Как-то Мара и Чуня увидели девушку… улыбку её…
Нет, это была не та улыбка, которая - губы.
Это была улипка.
Именно она.
Именно так.
После этого - такого, они сразу влюбились в неё, сразу.
Мара полюбил её за ум-ум, а Чуня исключительно за красоту-ту.
Долго они спорили, что важней для девушки, что главней?... ум или красота?
– Вот смотри, ты умный, а я красивый, – аргументирует Мара…
Но Чуня упорно не соглашается, перебивает, постоянно не даёт договорить.
Тогда Мара предлагает Чуне стать красивым, – ну чтоб понять – на шкуре ощутить прелести красы… Примерить.
Но Чуня, самым осло-бараньим образом перебивает, говорит, что он УЖЕ самый умный и самый красивый... что ему далеко до него... что, прежде чем лезть своим рылом в эту "вазу", Мара должен долго работать над собой... годами совершенствоваться, прям, веками.
Мара, почему-то стал упорно возражать.
Никак не складывается у них распределения и решения.
Никак.
Тогда решили они пойти к той девушке и попросить у неё совета.
Пошли.
Пришли.
Только она увидела их… эти горящие глаза... эти пружины... щёчки её от смущения зарделись…
Да так красиво это у неё всё вышло…
Так красиво когда щёчки – бурячком, губки – малинкой, глазки – смородинкой, носик – сливкой, горошинкой, фасолькой…
Жаль ушки не рассмотреть.
Ну и хрен с ними.
А дальше…
А ниже...
Ниже арбузики, дыньки и другие мармелады явно припрятаны...
Явно.
Друзья сглотнули слюну, и сразу предложили ей выбрать.
Выбрать и немедленно выйти за них замуж.
Немедленно!
Девушка оказалась на редкость настоящей.
Тогда Чуня, чтоб от скромности она не наделала глупостей, поясняет, что он собирается жить с ней как с умной, а этот – тычет он пальцем в сторону Мары, – собирается обращаться с ней как с красивой... куклой безмозглой, сука.
Девушка ничего не поняла… вздохнула.
Она умеет.
Шепот-камыш...
– Выбирай! – кричит Чуня.
– Да! – громыхает Мара, – да!
– Хочешь, на моём фоне быть вечно красивой?! – иди ко мне, – настаивает Чуня.
– Не хочешь быть, - настаивает Мара, - стать куклой безмозглой? – иди ко мне... быстрее, немедленно!
- Конечно-конечно, - продолжает преисполненный азартом Чуня, - ага-ага, настоящая красота не исчезает. Я обещаю любить тебя... любить даже тогда, когда ты станешь не красивой, страшной... настолько страшной... до неузнаваемости, до ужаса, до крика, до инсульта, до...
Бэ-э-э-э...
- Давай-давай, - вступается за нее Мара, - этот эротоман счас расскажет тебе, счас наобещает... А я уже люблю тебя. Душу люблю, там, ум, ум-ум...
А тело твое... Красивей видали.
Знаешь, сколько у меня было этих тел? И где они сейчас? Где? Струйками, табунами ползут за мной... за умом моим... здравомыслием. Потому, что я - фундамент, гарант, твердь...
Мы не будем друг другу закрывать рты его сопливыми поцелуями.
Мы будем разговаривать, рассказывать... ртами.
Ртами - рассказывать, глазами - читать, руками...
Всё будет использоваться по назначению.
Обещаю.
Клянусь!... по назначению!...
- И я клянусь! - выстреливает Чуня - и я!
- А я! - подхватывает Мара, - я вообще на крови клянусь!
- А я на крови, магии, черепах... Что там еще есть, клянусь.
- А я готов всех убить, проклясть и поклясться на трупах-жертвоприношениях.
- Даже на детях и младенцах? - дрогнул Чуня.
- Да! Даже на стариках, женщинах и детях! Даже на живых и мертвых. Даже на тебе.
Чуня попятился.
- Что, выкусил? - выравнивается довольный собой Чуня, - что, сдаешься?
Девушка испугалась… и заплакала.
Сидит, плачет.
Почти сильно.
Почти рыдает.
Друзья успокоились... посмотрели на неё со стороны…
Глаза красные, мокрые...
Нос мягкий, пухлый, сопливый.
Ливерная колбаса.
Посмотрели они на эту колбасу... рассмотрели и решили, что не такая уж она и красивая.
Глупо плакать, когда нужно на вопросы отвечать.
А она всё плачет и плачет.
Посмотрели они, посмотрели да и ушли довольные.
Короче говоря, остались друзьями.