Мужчина устало шел по тротуару, день клонился к вечеру. Снег, выпавший еще к утру, несмотря на середину осени таять не собирался и лежал на земле хлопьями темной грязи раздражая самим таким видом. Еще по самому характеру как говорится мужчину никогда не звали, он всегда сам приходил. А сейчас и сама жизнь Жоре не позволяла торопиться. Ранения, хромота и неизменная трость заметно замедляли его движения.
День выдался тяжелым и от этого по тротуару он двигался еще медленнее. Вон и угол его дома, метров 50 осталось, пройти по тротуару мимо отделения Сбербанка в цокольном этаже 12-этажки и перейти на другую сторону слабо освещенной улицы, где и автомобильного движения обычно никакого нет, только если домой кто во двор едет или из дома. И вдруг кинув взгляд на противоположный тротуар Жора похолодел. Там снова стояла Она. Второй раз в Жоркиной жизни. Первый он будет помнить всю жизнь, зимнее утро в Грозном, когда взгляд Ее скользнул по его фигуре из окна дома напротив, а потом погиб Пашка, находящийся рядом. Не он Жорка, а Пашка. Вот что значит пристальный взгляд Смерти. Она всегда за кем-то приходит. Просто не дано было раньше этого видеть. И позже Жора такого уже не видел. А ведь была бессмысленная война, кто то кого то убивал, Жора стрелял, в него стреляли. Ранения от шального взрыва, осколочные, госпиталь, инвалидность, демобилизация. И вот снова Она на него смотрит.
От неожиданности Жора зацепился за бордюр ногой и рухнул в эту сероснежную грязь как подкошенный. И наверное за какие то мгновения перед его глазами возникла любимая синева глаз Иринки, а губы… губы шептали все известные молитвы. Ну и что что Иришка теперь не рядом и Жора ей не нужен, глаза то небесно-любимые все равно. И жить жить в этот момент хотелось пронзительно. Хотя бы не за ради этой синевы глаз, а ради Справедливости. Мир несправедлив и с этим надо бороться. Вот только Жорка видимо не успеет – пришла и за ним, уже сегодня. Только молиться и остается. И он, практически атеист, лежа в этой снежной уличной грязи молился, замирая сердцем молился так как баушка еще в детстве учила.
Жора поднял голову над бордюром – Смерть все так же смотрела в его сторону холодным бесцветным взором. Но что-то разительно изменилось. Он чувствовал, что идет спор и ему подарены мгновения жизни. И тут мимо, светя фарами пронеслась незнамо откуда возникшая машина. Если бы сейчас мужчина переходил дорогу его бы эта машина сбила, ведь ходит он очень медленно. Значит не зря Она на него посмотрела, вот только что-то не складывалось в этом пасьянсе жизни – Жорка то еще живой.
И тут в голове две фразы…будто сказанные. Хотя в мире вроде как и звук то выключили, а сказанное будто вложили в его голову
– Пойду я, а то дел много…а раз вам Воинов Света не хватает – забирайте
– Вставай Воин Егорий, не время еще для твоей смерти.
Егором его только баушка казачка волжская и звала, в далеком детстве. А так то Юркой, то Гошей или как в войну и после – Жорой. Выслушав наставление видимо одного из Архангелом он ошалелый от всего произошедшего с ним сегодня с немалым трудом понял, что сегодня он должен был погибнуть, но молитвы были услышаны Богородицей, и Пречистая заступилась – Покров как никак, время для чуда.
Как Егорий тогда до дому те 50 метров добирался он потом и не вспомнил. Помнил только снег на лице и в волосах, да будто купол над собой создавший тишину. Утром только он зато точно знал, что ему делать. Без палки и не хромая, но абсолютно седой, будто засыпанный снегом Егорий явился на ипподром и устроился конюхом при лошадях. Устраивала теперь его такая служба не по деньгам – по душе. Хотя ипподром и находился от его дома неблизко – пешком через полгорода. Случалось потом все чаще, что и помогал местной детской конно-спортивной школе, да местному православному казачьему клубу. Без всякой просьбы, и не за плату, а просто, потому что так будет правильно. Только когда раны привычно ныли он шел на конюшню, садился около своего Гнедка, обнимал склонившуюся к конюху умную голову коня, и они надолго так замирали. Но вот хромать и пользоваться палкой для устойчивости Егорий перестал напрочь и сразу. Так что боли были скорее фантомные как объясняют медики, или из прошлой жизни, как считал сам Егорий. И уходили после долгого, но молчаливого общения с конем, понятного только им самим. Никогда и никому Егорий теперь не отказывал в помощи, исправно посещал местный Храм Богоявления Господня.
Откликался же мужчина теперь только на имя Воин Егорий, будто забыв всю свою прежнюю жизнь, будто вычеркнув. Теперь у него был другой фронт и другое Служение. Единственное чего понять Егорий не мог по сию пору жизни так это то, за что его так любят. Нет не взрослые, сложно у них с Любовью. Любили практически любые животные. И малые дети. И он отвечал им тем же. Просто потому что любовь к окружающему миру его переполняла, и он ей делился. Хотя да, добро должно быть с кулаками. Пару раз он разогнал хулиганов, однажды щелчком по лбу угомонил соседа, орущего у подъезда непотребства разные по пьяному делу. Егорий не считал это каким достижением и не любил вспоминать о таком, лучше в очередной раз показать мальцам как взлетать в седло или не пользоваться при езде поводом. Вот это дело и это действительно важно. А от всех этих вопросов Воин обычно отшучивался. Разве ножи и прочие острые предметы его не брали? Так это все ерунда – противники себя то боятся когда острое что в руки берут. Сами они, исключительно сами. Егорий просто напротив стоял. Справедливость же, как и положено Воину, можно восстанавливать походя. И незаметно.
А когда репортеры его увидели на ипподроме, при деле, то не сразу видимо и нашлись что спросить, и спросили первое пришедшее в журналистскую голову судя по нелепому звучанию вопроса.
–А сколько же тебе лет Воин Егорий?
Идущий к лошадям Егорий обернулся и лучезарно так улыбнулся – Всего ничего, 38й год пошел недавно.
– Отчего ж седой то такой, а Воин?
– След от Покрова – пожал плечами снежно седой но ощутимо духовно сильный мужчина и не прощаясь широкими шагами пошел по полю к своим лошадям.
продолжение http://www.proza.ru/2016/05/06/1666