Рядом со мной многие приходили к Богу и оставались с Ним до последнего дыхания, другие приходили и уходили навсегда разочарованными, или озлобленными, третьи ради Него оставляли мир, не было только равнодушных к вопросу веры. Но не в одно корыстолюбивое сердце Он не вошёл, сколько не били себя в грудь поборники моды, украшавшие уши и грудь массивными золотыми крестами. Сегодня, сколько бы мы не блуждали, если готовы, то Господь поведёт диалог с каждым, без посредников. Но как страшно, приняв решение, стать предателем!..
Весёлой, бесшабашной, энергичной, трудолюбивой и заботливой Верке повезло – не окончив школу, удачно вышла замуж. Сначала не регистрировали брак по малолетству, потом по её капризу: «Любовь не нуждается в штампах!»
С годами обзавелись домом, обширным хозяйством. Работала с мужем от зари до зари. Не было только детей. То ли по усмотрению Бога, то ли первый аборт тому виной. Когда отмечали 35-ти летний юбилей хлебосольной красавицы хозяйки, принесли телеграмму: «Сестра тяжело больна. Нуждается в уходе. Срочно приезжай».
Три долгих месяца она боролась за жизнь последней родной кровиночки. Когда возвратилась из Ленинграда, чужие люди даже не пустили в калитку родного дома. Самая близкая подруга забеременела от её мужа, зарегистрировалась с ним и перечеркнула 20 лет их совместной жизни. Спешно продали дом, хозяйство и уехали в неизвестном направлении.
Не стала Верка выть, ломать руки, не стала последнее барахлишко у переселенцев выклянчивать – что посчитали не нужным, принесли сами. Закрылась на неделю в комнате у соседки, не принимала друзей, с сочувствующими взглядами, сжигала табаком, заливала самогоном неизбывную боль и обиду. Вышла из затвора почерневшая, ссутуленная и постаревшая на добрый десяток лет, но с твёрдой решимостью во взгляде. Собрала немудрёное барахлишко, остатки денег, никому ничего не сказала, купила билет на ближайший поезд, до Владивостока, и отправилась в неизвестность. В алкогольно-никотиновом угаре, не контролируя своих действий, вошла в плацкартный вагон, заняла место у окна и долго следила отрешённым взглядом за уверенной поступью весны, в нежном, золотисто-вербном уборе.
- Впервые не к земле бегу, а от земли убегаю, - вырвалась, облачённая словами, боль.
Попутчик, смерил её изучающим взглядом:
- Что ж так-то?
- Убила младенчика, теперь приспело время моей погибели, отреклась земля за скверну мою. Как очистить её, как отскрести, чтобы приняла, упокоила меня грешную?! Пивка бы холодненького, разогнать туман в голове.
- Угощайтесь. Ещё не согрелось. А может, заодно, и поужинаем холостяцкими разносолами?
При виде, истекающей жиром, розовой мякоти балыка, мраморной мозаики окорока и от аромата малосольных огурчиков, у Верки закружилась голова.
- Не откажусь.
Анатолий не лез в душу с вопросами, оказался талантливым слушателем, и оттаяла Веркина душа, пролилась спасительной капелью слов.
- К сестре не поехала. Убьёт её моя беда. Всё равно узнает, но позже и не от меня. А он-то, единственный, любимый! Наверное, на чемоданах последнее письмо писал: «Верашка-милашка, корову продал и высылаю денег на дорогу, чтобы их отсутствие не продляло нашей разлуки. Я ещё подумала: «Кто у него так дорого купил?»
- Приедем, я должен сразу появиться на судне. После обеда буду дома. Вот тебе адрес, приходи обязательно, - Анатолий протянули листок, вырванный из блокнота.
Верка села в трамвай, чтобы посмотреть город. Приступ жажды выгнал её на остановке Луговая. Попивая пиво, наблюдала за оживлённым передвижением народа, и чувствовала, как начала согреваться, оживать её помертвелая душа. Неожиданно перед ней остановился автобус 4Д. Верка аж головой затрясла!
- Что за наваждение! 4 – вагон, 4 – место, трамвай 4 и теперь автобус! Куда он привезёт меня!?
Она вошла в салон и села. Время близилось к полудню, и надо было расспросить про адрес, оставленный Анатолием. Верка открыла хозяйственную сумку, достала дамскую сумочку с адресом, деньгами, документами и у неё помутилось в глазах!.. Ничего… Пусто… Кто?! Где?! Когда?! Из оцепенения вывел голос водителя:
- Дамочка, конечная остановка "Автовокзал", автобус дальше не едет – у меня обед.
На ватных ногах покидала автобус, выслушивая оскорбления водителя, за неоплаченный проезд. К вечеру резко похолодало. Автовокзал на ночь закрылся. Скрючившись на скамье, Верка старалась унять противную дрожь. Потом, начала ходить, чтобы согреться и набрела на огонёк – выжигали мусор на помойке. Разложила на прогретый бетон барахлишко, остальным прикрылась и забылась в тяжёлом, одуряющем сне. Утром её разбудил шум – заработал мусорный конвейер базара. Мусор несли в мешках, коробках, сумках. Вываливали, где попало, и как попало – переполненные контейнеры ещё не вывезли. С отвращением наблюдала за безобразием каких-то общипанных, замызганных земляков и торгашей-иностранцев, которым глубоко наплевать на престиж чужой страны, санитарное состояние города и стон поруганной земли.
- Эй, дарагой, червонца получить жалаешь?
Верка сначала хотела послать его многоэтажным к Макару за Захаром, но подумала: «Без имени, без племени, без гнезда! Мне ли дёргаться!», и побрела за «хозяином», как побитая собака.
Идти ей было некуда. Странное, недостроенное сооружение стало укрытием от ветров и дождей. Натаскала туда коробок, тряпья и устроила довольно сносное для весны лежбище. «Стол» её был разнообразный: калорийный, витаминный, правда, не первой свежести. Рядом работал пункт по приёму стеклопосуды. Сортируя мусор и поддерживая относительный порядок на помойке, она постоянно имела деньги. Проблема была только с водой, но выручали недопитые бутылки с Бонаквой, Ласточкой, Монастырской. Круглосуточно коптивший «очаг», позволял готовить, горячую пищу, разившую смрадным дымом.
Под коробками скоротала последние весенние, снежные заносы, вот только натруженные ноги начала волочить – не смог зловонный огонь выгнать из них холод и прорывалась простуда наружу чудовищными фурункулами, но безотказно ползла она за каждым, кто приглашал подмести мусор у лотка, вынести ведро с испражениями, или неподъемный мешок с отходами. Пережила лето, подкармливая скромной добычей, таких же страдальцев, как сама и снискала любовь с уважением у всех окружающих. Мы подружились после того, как, однажды, в промозглый осенний вечер, я предложила ей горячий ужин. Она с наслаждением вкушала горячий борщ, шмыгая оттаявшим носом. С закопченого лица, обрамлённого тёмными завитушками склоченных, немытых волос, на меня с благодарностью поглядывали ясные агатинки глаз. После ужина поведала свою горькую судьбинушку.
- Сегодня впервые без боли смогла оглянуться назад. А то, как вспомню – в горле спазмы, трясёт всю. Выпью, забудусь, немного отпустит.
- Верушка, поверь, не напрасно Господь привёл тебя ко мне – искупились все твои грехи в страданиях. Ты такая трудяга! Одинокой и без документов можно с жильём работу отыскать. Приближается зима - бросай ты эту свалку, попойки, иначе погибнешь. Сходи в церковь, помолись, покайся, глядишь, и устроится твоя жизнь.
- В таком виде, кто туда пустит!? А Бога я постоянно вспоминаю, только Он не слышит меня, да и где те работы искать, может, ты поможешь?
- Через два дня возьми газету «Дальпресс», садись на телефон и что-нибудь подыщешь.
- Что смеяться! Где я телефон возьму?
- Хорошо, молись, попытаюсь тебе помочь, а ты завязывай со своими собутыльниками, не бросишь пить, зимовать тебе под коробками. Не думаю, что твои друзья стоят таких жертв.
Через два дня я позвала её к себе.
- Радуйся, подружка! Сама Любовь завтра приедет за тобой. Жить будешь одна на даче, тебя будут кормить, одевать, обувать, на зиму найдут работу, на даче есть баня. Естественно, топить её и готовить пищу будешь сама. Тебе нужно только жить там, следить за чистотой, работать на грядках
и кормить собаку. Завтра в обед они едут на дачу и прихватят на остановке тебя, только не пей – не подводи меня, я так тебя расхваливала.
Мы предполагаем, а Господь располагает. Нарушила Верка обещание, устроила с утра прощальные посиделки, и пронёсся рай мимо, по глупейшему недоразумению. Две остановки под одним названием, ввели в заблуждение и нас, и Любу. Мы стояли на одной, она на другой. Поняли это тогда, когда её машина проскочила мимо нас, после назначенного времени для встречи. Повторная попытка встретиться, разбилась о массу препятствий. «А счастье было так близко. Так возможно». Нарушение обещания – сродни предательству. Не приложись Верка к прощальным рюмкам, и всё сложилось бы иначе. После моих упрёков, покаялась, но я думала, что всё потеряно и прекратила суету. Однако снова Господь распорядился по иному. Без всякого предисловия подходит ко мне высокий, стройный, симпатичный мужчина – одногодок:
- Водички не найдётся?
Попил и продолжил монолог:
-Жена умерла недавно. Тоскливо одному. Нет у тебя на примете хорошей женщины, скрасить моё одиночество. Работой перегружена не будет, захочет пусть сажает огород, не захочет, неволить не будем – у моей дочери три дачи. На одной строят коттедж. Я у них за сторожа. Деньгами и продуктами дочь обеспечивает вдоволь, да только без хозяйки растаскивают у меня всё, порой и собакам не оставляют.
Я познакомила с Веркой, и она понравилась ему. На следующий день он явился с вещами своей жены, - Веркин королевский наряд не подходил к путешествию на электричке. Но, проехав три остановки, она вернулась в родное болото. Объяснила своё возвращение тем, что испугалась Виктора. Так повторялось трижды. Он приезжал с вещами, выпивкой, закуской. Съестные припасы поедались, вещи приходили в негодность, а Верка с полпути возвращалась к своему лежбищу.
Мне надоело её легкомыслие и на некоторое время она выпала из поля зрения. Дворник соседнего участка остановил меня недели через три после первых заморозков:
- Слышала новость? Верку в ожоговое отделение увезли на машине скорой помощи. Ночью видно околела совсем. Выползла погреться. Набросала коробок на угли. Порывом ветра пламя рвануло в её сторону. На больных ногах не увернулась. Вспыхнули утеплённые китайские брюки. До костей обгорела. Сильно кричала, когда выдирали из мяса спёкшиеся куски синтетики!..
В бессознательном состоянии женщина металась, стонала, бормотала бессвязные фразы, в которых крепко вплетено было слово: «Прости!»
Не контролируемым сознанием наблюдала за своим младенцем, расчленённым на молекулки, который плакал, целуя искалеченные ноги. Его слезы разъедали солёной горечью воспалённые раны, причиняя нестерпимую боль.
- Мамочка, любимая мамочка, я жду тебя. Иди ко мне. Я так тебя люблю!
7ноября, когда базары засыпали свалку остатками нереализованных гвоздик, Верки не стало. На отдушине бомбоубежища бомжи выложили гирлянду из подмороженных и надломленных цветов в память о подруге. Присев на бордюр, тихо помянули усопшую и постепенно покинули гостеприимный уголок, прибившись к другим стаям, или окоченев в безлюдных развалинах