ДВУЧЛЕН ИЛИ ЗАБАВНЫЕ ПОХОРОНЫ
В конце прошлого года мне исполнилось семьдесят, а моей жене семью месяцами ранее – пятьдесят четыре. Еще пять-шесть лет назад она, такая возрастная разница, не бросалась в глаза. Но в последние годы я стал быстро стареть, а у жены как бы начался обратный отсчет лет.
Стал ходить я по поликлиникам и чуть ли не ежедневно делать удивительные открытия. Никогда не думал, что в моем в общем-то небольшом теле может уместиться такое количество всевозможных органов. А желёз сколько! Не сосчитать. И каждая норовит проявить себя, свои самые скверные стороны характера. Сначала заявила о себе поджелудочная. Казалось бы мелочь. Ну, сидишь ты под желудком и сиди. Никто же тебя не трогает. Так нет же! Жаждет внимания врачей.
Потом выяснилось, что у меня есть щитовидная железа. И она тоже жаждет внимания врачей. И вдруг, как гром среди ясного неба, какая-то сволочь окольцевала мой член и, словно удав, стала сжимать мой бедный измученный нерегулярной жизнью отросток. Врач сказал, что ее, эту сволочь, зовут простатой. В результате у меня, наконец-то, появилась личная «недвижимость».
И однажды жена мне говорит, вернее спрашивает:
– А ты, милый, знаешь, что в нашей стране мужчинам положено жить меньше, чем женщинам?
– Да, я читал об этом. Дикое соотношение: пятьдесят восемь и семьдесят три.
– Вот! А тебе уже семьдесят, то есть ты давно пережил среднего россиянина.
– Ты куда клонишь, любимая?
– А туда, милый, что неровен час я останусь безутешной вдовой.
– Ясное дело. Все мы под Богом ходим.
– Я рада, что ты меня понимаешь. Пойми и другое: где мне с моей пенсией взять деньги на твои похороны.
– Да, не хорони ты меня раньше времени! Может, я, как лицо кавказской национальности, до ста лет доживу.
– Все может быть. Но все же я думаю, что с твоим здоровьем и откровенным алкоголизмом, тебе немного осталось.
– Та-ак! И что же ты предлагаешь, любимая?
– Ты только не горячись, милый. Я подумала, что тебе надо стать членом какой-то такой организации, которая сама хоронит своих членов, без помощи родственников.
– Например, общество с ограниченной ответственностью «Дубовая крышка» или ОАО «Вперед ногами»?
– С тобой в последнее время стало очень трудно разговаривать. Я думала, что мы, как взрослые люди, сможем спокойно и по деловому обсудить этот непростой вопрос.
– Конечно, любимая. Мне просто хочется пошутить на последок над предстоящими мне в загробной жизни превратностями. Ведь ясно же, что путь в рай мне заказан.
– Я думаю, что тебя с нетерпением ждут в аду.
– Ну что же ты так сразу и в ад? Может быть, я какое-то время в чистилище перекантуюсь.
– Глупости! Чистилище – это у католиков. А ты же у меня православный!
– Ладно, не заводись. Давай ближе к делу: что ты предлагаешь?
Короче говоря, собрал я два комплекта всех своих произведений – а их оказалось не так и мало – и подал, как принято у абитуриентов сразу два заявления – в Союз писателей России (СПР) и в Союз российских писателей (СРП). Я же не думал, что они отгорожены друг от друга китайской стеной и совершенно не ведают, что где твориться. Процесс, как сказал бы известный в прошлом политик, пошел, и я стал членом сразу двух всероссийских союзов. Выяснилось это только через год, когда местные СМИ проведали, что я перешел из разряда писак местного разлива в настоящие писатели. Посмеялись, конечно, пошутили от души, прозвали меня двучленом. Но менять ничего не стали. Какой резон? Да и неловко было руководителям наших отделений выставлять себя перед столицей дураками: это же надо, в одном городе, на одной территории и – и такой ляп! Так и остался членом двух писательских организаций по кличке «двучлен».
Вскоре после того, как меня почти одновременно приняли в Союз писателей России и в Союз российских писателей, сбылось предсказание моей супруги и я благополучно умер. Оба отделения союзов независимо друг от друга стали готовиться к моим похоронам. Оба отделения союзов абсолютно независимо друг от друга решили похоронить «известного» дальневосточного писателя на престижной аллее старейшего городского кладбища. И также независимо друг от друга оба отделения союзов решили провести поминки в самом престижном в нашем городе ресторане «Зеленая лампа».
И что же из этого получилось!
Пока на престижной аллее старейшего городского кладбища работяги копали для моих гробов рядом две могилы, все было спокойно. Волнения начались, когда в морг за моими бренными останками приехали сразу две машины. Наряды у шоферов были как под копирку – забрать гроб с телом имя-рек и доставить для всенародного прощания в актовый зал союза.
Работники морга растерялись: им еще ни разу не приходилось делить труп на части. Нет, за определенное количество алкоголя они бы охотно сотворили и это богопротивное дело. Но платить никто не собирался.
Разгорелся скандал. Приехали оба председателя наших отделений писательских союзов – поэт Иванов-Водкин и поэт Петров-Первач. Все знают, что поэты обладают невероятным, просто космическим честолюбием, и потому именно они возглавляют большинство региональных отделений союзов по стране. Каждый поэт считал себя и будет считать впредь, безусловно, талантливее и значимее других, поэтому вначале выяснение отношений между председателями не было конструктивным, а носило взаимно оскорбительный характера в режиме «А ты кто такой? Да я таких!»
Но время шло, а так как работники морга стихов не читали и в поэзии совершенно не разбирались, пришлось поэтам-председателям искать компромисс. Эти нелегкие поиски под насмешливые реплики работников морга увенчались следующим решением, закрепленным в соответствующем протоколе. Первое: труп «известного» дальневосточного писателя имя-рек не расчленять. Второе: проводы провести в актовом зале СПР. Третье: купить еще один гроб, и завалить его цветами с тем, чтобы он сыграл ту же роль в актовом зале СРП. И последнее: похоронить «известного» дальневосточного писателя имя-рек в таком же порядке в двух гробах. Все! Катафалки разъехались по союзам.
«Всенародное» прощание с «известным» дальневосточным писателем имя-рек и в том и в другом союзе писателей прошло без эксцессов. Интересное началось на кладбище, где положено было говорить речи.
Поэты Иванов-Водкин и Петров-Первач, стоя рядом, но спиной друг к другу самозабвенно пели мне, «известному» дальневосточному писателю алиллуйю. Собравшийся народ из числа писателей слушал и посмеивался. От избытка хвалебных эпитетов даже искусственные цветы в гробу СРП невероятно расцвели и залпом выбросили «на гора» целое облако сладкого эфира.
А я, лежа в гробу СПР, радостно посмеивался – ведь мне за всю мою жизнь не доводилось слышать о себе столько хорошего. Оказывается, я был весьма порядочным человеком. Но главное – я был невероятно талантливым разносторонним писателем и меня явно недооценивали при жизни, в том числе и я сам. Но будущее поколение читателей воздаст мне по заслугам. Мне даже захотелось восстать из гроба и немедленно создать нечто еще более нетленное в области нашей местечковой литературы.
Однако, самое значительное в связи с моими похоронами произошло на поминках в ресторане «Зеленая лампа». Для писателей СПР вдоль окон были сдвинуты столы в один ряд, образовав общий стол с двусторонней посадкой. Писатели СРП в связи с малочисленностью разместились за двумя рядом стоящими столиками.
И начались тосты! Сначала длинные, многословные, невероятно скучные. Потом, по мере убывания огненных вод и приближения мениска ко дну сосудов, тосты становились все короче и короче пока не дошли до естественного предела – «За нас! И пусть все будет хорошо!». При этом между писателями СПР и СРП наметилось некоторое дружеское сближение. Прозвучал даже тост за писателей вообще как основы культуры развитого общества.
Но тут оказалось, что и бутылки и графины имеют весьма ограниченные объемы, и потому уже начисто опустели. В головах писателей СПР и СРП одновременно возникла одна и та же идея – добавить! Началась складчина. Председатели, Иванов-Водкин и Петров-Первач, как наиболее обеспеченные среди собравшихся, внесли самые значительные суммы. Появилась новая батарея бутылок. И новый первый тост был по совету известного киногероя «дяди Миши» короток, как выстрел, – «За литературу!». Следующий – «За нашу литературу!».
Когда в новом заходе налили по третьей, кто-то, кажется поэт Сидоров-Социальный, закричал: «За взаимопонимание!». Выпили, не вникая. Но, закусывая, Иванов-Водкин доброжелательно посмотрел на Петрова-Первача, а Петров-Первач, тоже закусывая, не менее доброжелательно посмотрел на Иванова-Водкина и оба в унисон воскликнули: «А что мы собственно делим?!»
И действительно, что им было делить? Ведь читатель выбирает для чтива то, что ему больше по душе, не зависимо от того, кто его создал – член СПР или член СРП, или вообще не член союза – какой-нибудь Грин или тому подобный Манн. Разделить еще как-то можно подписчиков на газеты и журналы. Но читателей литературы не разделишь – они независимы и свободны в своем выборе, как Роман Абрамович при покупке футбольного клуба или прогулочной яхты.
Иванов-Водкин и Петров-Первач сдвинули стулья и стали друг другу наперебой жаловаться на гнет столицы. Известно, что наличие общего врага объединяет даже самых непримиримых. Окопались, понимаешь, там, в Центре, отнюдь не самые лучшие умы и отнюдь не самые талантливые поэты. Но ворочают вот делами союзов как хотят, преимущественно, само собой, в свою пользу. Толстые журналы издают, деньги – все там, презентации, выставки – все в столице. А в провинции лишь крохи. И те мы тут делим, обижаясь и обижая друг друга. Надо объединяться! Объединяться вопреки и против столицы.
Тут же, на поминальном столе, набросали протокол объединения, который назвали Вечем провинциальных писателей (ВПП). Немедленно подписали его и тут же обмыли.
Моя душа, которая, как принято, витала над поминальным столом, от души, если можно так выразиться по отношению к душе, радовалась происходящему. Надо же! Своим двучленством, то есть членством сразу в двух союзах писателей, и последующей затем смертью я принес больше пользы, чем всем своим творчеством вместе взятым. Это ли не счастье! Это ли не упокой души!