился в окна высокого собора, где когда-то давно – как же это было давно! – мальчик Артур был коронован.
Резкое ухудшение в болезни короля наступило после Рождественских, долгих праздников. За три дня до рождения своего второго племянника король скоропостижно скончался. Лекари, вскрывшие тело, сказали в один голос, что смерть наступила от застарелых внутренних болезней, в чём не было ни у кого сомнений.
Джинейла так убивалась над телом своего мужа, что многие поверили её горю, и всё ей простили. Грешен и слаб человек на этой земле… Тело короля Артура, как раз в тот день, когда родился будущий славный сэр Персифаль, было скрыто в тёмном склепе королей Кэмлайта.
Так окончилось легендарное правление славнейшего короля Артура. Никакой ясно выраженной воли по поводу наследника с его стороны так и не прозвучало… И наступили времена короля Мортайна, который, не дождавшись и недели траура, объявил себя законным мужем высокородной лэди Джинейлы, и, в скором времени, был коронован, поддержанный большинством (ещё оставшихся в Кэмлайте) Королевских рыцарей.  О том же, куда исчез славнейший рыцарь королевства, чемпион короля Артура, сэр Ланселот, и вообще никому не было известно. По Кэмлайту бродили смутные слухи о его безвременной кончине в дальних землях, от подлых кинжалов разбойников-сарацинов.

                28.07.2007 -- 18.12.2014